Объективная психология 39 страница

Если измерение производится с помощью Ырро'вского хроноскопа, то прерывателями пользуются таким образом, что предварительно преры­ватель испытуемого находится в замкнутом состоянии, благодари чему ток не проходит со цепи, на пути которой введен Ырр'овский хроноскоп.

Затем в момент произнесения слова экспериментатором его прерыва­тель замыкается, вследствие чего ток вводится в Ырр'овский хроноскоп,

1 Из прерывателей для опытов этого рода лучше всего пользоваться механическими пре­рывателями ял и так называемыми «ворон к am и»

его стрелки начинают двигаться до тех пор, пока испытуемый вместе с произнесением слова не замкнет свой прерыватель, благодаря чему ток выводится из хроноскопа и стрелки снова перестают двигаться.

По положению стрелок до и после опыта нетрудно определить время, протекшее от момента произнесения слова экспериментатором до времени произнесения слова исследуемым.

Из этого суммарного времени, протекшего от момента раздражения до происшедшей реакции, может быть исключено время, требуемое для простой реакции, состоящей в произнесении испытуемым того же самого слова, что дает возможность определить время проведения импульса от слухового органа к корковым центрам слуха, от последнего к двигатель­ному речевому центру и затем к периферическому аппарату речи, следо­вательно, без участия сочетательно-символической деятельности нерв­ной системы. Оставшийся же за вычетом этого времени промежуток пока­жет время, выражающее только длительность сочетательно-символической деятельности центра-Исследования показывают, что время от произнесения эксперимента­тором слова до произнесения испытуемым ответного слова в среднем достигает 0,9—lt0 с. Время же, необходимое для одной сочетательной работы мозга, определяется путем вычитания из вышеуказанного числа промежутка времени, необходимого на то, чтобы услышать слово и дать на него сигнал, что равно в среднем около 0,225 с. Следовательно, на самую сочетательную работу мозга для слов уходит от 0,7 до 0,9 с.

Исследования словесных сочетаний по вышеуказанному методу у здо­ровых и у душевнобольных приводят к выводу, что время реакции меняется в зависимости от состояния умственного развития, причем аамедление сочетаний является признаком ослабления умственных способностей. Впрочем, при прогрессивном параличе в начальном его периоде может наблюдаться уменьшение времени сочетаний й.

Скорость словесных сочетаний может быть исследована и более простым способом. Для этой цели достаточно испытуемому вслед за данным ему словом произносить возможно скорее все те слова, которые у него будут вызываться по сочетанию, экспериментатор же должен их запи­сывать.

По истечении определенного времени, например 5 мин, дальнейшее произнесение слов должно быть остановлено. Чтобы получить среднее время словесной реакции, необходимо полученное разделить на число произнесенных слов/ а если желательно получить время, самих символи­ческих сочетаний, то необходимо предварительно заставить последова­тельно произнести те же слова одно за другим как можно скорее, затем время этого произнесения вычесть из общего времени словесных реакций и полученное таким образом уже разделить на число произнесенных слов.

Быстрота развития речевого рефлекса

В отношении словесных символов у нас были произведены специальные исследования с целью выяснить некоторые данные, касающиеся быстроты развития речевого рефлекса 3.

Здесь, собственно, была осуществлена лишь основная часть всякого объективного изучения двигательной сферы, а именно было изучено

2 Чиж В, Ф+ Время ассоциации у здоровых к душевнобольных //Архив психиатрии, нен-рологин н судебной jj с и хиа этологии* 1894, Т. XXIV, ■№ 2. С. 125 3i*t

3 Аствацатуров М. И. Клинические и экспериментально-психологические исследования

функции: Дне..- д-ра медицины. СПб., 1908,

время, необходимое для установления соотношения между внешними впечатлениями и вызываемыми ими речевыми реакциями. Опыты произ водились с хроноскопом Hipp'at причем в качестве возбудителя реакция пользовались стуком падающего шарика, замыкающего при падении ток, электрическим звонком и произнесением слов в аппарате Воhmer'а, реак­ция же почти во всех опытах состояла в произнесении слова. Поэтому в случаях с реакцией на слово произнесением слова применялись два аппарата Rohmer'a, иг которых одни являлся замыкателем электрического тока, приводящего в действие стрелки хроноскопа, другой, ответный, служил размыкателем того же тока. В качестве возбудителя реакции во всех случаях брались односложные слова, которые произносились экпериментатором ясно и отрывисто,

