Глава 5. Очарование Психологии и разочарованные психологи

Как я и сказал, я уже готов рассказать о Субъективной психологии и о науке самопознания, скрывавшейся внутри нее. Но мне мало просто написать исторический очерк науки. Я хочу совместить его с исследованием самого себя. И постараюсь использовать материал истории для разговора о том, что занимает нас с вами и сегодня и будет еще долго жить в наших потомках. Это вопрос о том, что нас влечет в психологию, в науку и вообще влечет и заставляет действовать в этой жизни.

Огромный вопрос, неподъемный. Поэтому я сузил его до одного частного проявления этого психологического явления: что нас влечет в психологию? Думаю, я могу ответить на него безошибочно: мечта!

Какая? Это уже гораздо более сложный вопрос. Да и вообще, далее ответы кончаются, а видятся все вопросы и вопросы: что такое мечта? Что заставляет нас мечтать? И что заставляет нас мечтать стать чем-то, например, психологом? Как соотносится мечта с целью? И вообще, что такое Мечта как движитель человечества, если на нее взглянуть психологически? А еще меня занимает вопрос: за что она там, в моем сознании, цепляется, чтобы заставить действовать? Почему вообще Мечта может мною править?

На некоторые из них, как кажется, ответить относительно просто. Например, что такое мечта и что такое цель. По крайней мере, пока речь идет об объяснении слов.

По сути, мечта и цель означают одно и тоже, хотя мы подозреваем, что это разные вещи.

На самом деле, такое русское слово «цель» заимствовано из германского языка и, как считается, довольно поздно. Возможно, в петровские времена. Хотя, гораздо вероятнее мнение Этимологического словаря Черныха, что это "одно из ранних славянских заимствований" (Черных, с. 365). Уж очень оно привычно и естественно для нас. Тем не менее, "в словарях русского языка слово цель отмечено с 1731 года" (Там же).

Иными словами, определенно было время, когда слова «цель» в русском языке не было, но трудно представить себе, что не было и понятия, которое оно именует. Как объясняет словарь: "цель — место в которое метят и стремятся попасть". Следовательно, ближайшим соответствием цели является мета, метка.

Это если мы говорим о внешней цели.

Но цель может быть и психологическим понятием, определяющим действия и поведение человека. Нам всегда очень важно знать цель, которая ведет человека, заставляет его действовать. И мы можем спросить его: куда наметился? Или: что наметил?

Но это реже. Человеку гораздо больше подходят слова: охота и желание. Что ты хочешь? — как раз и определяет цель человеческих действий. И охота, желание, особенно страстное, гораздо ближе к понятию «мечты», чем мета. По крайней мере, так кажется. Но так ли это?

Словари в один голос показывают, что очень близкие по звучанию слова — мечтать, мечтаю, метить, мечу, и метать, меч, — не имеют никакого этимологического родства. Это если подходить научно. Но народ научно подходить не умел и очень часто видел связи между словами там, где их в действительности и не было. Это называется "народная этимология", то есть установление родства между словами по внешним признакам.

Наука не принимает народную этимологию, когда дело касается истории слов. Но вот в отношении будущего все не так однозначно. Как бы мы там ни хотели, но творцом языка является именно народ. И сколько бы мы ни упирались, доказывая, что нет слова «кушать», народ решил иначе, и это слово теперь есть. А когда-то из-за него бушевали споры. Точно так же ученые могут долго доказывать, что кофе — мужского рода, но кончится эта борьба, судя по всему, тем, что кофе будет "оно".

Вот так и с мечтой, метой и метанием. Мне доводилось во время этнографических экспедиций слышать любопытные рассуждения деревенских языковедов. Суть их сводилась примерно к следующему.

Метиться, то есть выцеливать что-то приходится при метании. А что мечут? Мечут стрелы, копья, камни. Но и бисер, а также и карты и, самое главное, — жребий.

А когда мечут карты или жребий, то гадают о судьбе, мечтают о ней и метят ее жребием. Гадают всегда с определенной целью — избежать плохого и поспособствовать хорошему. Иначе говоря, меча жребий или карты, мечтают улучшить свои возможности попасть в хорошее. В этом смысле мечта определенно есть цель или мета, к которой стремятся или устремляют себя, как стрелу.

И как бы ни ненаучно было объединение всех этих понятий — метать, метить и мечтать, — по смыслу они объединяются идеально, когда речь заходит о цели человеческой жизни.

И все-таки мета как цель — явно отличается от мечты. Мета — это лишь значок, обозначающий место. А что такое мечта?

