Студопедия — Глава 7. Освальд Кюльпе. Школа психологии для психологов
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава 7. Освальд Кюльпе. Школа психологии для психологов






Освальд Кюльпе (1862–1915) был классическим ученым XIX века и последователем Вундта. Естественно, что он совмещал психологию с философией. Кюльпе был основателем Вюрцбург-ской психологической школы. Ее считали школой психологии для психологов, потому что Кюльпе и его соратники (К. Марбе, Н. Ах, К. Бюлер) учили профессиональных психологов, как пользоваться самонаблюдением. На русский язык Кюльпе переводился мало. Мне известны только три его работы: "Введение в философию" (1901), "Современная немецкая философия" в 12-м номере "Вестника знания" за 1904 год и "Современная психология мышления", изданная Лосским и Радловым в 16-м сборнике "Новых идей философии" в 1914 году.

Его главный труд — "Основания психологии" (Grundriss der Psychologie) 1893 года — в России не издавался.

За исключением крошечного куска, переведенного Чел Пановым в 1894 году для 22-й книги "Вопросов философии и психологии". А именно в нем Кюльпе обосновал возможность метода интроспекции в психологии вообще и в экспериментальной психологии в частности. Мне эта работа была доступна лишь в ее английском переводе 1895 года (Outlines of Psychology), выполненном Титчинером. В общем, как раз тогда, когда, как это утверждает стандартный учебник психологии Дружинина, именно эти двое доказали всю бесперспективность метода интроспекции. Поэтому я постараюсь рассуждения Кюльпе о собственно методе интроспекции перевести как можно полнее, чтобы читатели могли составить собственное мнение.

Сразу хочу предупредить — легенда о том, что немецких философов русскому человеку читать не по силам, вероятно, рождалась во многом благодаря Кюльпе. Ох, он не прост!

Итак, школа Самонаблюдения Освальда Кюльпе.

Но сначала несколько рассуждений общего характера. Кюльпе начинает свои «Основания» с большого Введения, в котором дает определение многим исходным понятиям. Соответственно, благодаря этим определениям, мы можем понять и самого Кюльпе: чего он хотел, зачем трудился и, вообще, что из себя представлял.

Первый параграф Введения называется "Значение и проблема психологии". Особенно важна для понимания Кюльпе первая строка этого параграфа:

"7. Дело всех наук — описание фактов" (Kulpe. Outlines of Psychology, с. 1).

Эта, казалось бы, бесспорная с точки зрения общего науко-учения фраза весьма красноречива в свете затеянного мною психологического исследования о целях ученого и науки, потому что это прямое продолжение дела Вундта.

Что такое описание фактов? Точнее, явлений действительности, потому что факты являются не чем иным, как наблюдением за действительностью. Описание явлений действительности — это создание описания или картины мира. Научное их описание — это создание Научной картины мира.

Следовательно, задача всех наук и делающих их ученых, как представляет Кюльпе, — создание этой самой картины. И это и есть его Цель! Ничего, казалось бы, личного: ни получения прибыли, ни наслаждения, ни, тем более, самопознания. Только верное служение Науке! Только творения образа Тому, Кого ученые ведут в этот мир. Какого образа? Такого, который позволит Ему воплотиться.

Но как может жить человек без личных целей? Я не могу себе такого представить. Это не в человеческой природе. Следовательно, Кюльпе скрывает свою истинную цель. Она осталась где-то до этого первого предложения. И я смею предположить — в предыдущей книге. Ведь Кюльпе посвящает этот труд своему "почитаемому учителю Вильгельму Вундту".

И действительно, саму эту книгу Кюльпе почти невозможно читать, так она переполнена сложнейшими математическими формулами, графиками, физикой и законами мироздания. Этой полной «нечитабельностью» отличались все сочинения мастеров экспериментальной психологии вплоть до Челпанова. Их цель была одна — сделать из этой невнятной субъективной размазни психологии строгую науку по образцу физики. Иначе говоря, из метафизики физику.