В опытах последовательно изучалось: 1) время «простой, словесной реакций» f состоящей в реакции с заранее условленным словом на опреде­ленное внешнее раздражение, где, таким образом, дело сводилось к простой продукции слова, процесс же подыскания слова отсутствовал и 2) время, «сложной словесной реакции», когда слово являлось не простым двига­тельным актом, а представляло собою результат процесса сочетания и оживления следов* так как испытуемый здесь не подготовлен к дви­гательному акту, а должен подыскать слово вслед за внешним воздейст­вием. Эта сложная словесная реакция в опытах состояла прежде всего в простом повторении услышанного слова, при котором предполагается оживление следа, соответствующего слышимому слову,.сочетание этого следа с двигательным речевым следом и приспособление двигательного речевого аппарата к произнесению услышанного слова,

В опытах прежде всего были произведены параллельные исследования между простой двигательной и простой словесной реакцией, причем выяснилось, что простая словесная реакция для своего осуществления требует вообще значительно большего времени, нежели простая двига­тельная реакция.

Хотя ответное слово, как и ответное движение, на одно и то же внешнее раздражение, например стук падающего шарика или электрический зво­нок, заранее условлено, но слово, даже столь простое, как «да», «есть», «стук», «звон», требуют для своего выполнения значительно большего промежутка времени, нежели простое движение. При этом, однако, на время словесной реакции оказывает влияние конструкция самого слова. Так, слово «есть» требует меньше времени, нежели слово «да»* а слово «да» — меньше, чем слово «стук». Точно так же реакция словом «раз* короче, чем словом «два» и т. п.

Длина слова и количество слов, взятых для реакции, например два простых слова вместо одного, при этом не оказывают существенного влияния на время протон словесной реакции.,

Далее, представляет особый интерес вопрос о влиянии характера внеш­него раздражения на время простой словесной реакции и в частности заслуживает внимания выяснение вопроса о зависимости времени от соотношения между теми или другими речевыми раздражителями и прос­той словесной реакций,.

При сравнении наиболее простого случая повторение данного слова и реакции тем же словом на другое, не словесное раздражение,, например на стук или звон, оказалось, что в первой случае, т. е. ори словесных раздражениях, время реакции оказывается значительно меньшим, что, очевидно, объясняется более привычным сочетанием воспринимающей и моторной речевой функций.

Для выяснения вопроса о влиянии характера слухового раздражителя на скорость произнесения слова, были поставлены опыты таким б

что испытуемый должен был реагировать всегда одними и теми же слова­ми, ему заранее известными, но в одном ряде опытов рад ражи тел ем явля­лось то же самое слово, которое должно быть произнесено, в другом слу­чае бралось как раздражитель какое-либо другое слово, а в третьем случав раздражителем вместо слова был взят стук или звон. В этих опытах выяс­нилось, что в первом случае, т. е. при оживлении слухового следа, соот­ветствующего данному слову, продукция его ускоряется. В общем наибо­лее короткое время для простой словесной реакции требуется в том случае, если возбудителем является то же слово, которое и произносится, несколько больше времени требует словесная простая реакция в. том случае, если возбудителем является какое-либо иное слово, и еще более времена требуется, когда возбудителем является не слово, а звон или стук.

Из вышесказанного очевидно, что продукция слова в отношении вре­мени находите** в прямой зависимости от характера звукового возбудителя.