Даль дает такое определение:

"Мечтать — что, или о чем, — играть воображением, предаваться игре мыслей, воображать, думать, представлять себе то, чего нет в настоящем; задумываться приятно, думать о несбыточном. <…>

Мечта вообще всякая картина воображения и игра мысли; пустая, несбыточная выдумка; призрак, видение, мара".

И очень важный пример:

"Так вмечтался в эту мысль, что не может с нею расстаться. Домечтаюсь ли до были".

Но мы пока просто объясняем слова. Психологически все эти понятия гораздо сложнее. Намекну. Обратите внимание на связь мечты и воображения. Мечта — это картина воображения или Образ. Даль как-то очень резко подчеркивает несбыточность мечты. Но именно это понятие «несбыточности» показывает на желательность. Если бы это было не так, то речь шла бы о несоответствии действительности, ложности этих воображаемых картин. Но мечтателя отучают мечтать, показывая ему, что мечты приятны, но несбыточны.

Мечты, мечты, где ваша сладость?

Для нас с вами это означает, что если мы начинаем рассматривать мечту как цель человеческой жизни, то сразу должны понять, что работает такая цель совсем не как мета. Хотя, пожалуй, мы можем найти и сходство.

Мета и мечта очень похожи, пока мечта очень отдалена. Тогда она тоже выглядит лишь значком. К примеру, знаком или метой мечты о высшем образовании может быть Знак высшего учебного заведения, который получают выпускники вузов.

Но если мы приглядимся к мечте вблизи, то она оказывается огромным живым образом, воображаемой картиной. Причем — это и картина какого-то мира, в котором хотел бы жить мечтатель, и образ жизни, который он хотел бы вести.

Соответственно, такой образ нужно воплотить, и сделать это можно лишь огромным трудом и преодолев сопротивление окружающего мира. Этот образ сам каким-то образом заставляет нас действовать и воплощать себя. Каким? Еще один вопрос пока без ответа.

Большинство людей, как кажется, предпочитают ничего не менять в своей жизни и остаются мечтателями.

Чаще всего скрытыми. И лишь отдельные титаны затевают борьбу за воплощение своей мечты и либо добиваются победы, либо гибнут в неравной схватке с действительностью. Но победителями восхищаются и делают образцами для подражания. Чаще всего такие титаны-воплотители мечты встречаются среди ученых, художников, вождей и полководцев.

На самом деле все люди живут мечтами и воплощают их каждым своим шагом и движением пальца. Только мечты у них оказываются мелкими, хотя и съедают всю жизнь. Кто-то строит садовый домик, кто-то осваивает гитару или компьютер, кто-то вьет гнездышко, обустраивает свое жилище, таща туда в клювике все лучшее, что смог добыть. Молодежь мечтает сбежать от родителей, родители мечтают воплотить все, что не смогли сами, в детях. Даже бомж, бездомный беспризорник, мечтает о теплом канализационном люке прямо возле богатой помойки…

Мечтают и ученые. И мечтают точно так же, создавая картины желанных миров, называемых Образами мира, и воплощая их в жизнь. И один их таких Образов мира лежит и в основе психологии, заставляя воплощать себя. Как это обычно называют — делать Науку. Хотя в психологии как раз, скорее всего, действуют несколько образов, судя по тому, сколько в ней течений.

Но это научные образы психологии, соответствующие школам. А ведь есть и общая для всех психологов основа. Она сейчас считается утерянной, но не потому, что ее действительно нет, а потому, что психологи разных направлений делят мир и не хотят между собой договариваться.

Мне кажется, что все, кто сегодня зовет себя психологом, а также все, кто хотели стать психологами, но не смогли, пошли когда-то в психологию вовсе не за той наукой, о которой мечтали. Всех их сюда привела какая-то очень сходная мечта, которая лежит в основе всех психологии прямо за словом «психология». Она не сбылась, и большая часть приходивших разочаровались.

Собственно говоря, я сам отношусь к числу разочарованных своей наукой. Точнее, относился, потому что однажды мне пришла мысль: если мне хочется заниматься психологией, но не хочется больше читать то, что пишут о психологии в научных книгах, то почему мне не пойти в психологии своим путем?

А действительно, что мешает разочарованным психологам бросить нелюбимое дело и пойти своим путем? Попробую поразмышлять.

