Студопедия — Администратор Размножения
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Администратор Размножения

 

Они лежали на мягкой постели в это раннее утро, когда солнечные лучи раздвигали занавески и ползли по полу. Аким, совершенно опустошенный, разглядывал голубой узор на стене. Лия, лежавшая на животе и недавно обретшая неведомо откуда могучую силу и энергию в себе, задумчиво и в полуулыбке наблюдала, как шуршало накрахмаленное одеяло, о которое она, сама того не замечая, терлась коленкой.

Спокойный хаос внутри Акима не позволял ему размышлять, - интеллект был отключен. Точка его сознания витала в прохладном небе безвоздушного пространства, где думать было трудно, а, вернее, даже не надо. Лия же наоборот, чувствовала, что все в ней «поставлено на место». - Внутри порядок и ясность.

Уютная домашняя тишина воскресного полудня, когда можно никуда не торопиться и насладиться возможностью понежиться.

Планы о том, как провести сегодняшний день и вечер громоздятся внутри Лии один на другой. Она любит испытывать такой жар инициативы в себе. Аким же просто лежит рядом, и кроме усталой ухмылки и затуманенного прикрытого веками взора ничего в нем не существует.

Он поворачивается к своей жене, нечеловеческими усилиями делает движение рукой, и вот уже Лия сжимает кулачки от удовольствия – рука мужа, такая слабая и беспомощная сейчас, вслепую путешествует по ее плечам.

Аким не удержался и придвинулся к ней, прижался, нуждаясь в тепле ее тела. Его губы оказались у ее правого уха.

- Ты что-нибудь чувствуешь внутри себя, дорогая?

Лия поджала губки.

- Уже ничего. И мне так хорошо.

- Прислушайся. – Аким развернул свое мускулистое тело на живот, к другому краю кровати, и уткнулся правой щекой в подушку.

Запах стирального порошка от наволочки. Рука Акима повисла и пальцем чуть касалась пола. Он был счастлив и с приятным напряжением ждал ответа. Лия отказывала ему в детях чуть ли не с самой свадьбы и теперь, когда быт устроен, он, мужчина, глава семьи, дерзко взял патриархальное право решать, будут у них потомки или нет.

В косом луче солнца, который бесцеремонно прорезал комнату и упирался в платяной шкаф, лениво плавали пылинки.

Вдруг что-то нахмурило ее брови. Лия развернулась и, раскрыв широко глаза, уставилась в потолок. Ее внимание заскользило вниз по ее миниатюрному и хрупкому телу.

«Нет, нет,… не может быть. Все там должно быть в порядке, - думала она. – Я просто не так поняла».

Все же Лия не могла успокоиться. Она вновь и вновь поглаживала себя своим вниманием изнутри, пытаясь отделить отголоски минувшего удовольствия от внутреннего осязания.

Тревога потихоньку окутывала ее. Лия сканировала все уголки своего женского существа, но сомнения так и остались сомнениями – тело не могло полностью согласиться с предчувствиями. И наоборот.

В порыве Лия грубо толкнула Акима локтем.

-Ты что наделал?

Он открыл глаза, они вдруг стали трезвее и серьезнее. Несколько мгновений он молчал и будто не понимал, что от него хотят. Ведь все и так понятно.

-Случилось то, ради чего мы уже почти пять лет зарабатываем деньги и к чему готовимся, дорогая.

Муж тщетно пытался найти в глазах Лии подтверждение своим торжественно возвышенным эмоциям. Но взгляд ее был холодным и напряженным.

- Теперь частички меня оккупируют твой штаб, твою священную цитадель, дорогая…, - снова загадочно заулыбался он.

Лия отвела взгляд, резко встала и зачем-то несколько раз погладила свой живот. Хоть Аким и не ожидал такой странной реакции своей любимой и смутился, он лежал, смотрел на Лию, на совершенный цветок ее тела, на ее кукольно-детское личико и ждал что вот, еще миг, и она улыбнется, потянется за поцелуем к нему, будущему папе, потому что нет ничего прекрасней в жизни для любящих друг друга мужчины и женщины, чем дать начало новой жизни, новому измерению реальности.

Акиму завидовали все мужчины города, ей – все женщины. Она – модель с красивыми, тонкими, почти игрушечными ручками и кожей удивительного фарфорового цвета; двадцать шесть лет. Он – богатый и умный мужчина. Добротно сложенный и уже немного плешивый. Спортсмен, старше ее почти на десять лет. Им повезло…

Через несколько секунд, нежные пейзажи жены скрылись под длинным халатом. Стоя к Акиму спиной, она завязала пояс и так осталась стоять. Чувствовалось, что в ней разбухает эмоция, не предвещающая ничего хорошего, но Аким все еще вкушая и переживая новизну дороги, на которую ступил несколько минут назад, ощущал себя беззащитным ребенком. Он, такой мужественный и брутальный, улыбался ей открыто и по-детски.

- Разве ты не должен был узнать у меня, согласна я на это или нет? – глухо, как из подземелья спросила Лия, продолжая стоять спиной к кровати.