При сложной словесной реакции исследовалось повторение слыши­мых, но заранее не известных слов. Для выяснения того, в какой мере здесь имеет влияние оживление следа, соответствующего данному слову, па речевую функцию или произнесение слова, производилось, собственно, три ряда опытов. В одном нэ них испытуемый повторял произносимые перед ним слова, н£ зная заранее, какие слова будут даны для повторения; в другом ряде опытов испытуемый повторял те же самые слова, что и в первом ряде опытов, но он каждый раз предупреждался, какое слово будет произнесено Для повторения; в третьем же ряде опытов испытуемый повторяет те лее слова, что и в двух первых рядах опытов, но они здесь повторяются в виде реакции на простые звуковые раздражения,

В результате этого исследования оказывается, что в первом ряде опытов, когда повторяемые слова заранее испытуемому неизвестны, тре­буется более, значительное количество времени, приблизительно в 1,5— 2 раза, нежели в тон случае, если повторяемые слова испытуемому заранее известны. Отсюда очевидно, что повторение неизвестного заранее слова само по себе представляет собою акт сложный, требующий известной работы и воспринимающих, ц двигательных центров речи.

Наконец, в следующем ряде опытов имелось в виду исследовать слож­ную реакцию, & которой испытуемый должен был называть словом дейст­вующее на него раздражение, следовательно, отыскивать подходящее слово.

Для выяснения этого процесса были также поставлены три ряда опытов. В одной группе опытов испытуемый должен был на каждое из двух раздра­жений реагировать одним и тем же словом. В другой группе опытов испытуемый должен был реагировать словом на одно из двух раздра­жений, оставляя другое без внимания. Наконец, в третьем ряде опытов испытуемый должен был реагировать соответствующим словом на каждое данное ему раздражение.

При сопоставлении всех такого рода опытов, произведенных над несколькими испытуемыми, оказалось, что разница между простой сло­весной реакцией и реакцией выбора оказывается далеко не столь значи­тельно, как можно било бы ожидать.

При двигательной реакции эта разница, как известно, достигает 150—200 сиги, тогда как при словесной она не достигает и 100 сигм.

Иначе говоря, сочетание внешнего впечатления с соответствующим ему словесный символом осуществляется намного скорее, нежели соче­тание того же впечатления с определенным двигательным актом.

Объяснение этого факта надо искать, очевидно, в более привычном сочетании внешних впечатлений с соответствующими им словесными символами, нежели с другими двигательными актами*

Роль словесного внушения в гипнозе

В какой мере словесные символы тесно сочетаются с соответствующими внешними впечатлениями или органическими раздражениями, легко доказывается при том пассивном состояния и подавлении личности, ко­торое известно под названием гипноза.

В своей работе «Объективные признаки внушений, производимых в гипнозе» я показал, что внушение, т. е. оживление у испытуемого или прививание ему путем слова соответствующего внешнего или внутреннего раздражения, вызывает ту самую мимику, которая является результатом этого раздражения.

Равным образом изменение в дыхании и сердцебиении под влиянием словесного внушения соответствует тем самым изменениям, которые проис­ходят под влиянием действительных раздражений. Даже внушение испы­тывать «боль» от давления тупым концом булавки вызывает ясную гри­масу лица и расширение зрачков, как и действительное «болевое» раздра­жение 4. Этот факт представляется возможным понять, если мы допустим, что благодаря внушению здесь происходит тесное сочетание простого механического раздражения от давления концом булавки со следом от «болевого» раздражения, благодаря чему уж* влияние простого давле­ния тупым концом булавки оживляя след «болевого» раздражения, вызывает эффект, аналогичный действию самого «болевого» раздражения. ■

С другой стороны, в одном случае при внушении цветной иллюзии сомнамбулet находившейся в глубоком гипнозе, мне удалось получить вто­ричную дополнительную иллюзию в виде цветной индукции.

Так же и при позднейших исследованиях в нашей лаборатории (д-р Срезневский) оказалось, что после внушенной цветной иллюзии обнаруживается последовательное цветное пятно, являющееся вторичной иллюзией подобного же рода, как и первоначальная. При этом в немногих случаях обнаруживались также и явления цветной индукции вслед за внушенной иллюзиейт а в одном случае в последовательном изображении можно было наблюдать явления цветных фаз и цветных контрастов,

Очевидно, что и к этим случаям применимо то же самое объяснение, как и к предыдущим случаям.

