К вопросам приватизации и эффективности управления
Вот что меня в последнее время уже совсем конкретно достало – так это постоянно несущиеся с самых высоких трибун призывы к приватизации, «подтвержденные» той незыблемой аксиомой, согласно которой «частный собственник всегда эффективнее собственника в лице государства». Ага. А вы, ребят, извините, в каком году с пальмы-то слезли? У всех же ваших начальнических детей совершенно точно есть такое новомодное образование – МВА. Так вы хотя бы у них спросили, прежде чем такую клиническую ересь нести – в том числе, простите, и с трибуны питерского экономического форума, что выглядит уж совсем как форменное безобразие и, я бы даже сказал – в некотором роде мезальянс чего-то французского с чем-то нижегородским. Начнем с простого: а где вы в этих самых приватизационных процессах эффективного частного собственника-то разглядели?! За безликими потоками IPO и «прямых офшорных инвестиций» его, скотину такую, даже при помощи Интерпола-то не каждый раз рассмотреть получается. Как только ни стараются… Ладно, не будем тревожить неоднозначную общественную практику. Обратимся к истокам, так сказать. Эффективный частный собственник – это, вообще-то, как классиками имелось в виду – немного другой собственник, параллельно являющийся управленцем во времена, простите, «классического капитализма». Лавочник. Пекарь. Ремесленник. Владелец мануфактуры или фабрикант, как правило, приличную часть ночей проводящий в служебном кабинете. Механик, вырастающий в Форда. А вовсе не то, что вы думаете. Ну, и где вы все это пытаетесь разглядеть в нынешней экономической модели, построенной на работе механизмов фондового рынка? Билл Гейтс, простите, – это скорее исключение, чем правило. А рядовой частный собственник ныне – это большей частью анонимный акционер, ценными бумагами которого управляет не менее анонимный брокер, которому, в общем-то, глубочайшим образом покласть на любую «эффективность управления» вверенного ему куска собственности. Его интересует только цена акции на сегодняшний, текущий момент. И все. Работа такая. Я почему про новомодный МВА-то, кстати, заговорил: там еще в первом семестре проходят, что для успешности бизнеса необходимо согласие представителей трех различных групп: владельцев, управленцев и потребителей продукции. Так вот: менеджеры уже давно – равноправная сторона данного переговорного процесса. Да-да, тот самый «офисный планктон». Ими в современной экономической модели – не командуют, с ними, подчеркиваю: договариваются. И им, в общем-то, так же глубоко плевать на форму собственности предприятия, как реальным собственникам-акционерам – на «эффективность управления». Итого получается, что форма собственности на эффективность управления не влияет. То есть никак. Совершенно. За исключением «казусов Билла Гейтса», когда предприниматель-энтузиаст является по совместительству еще и талантливым управленцем. Но Биллы Гейтсы в приватизационных сделках, как правило, не участвуют. Не до того. Поэтому от приватизации можно ждать чего угодно. В зависимости от вкусов и пристрастий. Хоть политических, хоть экономических. Плевать. Денег в государев бюджет, разгрузки от сопутствующей социалки – да чего угодно можно от нее ждать, от этой самой приватизации. Любой, как говорится, радости и гадости. И на любой вкус. На либеральный, на консервативный, даже на коммунистический. На всякий ваучер, как говорится, – свой Чубайс. Но есть одна вещь, которой от приватизации ждать уж совершенно точно не нужно. От нее не нужно ждать «большей эффективности в последующем ведении предприятием хозяйственной деятельности». Это, даже, простите, не бред. А самая элементарная безграмотность. Что значительно хуже, ибо бред можно было бы хотя бы попытаться вылечить. А вот учить фигурантов в далеко не нежном возрасте, да еще, к тому же, и на таких серьезных должностях, уже – только портить. Хотя дальше, вроде, портить уже и некуда. Поэтому только и остается ждать, пока они, наконец, не наиграются в этот свой, очень красивый и очень выгодный, признаться, новоявленным экономическим элитам «экономический либерализм». За государственный, точнее – за наш счет. Как-то так.