Аким изменился в лице. Ему стало понятно, что все пойдет не так, как он того ожидал. Присев, он перестал улыбаться.

- Но твоим ответом мне, Лия, было и является то, что ты уже как пять лет со мной и нам хорошо вместе. Мы построили жизнь с тобой и… продолжаем строить. – Аким озирался по сторонам и морщил лоб – ему, черт возьми, было неясно, в чем тут подвох.

Лия не нашлась, чем ответить и разглядывала плакат, на котором была изображена бело-розовая сакура - японская вишня.

- Зачем тебе это надо, Аким? Ломать мне всю жизнь? – она развернулась к нему. Таких глаз он не видел никогда прежде. Никакой любви он там не находил. Обнаженный мужчина перед сердитой женщиной в халате – редкое страдание для сильного пола.

Диафрагма Лии вдруг запрыгала, и она ринулась в коридор прочь от изумленного Акима. Тут же влетела обратно уже с покрасневшими от наплыва слез веками.

- Я не хочу, понимаешь, - быстро заговорила она.- Просто не хочу. Почему я должна чем-то жертвовать? Из-за детей менять свой образ жизни ради какой-то социальной роли? Мы столько раз с тобой разговаривали на эту тему… Нет, Аким, нет, и снова нет. Таков мой ответ. Я думала, что эти несколько лет между нами все строилось на доверии…. Ты нарушил наш договор… - она разочарованно закрыла ладонью лицо, будто все эти годы были для нее величайшей ошибкой молодости. Речь супруги задевала Акима, который вырос в традиционной семье, в которой мать часто посещала церковь, а отец был трудягой и много лет потратил на то, чтобы семья его жила в достатке.

- Ты меня совсем не слушаешь, Аким. Тебя даже не интересует мое мнение. Ты просто сделал это, потому что тебе захотелось, и ты решил! А я теперь должна страдать и просто терпеть? Бежать в магазин за таблетками? Решил что я… как послушная жена?

Неожиданность нападения смутила Акима. Медленно встав, он натягивает на себя одежду. Была непонятна для него сущность такого поведения жены. Наклюнулись давно забытые и потухшие обиды. На маму. Маленький Аким виновен. Он не знает причин своего проступка. Странно так получилось, что он, внутри искренний, добрый мальчишка, мыслящий всегда конструктивно и во благо - виноват. Не умеет он оправдываться перед матерью - перед женой.

Лия постояла немного, ожидая чего-то, потом ушла. Было слышно, как она шуршала бумагами, гремела ящиками, переставляла посуду. Аким, успел на себя надеть лишь спортивные штаны. Его мощный торс остался обнаженным. Подошел к приоткрытой двери, остановился, испуганно прислушался к бормотаниям Лии.

- Отнимать у меня право на свободу выбора! Оно непреложно! – тихо кричала она. – Где же они, я ведь их покупала.

- Ты! Ты их выкинул? – донеслось из кухни.

Тело Акима дернулось, будто хотело как-то ответить, не воспользовавшись ртом, но остановилось у порога.

- Знаем мы вас, мужчин! Ха! Если женщина не имеет детей после тридцати, то вы считаете, что она неполноценное существо какое-то!.. Особенно если она делает такой выбор сознательно! – Лия, давясь раздражением, продолжала открывать шкафы на кухне и ворошить, перекладывать с места на место вещи, посуду...

– Я ведь модель! Еще до нашей встречи я поняла, что иметь детей не мое предназначение, слово такое есть… вот и все.… Неужели нельзя понять, что дети – это ответственность! А я не сумею!

Клубок женского гнева вертелся по кухне и тишина, разматывая его, усиливала эффект. Безмолвие, в котором находился дом, было прекрасным проводником остервенения жены. Аким упирал безликий взгляд в пол и слышал, как дом разговаривает с ним. Опять эта детская, давно погребенная под пластами каждодневных дел, эмоция бессмыслия и неясности обвинений. Ступор перед высшей женской логикой. И тогда, в такие моменты, в детстве, дом начинал с ним общаться, рассказывал о своих заботах и что-то советовал; двери скрипели, - это было слышно по-настоящему; холодильник начинал урчать как-то особенно громко, паркет комментировал каждый шаг… Убегая от гнева женского, в котором много слез, упреков, но никакой опоры и не за что зацепиться рассудку, обостряются чувства и даже то, что чешется под коленкой - кажется событием. Дом приходит на подмогу, по-философски отвлекая от надвигающегося чувства вины из-за немилости любимой мамы.

Зрелый, состоявшийся в жизни Аким задыхался от внутренней обиды, потому что знал, что сделал сегодня все правильно.

«Где же они… мне мама давала… наверно, в той конфетнице, - она лихорадочно обшаривала полки. – Аким не должен был знать, где они, я же хорошо спрятала их… - Паника в Лие разрасталась, - может, он нашел их и спрятал от меня?»

- Скажи мне, наконец, что происходит, - резко выдохнул Аким, он стоял в коридоре, - почему иметь детей это так ужасно?

