Музыка стала обращаться к людям лишь после Бетховена -- до него онаподдерживала диалог только с Богом. Баху и великим итальянцам неведомо этососкальзывание к "человеческому", неведом ложный титанизм, который послеВеликого Глухого исказил это самое чистое искусство. Деформация волизаменила пленительную нежность, противоречие чувств -- наивный порыв,исступление -- сдержанность вздохов, после чего из музыки исчезло небо и вней обосновался человек. Прежде грех изливался в тихих слезах. Со временемон стал выставлять себя напоказ: декламация пересилила молитву, романтизмГрехопадения взял верх над гармоничной грезой вырождения... Бах -- космогоническое томление; лестница слез, по которой карабкаютсянаши желания Бога; здание наших слабостей; позитивный и очень возвышенныйраспад нашей воли; низвергающееся в Надежду небо; единственный способпотерять себя, не погибая, и исчезнуть, не умирая... Неужели сейчас уже слишком поздно вновь научиться этим погружениям вбеспамятство? И стоит ли продолжать падать в обморок не под звуки органа? Колебания воли "Знакомо ли вам состояние воли, напоминающее плавильную печь, в которойничто не сопротивляется вашим желаниям, а рок и земное тяготение утрачиваютсилу, мельчают, подчиняясь магии вашего могущества? Уверенные в том, что отодного вашего взгляда воскреснут мертвые, что от вашей длани содрогнетсяматерия, что от вашего прикосновения будут трепетать камни, что все кладбищавоссияют в улыбке бессмертия, вы повторяете себе: "Отныне будет лишь вечнаявесна и хоровод чудес, а снам придет конец. Я принес новый огонь: богибледнеют, а твари ликуют; небеса потрясены, и шум сошел в могилы"....И задыхающийся любитель пароксизмов умолкает, чтобы затем спокойнопродолжить свою речь, спокойно и смиренно: "Приходилось ли вам ощущать эту дремоту, которая передается предметам,ощущать безволие, лишающее силы жизненные соки и заставляющее их грезить обосени, которая победит остальные времена года? Стоит мне пройти мимо -- инадежды притупляются, цветы чахнут, инстинкты смягчаются: все вокругперестает хотеть, все раскаиваются в собственных желаниях. И каждый человекшепчет мне: "Я хотел бы, чтобы жизнь мою прожил кто-нибудь другой, будь тоБог или слизняк. Я томлюсь по воле к бездействию, по неначавшейсябесконечности, по исступленной вялости стихий, по зимней спячке при яркомсолнце, когда оцепенели бы все, от свиньи до стрекозы...";
