Студопедия — 26 страница. Вот как рисуется ему картина современных нравов:
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

26 страница. Вот как рисуется ему картина современных нравов:






Вот как рисуется ему картина современных нравов:

"Современный человек прежде всего желает быть богатым. Если бы он еще верил в волшебниц, он, конечно, избирал бы в крестные матери своим детям фею богатства, как бы она ни была уродлива...

Богатство во все времена прельщало людей; но прежде оно казалось столь недоступным большинству, что люди не смели мечтать о нем. Теперь все хотят быть богатыми: кому это не удается - раздражается, обвиняет общество. Стремление к благосостоянию и к наслаждениям охватило все классы.

Люди, прежде мирившиеся с общественным положением своих отцов, теперь требуют гораздо больше удобств, роскоши, отдыха, денег.

Богатство возрастает очень быстро, но еще быстрее взрастают потребности в нем. Увеличилось благосостояние, но совершенно несоразмерно увеличились потребности, усилился аппетит.

В то же время никогда еще богатство не возбуждало такой зависти, как именно теперь, когда оно кажется доступным всем. "Отчего они, а не мы? Чем мы хуже других?" - ежедневно повторяют миллионы людей, у которых ум и воля обращены к одной и той же цели. Кто беден, тот считает себя несчастным, признает себя жертвой общественной несправедливости.

Поголовная погоня за богатством - вот зрелище, представляемое современным обществом...

К этому лихорадочному состязанию отцы готовят своих детей. Воспитание - по большей части как бы дрессировка, натаскивание на погоню за богатством.

И при этом американцам мы представляемся косными и неповоротливыми! Америка - вот где поистине погоне за богатством подчинено все! Отрешившись от всех традиций и пут, наложенных на человечество его прошлым, янки могут считаться классическим типом людей, от мала до велика стремящихся к богатству.

Но так ли уж в действительности мы отстали от Америки?

Не изуродовала ли и нас в физическом и духовном смысле эта напряженная погоня за деньгами? Совесть у нас стала покладистая. Понятия о честности измельчали. Душа современного человека, до болезненности изощрившаяся в наслаждениях, огрубела и стала менее восприимчива к укорам совести. Деньги, приобретенные нечистыми средствами, не жгут нам руки. Прямая бесчестность нас еще смущает, но меркантильный дух проникает всюду...

Деньги являются общим мерилом заслуг. Куда мы ни заглянем, везде профессиональное чувство чести понижается, коммерческий дух царствует повсюду. Блеск золота гипнотизирует и ум, и совесть.

Для большинства современных людей значение человека измеряется не его способностями или душевными качествами, а количеством его денег. Мало того - это чувство переносится на целые города, провинции, страны, нации. Мы дошли до того, что ценим народы по их богатству. Это - бедная страна! Сколько презрения слышится в этих словах!"

Но самое поразительное заявление делает автор книги "Власть денег", когда переходит к анализу корней этой власти. Он подробно описывает упадок нравственности, идеологический вакуум, патологическое развитие потребностей, приводящее к тому, что не только довольствоваться малым никто не хочет - трудно найти человека, который согласился бы довольствоваться многим. Но все это - факторы, заключенные в самом человеке, в его духовном несовершенстве. Логика рассуждений заставляет перевести взгляд на более общий уровень, рассмотреть условия, не позволяющие человеку быть другим. И тут нам предстоит испытать настоящий шок.

"Власть денег обусловливается демократическим строем нынешнего общества. Вопреки своей сущности, демократия широко раскрывает дверь влиянию денег.

Деньги - неизбежный властелин демократии. На развалинах прежнего государственного строя возникает новая власть, именуемая богатством. Она одна признается всеми. Богатство является единственным наследником всех прежних авторитетов и прав. Оно одно уцелело и почти одно устанавливает иерархию между людьми".

Как же развивается и как доказывается этот взрывоопасный тезис?

Семя, из которого вырастают все демократические идеалы и воззрения, - это заложенное в наших генах, а возможно, еще глубже стремление к равенству. Единственное, что, хотя бы теоретически, оправдывает с этих позиций возвышение одних людей над другими, - это превосходство ума и способностей. Подготовляя свою победу над любым другим, предшествующим ей, общественным строем, демократия клянется покончить с привилегиями и обеспечить преобладающее влияние самым достойным. Но вскоре обнаруживается пустота этих клятв. На смену прежним элитам приходит денежная аристократия. Былые привилегии заменяются привилегиями богатства. Можно сколько угодно доказывать, что оно доступно всем как награда за разумный и добросовестный труд, - жизненная практика не дает этому подтверждения.