Лия выскочила из кухни, будто пораженная, что Аким ничего не понимает, и уставилась на него. Досада и злоба разгораются в ее глазах.

- Я не чувствую себя… Я не смогу дать ему для жизни все то, что считаю нужным! – полукриком говорила она. – А если что-то не так сделаю? Потом у ребенка травмы будут психологические! Да ну тебя! Вы, мужчины, куда вам до этого… Вы все равно не поймете, эгоисты… - она пренебрежительно замахала руками.

Для Акима все сказанное было настолько шокирующим и неестественным, что он зашагал к Лие и ласково взял ее за руку:

- Дорогая, надо успокоиться. Пойдем, сядем, и ты мне скажешь, откуда в твоей доброй головке такие страшные мысли…

Женские эмоции обвинения широки и масштабны, границы ничем не очерчены, а точек пересечения никаких. Понуро стоять пока жена-мама отчитывает мужчину-мальчишку, вот что остается. Просто ждать, пока она утихнет и уйдет. Ничего неясно, непонятно в ее рассуждениях и в плаксиво-колючем гневе…

Лия грубо отдернула руку, и Аким впервые за пять лет увидел ее миниатюрный кошачий оскал и взгляд, в котором блеснула ненависть.

- Ты хоть можешь себе представить, что такое роды, - зашипела она на него исподлобья.- Вообрази себе несколько часов неудачных попыток вытолкнуть из себя, а если не получится, доктора просто разрежут тебя!

- Но так всегда было, есть и будет, Лия, - уверенно сказал Аким.

- Ты хочешь видеть мои ноги, мои чудесные, красивые ножки, - у Лии, наконец, выступила слеза, - густо украшенными сеткой из вен? Бедра мои, Боже мой! Они станут широкими!

- Да, но… - растерянно хмурился Аким…

- А моя грудь, - завизжала и затряслась Лия, - она повиснет и разонравится тебе! И ты будешь убеждать меня, станешь искренне врать мне: «Дорогая, ты остаешься такой же стройной и красивой!».

Лия сжимала кулачки, маленькие кулачки модели и тяжело выдыхала воздух. Горячий воздух, которому повезло в эти мгновения ее молчания не стать нервными криками. Ее голосовые связки отдыхали. Губы и брови танцевали трио с блестящими от гнева глазами.

Хозяин дома смотрел на нее спокойно и без раздражения. Как раз это его и удивляло. Его самые теплые мечты были с нескрываемой прямолинейностью отвергнуты. Их небрежно смахнули, как крошки со стола. Он на что-то надеялся? Муж и жена в лоне дома ссорились друг с другом. Такая банальность. Аким знал, что рано или поздно найдется что-то, из-за чего они поссорятся, но он и предположить не мог, что тема детей – эти священные мысли о продолжении рода… Сакральная территория чувств, древних эволюционных чувств может быть так отринута его женой.

Лия сорвалась с места и побежала вверх по лестнице на второй этаж. Аким стоял на площадке внизу и, набравшись духу:

- Дорогая, ты знаешь, что зачатие рождение детей, это самое обычное и естественное, что происходит в этой вселенной. А то, что ты предлагаешь - бессмысленно и как-то… ненатурально... Может, Солнце тоже должно остановить свое движение вокруг Земли только потому, что ты решила нарушить их гравитационную связь, которой уже семь миллиардов лет? – Аким улыбался и разводил руками, ему казалось, что он говорит очень убедительно. – Лия, природа ни у тебя, ни у меня и спрашивать не будет, размножаться нам или нет.… Это ее Путь, стандартный Путь. Ты идешь против мироздания, милая…

Гардероб на втором этаже распахнулся, и Лия вывалила одежду прямо на пол. В пылу препирательств, майки, свитера и прочие женские тряпки разлетались вокруг. Лия негодовала:

- Мы будем его холить и лелеять, растить и тратить деньги, оплачивая его счета и покупая новинки в мире игрушек, а в результате получится подросток, который ненавидит меня и все, что я для него делаю! И тебя тоже! – заорала сверху Лия. Голос ее звучал настолько безобразно, что Аким поморщился и вдруг осознал, что Лия серьезно… Она серьезно думает так, как говорит. Что это не шутки. Его жена оказалась по-настоящему далеко заблудшей овечкой.

В сознании же Лии творился полный сумбур. Грудь ее разрывалась от недовольства и досады, озлобление буравило внутренности. Никто не хочет ее понять! Повезло ей, что она не оказалась такой наивной и не испортила себе карьеру в свои восемнадцать. Она не позволит, чтобы какой-то самец, пусть даже он - муж, так огульно испоганил ее жизнь.

«Прикрываться такими высокими материями, как «мироздание», «вселенная»! «Эволюция»! Ловко! Мужчины! К чему только они созданы? Какой от них толк? Любить их – это колоссальная по своей виртуальности и лжи иллюзия. Мало того, что всю жизнь приходится подстраиваться под их логику – изучать науки, ими придуманные, читать ими написанные книги, смиряться с их правилами, преклоняться перед их искусством.… Им совершенно наплевать на женский мир…. Мужчины всегда найдут весомые аргументы, с которыми не сможет спорить ни одна женщина, и придавят ее самолюбие….