Выбор психологии, как видите, осуществлялся сначала вместе с Аристотелем против Платона, потом внутри Аристотеля против метафизики. И не только у Кюльпе, но и у всей Науки конца девятнадцатого и всего двадцатого века. В подтверждение этого Кюльпе со всей определенностью завершает второй раздел первого параграфа словами:

"…психология принадлежит не к философским дисциплинам, а к специальными наукам" (Там же).

Иначе говоря, психология — это не метафизика, а почти естественная наука.

Итак, Освальд Кюльпе служит Науке и делает Науку. Как он ее делает?

"7. Дело всех наук — описание фактов. В любом описании мы применяем определенный набор символов, которые служат нам средствами выражения тех фактов, которые мы хотим представить.

Таким образом, каждая наука создает систему символов для своих нужд; и космическая весомость (universal validity) научной картины частично зависит от точности и последовательности применения этой системы. <…>

2. Факты, с которыми имеют дело все науки, кроме философии, мы называем фактами опыта. Они последние и исходные данные нашего опыта: они составляют субъективную материю созерцания (reflection), хотя сами при этом не являются созерцанием. Философия же, с другой стороны, должна исследовать описания этих фактов; наше созерцание опыта сделалось объектом отдельного исследования" (Там же, с. 1).

Далее Кюльпе вводит понятия «описательных» и "объяснительных наук" и размышляет, куда отнести психологию. По сравнению с «точными» науками, приходит он к выводу, психология все-таки наука описательная.

Но "поскольку взаимоотношения психологии с естественными науками не могут быть отнесены ни к одной из них в особенности, ясно, что мы должны искать определяющие черты психологической субъективной материи не в особенной природе определенного класса опытных фактов, а скорее в каком-то качестве, имеющемся у всех них. Это качество есть зависимость фактов опыта от испытывающих их личностей.

4. Мы часто выражаем это, говоря, что психология есть наука «психических» фактов, фактов «сознания», или что факты психологии «субъективны». Однако все эти выражения обманчивы.

Таким образом, мы можем начать не включать в понятие «субъективное» зрительный образ нашего тела: в таком случае все, что видимо в пространстве, объективно. Или, идя дальше, мы можем применять этот термин исключительно к состояниям, которые никоем образом не могут быть объективированы, и которые составляют неотъемлемый раздел психологии, как, например, мысли, чувства удовольствия и боли и тому подобное. В любом случае объект психологического исследования определен неверно или неточно" (Там же, с. 2).

Точно такие же сомнения с точки зрения психологии как точной науки вызывает у Кюльпе и использование слова сознание, как, впрочем, и собственное определение психологии, как науки, изучающей факты опыта.

Не буду переводить эти куски текста. Суть их сводится к тому, что психология как наука не позаботилась дать точные определения собственным понятиям.

Зато его вывод позволяет многое понять:

"Если психология должна стать научной, ее утверждения должны обладать космической весомостью (universal validity)" (Там же, с. 3).

Эта всеобщая, или космическая, весомость — очень важное понятие. Иначе его можно было бы перевести как Вселенскую значимость. Ее упоминание — это прямое разворачивание Образа великой Космогонии.

Наука заимствовала его у Церкви, чье место стремилась отобрать. Но чтобы занять "свято место", нужно было соответствовать определенным требованиям, которые признавала церковь, завоевывая умы последователей. Требованиям, кстати, вполне психологическим. Людям был нужен определенный товар, и Церковь его предоставляла в обмен на приношения и послушание. Товар этот был спокойствием. Иными словами, Церковь обещала людям, что если они будут ее слушаться, она сделает так, что они будут жить спокойно. И сделала!

Сколько бы Наука ни объявляла Религию ложью, Церковь свое слово держала. Не видеть того, что у Церкви получается управлять сознанием людей, было нельзя. Это был факт действительности, а если бы Наука его приняла, то и научный факт.

Наука этот факт приняла, но не признала. Она признавала только то, что могло улучшить в глазах людей ее облик и ухудшить облик врага. Поэтому все, что было действенным у Церкви, Наука замалчивала, но старалась присвоить себе, как делала когда-то и Церковь по отношению к Язычеству. А что это было, что позволяло Церкви править умами и телами своей паствы? Вопрос, требующий изучения.

Однако даже при самом беглом исследовании можно было уверенно сказать: это было какое-то орудие.