"Для народа, - утверждает наш пока что безымянный автор, - существует только одно осязаемое, легко всеми отличаемое превосходство - это богатство. К нему относятся недоброжелательно, но ему завидуют, оно завораживает, так сказать, против воли. Толпа взирает на миллионера со смешанным чувством зависти и почтения. Как прежде святой, так теперь миллионер окружен разными таинственными преданиями, а деньгам, как прежде божествам, приписывается способность творить чудеса".

Равенство перед законом, политическое равноправие, всеобщее голосование кажутся людям сплошным надувательством, если нельзя немедленно превратить равенство политическое в имущественное. Но это действительно невозможно.

Из всех аристократий, когда-либо существовавших, денежная элита имеет наиболее подмоченную репутацию. Богатство - в особенности когда его накопление происходит на глазах ныне живущих - кажется случайным, не подкрепленным исключительностью личных достоинств. Всегда существует подозрение, что к своему обладателю оно пришло неправедными, незаконными путями.

Элита демократического общества, проложившая себе путь наверх благодаря большим деньгам и с их же помощью закрепляющая свое положение, не окружена ореолом легитимности, как это было со старой дворянской аристократией или с ближайшим окружением диктатора какого-либо деспотического режима, опирающегося на силу. Дело в том, говорит автор, что деньги сами по себе не пользуются уважением. В них есть нечто вульгарное. Денежные люди по большей части не отличаются ни особенными личными качествами, ни прирожденным, унаследованным благородством в поступках и обращении, - словом, у них нет того, что как бы узаконивало влияние даже той части аристократии, которая возникала по принципу "из грязи в князи", по капризу монарха, благодаря недюжинному умению льстить и угождать.

Но до окончательно недосягаемых высот разоблачительный пафос поднимается в главе, где исследуется власть денег во власти, то есть их влияние на политику.

Государственная власть становится предметом торга. Наивно было бы утверждать, что это полное новшество во всемирной истории. Безнравственность, продажность во все века сопутствовали политике. Версальский двор руководствовался точным прейскурантом - Людовики точно знали, сколько кому платить в Германии, Польше, Швеции, Риме. Возмущенный Монтескье писал, что англичане недостойны своей свободы. "Они продают ее королю, и если бы он ее возвратил, они снова бы продали ее. Министры только и думают о том, как бы восторжествовать над своими соперниками в Нижней палате, и если бы только могли, они продали бы и Англию, и все другие державы". Когда в Священной Римской империи избирались императоры, князья, светские и духовные, продавали свои голоса с аукциона.

Что же меняет демократия? Прежде всего, она до бесконечности расширяет границы продажности. Успехи финансовой цивилизации - возникновение акционерных обществ, выпуск бумажных ценностей, развитие банковской системы - позволяют сделать подкуп менее грубым - и более неуловимым для разоблачения. Взятки не вывелись - но они теперь не марают рук.

"Сколько народилось новых способов обогащения, о которых отцы наши и не мечтали! Утонченная продажность наших дней не оставляет никаких следов, приблизительно так, как органические яды современной химии".

В недемократических государствах деньги развращают администрацию, позволяющую себе своекорыстно манипулировать законами. В демократиях деньги идут несравненно дальше - они прямо влияют на законодательство.

Политические партии превращаются в батальоны наемников, выставляемые группами финансистов и сражающиеся избирательными бюллетенями ради доставления им выгодных мест и законодательного влияния. Целые когорты политиков нередко бывают послушным орудием в руках какого-нибудь частного лица. Дух биржевых сделок пронизывает политические нравы. Что такое республика в глазах многих народных избранников? Они смотрят на политику как на искусство доить народную корову, не раздражая ее. Избиратели и избранные развращают друг друга.