Им этого мало. Уродовать, истощать женские тела, использовать их как материал, как скот, как свиноматок, для размножения! Если ты женщина – это клеймо. На тебе печать рентабельности. Из тебя можно выжать выгоду. И никуда не спрячешься оттого, что ты суть женщина. Черт! Мужчины везде учуют твой пол! И позарятся на твою способность, - это мучительное наказание, вмонтированное в тебя природой!»

- Лия, что с тобой! Ты сошла с ума! – Аким испугался громкости своего голоса.

- Давай! Выкладывай свои доводы о нетленности вселенских законов, а я буду тебя слушать! – орала эта девчонка. Деревянные перила покачивались от ее хватки.

- Дети, они же так прекрасны! Неужели ты на самом деле их не хочешь? – взмолился Аким.

- Что ты такое говоришь! Младенцы ужасны! Ты когда-нибудь слышал, как они вопят? Это самый раздражающий звук на земле! И нет никакого способа его остановить! И они не едят детское питание – они расплевывают его вокруг! У них почти постоянно диарея и много чего другого…. Разве ты, человек со здоровой головой, принял бы домашнее животное в дом, если бы оно имело такие привычки!?

Акиму нечего было на это возразить. Это начинало его злить. Он очень редко выходил из себя, однако иметь детей для него – чистейшие его помыслы, и он не позволит этой женщине ломать планы, которые вынашивались им столько лет. Он столько работал, столько сил вложил в этот дом, в жену, в их благосостояние и считал, что выполнил свой мужской долг, чтобы иметь, наконец, право стать отцом. Что же случилось с Лией? Каким образом сбилась ее «женская программа»?

- Неужели ты не видишь, что ни я, ни ты, мы никогда больше не сможем ничего сделать для себя!? – продолжала свой визгливый и натянутый монолог Лия. –Большинство времени, которое мы будем проводить не с ребенком, будет потрачено на работы по дому! А как же отдых? А клубы? А путешествия?

- Мы что, мало путешествовали и веселились? – перебил ее Аким. Он никогда не думал, что будет кричать на женщину, тем более на жену. – Мы объездили с тобой полмира! Мы бывали в самых знаменитых клубах полушария! Тебе мало?

Женщина, похожая издали на разъяренного подростка как-то остро запищала и заплакала одновременно:

- Не хочу я стареть! Понимаешь ты это или нет! Тебе все равно, ты мужчина! Ты почти не смотришь на себя в зеркало в течение дня! А на моем лице дети отразятся десятком лет! Из-за них у нас почти не будет времени друг на друга, а потом они, повзрослевшие, наконец, оставят нас. И окажется, что мы - состарившиеся, поизносившиеся, не имеющие уже ни эмоциональных, ни физических сил друг на друга. Ведь все наши лучшие годы будут отданы на этих детей!

- Хочешь сказать «кандалы»? – Аким кричал снизу на жену. Он делал это откровенно и с чистой совестью, ибо считал себя правым, - ты хочешь сказать, что мы должны будем дать ребенку стабильность и безопасность за счет нашей собственной свободы? Мы не сможем месяцами сидеть и дожидаться, например, лучшей работы? Не сможем сорваться и переселиться в другую страну? Что ж, милая, я готов на это, потому что дети – это самое дорогое и за них стоит платить!

Лия сделал вдруг резкое движение, в ее руках оказалась большая ваза, купленная года три назад, в одном из путешествий на Восток. Через мгновение она полетела вниз и осколками своими подтвердила, что между мужчиной и женщиной в этом доме происходит настоящая ссора.

- Если я рожу, то потеряю своих лучших подруг, которые будут наслаждаться жизнью, а я - сидеть дома и возиться с этим чертовым ребенком! Ты, между прочим, будешь также играть в теннис со своими друзьями! – злость на последнее заставила ее изо всех сил толкнуть ногой перила, из-за чего они треснули и покосились. Два огромных фикуса упали вниз, разбрызгав землю.

На втором этаже была всего лишь одна комната, Лия забежала туда, открыла шкафчик с одеждой и, неуклюже подпрыгивая на ноге, стала надевать колготки. У мужа еще теплилась надежда на то, что все удастся уладить лаской. Перешагнув через осколки, он начал подниматься по лестнице и уже преодолел полпути, как Лия, выбежала из комнаты одетая и, грубо толкнув его, понеслась к входной двери. Упала. Кажется, подвернула ногу.

- Куда ты? – спокойно спросил Аким. Не сводя глаз с жены, и как будто даже улыбаясь, он присел на ступеньки.

Все было против нее, нога ныла, муж совершенно не понимал ее. Лия огрызнулась:

- К подруге пойду, у нее всегда есть лекарства. Она в них разбирается. Или в аптеку. Время еще есть.