Великолепное управленческое орудие. Какое? Если исходить из тех условий, которые уже заданы, то это орудие заставляло людей слушаться или обеспечивало их послушание. Оба понятия как-то подозрительно навязчиво связаны со слухом. В отношении же церкви мы знаем, что основным средством ее общения с паствой является не сила и не власть, а проповедь.

Так что орудие управления, которое я ищу, должно быть чем-то, что воздействует через слово. Иначе, это какой-то образ, обеспечивающий Церкви возможность управления, а людям возможность быть спокойными. Но что значит "быть спокойными"?

Это значит спокойно жить. То есть разойтись по домам после проповеди и не волноваться по поводу отвлекающих от обычного быта вещей. Просто делать то, что от тебя ожидается и не ломать в волнениях установившийся порядок. А когда появляются сомнения или страхи, то бежать в Церковь за дополнительным успокоением, а не поднимать панику или волнение.

Жить можно только в мире. Спокойно жить — только в мире, который ты знаешь. А точнее, про который ты знаешь, что в нем не может произойти ничего непредсказуемого. Мы не знаем настоящего мира.

Прекрасного и яростного мира, как сказал Андрей Платонов. Не знаем, потому что между ним и мной стоит Образ Мира, который создает у меня ощущение, что я могу спокойно жить в этом мире.

До Науки таким Образом мира был тот, который предоставляла людям Церковь. Если верить Науке, он был насквозь ложным, как сказал Маркс, опиумом. Иначе говоря, эта ложь действовала не слабее наркотика.

Похоже, тут Маркс подметил какое-то проявление магической действительности, показывающее, что сознание людей испытывает «наркотическую» потребность в Образе мира. Это первое. А второе, что Религиозный образ мира справлялся со своими задачами. И, следовательно, был истинным, даже если не во всем соответствовал действительности.

Одной из важнейших составных частей этого Образа было объявление Христианских Церквей Вселенскими. Слово Католическая у западной церкви и Кафолическая у православной как раз означают Вселенская. Уже первые соборы, то есть собрания или съезды Христианской церкви, назывались Вселенскими. Это очень важно. Почему?

Да потому, что люди должны были чувствовать в этом неземное величие той силы, которая стояла за Церковью. Точнее, божественное величие. За нами стоит Бог, да и не простой божок из мелких, а Бог богов, творец и владыка всей Вселенной. А значит, все, что мы говорим вам от имени его, имеет значение для всей Вселенной, законы, которые описаны в нашем Образе мира, — универсальны, как сказала бы Наука. Можете жить спокойно.

Кстати, Наука именно так и сказала, только заявив это про себя, про свою картину мира. Очень рано распознав, где скрывается основная сила Церкви, она бросила лучшие свои умы на создание собственного Образа мира, способного заменить Религиозный. И главное требование, которое предъявлялось ко всем творениям, — наши утверждения должны иметь Вселенское значение.

Это требование к научным творениям кажется сейчас настолько привычным, что мы даже считаем его обоснованным. Вряд ли кто-то всерьез задумывался, что это самое «ненаучное» из научных требований. Я уж не говорю про то, что оно рождалось как политическое. Но даже если просто исходить из требований собственного метода Науки, которым был признан опытный метод, то задача описания действительности должна решаться как описание того, что доступно тебе в опыте. Точнее, что становится доступным в результате расширения опыта.

Это всегда расширение от Я и описание окружения Я. Попытки присвоить таким утверждениям значение Вселенских — это перескакивание через огромное количество неведомого. Сама по себе задача познать устройство мироздания встала перед Наукой так болезненно лишь как задача опровергнуть религиозную Картину мира. И вся ее суть сводится лишь к утверждению: религия — обман. Претензия же Науки на знание истины есть только претензия.

Но как удачно была проведена эта идеологическая акция! Как ловко были обработаны мозги! Мы ведь до сих пор не сомневаемся, что задача Науки — познавать мироздание! Нет, не познавать, скажем, наш мир и улучшать нашу жизнь, а именно познавать Вселенную. И это почему-то так важно для нас, что мы безропотно оплачиваем эти научные игры.