Однако вмешательство денег еще не так сильно чувствуется в парламенте и в министерствах. С гораздо большею силою власть их распространяется на печать, которая мнит себя выше всех политических учреждений. Редкая газета ускользает от этого позорного ига. Большинство носит на шее золотую цепь, на которой, понятно, хозяин избегает выставить свое имя. Банкирские дома, финансовые деятели охотно дают печати субсидии, покупают или арендуют целую газету либо тот или другой отдел и не считают этот солидный расход потерей, потому что потраченное возвращается к ним сторицей. Даже самые приличные газеты не всегда гнушаются черпать денежные средства из этого нечистого источника. Растет поколение "разбойников пера", нахально вырывающих добычу у частных лиц и различных обществ и преступным путем получающих свою долю в финансовых операциях.

"Один из писателей XV века рассказывает, что врач папы Иннокентия Восьмого, истощив все свои средства, предложил своему престарелому пациенту выпить раствор жемчуга, - завершает свою неутешительную экскурсию по коридорам власти наш автор. - Это странное средство было символом укоренившейся в людях веры во всемогущество богатства. И эта вера с тех пор только усилилась. Никогда еще люди не верили так сильно в чудодейственные свойства денег, как теперь.

Деньги всегда властвовали. Но в прежние времена их могущество как бы скрывалось. Они властвовали, если можно так выразиться, от чужого имени, прикрываясь разными заслугами или титулами. Ныне деньги выступают открыто. Они уже не нуждаются в том, чтобы под прикрытием чужого наряда отвести глаза от прирожденной своей вульгарности и низкого происхождения. Они сбрасывают маску и, зная, что никто не будет этим шокирован, выставляют напоказ свою грязную наготу..."

Когда я открыл эту книгу, меня поразило полное совпадение написанного с тем, что мы переживаем сейчас. Круг проблем, с которыми мы повседневно сталкиваемся, о которых без конца толкуем, охвачен практически полностью. И закабалившая умы "золотая лихорадка", и наглое доминирование денежных интересов, оттесняющих на задний план все другие интересы и желания, и коммерческий дух, не желающий удерживаться в своих законных рамках. А уж наблюдения в политической сфере - они и вовсе вбирают в себя все российские скандалы недавнего времени, так жестоко скомпрометировавшие и молодых, и не очень молодых реформаторов.

Единственное, что может вызвать сомнения, - это язык сочинения, особенности стиля. Лексика кажется несовременной, манера разворачивать аргументацию выглядит как чужеродная. Я не стал ничего менять в интересах полноты читательского впечатления. Но когда взял наудачу несколько абзацев и попытался изменить словарь и интонацию в соответствии с сегодняшними традициями и требованиями вкуса, - эффект получился ошеломляющим. Если бы я сказал, что отрывки взяты из вчерашнего номера какой-нибудь солидной газеты, никто бы не заметил мистификации.

А между тем написана книга "Власть денег" не в России, а во Франции. И не в конце XX века, а ровно сто лет назад. В русском переводе она вышла в Санкт-Петербурге в 1900 году. Во Франции, как можно понять, незадолго перед этим: в тексте упоминаются события, случившиеся после 1890 года.

Анатоль Леруа-Болье - немолодой, судя опять же по тексту, французский интеллигент, остро прореагировал на перемены, происходившие на его глазах. Он был далек от финансовой сферы. Пытаясь описать, как действуют новоявленные акционерные общества, как складывается промышленно-финансовый капитал, он делает это как дилетант. Его интересует, как проявляют себя люди, связавшие судьбу с этими новыми видами деятельности. Он пытается предугадать, что будет завтра.

Мы уже поняли: то, что он видит, ему не нравится. Он пишет о нравственной деградации, об утрате людьми истинных представлений о цели жизни, о своем человеческом предназначении. Избрав своим кумиром золотого тельца, люди забыли об истинном Боге.

Что общего между нами и французами, жившими сто лет назад? Оказывается, кое-что есть. Не прибегая к подобным терминам, Анатоль Леруа-Болье подробно описывает симптоматику, причины и особенности протекания болезни под названием деньги. Я вижу, читая его, как появились в стране "новые французы", как эта непривычная, не имевшая никаких корней в предшествующей социальной иерархии новоявленная элита взбудоражила все общество, вызвала всплеск острых, труднопереносимых реакций: желание подражать и страх, что из этого ничего не получится, и недовольство собой, своей очевидной или кажущейся несостоятельностью в гонке по новым правилам, разочарование, зависть - и все это, умноженное на гиперболические величины невиданных денежных выигрышей, на сумасшедшую скорость превращения вчерашних заштатных клерков или мелких торговцев в сегодняшних супербогачей, и вправду, вероятно, доводило людей до исступления. Мысль о деньгах становилась неотвязной, тревожной.