- Время на что? – Аким прищурился.

Строгий взгляд Лии пронзил пространство.

- Ты что, ничего не понял? Меня устраивает моя жизнь и мне не нужны лишние заботы. Не хочу тратить на него время своей единственной жизни. Никаких детей. Даже не мечтай.

Последние слова больно ранили самые глубокие и сокровенные чувства Акима. Муж и жена сидели метрах в десяти друг от друга уже немного успокоившиеся. Оба считали, что рассуждают и поступают правильно. Толстая стена, сложенная из предрассудков разделяла их. Кто-то заразил каждого из них инфекциями твердых принципов и моделей, согласно которым надо жить.

Пятиминутное молчание и обмен взглядами немного отрезвили друг друга. Внезапно наступившая безмятежность и багаж пятилетних отношений начали, было, сближать их снова, но реальность и осознание того, что они находятся по разные стороны баррикад, разъединяло их, когда-то верных союзников. Гадкий червь, разъедающий их священную связь, наконец, показался.

- Ребенок станет для меня и тебя самым важным делом, а если не так, то общество осудит нас. – Нарушила молчание Лия. Она, верно, предполагала, что Аким под давлением ее здравой мысли начнет сомневаться. – А если мы напомним ребенку об этом, когда он подрастет, то он бросит сквозь зубы «а я не просил меня рожать».

«Где она наслушалась этого? Кто так умело уложил в нее эти разлагающие мысли? – размышлял Аким».

Безмолвие Акима подбадривало Лию:

- Ребенок – не наша собственность, а самостоятельное существо. Нельзя заставлять его приходить в этот мир насильно, – говорила Лия серьезным тоном, словно учительница.

В глазах Акима изобразилось изумление, и забрезжил рассвет безысходного и злого сумасшествия. Его веки расступились, оголив изумленные глаза. Они никуда не смотрели:

- И как же это ребенок, сообщит, хочет он быть рожденным или нет? Или ты совсем спятила?

Лия пожала плечами и, соорудив на лице философскую гримасу, посмотрела в окно. Ответить ей, было нечего.

Голосом человека, который считает Лию элементарно дурой, Аким решил ответить софизмом на софизм. – А почему ты нарушаешь право ребенка, этого самостоятельного существа на рождение? Тебе не кажется, что «незачатие» является даже еще большим грехом, чем, аборт?

Лия молчала; таких вопросов она с подругами не обсуждала.

- А мои права!? – воодушевленно подхватил Аким, - мои права на то, чтобы иметь детей? Почему нам, мужчинам, не дают возможности выбирать? Это дискриминация, дорогая. Любой адвокат согласится со мной.

Лия помрачнела. Ее интеллект не был способен на такие дискуссии а, может, ей было просто невмоготу. Она не хочет спорить больше ни о чем.

Правая щиколотка продолжала болеть и немного покалывала. Надо было вставать и идти. Прихрамывая, она направилась к двери. Краем глаза заметила грустную сочувствующую улыбку мужа, который так и сидел не шевелясь.

Красивая резная дверь не поддавалась. Лия нервничала и продолжала дергать ее снова и снова. Стоя спиной к лестнице, на ступеньках которой сидел Аким, она мигом заподозрила заговор. И он и их дом, - оба были против нее. Ветер перемен и запах войны витал в воздухе. Лия повернулась, постаралась придать своему взгляду больше суровости и посмотрела на Акима.

Ключ с издевкой покачивался между его пальцев. Какая-то нехорошая усмешка, сдобренная скрытой безнадежностью, свисала с уголков губ Акима.

- Дай мне ключ. – В голосе Лии послышалось легкое беспокойство.

Словно леопард, в три прыжка, Аким достиг Лии. Их взгляды снова встретились. Он смотрел на нее прямолинейно и уже бескомпромиссно. Ни разу за все годы пребывания вдвоем, Аким не позволял себе так на нее смотреть. Мускулистая рука сгребла беззащитное тело жены, и он поволок ее, словно мешок через коридор в спальню, в ту самую спальню, где сегодня утром они так страстно любили друг друга. Дом наполнился криками Лии и угрюмой и бесчувственной гримасой Акима. Скомканный ковер в коридоре, исцарапанная ногтями мужская спина, сдавленное хрипение женской шеи, зажатой под мышкой. Молодая женщина лягалась, кусалась, ей было страшно еще и потому, что она не понимала, что Аким задумал. Он стал совсем другим. Страшно. Эти предсказуемые мужчины становятся настолько пугающими, когда выходят за рамки женского поводка. Власть женщины над мужчиной кончается там, где начинается трезвое мужское воображение, приправленное толикой инициативы. Ах, как мечтают женщины оседлать эту мужскую силу. Они готовы идти за ним куда угодно, особенно когда у него едва хватает на женщину времени. Отвлечь собою мужчину от его собственного воображения – вот главная женская задача. Чаще всего мужчина сам готов вестись женщиной под уздцы и порой так и остается под ней, словно в смирительной рубашке на всю жизнь. Но если вдруг однажды очи его прозреют, восстанет его инициатива и побуждение, то подобно недовольному народу, который ломится свергнуть монарха, мужчина разрывает оковы и выпрыгивает из болота, в котором он завяз. В большинстве случаев это становится его прыжком на качественно новый уровень понимания жизни и женщина только больше начинает его любить. Однако все равно в скором времени он снова окажется в болоте, ее болоте, только уже настолько более изощренном, что мужчина доживет до конца своих дней в блаженном неведении. В этом счастье обоих полов.