В общем, нам отводится завидная роль: восхищаться и платить, подтягивая собственные пояса. И, кстати, не лезть со свиным рылом в калашный ряд и даже не рыпаться познавать истину самим. На это есть и поумнее нас!

Наука не просто создала Образ мира, конкурентоспособный с религиозным. Она еще и сделала его таким, что он без божественного авторитета держит нас коленопреклоненными. И делает служителей науки жрецами. Каким образом? Неимоверной сложностью построений. Сложность Науки и всего излагаемого ею так велика, что мозги простого человека схлопываются, и ему остается лишь предать себя в руци твоя…

Сложность эта искусственно поддерживается, чтобы создать непроницаемость между паствой и жрецами.

Многочисленные учебные заведения, созданные Наукой, как кажется, для обучения народа, на самом деле созданы для того, чтобы не пропускать в научное сообщество чужих. Они пропускают в мир Науки не тех, кто действительно может открыть истину, а тех, кто принимает правящий Образ мира и язык, доступный лишь своим. Наука — это тайное жреческое сообщество, захватившее власть на земле.

Хорошо это или плохо — другой вопрос. Это данность, это есть. И значит, оно соответствует действительности. Иначе говоря, божественно. И мы не можем ни осудить, ни одобрить Науку, если не поймем ту цель, ради которой это все делается.

Если цель — дать человечеству покой, то Наука хороша, когда его дает. Как и Религия.

Но вот вопрос: покой ли нужен мне? И если лично мне нужен не покой, то что? И как я могу этого достичь?

Прежде, чем отвергать Науку или Церковь, я должен понять себя. Но я их детище. Во мне просто нет других образов, кроме созданных ими. Наука и Религия — части меня, и познавая их, я познаю себя.

Я могу отвергать их Вселенские притязания, пока вижу их как битву за Власть. Но когда я понимаю, что за этим скрыта моя собственная потребность в покое, я теряю свое возмущение. Я начинаю прислушиваться к себе и к Науке. Ответ, похоже, может дать лишь самопознание.

Возвращаясь к Кюльпе, я теперь иначе гляжу на его поиски "универсальной весомости" научных утверждений. За ними, безусловно, скрываются те же механизмы психологического воздействия на человеческое сознание, что и за этикой Вундта. За ними задача построения какого-то иного общества. Я не знаю, какого и зачем, но я вижу, что Кюльпе последователен. И из задачи создать Вселенский Образ мира он выводит и "Проблему психологии". Поскольку психология есть наука о фактах опыта, который испытывает человек, то как сделать такой материал весомым?

"Из сказанного ясно, что у психологии очень определенная проблема: это создание верного описания качественно зависящих от наблюдателя опытных данных" (Там же, с. 5).

Вероятно, чтобы создать в рамках научного мира мирок для психологов. Отсюда вытекает исследование методов психологии, которому посвящен второй параграф книги "Методы и Цели психологии". Здесь Кюльпе во многом вторит Вундту. И это самая интересная для меня часть психологии Кюльпе.

Методов, которым психология следует при изучении своего предмета (субъективной материи), два вида: прямой и непрямой.

Прямые методы применимы тогда, когда возможно немедленное понимание и описание фактов. Если мы исследуем наше собственное восприятие цвета, например, мы применяем прямой метод путем вчувствования и прямого наблюдения деталей этого восприятия.

Со своей стороны, непрямые методы используются, когда о каких-то фактах необходимо сделать заключение на основании каких-то символов, представляющих эти факты. Так, мы следуем непрямому методу, когда пытаемся получить знания об определенном опыте с помощью памяти или языкового общения.

Это очевидно, что прямой метод предпочтительнее непрямого. В то же время, психология не может отбросить непрямой метод, не уменьшая себя до «ничто» чисто индивидуальной науки. Как только мы пытаемся изучить умственные процессы других людей, мы вынуждены пользоваться непрямыми методами" (Там же, с. 8).

Итак, Кюльпе, как человек чисто научный, хотел бы, чтобы психология была столь же успешна, как и естественные науки, применяющие непрямые и в силу этого «объективные» методы исследования.