 
 

Только сейчас мне стал понятен смысл иносказания, заключенного в мифе о человеке, который был наделен способностью все, к чему прикоснется его рука, превращать в золото. Все шло бы прекрасно и этот герой вполне мог стать богатейшим из смертных, если бы дело ограничивалось предметами, среди которых он жил. Но в золото превращалась и пища, которую он намерен был съесть, а вот это уже никуда не годилось. И несчастный умер от голода на полпути к полному насыщению своей алчности.

Наши далекие предшественники, давшие жизнь этому мифу, наверняка догадывались, что дерево, камень, песок не могут превратиться в золото даже по воле богов. Но они создали аллегорию, передающую то, что происходит внутри у человека, в его душе. Нам известны такие состояния, когда любой импульс трансформируется в мысль о деньгах, - вероятно, с этой манией люди были знакомы и в античном мире, и они предостерегали самих себя, считая ее гибельной.

Так откуда же берется ощущение, что именно сейчас совершилась какая-то катастрофа, человек перерождается в бездуховное, ограниченное существо, способное только на то, чтобы добывать и тратить деньги?

Леруа-Болье настаивает на том, что лишь теперь (то есть в конце XIX века) главным мерилом оценки человека стало богатство. Раньше, мол, этого не было. А на другой странице невзначай вспоминает маленький городок в Нормандии, где он вырос, мальчиков, с которыми вместе учился в гимназии. Эти двенадцатилетние детишки постоянно твердили друг другу: "Такой-то богаче тебя; такой-то богаче всех в городе", - и в голосе у них слышалась зависть. "Они были уже проникнуты до мозга костей уважением к деньгам. Чувство это было врожденное, они прониклись этим чувством в доме родителей, всосали его вместе с материнским молоком..." Неизвестно, когда именно это происходило, но наверняка задолго до наступления роковых перемен. Так в чем же эти перемены заключались?

Леруа-Болье - христианин. Погоня за деньгами - "служение Мамоне" - особенно задевает его чувства своей несовместимостью с христианскими идеалами. "Нет, мы не истинные христиане, проникнутые евангельским духом: иначе мы не завидовали бы биржевым дельцам", - восклицает он. Ну а какую же эпоху считает он временем торжества христианства? Может быть, средние века? Нет, говорит он твердо, христианские народы нисколько не прониклись тем презрением к деньгам, которым вдохновлялся Франциск Ассизский. Люди страстно предавались открытию философского камня, силились овладеть искусством превращать медь в золото. Реформация проходила под знаком приближения к истинной вере - однако монархи и дворяне не делали секрета из того, что цель их состоит в завладении церковными богатствами. Колумб и знаменитые конкистадоры в католической Испании? Невозможно определить, где кончается у них преданность вере и начинается погоня за золотом.

Французский автор знаком с учением Льва Толстого, относится к нему с большим уважением, но исключительно за его последовательность. Проповедники и ораторы, на словах воспевающие бедность, мудрое самоограничение, сами вовсе не спешат явить пример этих добродетелей. Толстой - "этот старый помещик" (находившийся, заметим, в добром здравии в момент написания книги) - на деле превратился в мужика и взялся за соху. "Написав утром страницу против богатства и тунеядцев, он вечером не идет в балет или в клуб играть в карты. Это, по крайней мере, система". Однако, признавая за Толстым моральное право на его проповедь, Леруа-Болье не разделяет толстовских идей. "Как Руссо старался возвратить нас к первичным нашим временам, Толстой хочет нас сделать мужиками, поселить нас в избах, облечь нас в полушубки", - а это вовсе не прельщает утонченного француза. Он ничего не имеет против комфорта, против удобств, он, в сущности, вовсе не враг богатства. Оно имеет свои пороки, искушения, опасности, но в то же самое время сопряжено и с заслугами, с добродетелями. Оно делает человека свободным...