Другие, не менее поразительные факты из области гипноза, как, например, появление внушенной сыпи и т, п„ должны получить объясне­ние с той же точки зрения.

С другой стороны, при внушении аналгезии в моем случае нельзя было вызвать ясной реакции зрачка на «болевое» раздражение, а в иссле-. доваяиях, произведенных мною совместно с д-ром Нарбутом s, оказалось, что при внушенной анестезии «болевое» раздражение не сопровождается и такими изменениями со стороны дыхания и деятельности сердца, которые обычно вызываются подобными раздражениями при нормальных условиях.

Наоборот, при внушенной гиперестезии кожные раздражения даже незначительной силы вызывали крайне резкие изменения в пульсе и дыхании.

В этих случаях мы можем допустить, что при внушенной аналгезии воспроизведение состояния «безболезненности» подавляет эффект

4 Бехтерев В. М, Гипноз н его значение как врачвбвого средства // Нервные болезни. 1884, Выи, 1 **•; Бехтерев В. М. Об объективных признаках внушения, испытываемых в г и п в аде // Вести* псих ол огив, крнмнк. антропологии л педологии. СПб., 1905, Вып. 4, & 277»*.

5 Бехтерев В, M.t Иарбут В. Объективные признака внушенаы* изменений чувствитель-

ности в гипнозе ff Обозрев не психиатрии, неврологи в и эксперимента дьной психо­логии. СПб., 1902. № 1, 2.

«болевого» раздражения, тогда как при внушенной гиперестезии влияние слабого раздражения при сочетании со следами от повышенной чувстви­тельности вызывает тот же эффект на дыхание и сердечную деятельности как «болевое» раздражение.

Словом, внушение благодаря сочетательной деятельности центров вызывает весь тот комплекс изменений, который следует за действитель­ными раздражениями.

Между прочим, значение словесного внушения может быть исследо­вано экспериментально на работах с сочетательными рефлексами, причем вместо применяемых безразличных раздражителей могут быть взяты соот­ветствующие раздражители в виде словесных символов.

Во всяком случае, приведенные данные свидетельствуют, что действие словесного внушения, как и действие слов вообще, по отношению к внеш­ним реакциям организма основано также на репродуктивно-сочетательной деятельности, как и другие явления в сфере сочетательных рефлексов, о которых речь была выше.

Если, однако, в нормальном состоянии словесный символ не вызывает реакций той же силы, как в гипнозе, то это объясняется, очевидно, тем, что в бодрствующем состоянии обычно выступают явления задержки.

Если мы хотим исследовать количество и разнообразие символических сочетаний, то равным образом должны прибегать к записи произносимых слов после данного экспериментатором слова в форме звука или письмен­ного, или печатного его изображения.

Как показывает опыт, количество и до известной степени качество сочетаний находятся а зависимости от исходного символического знака и от индивидуальных условий, заключающихся в окружающей обста­новке и воспитании. При этом символы благоприятно действующих на организм воздействий вызывают сочетания быстрее и притом более разнообразные, нежели символы неблагоприятных воздействий.

Так как выше уже были приведены исследования, относящиеся к словесным сочетаниям* то здесь нет надобности вторично сокращаться к этому вопросу.

Исследование обмолвок речи

Остановимся еще на вопросе о происхождении ошибок или так назы­ваемых обмолвок речи, изученным в пашей лаборатории.

Опыты (студент Федоров) ставились по предложенному мною методу таким образом, что испытуемые должны были давать ответы в форме слова или фразы на получаемые раздражения. В качестве раздражений применялись звуки обыкновенного электрического звонка* свет электри­ческой лампочки (силою в 15 св.) и тактильное раздражение, получаемое от особо устроенного прибора. В частноти, метод исследования заклю­чался в том, что испытуемый в момент раздражения должен был произ­носить соответственное обозначение раздражения в определенной форме. Так, на раздражение звуком испытуемый должен отвечать словом «звук», при появлении света — «свет», при тактильном раздражении — «стук»* Ог&ет в форме фразы также должен соответствовать значению получаемого впечатления, например *да, слышу звук», «да, вижу свет» и *да, чувствую стук».

