Так как мы ищем именно эту науку, то следует рассмотреть, каковы тепричины и начала, наука о которых есть мудрость. Если рассмотреть те мнения,какие мы имеем о мудром, то, быть может, достигнем здесь больше ясности.Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возможно, знает все,хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности. Во-вторых, мысчитаем мудрым того, кто способен познать трудное и нелегко постижимое длячеловека [ведь воспринимание чувствами свойственно всем, а потому это легкои ничего мудрого в этом нет). В-третьих, мы считаем, что более мудр вовсякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин,и, [в-четвертых], что из наук в большей мере мудрость та, которая желательнаради нее самой и для познания, нежели та, которая желательна радиизвлекаемой из нее пользы, а [в-пятых], та, которая главенствует, - вбольшей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не получатьнаставления, а наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему - тот,кто менее мудр. Вот каковы мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости и мудрых. Изуказанного здесь знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мереобладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все подпадающее подобщее. Но пожалуй, труднее всего для человека познать именно это, наиболееобщее, ибо оно дальше всего от чувственных восприятий. А наиболее строги тенауки, которые больше всего занимаются первыми началами: ведь те, которыеисходят из меньшего числа [предпосылок], более строги, нежели те, которыеприобретаются на основе прибавления [например, арифметика более строга, чемгеометрия). Но и научить более способна та наука, которая исследует причины,ибо научают те, кто указывает причины для каждой вещи. А знание и пониманиеради самого знания и понимания более всего присущи науке о том, что наиболеедостойно познания, ибо тот, кто предпочитает знание ради знания, большевсего предпочтет науку наиболее совершенную, а такова наука о наиболеедостойном познания. А наиболее достойны познания первоначала и причины, ибочерез них и на их основе познается все остальное, а не они через то, что имподчинено И наука, в наибольшей мере главенствующая и главнеевспомогательной, - та, которая познает цель, ради которой надлежитдействовать в каждом отдельном случае; эта цель есть в каждом отдельномслучае то или иное благо, а во всей природе вообще - наилучшее. Итак, из всего сказанного следует, что имя [мудрости] необходимоотнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первыеначала и причины: ведь и благо, и "то, ради чего" есть один из видов причин.А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперьи прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вначале ониудивлялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем,мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о болеезначительном, например о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также опроисхождении Вселенной. Но недоумевающий и удивляющийся считает себянезнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ,ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, началифилософствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевидно, к знанию сталистремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. Сам ход вещейподтверждает это; а именно: когда оказалось в наличии почто все необходимое,равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда сталиискать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какойдругой надобности. И так же как свободным называем того человека, которыйживет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наукаединственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя. Поэтому и обладание ею можно бы по справедливости считать вышечеловеческих возможностей, ибо во многих отношениях природа людей рабская,так, что, по словам Симонида бог один иметь лишь мог бы этот дар, человекуже не подобает искать несоразмерного ему знания. Так вот, если поэты говорятправду и если зависть - в природе божества, то естественнее всего ейпроявляться в этом случае, и несчастны должны бы быть все, кто неумерен. Ноне может божество быть завистливым (впрочем, и по пословице "лгут многопеснопевцы"), и не следует какую-либо другую науку считать более ценимой,чем эту. Ибо наиболее божественная наука также и наиболее ценима. А таковойможет быть только одна эта - в двояком смысле. А именно: божественна та изнаук, которой скорее всего мог бы обладать бог, и точно так же божественнойбыла бы всякая наука о божественном. И только к одной лишь искомой наминауке подходит и то и другое. Бог, по общему мнению, принадлежит к причинами есть некое начало, и такая наука могла бы быть или только или больше всегоу бога. Таким образом, все другие науки более необходимы, нежели она, нолучше - нет ни одной. Вместе с тем овладение этой наукой должно некоторым образом привести ктому, что противоположно нашим первоначальным исканиям. Как мы говорили, всеначинают с удивления, обстоит ли дело таким именно образом, как удивляются,например, загадочным самодвижущимся игрушкам, или солнцеворотам, илинесоизмеримости диагонали, ибо всем, кто еще не усмотрен причину, кажетсяудивительным, если что-то нельзя измерить самой малой мерой. А под конецнужно прийти к противоположному - и к лучшему, как говорится в пословице, -как и в приведенных случаях, когда в них разберутся: ведь ничему бы так неудивился человек, сведущий в геометрии, как если бы диагональ оказаласьсоизмеримой. Итак, сказано, какова природа искомой науки и какова цель, к которойдолжны привести поиски ее и все вообще исследование.