Уже из этого можно вывести, что в отношении прямого метода он постарается сделать все, чтобы этот метод воспринимался вполне научным. Иначе говоря, задачей Кюльпе и его школы была именно постановка научного наблюдения как метода психологии. Зачем? Смею предположить: чтобы психология стала самостоятельным миром, в котором спокойно жить. И ему это не удалось. Почему? Опять же предположение: да потому, что предложенные им методы не вели к покою и не соответствовали задачам правящего научного Образа мира! Не задаваясь вопросом, куда ведут и что открывают такие методы, просто опишу их. Точнее, приведу описания Кюльпе.

"2. Каждый вид методов может применяться как объективно, так и чисто субъективно, поскольку каждый может использоваться как внешними исследователями, так и лично в отношении собственного опыта. Если мы назовем прямое понимание и описание ментальных процессов "внутренним восприятием" или «интроспекцией», то субъективная форма прямого метода может быть названа интроспективным методом.

Его объективной формой будет экспериментальный метод, поскольку его объективность зависит от применения экспериментов.

Непрямой метод может быть точно так же разделен на метод воспоминаний, который субъективен, и лингвистический метод, который объективен.

Два объективных метода не могут никогда применяться отдельно от соответствующих им субъективных методов, хотя обратное вполне возможно. Эксперимент без интроспекции не более чем игрушка, заимствованная у физики, а язык без памяти лишь бессмысленный звук. Язык проверяет, усиливает и закрепляет память, как и эксперимент, который усиливает достоверность и обобщает значение интроспекции" (Там же, с. 8).

Далее идет раздел, целиком посвященный Прямому методу. Начинается он с разговора о самонаблюдении.

Думаю, что именно этот метод и не ведет к покою. Ведь все остальные выжили, а этот исчез из Научного обихода.

"З. а) Интроспективный метод самый простой и очевидный из всех. Это общий метод как для науки, так и для обычного самонаблюдения в быту. Но в психологии интроспекция может стать полезным методом лишь если применяется в особых и благоприятных условиях.

(1). Первое из них- это состояние внимания.

Мы понимаем здесь под этим термином то состояние умственных процессов, при котором они обладают особой живостью, отчетливостью, связанностью и воспроизводимостью. Его значение в изучении умственных феноменов интроспективным методом не нуждается в доказательствах. Мы только должны тщательно удерживать направление внимания на эти феномены, а не на их созерцание (not upon their introspection), иначе цель метода будет утеряна или, самое малое, серьезно отклонится.

Намеренное самонаблюдение, рекомендуемое различными психо-логиями, опасно подошло к такому искажению метода.

В действительности это просто вопрос о "внимательном проживании " умственного процесса. Мы можем отметить, что преимущества метода увеличиваются, благодаря исключительной или хотя бы преимущественной концентрации на определенных сторонах и аспектах опыта.

(2). Другим условием методически верно проводимой интроспекции является беспристрастие при рассмотрении фактов.

Даже в естественных науках исследователь склонен видеть то, что он хочет увидеть. И эта тенденция значительно больше и значительно более опасна, когда рассматривается субъективный процесс. Если мы подходим к исследованию сознания с более или менее определенными ожиданиями того, что найдем, являются ли эти ожидания теоретическими или же основанными на предварительных логических рассуждениях, мы можем удалиться очень далеко от действительного факта.

Единственная защита, если не считать экспериментальной проверки интроспекции, это крайне тщательное слежение за собой.

4. Интроспекция или опыт внимания становится научно цельным лишь когда его содержанию дается описание.

Поэтому необходимо, — мы обсудим это детальнее, когда дойдем до лингвистического метода, — чтобы была создана система понятных и точных символов, способных соответствовать требованиям описания насколько только возможно" (Там же, с. 8–9).

После этого Кюльпе переходит к описанию экспериментального метода, который должен заполнять провалы в самонаблюдении "проверяя ее записи и делая самонаблюдение более достоверным" (Там же, с. 10).

Вот, пожалуй, и все, что я хотел бы взять из этого сочинения Освальда Кюльпе. Думаю, что приведенные отрывки достаточно хорошо показывают, на какой методологической основе развивалась далее Психология самонаблюдения.

Но не менее важными для использования в самопознании опыта Психологии самонаблюдения являются и методологические сомнения Кюльпе, высказанные им в 1901 году в лекциях, называвшихся "Современная немецкая философия".