Опыты (в количестве 60} произведены были над четырьмя взрослыми лицами, из которых два были интеллигентные, два других — из простого класса.

При производстве опытов, испытуемый помещался в темной камере, в сидячем положении, перед ним на столе устанавливался прибор, при

помощи которого получалась отметка произнесенного испытуемым слова на движущейся бумажной ленте кимографа; на некотором расстоянии от испытуемого помещалась электрическая лампочка; тактильное раздра­жение получалось от прибора, рычаг которого при замыкании тока слегка касался руки испытуемого; звонок помещался в той же комнатет где и камера. При помощи электрических приборов и отметчиков одновременно с действием раздражения получалась отметка на ленте кимографа. Благо­даря этим приспособлениям результаты опытов получали графическое изображение, благодаря чему представлялись наглядными.

В опытах со звуковыми раздражениями, которые испытуемый должен был называть словом «звук*, давались ряды звуков в разных случаях с различной быстротой темпа, а затем по прошествии некоторого времени внезапно прекращались. При этом оказалось, что по прекращении ряда звуков не отражается благоприятным образом на появление обмолвки, чается веяний раз лишний ответ в форме слова «звук*. Затем в тех же условиях, что и в предыдущем случае, по прекращении ряда звуков дава­лось световое раздражение без ведома испытуемого. Оказалось, что такое введение светового раздражения благоприятствует появлению обмолвки, так как лишний ответ «звук* по прекращении ряда звуков давался в этом случае даже при более медленном темпе. Далеет подобно тому, как и в пер­вом случае, давались ряды звуковых раздражений, но по прекращении их испытуемому предлагалось говорить слово *нет&. Оказалось, что вместо слова «нет» испытуемый иногда по прекращении ряда звуков говорит слово «звук*, т. е. опять-таки получалась обмолвка.

Если при этих же условиях по прекращении звуков вводить световые раздражения, то в этом случае влияние введения света за прекращением звуков не отражается благоприятным образом на появлении обмолвки.

В другом ряде опытов применялись два раздражения — звук и свет таким образом! что при условии на звук отвечать словом «звук*, на свет — словом «свет» производилась смена между рядами звуковых и световых раздражений. При этом оказалось, что при смене рядов этих раздражений, следовавших с быстротой темпа в 2,5 с получались опыть-таки неправиль­ные обозначения раздражений.

В других опытах применялись те же два раздражения (звук и свет) с тем же условием соответственного обозначения каждого из них словами «звук» и «свет» сменялись же не целые ряды раздражений другими, а отдельные раздражения, т. е. звук и свет следовали друг за другом поочередно. При этом оказалось, что обмолвки происходят даже при более медленном темпе, чем в предыдущем случае.

Далее, в ином ряде опытов смена происходила между тремя раздра­жениями, звук, свет и прикосновение следовали друг за другом в непра­вильном порядке. Соответствующее обозначение должно было происходить на каждое раздражение в отдельности. При этом выяснилось, что обмолвки происходят в &том случае еще чаще, чем при смене двух разного рода раздражений и даже при более медленном темпе.

В других случаях вышесказанные три раздражения применялись так же, как и в предыдущем случае, но испытуемый должен был давать ответы в форме фраз: на раздражение звуком — «да, слышу звук*, на све­товое же раздражение — «да, вижу свет» и на прикосновение — #да, чувствую стук». При этом оказалось, что обмолвки происходят еще чаще и для появления их не требуется даже столь быстрой смены впечатлений, как в случае, если раздражение обозначалось в форме отдельного

слова.

Затем были произведены опыты с одновременным действием двух и трех раздражений. В одном; случае давались одновременно звук н свет

через известные промежутки времени, затем звук опускался, причем по условию ответ должен был происходить словом «звук» — только на звуковое раздражение. В другом случае давались одновременно через известные промежутки три раздражения — свет, звук и тактильное раздражение, при условии обозначать словом «звук» лишь звуковое раздражение.

В первом случае оказалось, что ответ словом *звук» получался иногда и ь том случае, когда давалось одно световое раздражение. Во втором случае обмолвки происходили еще чаще, чем при одновременном действии двух раздражений, причем они получались даже при более медленной смене отдельных раздражений, нежели в предыдущем случае.