Дело семейное
Уже довольно давно и как-то уж очень незаметно в знаменитом деле супругов Агеевых поставлено очень неоднозначное многоточие. Напомню. В одну из подмосковных больниц из весьма, скажем так, обеспеченной семьи был привезен мальчик, приемный ребенок, с сильными ожогами и синяками. А еще через некоторое время сюжет о приемных родителях-садистах прогремел по всем российским средствам массовой информации. По следам этого скандала очень активный адвокат Павел Астахов (реально один из лучших в России адвокатов, но – по деловому праву, фантастический крючкотвор, который помог выиграть не одно дело, в том числе и людям, которых я хорошо знаю, но – «где бензин, а где дети») стал Уполномоченным при Президенте РФ по правам ребенка. А представители социальных служб и органов опеки получили такие гигантские, в том числе и «коррупционноемкие» полномочия, о каких не каждый гаишник в кустах мечтать может. Ну, а сам мальчик и его сестра были, на радость социальным службам, помещены в приют. Решением суда – превентивным решением(!), кстати. Чтобы оградить от зверей-родителей… Как позднее покажет судебное следствие, ожоги были действительно следствием того, что гиперактивный ребенок опрокинул на себя кипяток. А обвинение так и не сумеет доказать, что ребенка действительно били. Даже не то, чтобы «систематически избивали». Даже разово. Ушибы и ссадины – это и сам ребенок говорит – он получил при падении с лестницы. Спор идет лишь о том, толкнула ли его приемная мать, Лариса Агеева, или он упал сам. Суд решил, что толкнула, за что Агеева и была приговорена к исправительным работам. Сама осужденная собирается обжаловать приговор. Ее супруг-садист был полностью оправдан за отсутствием в его действиях даже намека на состав преступления. Павел Астахов перед телекамерами сказал, что у Агеевых есть шанс вернуть приемных детей – конечно, «если они выполнят ряд условий». А то ведь дети страдают без своих любимых приемных родителей и постоянно спрашивают, могут ли они вернуться к маме и папе… И вот у меня возникает вопрос: а для кого вы все это делали?! Для детей?! Так они-то как раз сейчас и страдают. Им – от ваших действий УЖЕ плохо. Значит – совершенно точно не для них. Для себя. И что бы ни говорил Павел Астахов о необходимости государственного контроля за соблюдением прав ребенка, я никогда не поверю, что родители – любые родители – будут желать ребенку меньше добра, чем наше чадолюбивое государство, которое с гаишниками-то справиться не может, а уже пытается говорить о контроле за правами ребенка. Вы сначала хотя бы со своими постоянно самовоспроизводящимися в каждом регионе страны «условными Лужковыми» как следует разберитесь, а потом уже лезьте в семью, детей защищать. А если уж так хочется заняться именно детьми, – займитесь-ка для начала беспризорниками и детдомовцами, большая часть которых, какие бы вы тут нам сказки ни рассказывали, все равно пополняет ряды «криминальной пехоты». Нет, разумеется, бывают и исключения, и много, но фронт работ – все равно немереный. А здесь – дело семейное. И без вас как-нибудь разберутся – без телекамер и позирующих перед ними разнообразных, в том числе и силовых, чиновников. По крайней мере, «защищаемые» вами дети не плакали бы сейчас, по словам вашего же Астахова, в приюте и не спрашивали бы у того же Астахова, когда они смогут уехать к маме и папе, которым их пока что не то что забрать не дают – видеться с ними не разрешают. А знаете, почему?! Потому что есть международные стандарты прав ребенка. И адвокат Астахов знает, что «самые проработанные» из них – безусловно, американские… Они, правда, не мешают приемным американским родителям годами измываться над приемными российскими детьми, они ничуть не вредят бурному росту детской и подростковой преступности в бедных районах (в некоторых районах того же Лос-Анджелеса она такова, что какое-нибудь наше Южное Бутово по сравнению с ней – просто классическая гимназия с глубоким филологическим уклоном), но зато позволяют любому ребенку поиграть со своими родителями в Павлика Морозова… Я вам одну историю расскажу. У меня самое первое воспоминание в жизни – как меня бабушка, потомственная яицкая казачка, вицей выпорола. Вица – это по-станичному розга. Только «свежая», без соли. Мне тогда года три, наверное, было. Увидел, как она полы в избе моет, вот и извелся, исканючился: «Баб, дай помогу» да «дай помогу». Дала. А я, что для трехлетнего сопляка вполне, признаться, естественно, повозил грязной тряпкой полметра по полу, да и бросил. За что и был порот. Совершенно, кстати, безжалостно. И я ей за это, представьте, дорогие «защитники детства», по сей день благодарен. Потому как своей известной в определенных кругах упертости и жесткому, даже, может, безжалостному стремлению довести до логического конца любое начатое дело я обязан именно этому суровому уроку. Который, как потом выяснилось, оказался – на всю жизнь. И сумел бы я чего без этого урока добиться, представьте себе, совершенно не уверен. И что?! Бабушку за это следовало в тюрьму посадить, да?! И кому бы от этого простите, было бы хорошо?! Так что – не лезли бы вы в эти дела, господа. Без вас разберутся. Дело, простите, – семейное.