Акиму послужила его природная сила. Возможность заставить женщину, если невозможно приручить ее. Все также держа ее под мышкой, извивающуюся и бьющуюся в истерике он не торопясь обошел спальню, проверил замки на всех окнах и на двери. Потом положил ее на постель и, лицемерно поцеловав (ведь он ее очень любил), оставил одну. Дверь он предусмотрительно закрыл.

Осознав, что заперта, Лия поначалу затихла, словно обдумывала что-то, но вскоре начала шуметь, бить посуду из небольшого шкафчика в углу. Из-за толстой двери трудно было разобрать ее слова.

Пока Аким обходил дом, чтобы убедиться, что окна хорошо закреплены и нет для Лии никакой возможности удрать, она перешла на визг:

- Что за бред!? Ответьте мне! Что в детях такого особенного, что их жизнь считается намного ценней жизни взрослого!? Ведь если мыслить логически, дети – бросовый материал, чем они младше – тем более бросовый! Ненужный! Никчемный!

«Откуда же в ней столько агрессии? – смиренно думал Аким, убирая осколки и землю в коридоре – солидный урожай их разлада».

- Ведь на взрослого человека, даже на слесаря-алкоголика ушла огромная масса ресурсов – обучение, которые он уже отрабатывает, уже приносит хоть какую-то пользу обществу…

- Дети – это ж вклад в будущее, дура, - не выдержав, пробормотал Аким.

- …а от ребенка польза еще только в перспективе, да и то, неизвестно что из него вырастет! Маленькие слюнявые уроды! Вопреки всякому здравому смыслу их считают красивыми…

Машина была готова. Надо было купить много продуктов. – Непростая эта задача – продержать взаперти любимую жену целых девять месяцев. Аким заводил автомобиль и улыбался. Не выдержав прилива чувств, выскочил и побежал обратно. У двери он остановился и прислушался. Лия тихонько хныкала и что-то бормотала.

- Дорогая, я люблю тебя. Скоро вернусь.

Через мгновение входная дверь дома хлопнула, Аким повернул ключ, - он не услышал, как Лия разразилась бешенством и руганью. Скоро, поняв, что дома никого, кроме нее нет, она затихла, распласталась на постели, а мысли еще долго текли сквозь нее, по инерции, захватывая ее в водовороты нервных рассуждений.

«Каждому с детства вдалбливается догма, что родить и воспитать – самая большая радость и главное предназначение. Тихая семейная жизнь…. Домашний концлагерь.… А на деле - самообман. Сотни миллионов хоронят себя, таким образом, заживо и продолжают уверять себя и других, что им хорошо….»

 

И вот для Лии медленно и занудно потекли дни, похожие один на другой. Точнее, она сама отказывалась жить полноценной жизнью, хоть и в неволе. Аким нежно ухаживал за женой, покупал ей сладости, читал на ночь под дверью, (ей всегда нравилось засыпать под его голос). Лия обязательно должна была забеременеть и выносить их первенца. Совесть Акима была чиста – он создал ей все условия для комфортной жизни и размножения. Скоро он увидит новые очертания ее мягкого живота. Это наполняло его восторгом, и он проводил время в прекрасном расположении духа, занятый домашними заботами и работой в саду.

Лия же почти все время либо угрюмо молчала, либо кричала. Однажды она визжала во весь голос в течение трех суток подряд, и Акиму пришлось даже ночевать в гараже, - так противно было слушать ее озлобленные рассуждения и споры с самой собой.

Через полтора месяца Лия поняла, что беременна. Сомнений не было. И тогда начались для мужа настоящие неприятности – стены дома стали трястись. Это Лия билась о них. Юное тело многократно бросалось и на прочные оконные стекла и швырялось с высокого шкафа. Когда перепугавшийся Аким вбежал, то ахнул – все в комнате было перевернуто вверх дном. Лия так протестовала. Опровергала. Перечила.

Мысль привязать Лию к кровати показалась ему совсем уж неестественной и жестокой. Он понадеялся на здравый ум и рассудок жены: через несколько дней ее самобичевание прекратилось. Из комнаты также были убраны все острые и режущие предметы – муж действительно старался. Изо всех сил. Во имя добра и счастья их обоих.

 

…А сегодня он приготовил ей форель со спаржей и восхитительный суп. Столовые приборы специально для Лии любимой купил. Серебряные.

 

Вот уже на исходе второй месяц и будущий отец, купив вина, празднует свои двухмесячные достижения. С бокалом Шардонне Аким примостился у двери в комнату, где заперта Лия. Выпив немного и расслабившись, начинает напевать какую-то мелодию….