"Очевидно <… >, что дело обстоит плохо и с притязаниями внутреннего восприятия на очевидность и истинность. Прежде всего, простая наличность сама по себе ни достоверна, ни недостоверна, ни надежна, ни ненадежна. Если же производить суждения на основании пережитого, сообщать, что находилось в сознании, то подобные суждения могут только путем исследования показать, что мы должны из них брать.

Конечно, психология, как эмпирическая наука, должна всюду опираться на эти показания; однако, если только она поступает осмотрительно, она нигде не принимает их без проверки, как чистое и безусловно обязательное познание.

Экспериментальный метод показал, между прочим, что существуют большие различия в пригодности лиц, подвергающихся наблюдению, даже при не подлежащей сомнению субъективной надежности, честности их.

При одних и тех же условиях опыта показания одного недостаточны и отрывочны, сбивчивы и противоречивы, показания же другого богаты и полны, тверды и согласны. Производить такие различия и поступать согласно с ними, то есть предпочитать последние показания первым, поскольку не имеется в виду именно изучить их индивидуальную природу, — конечно, означает не что иное, как сомневаться в очевидности внутреннего восприятия как такового.

Однако и у лучших, наиболее пригодных к наблюдению лиц не всегда бывают достоверные показания. Они меняются в зависимости от настроения, привычки, утомления, интереса, подготовки" (Кюльпе. Современная немецкая философия, с. 114).

Сам Кюльпе, как классический философ (ох уж эти непростые немецкие классические философы!) и верный слуга Науки, уходит от этого к мечте о психологии как строгой науке:

"Было бы поэтому желательно на почве современной психологической науки снова отчасти воскресить в его исторической форме, конечно, устаревшее и недостаточное учение Канта о внутреннем чувстве, которое знакомит нас лишь с явлениями, а не с я в себе самом" (Там же, с. 115).

Иными словами, ни о каком самопознании у Кюльпе и речи идти не может, а его самонаблюдение — это наблюдение того, что чувствую я без Я.

Из этих рассуждений Кюльпе 1901 года можно даже сделать вывод, что он действительно начинал развивать метод самонаблюдения, а потом разочаровался в нем как в научном методе. Это не так.

В докладе, прочитанном на V конгрессе Немецкого общества экспериментальных психологов в 1912 году, то есть совсем незадолго до смерти, он по-прежнему рассказывает о своей работе как об экспериментальном исследовании самонаблюдения.

Этот доклад был опубликован в России в 1914 году под названием "Современная психология мышления" в переводе С. Попи-ча. Кюльпе очень трудно переводить. Он очень четко отрабатывал научное требование сложности изложения. Поэтому я допускаю, что этот перевод тоже был не очень хорошим, потому что понимать Кюльпе в этой работе еще сложнее, чем в других работах. Некоторая невнятность изложения затемняет и без того непростой рассказ Кюльпе.

А рассказывает он как раз о тех сложных психологических экспериментах, за которые Вюрцбургскую школу и называли психологией для психологов. Я приведу одну выдержку из этой работы. Можно сказать, что в ней дано общеметодологическое обоснование такого психологического исследования, какое я в этой книге совершаю по отношению к Науке. Еще раз повторяю, перевод не упростил слова Кюльпе, так что постарайтесь вчитаться:

"Никакие психологические эксперименты не мыслимы без некоторых заданий и, следовательно, они должны иметь, по крайней мере, такое же значение, как и другие условия при постановке опытов, как аппараты и применяемые с их помощью раздражители" (Кюльпе. Современная психология мышления, с. 65).

Это исходное методологическое утверждение. Разберем его. На самом деле Кюльпе здесь говорит не совсем о том, что звучит в тексте. Это будет ясно из его последующих рассуждений. По сути, речь здесь идет не о заданиях вовсе, а о постановке Задачи исследования и даже о Задаче, которую ставит перед собой исследователь, приступая к экспериментам.

Естественно, из этой Задачи вытекут и все задания испытуемым, и подбор аппаратов и способов исследования. Так что я бы записал вторую часть утверждения Кюльпе так: следовательно, постановка Задачи исследования должна иметь, по крайней мере, такое же значение как все остальные необходимые для эксперимента условия. А может, и большее.