Кроме того, были поставлены опыты, где исследовалось влияние на обмолвки устранения сосредоточения. Для этой цели испытуемому пред­лагалось считать про себя удары метронома, давая в то же время ответы на получаемые раздражения иного рода. При атом выяснилось, что по­добного рода отвлечение сосредоточения, не оказывая влияния на выше­указанные обмолвки, вызывает новые обмолвки, стоящие в зависимости от предмета сосредоточения, так, например, один из испытуемых вместо обычного ответа на раздражение стремился иногда произнести то число, которое соответствовало количеству сосчитанных им ударов метронома, на которые было направлено сосредоточение испытуемого.

В результате опытов можно сказать, что быстрота следования друг за другом раздражений является благоприятствующим фактором» влияю­щим на появление обмолки; с другой стороны, количество раздражений, предварительно сделанных до смены их другими, также оказывает бла­гоприятное влияние на появление обмолвки. Введение постороннего раздражения вслед за прекращением ряда определенных раздражений, которые должны быть называемы, содействует появлению обмолвки; равным образом обмолвки легко развиваются, когда одни ряды раздра­жений с быстрым темпом сменяются другими рядами раздражений, а еще легче, когда отдельные раздражения одного рода сменяются раздра­жениями другого рода. Если вводится не два, а большее количество сме­няемых раздражений, то это еще более благоприятствует появлению обмолвки при назывании этих раздражений. Наконец, если вместо простого обозначения раздражения одним словом требуется произносить соответст­вующую фразу, то обмолвки получаются еще легче.

Заслуживает также особого внимания факт, что сосредоточение на счете приводит иногда к замене следуемых обозначений теми цифрами, на которых в данную минуту испытуемый сосредоточился.

Жесты как символические движения

К символическим движениям, как мы уже упоминали в начале главы, относятся и все жесты и так называемые изобразительные, или пантоми­мические, движения.

Как известно, жесты и пантомимические движения являются прямым дополнением речи, придавая ей особую живость, выразительность и как бы пластичность. Образная речь, по-видимому, не может быть или, по крайней мере, не бывает без жестов и изобразительных движений.

Жесты в огромном большинстве случаев представляют собою воспроиз­ведение так называемых волевых или, как мы их называем, личных дви­жений и сложных рефлексов — воспроизведение, обусловленное ходом сочетательной деятельности центров. То же самое следует иметь в виду и относительно так называемых пантомимических, или изобразительных,

движений, которые, в сущности, представляют собою личные или «воле­вые* движения подражательного, указывающего и как бы ощупывающего характера.

Отсюда очевидно, что пантомимические движения по своему харак­теру весьма близки так называемым жестнкуляторным движениям и по­тому не всеми авторами даже выделяются в особую категорию.

Выразительные жесты и движения, являясь результатом сочетатель­ной деятельности центров, представляют собою, собственно, повторение движений, заимствованных из актов обороны, нападения и сосредоточения, обусловленных более непосредственными раздражениями. Таково, напри­мер, закрытие лица руками, поднятие плеч, разведение рук и т. п. В гневе мы сжимаем кулаки, наступаем вперед, стискиваем зубы и топаем ногами, но то же мы делаем при непосредственном нападении на врага, напрягая всю мускулатуру своего тела. Мы откидываем голову назад и сами отша­тываемся назад, выражая этим, что мы далеки от сделанного нам неожи­данного, поражающего нас предложения, подобно тому, как мы делаем то же движение при неожиданно выросшем перед нами препятствии, а равно и при внезапно поднесенном к лицу опасном орудии и т. п. Пока­зывая на предмет, мы вытягиваем руку и выдвигаем указательный палец, но то же мы делаем, когда желаем дотронуться до предмета своим пальцем. Когда желают отогнать тягостное впечатление, то трут глаза, но то же самое движение производится в случае, когда глаза чем-нибудь застилаются и когда хотят устранить с поля зрения тот что его затемняет.