Он слышит глухие шаги по комнате – это Лия спрыгнула с кровати и босиком направилась к двери…. Она присела и стала скулить в замочную скважину:

- Но если он умрет? Если вырастет и умрет? Никто ж не застрахован…. Смерть ребенка может разрушить наши отношения…

Аким сидел снаружи, прислонившись виском к обратной стороне двери, и безмолвствовал. Он не видел ее лица, слышал только дыхание и всхлипывания, однако знал точно, что вот сейчас слезинки одна за другой зернышками скатывались к ее подбородку и падали на ковер, который поспешно впитывал их. Хлипким и прерывистым шепотом Лия продолжала. Она надеялась достучаться до Акима.

- Это, скорее всего, уничтожит наш брак, так как ни один из нас не сможет дать другому утешения. Мы вольем так много эмоций, времени и чувств в наше дитя, что потеря его опустошит наши с тобой жизни. Ведь именно поэтому лучше не иметь вообще, чем иметь и потерять.

Темный вечер. Толстая дверь отделяла мужа и жену друг от друга. Духа противоречия не было. Он давно унял его. Все под контролем. Ждать. Просто ждать. Плод их любви скоро созреет.

Темнота закрытых глаз утомленного Акима приглашает его оторваться, подняться и, уносясь куда-то, совершенно расплыться в мыслях, которые самовольно и как-то незаметно разъезжаются в стороны. Бормотание изможденной Лии убаюкивало его – живописные образы проплывали в его воображении словно облака. Он улыбался этим картинкам. Будущее, которое наклевывалось в его реальности, счастливо виделось ему. Оно зарождалось вот уже пять лет. Скоро родится окончательно. Сквозь мутное сознание слышалось Акиму, как Лия иногда вставала и ходила по комнате, шуршала вещами и что-то мычала. Иногда слышалось нечто вроде сдавленного писка.

Акима разбудило мяуканье Лии, упакованное в умоляющие нытье. С блаженной улыбкой проснулся, но глаза не открыл.

- Аким. Шесть миллиардов. Мир уже перенаселен. Может, хватит плодиться как кролики? А? Нам действительно нужно добавить к этому? Каждый новый человек потребляет ресурсы, производит огромное количество отходов… Бессмысленное размножение.

Лия, похоже, вымяукала все свои связки этими шаблонами, которым Аким совсем не верил – так ясно чувствовалась их искусственность. На неокультуренной, но плодородной почве ее внутреннего мира пышным цветом разрастались сорняки предрассудков и ложных убеждений, которые только мешали жить. Какой ветер занес эти семена?

Глаза не хотелось открывать. Отмахиваться и равнодушно слушать уже надоело. Аким сладким голосом пожелал Лии спокойной ночи и поцеловал ее в замочную скважину. В ответ она зашипела, а он, что-то напевая, встал и побрел наверх. Сразу уткнулся в мягкий и глубокий сон труженика, уставшего за рабочий день.

 

На утро, ясное солнечное утро с простодушным голубым небом, Аким проснулся от завываний и приглушенного рева Лии. Временами Лия откровенно драла глотку. Больше часа Аким ворочался. Потом вдруг резко вскочил на постели. Среди белоснежных обоев комнаты и слепящего чистотой постельного белья, он обнаружил, что спал одетым. В апогей безмятежного утра Акиму ясно слышался одинокий крик одинокой Лии. Это было не бешенство. Не ее обычные припадки гнева, когда она в исступлении раскидывала все по комнате. Это была боль. Мука истязаний. Особая музыка крика рассказывала об этом.

Испуганный Аким срывается с места, буксуя складками по ковру.

Любовь и надежда ведут Акима в комнату, к жене, к любимой Лие… Он наймет самого лучшего психоаналитика! Сделает все, что понадобится. Заплатит любые деньги, лишь бы любимая Лия очнулась от своих предрассудков и поняла, что главное в жизни – это продолжить род….

Спускаясь по лестнице, Аким спотыкается, падает. Теперь придется мириться с болью в локте. Поворот направо. За дверью этой тюрьмы для жены не слышно ни звука. Аким, у которого от волнения грудь ходит ходуном, останавливается у самой двери, прислоняется лбом, вплотную, чтобы собраться с духом, с мыслями. Его жаркое дыхание отражалось от лакированной поверхности, и он вбирал в свои легкие запах дерева и краски.

«Лия, все наладится, вот увидишь. Это мегаполис, урбанизм - они ввели тебя в заблуждение! Мы поедем в горы, кататься на лодках, на лошадях! Спокойный отдых выветрит из твоей головы всю дрянь, которой ты набралась у своих подруг и у этого гнилого телевидения».

Сдавленный стон Лии донесся до Акима. Еще один. Нечеловеческий. Животный. Нестерпимо противный и щемящий все естество жалобный звук раздавался снова и снова, то нарастал, то печально стихал. Внутри Акима все сжалось. Он не решался. Лия кряхтела и рождала то стоны, то вопли, то неразборчивое мычание, которое несло в себе безысходность и ужас.