И так - на большей части страниц: начало мысли за здравие - конец за упокой. Либо наоборот. Но автор этого не замечает. Не замечают противоречий и другие люди, работавшие с текстом книги "Власть денег", а их было, как минимум, трое - два редактора, французского и российского изданий, не названные по имени, и господин Р. И. Сементковский, который выполнил перевод на русский язык. Причина, я думаю, заключалась в том, что мысли Леруа-Болье оказались очень близки их собственному внутреннему состоянию, их смятению и растерянности перед стремительно изменившимися условиями жизни.

За сто лет до того, как родились, взлетели и рухнули, увлекая за собой сотни тысяч пострадавших, МММ, "Чара", "Гермес" и им подобные, французы, оказывается, тоже отдавали обильную и очень жестокую дань иллюзии, будто биржевая игра на то и предназначена, чтобы за считанные часы, без всяких хлопот и усилий каждый мог, затратив несколько золотых, приобрести целые мешки денег. Публика, люди со стороны, то есть не банкиры и не финансисты, столичные жители и провинциалы, мужчины и дамы, молодые и в годах, преуспевающие врачи и обедневшие отпрыски аристократических фамилий, словом - все спешат на биржу, как на охоту, чтобы принять участие в благородной забаве. Все уверены, что достаточно выстрелить в воздух, просто на ветер, чтобы убить дичь.

Рост курса каких-либо бумаг вызывает вспышку ажиотажа: все на них набрасываются. Первые успехи приводят публику в состояние опьянения, сила внушения и взаимной экзальтации растет, захватывая все большее и большее число жертв. Постепенно даже робкие, до сих пор не решавшиеся рискнуть, начинают раскачиваться. Они хотят наверстать потерянное время и вовсе перестают думать об осторожности. Всякий, развертывая утром или вечером свою газету, с блаженной улыбкой убеждается, что он богат, со вчерашнего дня он стал еще богаче, а завтрашний сулит ему еще более значительное прирастание доходов... В качестве примера Леруа-Болье приводит золотопромышленную горячку 1895 года. О бирже в те дни говорили в салонах, в клубах, в ресторанах, с восторгом передавали Друг другу, что такой-то наиграл в три месяца сотни тысяч, и эти слухи мгновенно не только облетали все места светских "тусовок", как сказали бы мы теперь, но и находили отклик в передних, на кухнях, в привратницких; дворецкие и лакеи, обслуживая за столом господ, старались удержать в памяти названия странных бумаг, способных творить такие чудеса. Жены запиливали насмерть благоразумных мужей, старавшихся не поддаться ажиотажу: ведь буквально на их глазах приятельницы за горстку золотых монет могли приобрести новый экипаж или баснословно дорогое украшение. Молоденькие дамы и старухи кокетничали с теми, кто казался им достаточно компетентным, требуя совета, какие прииски лучше, какие бумаги должны удвоиться или утроиться. "Заразительное беснование одержимых. - меланхолично комментирует эти живые картины автор книги "Власть денег". - Явление, относящееся скорее к области медицинской, нежели экономической или финансовой".

Но блеск подъема сменяется ужасом краха. И та же самая публика, которая только что ликовала и рукоплескала повышению курса, то есть всем сердцем принимала и благословляла законы биржи, начинает шумно негодовать против этих же самых законов в час, когда начинается падение. Понижение всегда кажется ей неожиданным, хотя предвидеть его мог всякий. В первый момент многие даже не хотят этому верить и так поражены, будто с неба послышалась труба Страшного суда. Часто они готовы открыть нити преступного маневра, заговор против нации и шумно требуют наказания виновных (когда я дочитал до этого места, только старая, дореволюционная орфография с ятями и твердыми знаками в конце слов поддерживала во мне уверенность, что передо мной подробности очень давней и к тому же чужеземной истории: так живо вспомнились толпы последователей незабвенного Лени Голубкова, мгновенно перестроившиеся в колонны общества обманутых вкладчиков, штурмующие правительство).

И заметьте: те французы уже давно жили в капиталистическом обществе. Им были неведомы нравы и заблуждения смельчаков, вознамерившихся уничтожить деньги. Но ситуация финансового бума, появление в обществе новых силовых линий, новых полюсов богатства и бедности, а главное - множества новых, не переросших в бытовую традицию способов добывания денег - привели их в состояние одержимости.

