Студопедия — Апостол Павел
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Апостол Павел






Ему никогда не искупить свою вину перед нами за то, что он сделал изхристианства такую неизящную религию, за то, что он ввел туда наиболееотвратительные традиции Ветхого Завета: нетерпимость, грубость,провинциализм. С какой бестактностью суется он не в свои дела, в которыхабсолютно ничего не смыслит! Его соображения по поводу девственности,воздержания и брака просто омерзительны! Ответственный за наши предрассудкив вопросах религии и морали, он учредил нормы идиотизма и приумножилограничения, и по сей день парализующие наши инстинкты. От ветхозаветных пророков он не унаследовал ни их лиризма, ниэлегической и космической тональности, но зато позаимствовал у них их дурнойвкус, в частности болтливость, их разглагольствования на потребу сограждан.Его в высшей степени занимала нравственность. Стоит ему заговорить 234 о нравах, как его начинает буквально трясти от злобы. Мучимый идеейГрада, как того, который ему хотелось разрушить, так и того, который онсобирался воздвигнуть, апостол Павел уделяет гораздо меньше вниманиявзаимоотношениям между человеком и Богом, чем межчеловеческим отношениям.Вчитайтесь в его знаменитые Послания: вы не обнаружите там ни усталости, никакого-либо такта, ни сосредоточенности, ни благовоспитанности; все в них --ярость, срывающееся дыхание, низкопробная истерия, нежелание что-либопонимать, неприятие уединенного постижения истины. Куда ни глянь, всюдупосредники, узы родства, дух семейного очага: Отец, Мать, Сын, ангелы,святые; ни малейшего следа интеллектуальности, ни одного определенногопонятия, никого, кто хотел бы понимать. Грехи, вознаграждения, бухгалтерияпороков и добродетелей. Религия без вопросов: полный разгул антропоморфизма.Я буквально краснею за Бога, которого она нам предлагает; развенчание егоявляется просто нашим долгом, да и к тому же ситуация его сейчас такова, чтоон в любом случае обречен. Ни Лао-цзы, ни Будда не ссылаются на какую-либо определенную Личность.Презирая ухищрения веры, они приглашают нас к медитациям, а чтобы медитациине прошли впустую, кладут им некий предел в виде Дао1 илиНирваны2. У них совершенно иное представление о человеке. Как можно предаваться медитациям, если нам предписывается обо всемдокладывать некоему верховному индивидууму? Распевая псалмы и произносямолитвы, невозможно ни искать, ни открывать что-либо новое. Персонифицируютбожество, а затем начинают что-то у него просить, обычно от лени. У грековинтерес к философии пробудился в тот момент, когда их пересталиудовлетворять боги. Рациональные понятия начинаются там, где кончаетсяОлимп. Мыслить -- значит перестать поклоняться, значит восстать противтаинств и провозгласить их несостоятельность.

*

Принимая какую-нибудь новую доктрину, новообращенный воображает, чтосделал шаг к самому себе, но в действительности он просто увиливает такимобразом от трудностей. Чтобы избежать неуверенности -- превалирующего своегоощущения, -- он хватается за первую удобную возможность, которую емупредоставляет случай. А стоит ему овладеть "истиной", как он тут же начинаетмстить другим людям за свою былую неуверенность, за свои былые страхи. Таковбыл случай типичного новообращенного, каковым является апостол Павел. Засвоей напыщенностью он без особого успеха пытался скрыть беспокойство, откоторого ему так никогда и не удалось окончательно избавиться. Подобно всем неофитам, он надеялся с помощью новой веры в корнеизмениться, надеялся преодолеть свои колебания, о которых благоразумно несообщал ни адресатам своих посланий, ни своим слушателям. Сейчас мы безособого труда распознаем его трюки. Но в прошлом на эту удочку попалисьмногие мыслители. Правда, происходило это в ту эпоху, когда все искали"истину", а актами никто не интересовался. В Афинах нашего апостола принялиплохо, там на его досужие вымыслы никто не поддался просто потому, чтоафиняне все еще дискутировали и скептицизм все еще держался, с успехомотстаивая свои позиции. В Афинах почва для христианских рос- 235 сказней оказалась неблагоприятной, а вот в Коринфе, городе, населенномне восприимчивой к диалектике чернью, их слушали разинув рот. Плебсу нравятся поношения, угрозы, разоблачения, он вообще любитвсякого рода шумные речи и обожает горлопанов. Одним из таких горлопанов какраз и был апостол Павел, самый вдохновенный, самый даровитый, самый хитрыйво всем античном мире. Мы еще и по сей день слышим отзвуки поднятого имшума. Он умел взбираться на подмостки и давать волю своим чувствам. Разве неон ввел в греко-римский мир балаганную тональность? Мудрецы его временипредписывали молчание, покорность судьбе, самозабвение -- вещи достаточнонепрактичные. Он перехитрил тех мудрецов, придя с заманчивыми рецептами,несущими благо подонкам и деморализующими людей деликатных. Его реванш запоражение в Афинах был полным. А если бы там он победил, возможно, этосмягчило бы его гнев. В истории не было другого такого провала, который имелбы столь же тяжкие последствия. Именно афинской неудаче апостола Павла мыобязаны тем, что превратились в язычников-инвалидов, в язычников, пораженныхмолнией и распятых на кресте, в язычников, переживших долгую, растянувшуюсяна две тысячи лет пошлость, пошлость глубокую и незабываемую.

*

Еврей, переставший быть иудеем, еврей, сошедший с пути истинного, тоесть предатель. Отсюда впечатление неискренности, с которым воспринимаешьего призывы, его увещевания и его приступы бешенства. Он подозрителен:слишком уж убежденным он выглядит. Непонятно, как к нему подступиться, какего определить; оказавшись на перекрестке истории, он испытал множествовлияний: Сначала он колебался, размышляя, какой путь избрать, но в концеконцов выбрал один из них, благой путь. Деятели его типа играют наверняка,стараясь не рисковать: они ведь неустанно думают о том, как отзовется ихслово и их поступки в потомстве, и если уж посвящают себя всецелокакому-либо делу, то их жертвенность оказывается эффективной. Когда я не знаю, на кого бы мне рассердиться, то открываю Послания ивскоре успокаиваюсь. Вот он, мой враг. Я просто впадаю от него в транс, явесь дрожу. Чтобы ненавидеть его с близкого расстояния, как современника, явычеркиваю двадцать столетий и отправляюсь с ним в путь. Его успехи приводятменя в уныние, муки, которым его подвергали, наполняют меня восторгом. Яобращаю против него неистовство, сообщаемое им мне. Жалко вот только, чтоРимская империя поступала иначе. Загнивающая цивилизация вступала в сделку с собственным недугом,проникалась любовью к разъедающему ее вирусу и, перестав себя уважать,позволяла апостолу Павлу ходить и ездить куда тому вздумается... Тем самымона как бы объявила себя побежденной, призналась в своей трухлявости, всвоей конченности. А запах падали, как известно, привлекает и возбуждаетапостолов, этих алчных и говорливых могильщиков. Мир роскоши и света уступил агрессивности этих "врагов Муз", этиходержимых, которые еще и сегодня вызывают у нас панику и отвращение.Язычники встретили их иронией, оружием слишком безобидным и слишкомблагородным и бесполезным в борьбе с не понимающей тонких оттенков речиордой. Рассуждающий тонкий ум бессилен перед грубым беотий- 236 цем, бормочущим свои молитвы. Динамизм, являющийся привилегией отребья,всегда приходит снизу и без труда торжествует над застывшими высокомернымиулыбками презрения. Античные мерзости были во много раз более сносными, чем мерзостихристианские. Ведь христиане -- это просто разрушители с воспламененнымимозгами и дурацкими угрызениями совести, разрушители, ополчившиеся противпрекраснодушия умирающего античного общества, дабы поиздеваться надсознанием, превратив его в "сердце". Наиболее компетентные из них принялисьза дело с извращенностью, которая поначалу вызвала отвращение у мыслителей,но впоследствии постепенно поколебала их устои, наложила на них свойотпечаток и приобщила их к этой неслыханной затее. А надо сказать, осень греко-римской эпохи была достойна иного врага,иной перспективы, иной религии. Как вообще можно говорить о каком-топрогрессе, имея перед глазами этот пример, пример того, как христианскимбасням удалось без труда задушить стоицизм! Между тем, если бы последнийраспространился повсюду и овладел миром, человек состоялся бы, состоялся быполностью или хотя-бы частично. Смирение, ставшее обязательным, научило бынас достойно переносить наши несчастья, научило бы нас помалкивать ихладнокровно смотреть на собственную никчемность. Может быть, из нашихобычаев исчезла бы поэзия? К черту поэзию! Взамен мы получили бы способностьбезропотно переносить наши испытания. Способность никого не обвинять, неснисходить ни до печали, ни до радости, ни до сожаления, способность свестинаши взаимоотношения с мирозданием к гармоничной игре поражений, жить сбезмятежностью приговоренных, способность не умолять богов, а, скорее,посылать им предупреждения... Это оказалось неосуществимо. Теснимый на всехфлангах, стоицизм остался верен своим принципам и элегантно умер без борьбы.На руинах мудрости обосновывается религия, которая навязывает свои правилаигры. Люди никогда не избавятся от своей склонности предаваться отчаянию наколенях, а не стоя. Они стремятся к спасению из-за своей трусости иусталости, равно как и из-за своей неспособности возвыситься добезутешности, дабы черпать в ней основания для гордости. Умирая с надеждами,которые давали ему силы для того, чтобы жить, человек лишь позорит себя. Этоведь удел черни и болтунов -- ползти к "идеалу" и в нем увязать. Одиночество-- это не столько данность, сколько миссия: возвыситься до него и принятьего -- значит отказаться от опор низости, которая гарантирует успех ирелигиозного, и любого другого предприятия. Проанализируйте историю идей,поступков, взглядов, и вы увидите, что будущее всегда было сообщником черни.Никто не проповедует от имени Марка Аврелия: ведь он обращался лишь к самомусебе, у него не было ни учеников, ни последователей. Зато сколько храмовпродолжает по сей день вырастать на цитатах из Посланий апостола Павла. Ипока так будет продолжаться, я буду без устали обличать того, кто такковарно сумел заинтересовать нас своими мучениями. Лютер Иметь веру -- это еще не все; важно, помимо этого, претерпеть ее,словно проклятие, важно увидеть в Боге врага, палача, монстра и все жевозлюбить Его, проецируя в него всю нашу бесчеловечность, как реальную, таки 237 ту, что живет в наших мечтах. Церковь сделала из Бога существо нелепое,ущербное и чересчур любезное, и Лютер возмутился. Господь, заявил он, -- этоне "простак", не "кроткий дух" и не "рогоносец", но "огнь пожирающий",ярость во плоти, существо "страшнее дьявола", которое с удовольствием наспытает. И не то чтобы он почитал Господа с робостью. При случае он может егои одернуть, может поговорить с ним на равных: "Если Господь меня не защитити не спасет моей чести, стыд ему за это и позор". Он умеет преклонять колении унижаться, но умеет и дерзить, молиться в вызывающем тоне, переходить отвздоха к выговору, умолять полемически. По его мнению, для поклонения, как идля проклятия, любое слово хорошо, даже самое что ни на есть обыденное.Призывая Бога к порядку, он по-новому взглянул на смирение, объяснил, чтооно обязательно не только для людей, но и для их творца. У него мы не видимни благоговения, ни безосновательного беспокойства. Некоторый минимумагрессивности лишь подчеркивает веру: Бог глух к кротким мольбам. Онпредпочитает, чтобы его грубо окликали, подталкивали, и ему нравится, когдамежду ним и присными происходят недоразумения, которые церковь стараетсявсеми силами сгладить. Надзирая за стилем верующих, она отсекает их от неба,которое реагирует исключительно на проклятия, на ругательства, на утробныезвуки, на выражения, бросающие вызов не только теологии или хорошему вкусу,но даже и... разуму. Не спрашивайте у философов, чего стоит этот разум, -- ведь их профессиятребует лелеять и защищать его. Чтобы проникнуть в его тайну, обратитесьлучше к тем, кто познал его на собственной шкуре и плоти. Лютер не случайнообвинял его в блудливости. Он блудлив и по природе своей, и по повадкам.Преисполненный притворства, непостоянства, бесстыдства, он ни к чему неиспытывает привязанности. Поскольку он не является ничем, разум отдаетсякому не лень, и все могут ссылаться на него: и праведные, и неправедные, имученики, и тираны. Нет такого дела, которому бы он ни служил; он мерит всеходним аршином, не колеблясь, никому не оказывая предпочтения, и первыйвстречный может снискать его благорасположение. Только простакипровозглашают его нашим величайшим достоянием. А Лютер сорвал с него маску.Хотя верно и то, что не всем доводится встречаться с Дьяволом.

*

Ох уж эти умы, поддающиеся искушению, живущие на дружеской ноге слукавым и бегающие от него лишь затем, чтобы с еще большим успехом вновьобрести его... "Я носил его, -- пишет Лютер, -- на своей шее... он спалрядом со мной в моей постели чаще, чем моя жена". В конце концов он дажезадает себе вопрос, "не является ли дьявол самим Господом Богом". Вера отнюдь не была для него тихим пристанищем, а была намеренным,искомым кораблекрушением, опасностью, льстившей ему и возвышавшей его всобственных глазах. Чистой религии суждено было бы остаться стерильной: все,что есть в ней глубокого и животрепещущего, имеет не божественное, адьявольское происхождение. И стремление избавить ее от общения с Дьяволомослабляет ее, делает ее анемичной и пресной. Чтобы поверить в реальностьспасения, необходимо предвари- 238 тельно поверить в реальность падения: любой религиозный акт начинаетсяс восприятия ада как первичной материи веры, а рай возникает лишь потом, ввиде поправки и утешения, ибо это уже роскошь, излишество, случайность,ответ на нашу любовь к равновесию и симметрии. Необходим лишь Дьявол.Религия, обходящаяся без него, слабеет, распыляется, превращается врасплывчатое и резонерствующее благочестие. Тот, кто ищет спасения во что быто ни стало, никогда не сделает большой религиозной карьеры. Заслуга Реформации заключается в том, что она нарушила сон совести,отказалась от наркотиков Рима и противопоставила образу доброго Бога инепонятно какого Сатаны концепцию неоднозначного божества и всемогущегобеса. Идея предопределения аморальна, и Лютер знал это. Отчасти именнопоэтому он ее и поддерживал, активно внедряя ее в жизнь. Ведь его задачейбыло шокировать и возмущать умы, усугублять их страдания, пресекать надежды-- словом, уменьшать количество избранных. Ему хватило честности признать,что в некоторых вопросах он прислушался к голосу Нечистого. Этим, например,объясняется смелость, с которой он порицал большинство верующих. Может быть,он пытался сбить их с толку? Вне всякого сомнения. Цинизм пророков примиряетнас с их учениями и даже с их жертвами...