Здесь у Кюльпе вроде бы не звучит, что речь идет о собственной Задаче ученого, но при внимательном чтении всего рассуждения вы разглядите, что речь, в сущности, идет о цели исследования. И даже всей жизни ученого.

"Нашему исследованию подверглось влияние задач в простейших случаях. Испытуемому, например, предлагается отыскать по части целое или назвать род по видовому признаку" (Там же).

Это пошло описание непосредственных опытов, проводившихся Кюльпе. И опытов, которые, на мой взгляд, и должны бы составлять самую суть психологии. Более того, опытов, которые надо сделать классическим основанием для подготовки всех академических психологов, потому что они позволяют не только почувствовать, как устроен наш разум и наше сознание, но к тому же заставляют психолога определиться с тем, что он понимает под психологией и своим местом и в ней, и в мире.

"Только благодаря этим опытам достигнуто было то правило, при котором задачи получили гораздо большее значение для продуктивного исследования, нежели отдельные предлагаемые раздражители. Задача является неподвижной точкой в потоке явлений. Слова меняются от опыта к опыту, задача остается неизменной, по крайней мере, в течение одного ряда, в продолжении одного и того же опыта. Она служит тем, что придает определенное направление поведению испытуемого" (Там же, с. 65–66).

В этом отрывке еще может казаться, что речь идет действительно о задании испытуемому. И это действительно так, если смотреть из положения самого испытуемого. Но если попробовать взглянуть на это глазами ученого, то уже выражение "Задача служит тем, что придает определенное направление поведению испытуемого", есть переход на другой уровень рассуждения. В рамках диалектического перехода единичного в общее это выражение означает философское утверждение: цель определяет поведение человека.

И значит, весь разговор, который ведет сейчас Кюльпе, есть рассказ о методике постановки психологических опытов исследования человеческого целеполагания, или, на языке философии, исследования возможности использования психологии для действительного изучения телеологии.

Последующие строки оправдывают такой философский подход к прочтению Кюльпе:

"На слово «химия» (а я бы добавил: и «психология» — А.Ш.) можно реагировать в самых разнообразных направлениях. Химию можно мыслить как науку, или же выдвинуть практическое ее применение, можно вспомнить элементы и их отношения в химической системе и т. д.

Только при условии, когда дают определение химии, выясняется, что собственно должно быть воспринято: химия, как часть; или подчинение понятия «химии» целому.

Вместе с определениями понятий образуются особенные методы для разрешения задач. Можно, например, достигнуть целого, потому что воспоминают сопровождающие его признаки, где постоянно встречается некоторая его часть. Или находят любую свою часть и отсюда стремятся дойти до обобщающего целого" (с. 66).

Я постоянно вынужден вмешиваться в текст Кюльпе и разбивать его на образы, чтобы сделать более понятным. Но надеюсь, что мое понимание его рассуждений становится, благодаря этому, очевиднее. А чтобы усилить ощущение понятности, я и предлагаю перевести рассуждение с произвольно выбранной химии на такую живую и болезненно близкую психологию. Ведь с химией — это всего лишь не очень внятный пример, с психологией — это вопрос о том самом кризисе академической Психологии, о котором так много пишут методологи науки.

Каких только направлений нет в психологии! Нет только обобщающего. А почему? Да потому, что даже Общая психология говорит о психологии в общем, а не с точки зрения цели, общей всем психологиям. Родовой цели, которую можно найти во всех видах этой науки.

Я не хотел приводить последующую часть рассуждений Кюльпе, посвященную беспомощности испытуемых в отношении общих понятий, пока не понял, что эта беспомощность — общая черта всех людей. Очевидно, человечество еще совсем недавно начало осваивать общие понятия и не владеет этим инструментом разума.

