Конфликт внутри поколения

 

Уже говорилось о том, что тема Голодомора политизируется неразборчивыми политическими деятелями правого и левого направления. Они приспосабливаются к своему электорату, что вполне естественно для политиков. Почему же эта игра на теме голода становится возможной? Почему наши соотечественники по-разному относятся к Голодомору? Чтобы понять это, следует снова воспользоваться более-менее абстрактной категорией — поколением.

В прошлом я думал, что для такого анализа больше подходит другая категория — территория. Сколько уже говорилось о разделении Украины на восток и запад, об особом менталитете населения западных областий, поглощенных Россией в виде Советского Союза (или воссоединенных е УССР — что тоже верно) только в 1939–1940 годах! Теперь думаю, что решающую роль в формировании различий между восточными и западными областями современной соборной Украины сыграло наличие или отсутствие массовых репрессий во время формирования поколения.

Массовые репрессии Кремль применял в ходе построения «государства-коммуны» в 1918–1938 годах и в ходе сталинской советизации западных областей Украины в 1939–1952 годах. Нетрудно заметить, что во итором случае репрессии пришлись уже на следующее поколение. То есть население западных и восточных областей, которое принадлежит к старейшему теперь поколению, имеет различный жизненный опыт и соответственно по-разному относится к недавнему прошлому.

Жители западных областей яростно ненавидят коммунизм и на дух не переносят компартийно-советскую номенклатуру, которая осуществляла репрессии во время «первых советов», то есть с 1939 года, и во время «вторых советов», то есть с 1944 года. Жители восточных областей являются воспитанниками советской школы. Они были лояльны к власти (в отличие от родителей), и сталинские репрессии их не коснулись. Хотя репрессии в СССР оставались массовыми вплоть до смерти Сталина, они стали выборочными, направляясь против определенной территории (республики Балтии, западные области Украины) или определенной национальности (кампания борьбы с космополитизмом, «дело врачей»). Манипулируя порабощенным населением, Сталин использовал людские и материальные ресурсы восточных областей Украины для борьбы с антисоветским партизанским движением в западных областях.

Антикоммунизм населения западных областей проявляется везде и всегда. Запад и украинская диаспора, которая имеет преимущественно галицкое происхождение, близко к сердцу приняли трагедию Голодомора, хотя не переживали ее. Вклад хорошо организованной североамериканской диаспоры в раскрытие самого ужасающего преступления Кремни был решающим.

Для антикоммунистически настроенных представителей старшего поколения в западных областях голод 1932–1933 годов был преступлением Кремля а priori. Они не нуждались в документальной базе и верили на слово свидетелям Голодомора. Оказалось, что верили правильно, Наоборот, представители этого поколения на востоке прошли (если прошли) долгий и болезненный путь десоветизации, то есть осознанного отказа от навязанных в детстве советской школой стереотипов мышления и поведения.

Ветеранам Великой Отечественной войны и ветеранам Украинской повстанческой армии трудно поладить не потому, что они воевали друг против друга. Другие противники в Европе давно уже поладили. У наших ветеранов — различный жизненный опыт, а от убеждений далекой юности нелегко отказываться. Возможно, реальная картина Голодомора будет способствовать болезненной переоценке ценностей. Осознание того, что ты стал таким, какой ты есть, благодаря манипуляциям власти — неприятно, это я признаю. Но еще неприятнее — оставаться таким до своего смертного часа! Как можно быть сталинской марионеткой через полстолетия после смерти Сталина?

Моя собственная переоценка ценностей произошла как раз под влиянием исследования Голодомора. В 1981 году я напечатал книгу «Партия Ленина — сила народная», предназначенную для учеников советской школы. Я был искренен с ними, потому что верил в то, о чем писал. Верил не только благодаря воспитанию в этой вере. Построенное силовыми средствами ленинское «государство-коммуна» стало по-своему гармоничным, когда необходимость в применении силы отпала. Тогда на первом плане оказались пропагандируемые советской властью вечные ценности. Я видел, конечно, двойные стандарты, но списывал их на несовершенство человеческой натуры. Я ощущал несвободу, но оправдывал ее необходимостью выживать в «капиталистическом окружении». Собственно, что может рассказать о небе рожденная в клетке птица?

После нескольких лет исследования Голодомора я понял, что советская власть была способна истреблять людей. Миллионы людей… Такой оказалась власть, которую породила привлекательная внешне коммунистическая идея. Как можно было относиться к такой власти и такой идее после осознания того, чем был Голодомор?

В 1991 году я со своими двумя младшими коллегами издал книгу «Сталинизм на Украине». Само ее название свидетельствует, что я еще цеплялся за такой популярный и теперь на Западе термин «сталинизм», спасая им идею социального равенства. Мол, во всем виноват Сталин. Только позже пришло понимание, что миллионы потерянных жизней являются следствием внедрения в жизнь ленинской идеи «государства-коммуны». Если коммунистическую идею персонифицировать, то ее следует назвать ленинизмом, если партизировать — то большевизмом.

«Цена «великого перелома»» — так я назвал вторую свою книгу из изданных в 1991 году. Название навеяно размышлениями Н. Хрущева о цене коллективизации в жизнях советских людей. Они тогда меня поразили, потому что это говорил вождь КПСС. На 432 страницах книги — сотни документов, которые составляют вместе рельефную картину Голодомора. Оказала ли она влияние на тех людей моего поколения, которые нуждаются в переоценке ценностей?

Сомневаюсь в этом. Не последнюю роль в осмыслении реальной картины Голодомора обществом играет государство. Именно оно через свои специализированные органы должно донести до сознания граждан добытое учеными знание о недавнем прошлом и тем самым предупредить конфликт среди людей, порожденный различным жизненным опытом. Не подкрепленные повседневной просветительской работой призывы нынешнего президента Украины к примирению ничего не дадут.

После 1987 года украинская компартийно-советская номенклатура относилась к научно-исследовательской и просветительской работе по тематике голода с заметным энтузиазмом. В сентябре 1990 года меня включили в состав идеологической комиссии ЦК Компартии Украины, хотя я никогда не занимал должностей в аппарате. После того, как Верховная Рада провозгласила независимость Украины, информация о Голодоморе была использована «суверен-коммунистами» во главе с Л Кравчуком для убеждения избирателей в правильности такого решения. Дж. Мейс вспоминал, что фильм режиссера Олеся Янчука «Гооод,43», который он консультировал, не получил ни копейки государственных средств, пока создавался, но был показан по телевидению перед референдумом 1 декабря 1991 года. Первые президенты Украины ограничивались преимущественно символическими мерами (памятный знак на Михайловской площади в Киеве, установление Дня памяти жертв Голодомора в четвертую субботу ноября). Большинство книг на тему Голодомора изданы за спонсорские, а не государственные средства. За полтора десятилетия у руководителей Украины не нашлось воли и желания переиздать трехтомник свидетельств очевидцев трагических событий в украинском селе после 1928 года перед комиссией Дж. Мейса. В этом трехтомнике — голос поколения, которое родилось перед 1920 годом. Уникальность его обусловлена тем, что этого покончит советских людей уже нет.

Из-за отсутствия прямого желания органов власти заниматься темой Голодомора эту функцию взяли на себя оппозиционные силы.

Следует признать, что они сделали немало полезного. Вместе с тем произошла политизация темы. После оранжевой революции, которая устранила от власти старую номенклатуру, некоторым бывшим оппозиционерам начало казаться, что теперь все можно. Начали они с «малого» — попытки перенести установленный Л. Кучмой в 1998 году День памяти жертв Голодомора с осени на весну. Мол, пусть не мешает годовщине оранжевой революции!