Еврипид. Ты царей и владык в лоскуты нарядил и в лохмотья, чтоб жалкими людямЧем изувечил? Эсхил Ты царей и владык в лоскуты нарядил и в лохмотья, чтоб жалкими людям Показались они. Еврипид Ну и что ж? Нарядил. Объясни, что плохого я сделал? Эсхил Из богатых и знатных не хочет теперь ни один выходить в триерархи.[88] Они рубища носят, как ты им велел, сиротами безродными плачут. Дионис Да, Деметрой клянусь, а внизу, под тряпьем – из отменнейшей шерсти рубашку. И, разжалобив всхлипом и ложью народ, выплывают в садках живорыбных. Эсхил Научил ты весь город без толку болтать, без умолку судачить и спорить. Ты пустынными сделал площадки палестр, в хвастунов говорливых и вздорных Превратил молодежи прекраснейший цвет. Ты гребцов обучил прекословить Полководцам и старшим. А в годы мои у гребцов только слышны и были Благодушные крики над сытным горшком и веселая песня: «Эй, ухнем!» Дионис От натуги вдобавок воняли они прямо в рожу соседям по трюму, У товарищей крали похлебку тишком и плащи у прохожих сдирали. Нынче спорят и вздорят, грести не хотят и плывут то сюда, то обратно. Эсхил Сколько зла и пороков пошло от него: Это он показал и народ научил,[89] Как в священнейших храмах младенцев рожать, Как сестрицам с родимыми братьями спать, Как про жизнь говорить очень дерзко – нежизнь. Вот от этих-то мерзостей город у нас Стал столицей писцов, крючкотворов, лгунов, Лицемерных мартышек, бесстыдных шутов, Что морочат, калечат, дурачат народ. Средь уродов и кляч не найдешь никого, Кто бы с факелом гордо промчался. Дионис Никого! Видят боги! До колик на днях Я смеялся на празднике Панафиней.[90] Вздумал в беге участвовать кто-то, кривой, Белотелый и пухлый. Он страшно отстал, Он пыхтел, и хрипел, и сопел. У ворот Керамика народ колотить его стал По загривку, по заду, под ребра, в бока. Отбиваясь от палок, щелчков и пинков, Навоняв, пропотев, Он свой факел задул и умчался.
|