И среди прочих людей им не владеют и психологи. У психологов задача перехода от частных видовых проявлений к родовым или обобщающим понятиям, оказывается, тоже вызывает затруднение!.. Когда я это понял, я даже испытал легкую растерянность: неужели психологи такие же люди?! Но если это не так, зачем им "приходится производить целый ряд исследований", чтобы убедиться, что "один метод может быть целесообразнее другого, приводит легче, скорее и вернее к цели""? Разве это не очевидно? И далее:

"Останавливаясь после того на одном из приемов, упорядочивают его и приобретают навык в его применении. Как мало при этом помогает механика представлений, как таковая, можно часто совершенно ясно наблюдать при некоторых затруднениях испытуемого.

Показывается, например, слово — доска. Испытуемый имеет оптическое представление его, однако может пройти значительное время, пока он назовет подходящее целое, даже при значительном напряжении умственной деятельности, хотя бы теснилась целая масса всяких представлений. Наконец он произносит: шкаф, — спустя немногим более, чем 4 секунды.

Течение и выполнение начатого акта теснят различные представления, не соответствующие данной задаче. Если все же, в конце концов, приходит нужное слово, испытуемый чувствует себя как бы освобожденным от чего-то" (Там же, с. 66).

Подставьте вместо «испытуемого» «психолога», а вместо Доски — Науку, и вы поймете, что же так не ладно-то в Психологии и наших мозгах. Это первый урок, за который я кланяюсь Освальду Кюльпе. Он определенно должен смущать и тревожить. А значит, разрушать главную задачу, которую ставила Наука перед своим Образом мира. Если задача Научной картины мира такова же, как религиозного Образа мира, то психология Кюльпе обречена. Она лишает покоя. И если я ошибаюсь в оценке Научной картины мира, то почему жизнь подтверждает мои подозрения?

Второй же и важнейший урок заключен в последнем из приведенных мною абзацев. В нем возможность освобождения, в нем на уровне телесных ощущений показано, куда двигаться и как не ошибиться при самопознании.

"Течение и выполнение начатого акта теснят различные представления, не соответствующие данной задаче. Если все же, в конце концов, приходит нужное слово, испытуемый чувствует себя как бы освобожденным от чего-то".

Как у испытуемого, прорвавшегося сквозь суету и давку собственных представлений, спадает внутреннее давление и приходит облегчение, так и у заглядывающего в себя ощущение внутреннего давления и желание от него освободиться должны стать постоянными спутниками.

Если честно, то они и есть наши постоянные спутники. И надо всего лишь научиться их ощущать в себе. Ощущать буквально телесным неуютом. Тогда всегда будет ясно, куда идти.

Вам может показаться, что идти нужно будет в сторону облегчения? Нет, вы ошибаетесь! В сторону облегчения ведут психотерапия и прикладные психологии. А мы договорились задуматься о Самопознании.

Самопознание же ведет туда, где есть ощущение внутренней плотности. Именно эта плотность и есть ты, ее-то и требуется познать.







Дата добавления: 2015-08-12; просмотров: 437. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Значення творчості Г.Сковороди для розвитку української культури Важливий внесок в історію всієї духовної культури українського народу та її барокової літературно-філософської традиції зробив, зокрема, Григорій Савич Сковорода (1722—1794 pp...

Постинъекционные осложнения, оказать необходимую помощь пациенту I.ОСЛОЖНЕНИЕ: Инфильтрат (уплотнение). II.ПРИЗНАКИ ОСЛОЖНЕНИЯ: Уплотнение...

Приготовление дезинфицирующего рабочего раствора хлорамина Задача: рассчитать необходимое количество порошка хлорамина для приготовления 5-ти литров 3% раствора...

Седалищно-прямокишечная ямка Седалищно-прямокишечная (анальная) ямка, fossa ischiorectalis (ischioanalis) – это парное углубление в области промежности, находящееся по бокам от конечного отдела прямой кишки и седалищных бугров, заполненное жировой клетчаткой, сосудами, нервами и...

Основные структурные физиотерапевтические подразделения Физиотерапевтическое подразделение является одним из структурных подразделений лечебно-профилактического учреждения, которое предназначено для оказания физиотерапевтической помощи...

Почему важны муниципальные выборы? Туристическая фирма оставляет за собой право, в случае причин непреодолимого характера, вносить некоторые изменения в программу тура без уменьшения общего объема и качества услуг, в том числе предоставлять замену отеля на равнозначный...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия