Новогодняя телеграмма вождя

 

Вторая половина 1932 года оказалась точкой пересечения двух кризисов, которые наложились один на другой — в социально-экономической и национальной политике Кремля. Как свидетельствуют документы, Сталин более всего боялся социального взрыва в голодающей Украине. Граждане Украины даже в «смирительной рубашке» советской республики создавали самым своим существованием угрозу для кремлевских преступников, которые овладели партией и созданной ею новой империей.

Когда мы говорим, что Кремль поставил украинских крестьян на грань и за грань смерти сначала конфискацией хлеба, а потом — всего незернового продовольствия, от нас требуют: покажите документ! Нет документа, нет и геноцида.

Люди, которые пережили Голодомор, рассказывали, что специальные бригады под руководством чекистов проводили обыски в хозяйствах и забирали все продовольствие. Десятки, сотни, тысячи свидетельств из разных населенных пунктов слагаются в целостную картину. Если это верно, то следует сделать единственно возможный вывод: те, кто обыскивал, руководствовались приказом, даже если он не был зафиксирован на бумаге. Но от нас требуют письменный документ.

Что же, можно показать и письменный документ. Он был напечатан еще в сентябре 1990 года, но без контекста остается «глухим». Рассказ о телеграмме вождя, которая была адресована украинским крестьянам 1 января 1933 года, надо начинать с действий чрезвычайных хлебозаготовительных комиссий, посланных генсеком под руководством Молотова в УССР, и под руководством Кагановича — на Кубань. Молотов написал текст двух постановлений: ЦК КП(б)У от 18 ноября и СНК УССР — от 20 ноября (окончательный их текст завизировал Сталин). В них содержались зловещие пункты о натуральном штрафовании «должников» — мясом и картофелем.

На протяжении декабря 1932 года у крестьян непрерывно искали хлеб. К обыскам привыкли и те, кто обыскивал, и те, кого обыскивали. Обыски проводились уже слаженными командами, которые возглавлялись чекистами. В них входили люди, командированные городскими учреждениями и предприятиями, а также местные колхозники — члены комитетов незаможных крестьян. Они тоже голодали, и поэтому делали свое дело добросовестно, получая определенную часть найденного хлеба. Чекисты доложили в Кремль, что за декабрь и две декады января они нашли в УССР 14 956 ям в крестьянских усадьбах и 1980 «черных амбаров» в колхозах, а всего 1,7 млн. пудов зерна. Это было мизерное количество. Заготовители еще до кампании обысков изъяли из деревни весь хлеб, как это они сделали и в предыдущие годы. Подземных «пшеничных городов», описаниями которых были полны газетные страницы, чекисты в Украине не нашли.

В конце декабря Сталин знал, поскольку чекисты докладывали, что «пшеничных городов» под землей в Украине нет. Тем не менее руководители республики получили от него новогоднюю телеграмму, в которой предлагалось «широко оповестить через сельсоветы колхозы, колхозников и трудящихся единоличников, что:

а) те из них, которые добровольно сдают государству ранее расхищенный и скрытый хлеб, не будут подвергаться репрессиям;

б) в отношении колхозников, колхозов и единоличников, упорно продолжающих укрывать расхищенный и скрытый от учета хлеб, будут применяться строжайшие меры взыскания, предусмотренные постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.».

В телеграмме один сюжет — о расхищении урожая. Мы можем оценить степень озлобленности городского населения, которое перед новым годом стало получать сокращенный хлебный паек вследствие того, что колхозники и единоличники «разокрали урожай». Мы можем оценить и мастерство сталинской режиссуры, которая гротескно преувеличивала масштабы «украденного» и обременяла виной за голод в стране, который становился все более тяжким, именно крестьян.

Если рассматривать сталинскую телеграмму вне времени и пространства, мы не почувствуем в ней взрывчатой силы. Ее ужасающее содержание раскрывается только при аналитическом изучении. Сталин знал, что не стоит рассчитывать на возврат хлеба, который «разокрали». О чем же шла речь?

Первый пункт телеграммы был предупреждением: сдавайте хлеб, иначе будет хуже. Второй пункт становится понятным только в сопоставлении с первым, поскольку адресовался крестьянам, которые проигнорировали предупреждение. Но таких крестьян следовало определить. Каким же способом? Еще не придумали ничего другого, кроме обыска. Следовательно, адресованная украинским крестьянам телеграмма генсека была сигналом для проведения массовых обысков. Те, кто пережил Голодомор, рассказывали, что в ходе январских обысков у крестьян забирали не только картофель и мясо с салом, как предусматривалось в партийно-правительственных постановлениях о натуральном штрафовании, но и все продовольственные запасы. Следовательно, телеграмма безошибочно указывает на человека, который дал сигнал начать репрессивную акцию по изъятию незернового продовольствия, то есть на организатора террора голодом.

Конфискацией продовольствия Сталин не ограничился. 22 января 1933 года он собственноручно (автограф сохранился) написал от имени ЦК ВКП(б) и СНК СССР директивное письмо, которое начиналось так: «До ЦК ВКП и Совнаркома дошли сведения, что на Кубани и Украине начался массовый выезд крестьян «за хлебом» в ЦЧО, на Волгу, Московскую обл., Западную обл., Белоруссию». Кремль потребовал от руководителей соседних регионов заблокировать УССР и Кубань.

Сталин не только лишил украинских крестьян еды и заблокировал их (сначала — в границах республики, а с апреля 1933 года, когда в городах развернулась свободная продажа хлеба по коммерческим ценам — в пределах сел). Он запретил использовать слово «голод» даже в служебной документации компартийно-советских учреждений с грифом «совершенно секретно». Крестьяне должны были молча умирать в своих селах.

 

***

 

Таким образом, общесоюзный голод 1932–1933 годов очень легко отделить от украинского Голодомора. Голод наблюдался почти всюду, в том числе, конечно, и в Украине. Но, вызванный конфискацией всего съестного, Голодомор явился спецификой одной лишь Украины.

 

Заключение

 

 

В материалах, предназначенных для газеты «День», я всегда стремился соединять публицистику с наукой. Историку это легче сделать, чем представителю иной науки. В отличие от других сфер человеческого знания, история имеет трехслойную структуру. Это не только наука и учебная дисциплина, это и неотъемлемая часть нашего «я» — сознания, мироощущения, памяти, души.

Конечно, существует объективная разница между научной статьей и статьей, предназначенной для газеты. Но у меня нередко выходило так, что именно выступление в газете «День» служило основой для последующей статьи в научном журнале или доклада на конгрессе, конференции, симпозиуме. Так рождался жанр научной публицистики, весьма отличающийся от всем знакомого научно-популярного жанра.

Я далек от мысли позиционировать себя как зачинателя нового жанра. Все намного проще: когда я брался за статью для уважаемой газеты, хотелось как можно быстрее обнародовать свои, нередко «еретические» мысли в области истории советского коммунизма. Если уж говорить о жанре, то его родоначальником надо считать саму газету, которая решается публиковать на своих страницах огромные по объему и сложные по содержанию материалы. Скорее всего, такую лидерскую роль должны разделить с газетой ее читатели, ведь без них она существовать не может.

Книга сложилась из статей, посвященных украинскому Голодомору. В ней опубликованы только те статьи, где речь идет о Голодоморе как геноциде. Этот ракурс в исследовании темы стал особенно актуальным после признания сталинского преступления геноцидом на уровне Закона Украины. После того, как Верховная Рада Украины сказала свое слово, мы должны с удвоенной энергией добиваться признания Голодомора геноцидом от международного сообщества.

Проблема Голодомора очень заполитизирована. Создается впечатление, что оппоненты, которые высказывают противоположные точки зрения, не вслушиваются в аргументы другой стороны. Поэтому так важно сконцентрировать усилия на проблеме осознания, осмысления, постижения этой трагедии. Мне, например, часто приходилось писать не столько о том, что происходило в начале 30-х годов, сколько о том, как мы теперь воспринимаем случившееся тогда. Наработанные исторической наукой знания о голоде 1932–1933 годов в Советском Союзе и Голодоморе в Украине надо сделать достоянием широкой общественности. Ведь погибли миллионы наших родных и близких. Такая задача является жизненно важной, хотя речь идет о событии, отделенном от нашего времени тремя четвертями века. Ради будущего.