Враг правящего класса
Удивительно, но все воспоминания современников – причем не только «друзей», но и даже убежденнейших врагов, типа товарища Троцкого, которого в каких-либо добрых чувствах к нашему фигуранту вообще ни одна Сигуранца не заподозрит, – говорят нам о том, что Иосиф Виссарионович Джугашвили, тогда еще более известный как «товарищ Коба», а не «товарищ Сталин», выглядел, наверное, самым приличным из всех людей, входивших в так называемое ленинское окружение. Более того. Он был в этом самом окружении, наверное, самым «мягким». Его имя не сильно запятнано даже в знаменитом «красном терроре»: самое тяжкое преступление Сталина в годы гражданской войны и «большого террора» – это знаменитое утопление участников офицерского заговора в Царицыне. Действительно, фантастически жестокое. Но все-таки на фоне творящегося в те годы с обеих, кстати, сторон просто-таки потрясающего «беспредела» – по крайней мере, осмысленное. Люди и вправду участвовали в заговоре. И, по крайней мере, боевые офицеры, знали, на что шли. Нет, я вовсе не хочу сказать, что товарищ Сталин на самом деле был хорошим. Он был тем, кем был: участником радикальной террористической группы, незаконно захватившей власть в великой империи и переубивавшей для осуществления своей во многом утопической цели миллионы и миллионы ни в чем не повинных людей. А в таких группах «парни в белых шляпах», извините, долго не выживают. Это закон. Просто все познается в сравнении: остальные были еще хуже. Я даже не говорю про таких откровенных людоедов, как Ленин, Троцкий или, скажем, товарищ Яков Свердлов – достаточно почитать достаточно любопытную переписку наркома просвещения «милого дедушки» товарища Луначарского. Или, скажем, вспомнить о том, как милейший – и действительно великий – русский поэт Сергей Есенин обожал посещать всевозможные «ликвидации»: черпал вдохновение, так сказать, по протекции своего верного друга и ценителя таланта троцкиста Якова Блюмкина. Да-да, того самого. Время такое было, увы, – хоть по-своему и великое, но все же довольно мерзкое. Оправдывать это, если хочешь оставаться человеком, нельзя. Но вот понимать,если хочешь разбираться в истории своей собственной страны, жизненно необходимо. Так вот. Товарищ Сталин даже в это время по каким-то неясным для либеральных историков причинам умудрился как-то особенно не замараться. Претензии историков к Вождю, как вы, наверное, помните из школьного или институтского образования, начинаются немного позднее. Когда он начал пускать под откос партийную элиту – прямую прародительницу нынешней, извините, правящей номенклатуры, твердо помнящей одно: негодяй Сталин репрессировал несчастных обитателей знаменитого Дома на Набережной. Вот можно подумать, в этом самом знаменитом доме исключительно ангелочки обитали. В рюшечках. Если просто посмотреть списочный состав лиц, из этого дома «незаконно репрессированных», то можно легко убедиться, что как минимум добрую половину можно охарактеризовать одним простым русским словом: палачи. Не сочтите, что называется, за труд: все эти документы в наши дни вполне доступны. Они, эти лица, сейчас, кстати, вполне себе даже и реабилитированы. Подумаешь, тот же Тухачевский – крестьян газом травил. И что тут такого? Репрессирован-то незаконно… Даже Владимир Ильич Ленин в своем знаменитом «Письме к съезду» не смог найти за ненавистным Кобой никаких особенных грехов, кроме того, что «Сталин груб со своими товарищами». В основном потому, кстати, что, как это общеизвестно, послал по известному адресу насмерть замудохавшую его Надежду Константиновну, решившую, так сказать, на правах первой леди немного порулить государством в отсутствие больного супруга. Ну да, ну да. Слышать такие сентенции из уст человека (кстати, «судом истории» во главе с профессором Федотовым вообще ни разу не порицаемого), который требовал «расстреливать, расстреливать и расстреливать»©, без суда и следствия, «бить по головкам» за одну только принадлежность к «враждебным классам», в частности, «всех попов и интеллигентов» – по крайней мере, забавно ©. Вот, в принципе, и все. А сколько с этим самым «письмом» носились, так сказать, в «эпоху перестройки и гласности», будь она неладна… Даже знаменитое не раз восхваляемое отечественными «либералами» решение XX съезда КПСС «разоблачило» Сталина исключительно за грехи «перед партией». Читай – перед «номенклатурой». Грехи же не только Сталина, но и самой «номенклатуры» перед собственным народом никто и раньше не рассматривал и, судя по настроениям «либералов», сейчас особо не собирается.
Без моральных оценок
Недавние очередные телодвижения, в том числе правящей партии «Единая Россия», по навязчивому уже и немного надоевшему поводу ликвидации кладбища на главной площади страны выглядят – как, впрочем, и всегда, – удивительно неуклюжими по форме, но от этого не менее актуальными по содержанию. Просто потому, что с этими захоронениями по-любому нужно что-то делать: либо позволять мемориалу расти и дальше, либо перенести его в какое-то специально отведенное место, ибо иначе – не комильфо. И вызывает, кстати, вполне законные вопросы: типа, а где, собственно, хоронить, ежели чего – тьфу три раза и сто лет ему здоровой жизни, разумеется, – того же главного защитника «красных покойников» товарища Зюганова? Да и вообще – у нас что, героев мало?! Оглянуться не успеешь – очередной «герой» с очередной раскладушкой в очередной мавзолей лезет. Просто беда. С таким народом – вообще никаких мавзолеев не напасешься. Ага… Все это, конечно, скорее, по разряду «черного юмора». Но если шутки в сторону, то существование мемориального кладбища на главной площади страны, где ежегодно случается не одно массовое гуляние, в нынешних условиях, по-моему, выглядит просто бессмысленным. Причем, даже если исходить из чисто прагматических соображений. Во-первых, «красная вера», или «красная религия», о которой так искренне пекся искренне мною уважаемый Александр Андреевич Проханов, элементарно, увы, не выдержала испытания временем, так и не став «красным культом». Нет, я, заметьте, вообще ничего не говорю по поводу памятников Ильичу – пусть себе стоят. Но мумия когда-то живого человека в свободном и отчасти коммерческом доступе на главной площади страны – это все-таки что-то несколько иное, согласитесь. Настолько иное, что у человека православного вызывает, как минимум, чувство сопричастности к факту глумления над покойником, а у атеиста-прагматика – просто глубочайшее изумление какой-то фантастической, или я бы даже сказал, фантасмагорической нелогичностью всего происходящего. Нет, если бы коммунизм в «большевистской версии» победил, тогда бы еще как-то – было понятно, да. Но он ведь, как бы мы к этому ни относились, все-таки проиграл… Причем с таким оглушительным треском, что хорошо еще, хоть сама Россия устояла. Устояла – и выбрала совершенно другой, какой угодно, только не ленинский путь развития… Нет. Я бы еще понимал – Сталин. Тот, опять-таки, как к нему ни относиться, хотя бы может претендовать на то, что «спас Россию» в Великой Войне… Не в этом дело. Мы теперь, правда, по факту, живем в совершенно другой России. Хорошей, плохой, лучше, чем «при коммунистах», хуже – неважно. В другой. В которой ликвидация мемориальных большевистских захоронений в центре столицы выглядит не какой-то политической акцией или предвыборным пиаром (если в «Единой России» на это рассчитывали, то они – полные идиоты: чисто рейтингово, чисто технологически – это заведомо «минусовая» акция, поверьте старому маркетологу), а элементарным наведением хотя бы относительного порядка. Уборкой территории. Просто хотя бы потому, что сейчас Манежную площадь столицы волнуют са-а-авсем другие вопросы. И, увы, «тело и дело Ленина» занимают в этом списке вопросов почетные места где-то между искусством макраме и весовыми параметрами участников состязаний по перетягиванию каната, состоявшихся в прошлом году в городе, допустим, Сызрани. Вы спросите у меня, разумеется: а почему именно Сызрани? И я честно отвечу: да хрен ее, эту Сызрань, знает. Так. Подумалось… И – никаких морально-этических оценок происходящему. Вообще никаких.Где-то так…
К вопросу о сносе памятников
Вот я почему-то с самого начала знал: как только Лужкова снимут, первой жертвой его отставки неминуемо станет черный чугунный урод made by Церетели, который, поговаривают, был в девичестве задуман как Колумб, но в результате жесточайшей революционной целесообразности, стал Петром Первым. Влюбленные под этим чудовищем свиданий, безусловно, не назначают – и не потому что на воде стоит. А вы бы хотели, интересно, чтобы ваша будущая жена потом всю свою жизнь икала – просто оттого, что случайно взглянула в окно и ей там эта хреновина примерещилась?! Ну, в общем, и никто не хочет, если честно. Потому и не назначают… Но я-то о другом. Под «железным Феликсом» тоже никто свиданий не назначал, идиотов не было, – но снесли его, думается, не поэтому. По крайней мере, художественная ценность данной работы сомнений не вызывала, это вам не Церетели. Зато художественная – не нравственная (заметьте!) – ценность приволоченного с Соловков булыжника лично у меня, простите, вызывает некоторые сомнения. Вот и возникает вопрос: а есть ли вообще такой критерий, по которому можно сносить памятники? Если честно, с моей личной точки зрения – нет такого критерия. Поэтому – опять-таки с моей личной точки зрения – на Лубянке прекрасно уживутся и «железный Феликс», и «соловецкий камень», к которому он, извините, некоторым образом, даже и причастен. Ну, вот такая история была у нашей с вами страны. И сам Дзержинский, и соловецкие мученики – уже там, в ней. В истории. До них уже не доплюнуть. Пусть себе стоят…
Жара. Или дело привычки
Я уже как-то рассказывал – только что из-под Астрахани вернулся, с рыбалки. Отлично отловились, кстати, несмотря на жару. Судака – шквал, давно такого не видел. Да и с другой рыбой порядок, вроде: сом, сазан, щука, естественно, приличная. Про мелочь всякую, вроде трехкилограммовых лещей, я уж и не говорю. Их там никогда за серьезный трофей никто и не считал: ехать на Большую Волгу для того, чтобы там лещишек дергать, – это, парни, на грани потери самоуважения, извините. Ну, и самое главное – уже несколько лет, как в Волгу снова стала заходить крупная каспийская сельдь. В том числе знаменитый залом – вырастающий, говорят, чуть ли не до трех килограммов (не знаю, больше «двухи» ни разу не ловил) хищник, образующий, фактически, «жерешиные котлы». Кто сам ловил – тот поймет. Вполне достойный (и очень вкусный!) противник для любого, вооруженного легкой «лайтовой» палкой спиннингиста. Мы с товарищами, конечно, большей частью все это время по судаку выступали. Но и на залом пару раз, естественно, тоже отвлеклись. Вообще, если ездишь в одни и те же места каждый год, очень интересно наблюдать за изменениями в хорошо известных тебе районах. В том числе и за изменениями, происходящими с неплохо знакомыми тебе людьми. Вот, к примеру, с егерем знакомым разговорился. На сазана сидели. Там, иной раз, пока поклевки дождешься, – полжизни пересказать успеешь. Так вот, мой постоянный