Ну а что же было потом? Я не знаю, сколько еще прожил Анатоль Леруа-Болье, позволила ли ему судьба убедиться в том, насколько его страхи были преувеличенными. Но мы-то знаем, что никакой катастрофы не произошло. В XX веке Франция, как и вся Европа, прошла через тяжелейшие испытания, кровопролитные войны, кризисы, народные волнения и бунты молодежи, теряла и вновь обретала надежду, падала и находила в себе силы возродиться. Но уже одно это говорит о том, что нравственной деградации, которую не только пророчил, а буквально как свершившийся факт констатировал наш уважаемый автор, не было во французском обществе и в помине. Переболев тяжелыми формами денежной лихорадки, общество выработало иммунитет. Я не сомневаюсь, что власть денег в нем очень велика: в противном случае страна просто не могла бы так вырасти экономически, не произошло бы того, за чем мы с почтительной завистью наблюдаем. Но это наверняка не единственная власть, которую человек признает над собой, она не порабощает его до полного самозабвения.

А значит, и себе мы можем сказать те же самые слова, которые говорит врач у постели больного: не отчаивайтесь, потерпите немного, и здоровье к вам вернется.

Глава 6. Предварительные итоги
2. Школа реализма
 
   

Привычка к длительному интимному общению с глаза на глаз с пациентом, когда, как порою кажется, личность раскрывается в полном объеме, заставляет с некоторым недоверием относиться к результатам массовых исследований. Я-то знаю, сколько требуется труда, чтобы уяснить сокровенный смысл каждого произнесенного слова. "Он сказал..." - но так ли это на самом деле? Может быть, он неудачно выразился? Или вообще имеет свое, не совпадающее с моим, понятие о значении данного слова? А может быть, произнес его специально, чтобы спрятать за ним свою истинную мысль, которая его пугает или которой он стесняется? А разве не бывает так, что вопрос прошел мимо сознания или затронул его по касательной, а потому ответ был дан, что называется, с кондачка? Конечно, и это ценный материал для аналитика, для которого случайно оброненные слова значат порой больше, чем пространные исповеди. Но сначала нужно правильно оценить, что именно попало в твои руки.

Анкеты такой возможности не дают. Даже если предположить, что вопросы были поняты адекватно, а респонденты подобрались вдумчивые и не имели причин лукавить, слишком многое остается за кадром. И основное - представленный на обозрение фрагмент трудно соотнести с целым. Но зато, проигрывая в глубине, мы получаем огромный выигрыш в масштабах анализа и обеспечиваем себе простор для одной из самых эффективных аналитических операций - сравнения.

Психологи Санкт-Петербургского университета провели одно из первых в России серьезных исследований по проблемам психологии денег. Их открытия были бы поистине бесценными, если бы в прошлом можно было найти хоть какой-то аналогичный материал, создающий базу для сопоставлений. Но - увы. Советская наука по вполне понятным причинам внимание на этой теме не фокусировала. Что изменилось в психологии постсоветских людей, что осталось прежним - приходится судить "на глазок".

Поскольку ход, наиболее перспективный для осмысления ситуации, оказался перекрыт, исследователям пришлось воспользоваться другим - сравнить характерное для России отношение к деньгам с укоренившимся в других странах, где массовое сознание давно успело адаптироваться к власти денег. В чем мы совпадаем? В чем и как различаемся? Конечно, это тоже очень интересно, хотя с самого начала приходится смириться с тем, что при истолковании полученных данных возникнут немалые трудности. Во всех важнейших аспектах восприятия жизни и смерти, любви, свободы, семейного и гражданского долга - психологическое своеобразие российской публики предопределяют и особенности нашей жизни за последние восемьдесят лет, и фундаментальная, корневая специфика русской культуры. Не случайно же давным-давно было сказано: "Что русскому здорово, то немцу смерть!"