При желании что-нибудь отвергнуть или устранить ненужное в рас­сказе употребляют иногда жест в виде движения пальца перед глазами из стороны в сторону, как при стирании чего-либо тусклого на прозрач­ном предмете или при устранении чего-либо мешающего взору 6.

Гордый вид характеризуется вытянутой позой туловища, но то же делают, когда хотят вообще подняться и стать выше других- Тщеславие выражается поглаживанием рук по животу, но то же делают в знак самоудовлетворения после сытного обеда.

Покорность выражается пригибанием стана и опусканием головы, ко то же делают, если хотят пройти через отверстие, не отличающееся достаточной высотой. Ужасающая сцена заставляет нас закрыть глаза руками, но то же движение является обычным рефлексом, когда перед глазами производится угрожающий жест. Покашливание часто служит показателем затруднительного хода мыслей, но кашель, как известно, производится нами и тогда, когда накопившаяся слизь в дыхательном горле затрудняет дыхание. Отыскивая мысль, как бы освобождая психику от докучного вопроса, нередко почесывают затылок, но то же делают и при зуде головы часть рефлекторным путем, устраняя механическое состояние раздражения.

При мольбе о помощи простирают руки вперед, но то же делают реф-лекторно и в том случае, когда ловят какой-либо удаляющийся дорогой и ценный предмет. Пожимают плечами, как бы пряча между ними голову в знак беспомощности, но так же отстраняют и прячут голову между плеч, когда прямое отражение удара оказывается невозможным. Мы поднимаем обе руки, обращая их ладонями вперед и двигая ими в таком

* Вот характерный отрывок из повести И. С. Тургенева «Вешние воды»: «Вы дрались сегодня на дуалн,— заговорила она с живостью и обервулась к пеку всем своим прекрас-ныи, сально вспыхнувшим лицом.— И вы так спокойны. Стало быть, для вас не существу­ет опасности?— Помилуйте. Я никакой опасности ле подвергался. Все обошлось очень благополучно и безобидно.— Джемма повела пальцем направо и налево перед глазами.-, тоже итальянский жест.— Нет, нет! Не говорите этого. Вы меня не Мне Шталеоие все

положении многократными толчками вперед, когда мы не желаем в чем-нибудь участвовать, но то же движение производится нами при желании оттолкнуть от себя какой-либо предмет.

Мы всплескиваем обеими руками, прижимая их к груди, когда полу­чаем известие об утрате дорогого для нас существа, но то же мы делаем, когда желаем обнять дорогое существо и прижать его к своей груди. Мы разводим обеими руками, когда видим свое бессилие перед определен­ной задачей, ко то же делаем, когда хотим указать на необъятность откры­вающегося перед нами пространства.

Нередко угрожают кулаком, когда хотят выразить желание что-либо уничтожить, но то же самое делают, когда хотят нанести удар своему врагу. Мы пригибаем многократно пальцы к ладоням, обращенным кверху, когда хотим приблизить кого-нибудь к себе, но то же мы делаем, когда должны что-нибудь ловить руками. Мы поднимаем высоко свою правую руку над головой, когда говорим или думаем о господстве чего-либо над другим, но то же мы делаем, когда мы хотим: указать на что-либо высокое. Мы быстро качаем головой из стороны в сторону в знак отрицания или несогласия, но то же мы делаем, когда отряхиваем свою голову от чего-либо постороннего или излишнего.

Мы киваем вперед своей головой, а иногда нагибаем свой стан в знак согласия, но то же мы делаем и при поклонении всему высшему.

Нередко ударяют кулаком по столу, когда хотят выразить свою настой­чивость, но то же самое делают, когда мужественно бьют врага, В гневе часто потрясают кулаками в воздухе, но то же происходит, когда речь идет о действительной драке.

Мы отступаем назад при паражающем нас известии, но мы также отступаем назад при виде впереди себя чего-либо ужасного. Мы отки­дываем кверху кисти своих рук, обращая их ладонями вперед* когда мы хотим высказать нашу непричастность к какому-либо положению или мысли, но то же мы делаем, когда хотим защитить себя от приближения к нам опасного предмета.