егерь, Толик – из «бывших», так сказать. Даже отсидел в свое время за браконьерство. Недолго, конечно, но – факт есть факт. А тут – даже для себя, говорит, сетки старается больше не ставить. Если только в деревне, прямо под окнами, на воблу во время «хода». Да и то… – Что, – спрашиваю, – так серьезно гонять начали? – Да по-разному, – жмет плечами. – И это, конечно, тоже. Хотя откупиться при желании все равно можно. Хоть и не всегда. Нарвешься на «чужих» – хрен откупишься. Да и не в этом дело. Просто работа нормальная появилась. Сам знаешь, хороший егерь только зарплату на базе под тридцать тысяч получает. Плюс «чай» – на круг в месяц еще где-то столько же получается. Ну и на хер мне рисковать? На базе меня уважают, реку я знаю. Так что смысла нет ни малейшего снова «по красной» выступать… «Красной», кстати, в тех местах почему-то осетровых называют, а вовсе не то, о чем вы только что подумали. Договорить он, кстати, так и не успел. Только я за пивом отвернулся – впоролся «поросеночек», еле потом прокачал. Вывели, естественно. Он, уж, если сядет – так сядет… Едем на базу, а по дороге, глядим, инспектора бывших Толиковых «коллег» винтят. Причем, судя по имеющим место быть снастям, – похоже, винтят по-взрослому. Возможно, что, даже и на срок. – Что, – усмехаюсь, – эти себе такую работу, как у тебя, похоже, не нашли? Он только плечами пожал. – Может, – хмыкает, – и не нашли. А может, и не искали. Люди, считай, почти двадцать лет без работы сидели, только рекой и кормились. Нелегко теперь заново-то привыкать… – Наверное, – соглашаюсь, со вздохом, – и нелегко… И тянусь в переносной холодильник за еще одной бутылкой знаменитого легкого астраханского пива. А что вы хотите? Жара…
Уходящая натура
Вот что меня реально радует в последнее время – так это уменьшение количества сумасшедших. Тех самых, которых парни из тогда еще молодого, не избалованного и вовсю креативящего «Камеди клаба» предельно точно диагностировали в свое время, как «людей, разговаривающих с телевизорами». Ага. Ну, вот так сложилось, что на всем огромном постсоветском пространстве неожиданно появилось огромное количество разнополых и разновозрастных индивидов, неожиданно принявших решение, что именно их мысли, облеченные в, так сказать, слово, призваны непременно спасти Отечество. И именно это «спасение Отечества» стало главным делом их жизни: и вправду, какая тут, на хрен, семья или работа, когда человек Отечество спасает?! Вы думаете, я шучу?! Ну-ну. Как-то я высказывал уже (несколько издевательски, согласен) в книге «Враг демократии» простую человеческую мысль о том, что тяжелая болезнь с последующим счастливым выздоровлением моего любимого кота для меня в миллион раз важнее проходивших в ту самую пору выборов президента Украины. Так не поверите – до сих пор гневные письма получаю. Мол, вот из-за таких вот мы и проиграли. Оп-па, простите, нах… Во-первых, я гражданин России. Во-вторых, москвич. Ну. И с какого-такого, простите, бодуна, страдания моей собственной зверюги должны быть от меня дальше, чем высокоинтеллектуальные и светлые лица Юлии Владимировны Тимошенко и даже, представьте себе, самого Виктора Федоровича Януковича? Я что, больной? Нет, я, конечно, все понимаю – и то, в том числе, что всегда найдутся люди, озабоченные тяжкой судьбой голодающих детей Африки куда больше, нежели тем, что бабушке со второго этажа трудно ходить за хлебом. Но процент таких сумасшедших должен быть все-таки в пределах разумной нормы. Это я к чему. Мне только что один мой коллега звонил: не из бизнеса, там все-таки как-то большей частью нормальные люди работают. Из журналистики. Попросил какую-то очередную хрень подписать, связанную, как водится, со «свободой