В русском языке есть понятия, которые могут иметь несколько способов выражения, но при этом сохраняют одно и тоже значение. Например, истовый- неистовый. Отрицательное выражение нисколько не отличается от положительного. Истовый художник — неистовый художник. Можно сказать, это одно и тоже. Это понятие проистекает из каких-то глубин нашего сознания, где, на мой взгляд, все едино и где хранится магия. И оно, безусловно, имеет к магии отношение.

Очень сходно и выражение «разочарованный». Очарован-разочарован… Во многом оно продолжает сохранять значение очарованности несмотря на отрицание. Разочарованный, как слышит мое ухо, — это расколдованный, то есть освобожденный, но не от чар, а всего лишь от их действия. Потерявший некое состояние сознания, в котором ощущал себя в чуде или сказке, но остающийся в ожидании его, в надежде, что что-то это чудо еще принесет ему. Иначе говоря, разочарованный больше не пребывает в том состоянии или в том мире, куда перенесли его чары. Но сами чары, как некая зависимость, вовсе не пропали в нем. Об этом свидетельствует присутствующий смысловой оттенок некой обиды, как будто недополучил то, что обещали. Раз обижаешься, значит, что-то хранишь, не хочешь отпустить из себя до конца.

Разочарованный психолог — это психолог, обиженный на ту науку, которая заманила его в сказку, а потом подменила ему мир, в который он шел, летел когда-то, как мотылек на пламя свечи, но это психолог, который все еще надеется и не может поверить, что жизнь прошла зря. Это значит, что для бытового ума, в котором мы приходим в Психологию, это слово — психология — обладает чудесной притягательностью, тем самым очарованием, которое настолько действенно, что заставляет нас охотиться за собой, меняя жизнь и избирая вполне определенные пути. И даже если посреди жизни или позже ты обнаруживаешь себя опустошенным и обманутым, ты все равно продолжаешь бежать по той колее, в которую тебя вставили в самом начале. Ты бежишь и делаешь науку, все надеясь, что рубеж, за которым ждет тебя чудо, все-таки будет… Психологи наивные, но преданные мечтатели. Даже полная несостоятельность их науки не в состоянии разрушить для них очарования самого слова Психология.

Если я и не могу понять, что за мечта ведет людей в психологию, я определенно вижу, что Мечта способна очаровывать. Любая Мечта, если определить ее действенность на народном языке, обладает волшебной силой очаровывать человека. Но что такое чары? И что такое есть в человеке, что способно очаровываться? Без ответа…

Тогда, может быть, мы можем дать определение волшебному содержанию слова «психология» и той тяге, которая нами движет?

Это тоже непросто. Почему? Да хотя бы потому, что никто до сих пор этого не сделал. Одни бросили психологию и считают, что раз они не стали психологами, то и не имеют права на подобные исследования.

Это дело психологов, а не тех, кто предал психологию. Другие же стали психологами и теперь лихорадочно делают Науку, занимают места в сообществе ученых и стараются этой работой заглушить болезненную память о том, что предали себя и позволили Науке подменить им цели и мечты. Этим, как вы понимаете, не до того.

Как происходит эта подмена? А так. Сначала ты приходишь за Психологией! И тут тебе говорят: с этим придется подождать, а пока давай изучай то, что является Наукой. Ты наступаешь себе на горло и принимаешь решение: взрослые дяди и тети наверняка знают, что надо делать для того, чтобы стать психологом. Хорошо, я вооружусь этими знаниями, раз без них в Психологию не пропускают. Мечта подождет.

И ты душишь и душишь себя ради необходимости прорваться сквозь эти "линии Маннергейма" Психологического сообщества: сдаешь зачеты, экзамены, пишешь работы, взламываешь ворота, пробиваешь бреши в стенах… А потом вдруг обнаруживаешь себя уже внутри крепости Психологии защищающим ее. И вот первая защита — кандидатская, которую надо сделать как полагается и про которую ты думаешь: это обязательно надо сделать, чтобы получить право работать в психологии. И вот вторая защита, про которую ты знаешь, что после нее ты сможешь говорить все, что хочешь! А что хочет доктор психологических наук? И вообще, хочет ли он хоть что-то, кроме того, чем его заполнили и к чему приучили? Студенту, наверное, трудно поверить, что именно доктор наук и является самым несвободным из всех, кто пришел в науку… Вчера мне свободу дали, что я с ней делать буду?..