Дверь не поддавалась. Лия закрылась! Поток нежности хлынул из Акима: «Лия, Лия, открой мне, дорогая! Что с тобой!?»

Душераздирающие женские звуки, искажая пространство, продолжали вздыхать из-за двери.

Аким аккуратно, но безрезультатно вертел ключом в замке, дергал ручку двери, и вдруг его бросило в ярость. Стихийная ярость заботливого мужа, доведенного до отчаяния.

Толстая дубовая дверь затряслась. Один за другим сыпались удары. Мощные волосатые руки Акима свирепо нападали на дверь, которая не пускала его, разъяренного льва к своей раненой львице. Отбивая себе костяшки, он ломился, тяготимый тоской по Лие. Он ее так любил в этот момент! Кто же вверг их обоих в такие обстоятельства!

Иногда он останавливался и, переводя дыхание, вслушивался. Лия стонала все чаще и отрывистей. Аким разбегался и въезжал обеими ногами в массу дуба, отчего колыхался весь дом. Рассадив себе запястье, Аким, наконец, заметил, что верхняя петля стала шататься.

Лия уже не стонала. Она вопила. Вопли эти то нарастали, то становились немного тише. Что происходило за дверью? Почему Лия так отчаянно и одновременно так мерно орала?

 

Мощнейший удар плечом выворотил замок. По стене пошла трещина. Дверь открылась и, упершись в шкаф, повисла на нижней петле. Аким еще не зашел в комнату; мгновения отрезвления от припадка буйства остановили его перед изувеченным дверным проемом.

Тишина. Ее разрезали лишь временами взвизгивающий заунывный вой и всхлипывания. Волнуясь и теряясь в догадках, Аким резко вошел в комнату.

Лия на постели. Полулежа, упираясь спиной в подушку у стены. Сидит. Ее ноги, прекрасные молодые ноги раскинуты. На ней лишь скомканная окровавленная рубашка Акима.

Тошнотворный запах он слышал уже в коридоре, пока выбивал дверь. Здесь же, в комнате, зловоние это было таким нестерпимым, что нос отказывался его вдыхать.

Бордовое пятно чернело меж раскинутых ног его жены. Кровавая краснота расползалась во все стороны и…. Вся кровать походилана глубокую лужу. В ней сидела Лия и орала. В руках у нее суповая ложка. Резкими и жестокими движениями вводила она ее в дом своей женственности. Глубоко. Чтобы достать. Чтобы зацепить. Чтобы наверняка. Невыносимо больно. Когда ложка, эта железяка, бесцеремонно оказывалась внутри, Лия, сжимая изо всех сил зубы и веки, вертела ее. Женщина старательно помешивала эту густую похлебку из крови и кусков плоти. Ее руки заливала кровь. Крики Лии, смазанные хрипением и слюной, рвались наружу и застревали между зубами.

Аким, пораженный, медленно подошел к кровати. Пальцы егодрожали. Взгляд был напряжен ужасом от увиденного.

Истекающая кровью Лия не обращала никакого внимания на мужа и продолжала свое страшное дело, а Аким с побелевшим лицом опустился на колени перед кроватью. То, что появление Акима никак не подействовало на нее - возмущало, удивляло и устрашало одновременно.

Мужчина был свидетелем того, как прекрасной половиной человечества в этом доме, в его доме, былжестоко выкорчеван и выброшен на помойку приют сладких женских грез.

Многогранн




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Адаптация к физическим нагрузкам и резервные возможности организма | Самовнушение. При консультации со специалистом воможно принимать следующие препараты

Дата добавления: 2015-08-12; просмотров: 447. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Подкожное введение сывороток по методу Безредки. С целью предупреждения развития анафилактического шока и других аллергических реак­ций при введении иммунных сывороток используют метод Безредки для определения реакции больного на введение сыворотки...

Принципы и методы управления в таможенных органах Под принципами управления понимаются идеи, правила, основные положения и нормы поведения, которыми руководствуются общие, частные и организационно-технологические принципы...

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ САМОВОСПИТАНИЕ И САМООБРАЗОВАНИЕ ПЕДАГОГА Воспитывать сегодня подрастающее поколение на со­временном уровне требований общества нельзя без по­стоянного обновления и обогащения своего профессио­нального педагогического потенциала...

Сосудистый шов (ручной Карреля, механический шов). Операции при ранениях крупных сосудов 1912 г., Каррель – впервые предложил методику сосудистого шва. Сосудистый шов применяется для восстановления магистрального кровотока при лечении...

Трамадол (Маброн, Плазадол, Трамал, Трамалин) Групповая принадлежность · Наркотический анальгетик со смешанным механизмом действия, агонист опиоидных рецепторов...

Мелоксикам (Мовалис) Групповая принадлежность · Нестероидное противовоспалительное средство, преимущественно селективный обратимый ингибитор циклооксигеназы (ЦОГ-2)...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.015 сек.) русская версия | украинская версия