Подробно разбираться в "кухне" исследования нет сейчас нужды. Достаточно сказать, что в работе был использован популярный опросник А. Фёрнема (Ad. Furnham), английского психолога, что позволило и очертить основные параметры психологии денег, и сравнить их с результатами, которые получил относительно недавно сам Фёрнем в Великобритании. Опрашивали банкиров, мелких предпринимателей, но главным образом - интеллигентов: институтских преподавателей и инженеров. Мне показался очень удачным этот выбор. "В России настроения интеллигенции как прогрессивной части населения издавна считаются показательными, - говорит руководитель исследовательской группы О. Дейнека. - Не случайно во все периоды российской истории государство было особенно заинтересовано в контролировании настроений интеллигенции, в том числе вузовской, как наиболее тесно связанной с молодежью и, таким образом, ответственной за формирование ее взглядов. С другой стороны, вузовская интеллигенция - это контингент, бюджетно зависящий от государства и поэтому в значительной степени поддающийся экономическому манипулированию. В связи с этим ее экономическое сознание представляет интерес для политиков".

Я тоже считаю определяющими настроения интеллигенции, пусть ее авторитет сильно недобирает до того всевластия над общественным мнением, какое было характерно для России в былые времена. Растерянные, недовольные собой и происходящим вокруг люди, формально причисленные к когортам интеллектуальной элиты, очень далеки сейчас от своего былого самосознания - учителей жизни, духовных лидеров народа, носителей высокой просветительской и гражданской миссии. Они сами чувствуют себя аутсайдерами в жизненной гонке, и им нечего возразить, слыша в свой адрес пренебрежительные, насмешливые реплики.

Не так давно мелькнули на телеэкране кадры, документально запечатлевшие празднование по случаю дня рождения одного из некоронованных королей если и не всей России, то значительной ее части - хозяина крупнейших в Москве оптовых рынков и другой, не менее доходной собственности. Для такого торжества был на три дня снят самый большой и престижный концертный зал. Угощения, увеселения, развлечения - все было выдано по самой полной программе. Несколько раз, крупным планом, был показан именинник - тучный сорокалетний мужчина с малоподвижным лицом языческого идола и, подобно тому же идолу, увешанный золотом и драгоценностями. Чтобы мы не проглядели чего-то ненароком, комментатор обратил наше внимание на массивные золотые цепи, на перстень с бриллиантом величиной с голубиное яйцо, на часы, существующие в мире в количестве трех экземпляров, - два других принадлежат Майклу Джексону и Элтону Джону, суперзвездам. Стоимость всех этих украшений - несколько миллионов долларов, подчеркнул тот же закадровый голос. Но больше всего в этом репортаже меня задел вид эстрады, на которой, сменяя друг друга, выступали именитые артисты. Не то даже, что они согласились сюда прийти, это как раз естественно, это их работа. Но надо было видеть их заискивающие, умильные улыбки и жесты, слышать подобострастные приветствия... Даже вечно пьяненький Шмага у великого русского драматурга не позволял себе забывать: "артист горд!"







Дата добавления: 2015-08-12; просмотров: 311. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

Неисправности автосцепки, с которыми запрещается постановка вагонов в поезд. Причины саморасцепов ЗАПРЕЩАЕТСЯ: постановка в поезда и следование в них вагонов, у которых автосцепное устройство имеет хотя бы одну из следующих неисправностей: - трещину в корпусе автосцепки, излом деталей механизма...

Понятие метода в психологии. Классификация методов психологии и их характеристика Метод – это путь, способ познания, посредством которого познается предмет науки (С...

ЛЕКАРСТВЕННЫЕ ФОРМЫ ДЛЯ ИНЪЕКЦИЙ К лекарственным формам для инъекций относятся водные, спиртовые и масляные растворы, суспензии, эмульсии, ново­галеновые препараты, жидкие органопрепараты и жидкие экс­тракты, а также порошки и таблетки для имплантации...

Эндоскопическая диагностика язвенной болезни желудка, гастрита, опухоли Хронический гастрит - понятие клинико-анатомическое, характеризующееся определенными патоморфологическими изменениями слизистой оболочки желудка - неспецифическим воспалительным процессом...

Признаки классификации безопасности Можно выделить следующие признаки классификации безопасности. 1. По признаку масштабности принято различать следующие относительно самостоятельные геополитические уровни и виды безопасности. 1.1. Международная безопасность (глобальная и...

Прием и регистрация больных Пути госпитализации больных в стационар могут быть различны. В цен­тральное приемное отделение больные могут быть доставлены: 1) машиной скорой медицинской помощи в случае возникновения остро­го или обострения хронического заболевания...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия