Факторы социальной адаптации

Можно предположить, что успешность процесса адаптации и эффективность реализации механизмов выжи­вания зависела от ряда индивидуальных и семейных факто­ров. Они облегчали либо, наоборот, затрудняли восходящую социальную мобильность и, таким образом, влияли на соци­альные траектории индивидов. Далее будут рассмотрены только индивидуальные факторы адаптации, такие как пол, возраст, род занятий и национальность.

Имеющиеся у нас материалы не позволяют сделать предположение об однозначном влиянии пола на успешность адаптации. Семейные истории показывают, что и мужчины, и женщины столкнулись с материальными трудностями и репрессиями. В кулацких семьях оба пола пострадали в рав­ной мере, т.к. государственная политика по отношению к этой социальной группе предполагала гонения на всю семью. В других социальных группах мужчины, более активные экономически и политически, пострадали от репрессий в це­лом сильнее женщин.

Что касается влияния пола на адаптацию в профес­сиональной сфере, то она не столь очевидна. До революции распределение супружеских ролей в богатых городских се­мьях было традиционным: муж - кормилец, жена - домохо­зяйка. После 1917 г. мужчины не смогли более выполнять свои функции так, как они это делали до революции, и были вынуждены искать другие способы обеспечения своих семей. Казалось бы, высокий уровень образования и профессио­нальной квалификации мог дать им хорошие шансы на рын­ке труда, однако государственная политика перевоспитания эксплуататоров физическим трудом и дискриминация в сфе­ре занятости выталкивали мужчин из секторов высококва­лифицированного умственного труда.

Положение жен бывших состоятельных людей было двойственным. Советская власть выдвинула в качестве одной из важнейших идеологических целей экономическое, поли­тическое, сексуальное освобождение женщин и равенство их с мужчинами. Достоинства и недостатки советской модели решения женского вопроса продолжают широко обсуждаться, но мы сейчас не будем углубляться в эту дискуссию. Для на­стоящей работы важно то обстоятельство, что отношение со­ветской власти к женщинам из состоятельных семей было двойственным. С одной стороны, государственная политика была ориентирована на поддержку их профессиональных усилий и демонстрацию успехов в решении женского вопро­са. С другой стороны, как представительницы бывших экс­плуататорских классов, эти женщины подвергались дискри­минации в сфере образования и занятости.

Для более детального анализа влияния пола на соци­альные траектории индивидов мы выбрали только одно поколение - прародителей. Большая часть их профессионально активного периода жизни пришлась на революцию и после­революционные преобразования. Именно этому поколению пришлось предпринимать наиболее значительные адаптаци­онные усилия. Наша идея заключалась в том, чтобы сравнить профессиональные карьеры братьев и сестер в каждой семье, не принимая во внимание карьеры их жен и мужей. Эти род­ственники могли происходить из бедных слоев общества и "нарушить чистоту эксперимента". С соблюдением данного условия анализ был ограничен тремя семьями. В остальных случаях у нас либо не было достаточно информации о братьях и сестрах, либо не было братьев и сестер в поколении праро­дителей, либо были только братья или только сестры и, сле­довательно, мы не могли сравнить два пола.

Тем не менее, три отобранные для анализа семьи продемонстрировали три типа семейной адаптации и три ва­рианта "соревнования" мужских и женских траекторий. В схематичном виде эти три типа показаны на графике, хотя в реальной жизни социальные траектории далеко не столь про­сты и прямолинейны. Делая карьеру, герои наших семей ис­пытывали много взлетов и падений, однако на графике ука­заны лишь начальные и конечные позиции и важнейшие по­воротные точки. Начальная позиция означает социальное положение индивида, определенное статусом его семьи, к моменту социалистической революции 1917 г. Выбор семей­ного, а не индивидуального статуса объясняется тем, что в тот момент многие представители поколения прародителей были еще школьниками или студентами, т.е. слишком моло­ды, чтобы иметь личный статус. Конечная позиция означает высшую точку их индивидуальной карьеры.

Первый тип представлен семьей Кантеровичей, в ко­торой несколько членов семьи, и мужчины и женщины, бы­ли репрессированы и, следовательно, испытали резкое паде­ние социального статуса. Однако после освобождения из ла­герей начали подниматься по социальной лестнице и до­стигли высокого положения внутри условного "среднего класса". При этом мужчины добились лучших результатов, чем женщины.

Семья Вороновых демонстрирует второй тип адаптации: здесь никто не был репрессирован, семья в целом пережила умеренное падение социального положения, причем статусы женщин расположены между статусами их братьев. Третий тип, или дезадаптация, представлен семьей Нилаевых, которая так и не смогла восстановить утраченные после революции позиции. Вместе с тем, сестре здесь удалось до­биться больших успехов, чем братьям.

Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении данные пока не позволяют сделать какие-либо предположения отно­сительно воздействия пола на процесс послереволюционной социальной адаптации.

Следующий из интересующих нас факторов адаптации - воз­раст. Среди наших респондентов два поколения были свиде­телями революции (пра-прародители и прародители), а еще одно поколение (родители) - свидетелем послереволюцион­ной трансформации общества. Сравнение социально-профессиональных статусов представителей трех поколений выявило высокий уровень межпоколенной мобильности. Пра-прародители, родившиеся в 60-70-х гг. XIX века, сфор­мировались как личности и профессионально задолго до ре­волюции. В 1917 г. они были уже взрослыми людьми со сло­жившейся профессиональной карьерой и пострадали сильнее всех, пережив резкое падение статуса. Многие из них, если не большинство, так и не смогли хоть как-то восстановить утраченные позиции.

Следующее поколение, которое родилось в конце XIX - нача­ле XX веков, начало двигаться вверх по социальной лестнице и достаточно преуспело в этом. Его представители получили профессии, требующие как минимум среднего образования (что для того времени было весьма неплохо), а многим уда­лось получить и высшее образование. В социальной структу­ре они заняли различные позиции внутри "среднего класса", располагаясь как в нижних его стратах (медсестра, бухгал­тер), так и в верхних (врач). Хотя их детство и юность прошли до революции, большая часть их жизни протекала уже после 1917 г. Надежда на лучшую участь, потенциальная возможность сделать карьеру, ожидание жизненных перспек­тив вдохновляли их на активное социальное продвижение. Отталкиваясь от позиций, которых удалось добиться праро­дителям, поколение родителей (1920-40-е гг. рождения) до­билось еще лучших результатов. В отличие от двух предыдущих поколений, которые были вынуждены приспо­сабливаться к совершенно чуждой им социальной системе, родительское поколение появилось на свет и выросло при со­циализме. Опыт жизни в условиях тоталитарной системы ох­ватывал всю их судьбу и им не довелось сравнивать "до" и "после" революции [20,стр.11] и, следовательно им не пришлось адаптироваться к новому строю, при котором они родились и выросли. Представители этого поколения пере­двинулись еще выше внутри "среднего класса". В наших се­мьях большинство из них получили профессии, требующие высокого уровня образования и квалификации (врачи, юрис­ты, преподаватели вузов и т.п.) и сделали успешную карьеру. Рассмотрим более подробно одно поколение, чьи адаптаци­онные усилия, как уже отмечалось выше, были наиболее впечатляющими - поколение прародителей. Разница в воз­расте среди его представителей составила в наших семьях 20 лет, что позволяет делать возрастные сравнения внутри одно­го поколения.

Общее положение о том, что молодые адаптируются легче, чем люди среднего возраста и пожилые, в целом справедливо и для наших семей, но с некоторыми оговорками. Во многих семьях путь молодых к высшему образованию и высокому статусу был долгим и извилистым, потребовавшим намерен­ного изменения социального статуса (Землянины и Малахо­вы). Зато в семье Вороновых выигрышным обстоятельством в судьбе поколения прародителей было то, что все его пред­ставители встретили революцию взрослыми людьми, уже имевшими образовательную базу и профессиональные навы­ки. Члены семьи считали, что именно это позволило им не скатиться вниз по социальной лестнице и удержать в какой-то степени статусные позиции.

Определенные преимущества давали людям и некоторые профессии. Хотя ни одна профессия не гарантировала отсут­ствие послереволюционных трудностей и репрессий, тем не менее некоторые облегчали жизненные тяготы, а другие ни­как не влияли на процесс выживания. Так, совершенно оче­видно, что профессия врача помогала главному герою ис­тории семьи Кантеровичей выжить во время тюремного за­ключения и в лагере. Он работал не на руднике или лесопо­вале, а в тюремном медпункте по своей специальности -фельдшером. После освобождения из лагеря в 1934 г. он смог восстановиться в медицинском институте, из которого был отчислен в 1925 г. как сын купца, и закончить свое образова­ние. В соответствии с Декретом Народного комиссариата здравоохранения все бывшие студенты медицинских вузов получили право завершить образование, так как страна ис­пытывала нехватку медицинских работников. Другой пример воздействия занятости: в голодные послере­волюционные годы любая работа, так или иначе связанная с едой, облегчала процесс выживания. Так, одна из членов семьи Нилаевых работавшая в Кремле, приносила домой продуктовые пайки для матери и братьев. А вот рассказ геро­ини семьи Вороновых о том, как ее сестра и муж сестры по­могали семье:

 

"Когда Коля по возрасту был мобилизован санитаром в поезде с ранеными и уезжал вглубь страны, то привозил кое-какие продукты в обмен на всякие пустяки, что мы могли дать из дома - старые платья, ситцевые платки, даже какие-нибудь стеклянные бусы. Оба они потом много работали в продуктовых магазинах на должностях бухгалтеров с тем, чтобы иметь право... покупать необ­ходимые продукты. Анюточка и Коля спасли моих маль­чиков от голода";.

В периоды социальных катаклизмов работа "при еде" была важна для людей, прежде всего, как способ физического вы­живания, а не достижения социального престижа. Мы предполагали также посмотреть, какое влияние на про­цесс послереволюционной адаптации сыграл в наших семьях фактор национальности. Большинство семей - русские, се­мья Амелиных - белорусы, а семья Кантеровичей - евреи. Мы не ожидали, что национальность семьи Амелиных ка­ким-то особым образом повлияет на семейную историю по сравнению с русскими, так как обе нации принадлежат к родственным культурам. К тому же ни в царской, ни в совет­ской России на официальном и бытовом уровнях никогда не проявлялось какое-то специфическое, тем более негативное отношение к белорусам. В повседневной жизни отношения между двумя нациями всегда были спокойными, доброжела­тельными. Собственно, история семьи Амелиных и не про­демонстрировала никакого воздействия их национальности на процесс послереволюционной адаптации. Это не значит, что национальная тема не была затронута в рассказах членов семьи. Напротив, она постоянно звучала, и их собственная национальность сравнивалась с националь­ностями других членов семейного клана. Вот один из приме­ров, касающихся жизни белорусов после революции в Рос­сии. В 1919 г. на Белоруссию напали войска буржуазной Польши и захватила значительную часть республики. В 1921 г., согласно мирному договору России с Польшей, Западная Белоруссия отошла Польше, а восточная часть в 1922 г. во­шла в состав СССР. После раздела Белоруссии многие се­мейные кланы оказались по разные стороны государственной границы двух стран. Перед семьями, оказавшимися на тер­ритории Польши, встал вопрос, не переехать ли в Советскую Белоруссию. Часть общины решилась на переезд, оставшиеся стали ждать от них вестей. В памяти семьи о том периоде со­хранилась следующая история:

 

"Белорусы, между прочим, очень хитрая нация. Но не как хохлы, которые под себя гребут, и не как русские. Русские в лоб норовят, а белорусы - в обход. Ну, так вот, по поводу переезда в Советскую Белоруссию. Они договори­лись, что если все будет хорошо, то так они и будут писать, что все хорошо. А если плохо, то об этом писать все равно нельзя будет. И они договорились в этом случае цветочки рисовать. И вот из Советской Белоруссии ста­ли приходить письма все в цветочных полянках. Поэтому та часть белорусов, которая в Польше жила, так там и осталась";.

 

Трудно сказать, насколько этот рассказ имеет под собой ре­альную почву, а в какой степени он - из области семейной мифологии. Любопытно, что сходную историю, но из жизни украинских эмигрантов в Канаде нам сообщила Ираида Винницкая, сотрудника Украинско-Канадского научно-исследовательского и архивного центра (Канада). Этот сюжет сохранился в народной мифологии советского периода вплоть до очередной волны эмиграции 70-х годов и возродился в анекдоте о письмах за границу оставшихся в СССР родственников. Они сообщали эзоповым языком, что здесь есть все, кроме красных чернил. Письма, написанные красными чернилами должны были означать, что на родине не все благополучно.

В биографическом исследовании довольно часто приходится сталкиваться с мифологизацией семейного прошлого. Ин­терпретация мифов уже стала отдельным направлением на­учного анализа "историй жизни" на Западе [21]. Несмотря на то, что советская действительность была богата на мифотвор­чество, эта тема пока не привлекала заслуживающего внима­ния российских исследователей.

Возвращаясь к нашей теме, заметим, что национальный фактор никак не сказался на процессе выживания семьи Амелиных и был важен лишь в межличностном общении членов семьи.

Другое дело - семья Кантеровичей. Евреи относились к числу этносов Российской Империи, чьи гражданские права и сво­боды были ущемлены в законодательном порядке. В частности, они могли проживать только в границах черты осед­лости; существовали процентные ограничения по приему евреев в средние школы и университеты; им было запрещено заниматься адвокатской деятельностью и т.д. Социалистиче­ская революция сняла законодательные ограничения, и с этой точки зрения евреи, безусловно, выиграли в результате ее победы. К тому же при Советской власти прекратились ев­рейские погромы, которые были нередки в царской России. Вместе с тем ни для кого не является секретом негативное отношение Сталина и других руководителей страны к евреям и антисемитские настроения в обществе. Однако члены семьи Кантеровичей рассказывают, что в послереволюцион­ный период их национальность не мешала адаптации. Основным препятствием в то время было их социальное происхождение. В 30-е гг. на смену происхождению пришел фактор "репрессий". Авторы доносов обвиняли членов семьи как бывших репрессированных, но не обращали внимание на социальное происхождение и национальность. Еврейский фактор актуализировался лишь в начале 50-х гг. во время борьбы с космополитизмом, а сразу после революции он ни­как не повлиял на адаптацию этой семьи. Можно, следова­тельно, предположить, что роль факторов адаптации (в част­ности - национальности) изменялась во времени в зависи­мости от политической и экономической ситуации в стране.

Заключение

Поскольку наш массив не позволяет делать какие-либо окончательные выводы об адаптации состоятельных слоев общества после 1917г., то наши обобщения являются по сути предположениями-гипотезами, нуждающимися в дополни­тельной проверке.

Анализ семейных историй показал, что все без исключения семьи пострадали от революции, испытав падение своих ста­тусных позиций и материального уровня. Из господствую­щих или как минимум состоятельных слоев общества они превратились в стигматизируемые новой властью социальные группы. Однако внутренние ресурсы семей, накоплен­ный культурный капитал предотвратили развитие тенденции социальной деградации и в большинстве случаев развернули вектора социальной мобильности в противоположном на­правлении. Послереволюционное падение статусов боль­шинства индивидов и семей оказалось временным. Нисхо­дящая мобильность сменилась процессом постепенного вос­становления статуса и завоевания социальных позиций в но­вом обществе.

Наша первая гипотеза состоит в том, что принадлежность к привилегированным слоям до революции имела ограничен­ное во времени воздействие на карьеру индивидов после 1917 г. Если члены семьи смогли преодолеть послереволюцион­ные трудности, то первоначальное временное падение стату­са в дальнейшем уже никак не влияло на жизненную и про­фессиональную карьеру.

Сравнение социально-профессиональных статусов предста­вителей разных поколений говорит о высоком уровне межпоколенной мобильности. Пра-прародители, встретившие 1917 год уже взрослыми людьми со сложившейся карьерой и прочным статусом, сильнее всех пострадали в результате ре­волюции. Они испытали резкое принудительное падение ста­туса, который у большинства из них затем так и не изменил­ся. Однако уже следующее поколение начало восстанавливать утраченные социальные позиции и достигло хороших резуль­татов. Его представители получили профессии, требующие как минимум среднего образования, а многие стали профес­сионалами с высшим образованием. В социальной структуре общества их позиции распределились внутри условного "среднего слоя" от нижней его части (медсестра, бухгалтер) до верхушки (врач).

Успех прародителей был развит поколением родителей. От­талкиваясь от завоеванных прародителями позиций, они до­бились еще лучших результатов и в массе своей перемести­лись в верхнюю половину среднего класса. В наших семьях подавляющее большинство родителей получили профессии интеллектуального труда (биолог, врач, юрист, инженер, преподаватель вуза и т.п.) и сделали успешную профессио­нальную карьеру.