Однажды бывает слишком поздно. Зачем тебе свобода слова, если умерла твоя муза?! Советские диссидентствующие писатели были вождями дум, пока им не давали говорить. Тогда любой их выкрик был заряжен страстным требованием свободы слова. Но вот пришла новая пора. История сказала: говорите! Вы свободны! И тишина… Потому что ничего, кроме мечты о "свободе слова!", не осталось в их душах…

Это увидели все, и это было болью для думающей России. А вот как продают свои души ученые, почему-то почти никто не видит, а если и видят, то лишь на отдельных, близких людях. А ученые продаются каждый день, теряя и теряя то, о чем мечтали.

Я не хочу затевать исследование психологии Научного сообщества. Это его собственное дело, если оно заинтересовано в самопознании. Мне важнее сама Мечта о психологии, которая живет в душе любого читающего эту книгу. Именно мечта и заставляет нас в юности читать книги по психологии. Мечта эта и кусочек души, который ее хранит, никогда не исчезают. Они просто уходят далеко в сторону от непосредственных жизненных интересов. Или не уходят. Но это реже.

Так можно ли дать определение этой Мечте? По крайней мере, можно попробовать. И я подошел бы к этому в ключе культурно-исторической психологии. Иначе говоря, дав описание явлению не так, как это делает академическая объективная психология, а прямо так, как видит его наш бытовой ум.

Собственно говоря, именно это я и делал, когда говорил о движущем нами очаровании, живущем в наших душах. И хоть это и не научные термины, зато подобные бытовые выражения позволяют предельно точно описать то, что думает сам человек, представитель определенной культуры и определенной эпохи, о том или ином явлении. В частности, что думает современный русский или русскоязычный человек о таком явлении, как психология.

Для такого исследования мне вовсе не нужна оборудованная приборами лаборатория. Я вполне мог бы начать его, просто описывая свои собственные представления, потому что я современный русский человек, думающий о психологии. И я нисколько не сомневаюсь, что мой рассказ содержал бы некое ядро соответствия, которое в точности совпадет с представлениями о психологии большинства читающих.

Ну и, конечно, что-то в нем было бы только мое, а чего-то не хватало бы в этом портрете Психологии как культурно-исторического явления. Что произошло бы дальше? А дальше те, кто увидел бы совпадения и несовпадения с собственными представлениями, написали бы мне и сказали: вот в этой части все очень и очень точно. А вот это — лично твое, потому что у меня этого нет. Зато есть вот такие представления.

И тогда, получив достаточно представительные отклики, я дописал бы это ядро, убрав свои личные черты и добавив то всеобщее, что не учел, потому что не увидел из-за своей психологической слепоты. И так родилось бы полноценное КИ (культурно-историческое) психологическое исследование. Примерно такое:

Так что же я вижу как черты такого явления, как наше очарование психологией? Начну с вопроса: что, на мой взгляд, влечет людей в психологию? Если просто называть то, что приходит на ум, и тем самым как бы щепать лучинку за лучинкой от этого большого, тяжелого и неуютного чурбана, то первыми выскакивают всяческие предположения о том, что знание душевных механизмов дает власть над людьми, которую можно обрести, изучая душевное устройство. Власть над другими- это, по сути, возможность управлять ими. И это сила. Затем идет собственная независимость… Слава, почет, деньги… И многое, многое другое…

Мне даже скучно. И я не стану делать такие исследования.

Но среди всего этого или, точнее, под слоями всего этого я ощущаю что-то особенное, что-то очень большое, что делает людей одержимыми и неистовыми. Вот оно мне гораздо интереснее. И по всем признакам это и есть Мечта. У всех настоящих, больших ученых была Мечта, которая двигала ими в их поисках, заставляя совершать подвиги.

Что такое эта Мечта, как ее обретают и как освобождаются, если вообще освобождаются? В каком она отношении к Идеям, а значит, и к Образам вообще? И нельзя ли, убирая другие слои сознания, произвести археологию Души и вскрыть Мечту в чистом виде?

Я попробовал наметить вопросы для начального исследования понятия «Мечта» на примере Мечты о Науке психологии, которой были одержимы многие прекрасные люди, ставшие Субъективными психологами. Я знаю, что мне не решить этой задачи полноценно. Она еще слишком велика для меня. Но я хотя бы ставлю вопрос.

А он мне важен, потому что я сам принадлежу к той же категории психически больных людей. Я тоже одержим Мечтой и хочу понять, как она захватила мое сознание, почему она правит мной и заставляет посвящать себе всю жизнь. И почему заставляет верить, что быть человеком, одержимым Мечтой или Идеей, — это хорошо, это само по себе уже плата за все страдания, которые ты вынужден будешь испытывать?! Вопросы, вопросы…