*

Несмотря на свою неспособность надеяться, он все-таки смотритсяосвободителем: немало освободительных движений восходит прямо к нему. Дело втом, что он провозгласил абсолютный суверенитет Бога лишь для того, чтобыэффективнее умалить все остальные формы власти. "Почти невозможно, -- пишетон, -- быть князем, и при этом не быть разбойником". Его максимы,призывающие к мятежу, великолепны, но еще более великолепны его еретическиемаксимы. Чередой расколов и триумфальным шествием инакомыслия Европа обязанаименно ему. Предтеча множества новаторов, он все-таки имел перед ниминеоспоримое преимущество в том, что не предавался оптимизму, этому пороку,позорящему революции. Находясь ближе, чем мы, к истокам Греха, он не мог незнать, что освободить человека вовсе еще не значит спасти его. Стоя между Средневековьем и Возрождением, разрываясь междупротиворечащими друг другу убеждениями и влечениями, этот Рабле от тоскилучше, чем кто бы то ни было, подходил для того, чтобы оживить слабевшее ипоблекшее христианство. Только он один знал, как надо взяться за дело, чтобысделать христианство более мрачным. Его благочестие было черным. Дажеблагочестие Паскаля и Кьеркегора бледнеет по сравнению с его благочестием:первый -- чересчур писатель, второй -- слишком философ. Лютер был силенсвоей крестьянской неврастенией и обладал тем самым инстинктом, которыйпозволяет противостоять и силам Добра, и силам Зла. Его безыскусная исмачная грубость не отталкивает. В нем нет ничего наигранного, ничего отклассического апостола: ни ученой ненависти, ни актерского пыла. Сквозьбесцеремонность его страстей пробивается нотка юмора, которой очень и оченьне хватало пропагандистам Креста. Так кто же такой Лютер? Это апостол Павел,научившийся человечности. 239

Начала

Примирившись с бессонницей от жизненных соков и тока крови,примирившись с паникой, владеющей всеми живыми существами, мы, наверное, вконце концов должны были бы вернуться в забытье и в неведение исконногонашего одиночества? И пока предшествующий бдению мир занимает наше внимание,мы успеваем позавидовать безразличию и полной неподвижности минерала,свободного от терзаний, которые подстерегают живых, обреченных иметь душу.Камень уверен в себе и ни на что не притязает, тогда как немая просьбадерева и пронзительный вопль животного -- это уже выражение муки, хотя ибессловесное. Целые эры молчания и крика тщетно ждут, чтобы мы помогли имосвободиться, чтобы мы стали их переводчиками... Отступники Слова, мытянемся теперь только к царству безразличия, к мраку, к хмельной пелене,заволакивающей горизонт до появления света, к непрерывному экстазу в лонетой первозданной замутненности, следы которой нам изредка еще удаетсяобрести в сокровеннейших глубинах нас самих или же на периферии ГосподаБога.






Дата добавления: 2015-08-12; просмотров: 379. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Различие эмпиризма и рационализма Родоначальником эмпиризма стал английский философ Ф. Бэкон. Основной тезис эмпиризма гласит: в разуме нет ничего такого...

Индекс гингивита (PMA) (Schour, Massler, 1948) Для оценки тяжести гингивита (а в последующем и ре­гистрации динамики процесса) используют папиллярно-маргинально-альвеолярный индекс (РМА)...

Методика исследования периферических лимфатических узлов. Исследование периферических лимфатических узлов производится с помощью осмотра и пальпации...

Классификация потерь населения в очагах поражения в военное время Ядерное, химическое и бактериологическое (биологическое) оружие является оружием массового поражения...

Факторы, влияющие на степень электролитической диссоциации Степень диссоциации зависит от природы электролита и растворителя, концентрации раствора, температуры, присутствия одноименного иона и других факторов...

Йодометрия. Характеристика метода Метод йодометрии основан на ОВ-реакциях, связанных с превращением I2 в ионы I- и обратно...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.011 сек.) русская версия | украинская версия