Таким образом, можно предположить (и в этом состоит наш второй вывод-гипотеза), что мобилизация культурного капи­тала позволила бывшим состоятельным семьям восстановить утраченные статусные позиции и занять достаточно высокое положение в социалистическом обществе. Другими словами, они продемонстрировали успешную адаптацию к новым условиям. Осознавая принципиальные различия между со­циальными структурами царской России и СССР, мы счита­ем, что относительное положение наших семей в советской социальной иерархии корреспондирует с их статусом в доре­волюционном обществе.

Если же рассмотреть восходящую социальную мобильность членов семей не с точки зрения индивидуальных траекторий, а с макросоциологических позиций, то наши примеры пол­ностью соответствуют выводу, сделанному С.Оссовским [19] и подтвержденному Р.Андоркой [11]. Он состоит в предпо­ложении, что интенсивность и направленность межпоколен­ной мобильности были результатом, прежде всего, структур­ных изменений в послереволюционном обществе и индуст­риализации экономики страны. Несмотря на усилия репрес­сивного аппарата вмешаться в процесс социальной мобиль­ности и воспрепятствовать образовательной и профессио­нальной карьере выходцев из состоятельных слоев, социаль­ные траектории индивидов в конце концов вышли на путь, соответствующий культурному потенциалу их семей и опре­деленный макросоциальными и макроэкономическими тен­денциями развития общества.

 

 

 

 

Литература

1. Изменение социальной структуры социалистического общества. Октябрь 1917-1920 гг./ Редкол.; ВЖСелунская (отв. ред.), В.ЗЛробижев, Ю.С.Кукушкини др. М.: Мысль, 1976.

2. Ларин Ю.С. Частный капитал в СССР. М. 1927.

3. Ленин В.И. Записка Ф.Э.Дзержинскому с проектом декрета о борьбе с контрреволюционерами и саботажниками. Полн. собр. соч., т.35.

4. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.41.

5. Молотов В.М. Статьи и речи. 1935-1936. М.: Партиздат, 1937.

6. Народное хозяйство СССР. 1922-1972 гг. Юбилейный статистический ежегодник. М.: Статистика, 1972.

7. Поляков Ю.А., Жиромская В.Б., Киселев И.Н. Полвека молчания. (Всесоюзная перепись населения 1937 г.) // Социологические исследования. 1990. N 7.

8. Советский простой человек. / Отв. ред. Ю.А.Левада. М.: Мировой океан, 1993.

9. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1-11. Малое собр. соч. Т.5. М.: ИНКОМ НБ, 1991.

 

10. Статистическое обозрение. 1927. N 5.

11. Andorka, R. Social Mobility in Hungary Since the Second World War What Life Histories Add to the Information Gained from Survey Data. Sociological Uses of Life Stories and Family Genealogies: International Workshop. Bratislava. 17-23 August, 1992.

12. Bertaux D., Bertaux- Wiame, Le patrimoine et sa lignee: transmissions et mobilitc sociale sur anq generations // Lifestories. 1988. N4.

13. Coetzee, J.K. Wood, G. T. A Local Odyssey in Search of a New Space for Freedom: Biographical Accounts of the Political Struggle in the Eastern Cape (South Africa) in the 80s. Paper prepared for the XIIIth World Congress of Sociology, Bielefeld, 18-23 July, 1994. P.7.

14. Cohen, A.B. The Symbolic Construction of Community. Chilchesten Ellis Horwood, 1985.

15. The Education and Cultural Development of Migrants. The CDSS's Project N 7. Council for cultural cooperation. School education division: Tavistock, 1966.

16. Kim, Y. Y. Communication and Cross-cultural Adaptation: an Integrative Theory. Clcvcolon: Multilingual Matters Ltd, 1988.

17. Kovacs,M.L., Cropley, A.J. Immigrants and Society: Alienation and Assimilation.Sidney: McGrow-Hill, 1975.

18. Mercer, Y.R. Theoretical Constructs of Adaptive Behaviour Concepts and Measurements Eds. W.A Coulter, H.W. Morrow. N.Y. etc.: Grume and Stratton, 1978.

19. Ossowski, S. Social Mobility Brought about by Social Revolutions. Fourth Working Conference on Social Stratification and Social Mobility, Geneva, 1957

20. Passerini L. Introduction. In: Memory and Totalitarianism. L.Passerini (ed.) Oxford University Press. 1992.

21. Samuel, R. Thompson, P. (ed.). 1990. The Myths We Live By.L.: Routlege.