слова» и почему-то с «делом Магнитского». И очень удивился, когда был отправлен в небольшое, но увлекательное пешеходно-эротическое путешествие. Молодой, наверное, еще. У меня, не буду скрывать, полно друзей по разным, в том числе и вполне себе «либеральным» СМИ трудится, так вот эти точно с такой бедой звонить никогда не будут, просто чтобы не ставить друг друга в, согласитесь, довольно дурацкое положение. И вовсе не потому, что мне не жалко Магнитского. Жалко, да еще как – ни одни деньги такой судьбы, мне думается, не стоят. Просто он, будучи отнюдь не первым и, боюсь, не последним погибшим во внутрикоррупционных войнах при дележе уже украденного имущества, с моей личной точки зрения, никак не может служить знаменем никакого «движения» – даже, Господи меня прости, «правозащитного». Это явление того же порядка, что и «ангельский лик» сидельца Ходорковского. А у меня, простите, есть обременение высшим образованием, поэтому, при всем желании – не верю. Там ведь что было-то – если без красивых слов, на языке современного «откатного» бизнеса: люди сидели «на теме», потом об этой «теме» узнали «менты» и попросили, судя по всему, поделиться. Все. Дальше – кто там кому отказал и что ему за это было – лично мне уже неинтересно, как и любая криминальная разборка: не мой жанр, простите, я детективов не пишу. Поэтому, с уважением относясь к деятельности коллег-журналистов, занятых данной проблематикой, участия в настоящей дискуссии не принимаю: во-первых, зачем отнимать чей-то хлеб, а во-вторых, лично для меня существует множество вопросов, куда более интересных и занимательных. Казалось бы все просто, да? А этот почему-то обиделся… Ну, да и Бог с ним, в принципе. Закончить все равно хочется чем-нибудь оптимистическим, что ли. Во время известных событий в пакистанском городе Абботтабад я рыбу под Астраханью ловил, а если точнее – судака на яме джиговал, в самых что ни на есть «низах». С приятелем, разумеется. Тут-то мне и позвонили. Нет-нет, не подумайте ничего такого – чисто по делам: нужно было срочно детали одной сделки обсудить. В такой ситуации – по фиг, где ты находишься, хоть в самом что ни на есть отпускном отпуске: контрагенты ждать твоего возвращения не будут, увы. И уже потом, вдогонку, про Усаму рассказали коротко, а я решил с напарником поделиться. Он, гляжу, все равно не ловит. Курит. Злой. Взъерошенный. Ну, я даже толком и начать-то рассказывать не успел: – Да пошел-ка ты на хрен, – говорит, – Димон, вместе со своим Усамой. Я тут только что такого судака спустил… Журналист – так, на секундочку. Известный политический обозреватель. И это только один из наблюдаемых мною в последнее время признаков, исходя из которых, я и прихожу к выводу, что процент сумасшедших у нас наконец-то потихоньку снижается.
Степаныч
Все-таки не удержался… Мы живем и даже не замечаем, как многое из происходившего на наших глазах становится историей. И в этой самой истории вполне себе есть чем гордиться: и людьми, и событиями – в том числе, и в истории «лихих девяностых». Потому как, разумеется, были в те годы и те, кто нашу с вами страну разваливал, а были и такие, кто спасал. Да, иногда довольно «по-кривому». Да, иной раз, и с вполне себе явным «интересом». Но – именно, что спасал… Виктор Степанович Черномырдин, разумеется, из последних. Он вообще – «из последних». Из тех самых. Из, что называется, «могикан»… Из последних советских промышленных генералов того человеческого типа, из которого, по словам известного советского поэта, гвозди делать – это только хороший материал на ширпотреб переводить. Из таких людей делали не гвозди. А газопроводы и газораспределительные станции, атомные субмарины и спускаемые аппараты для «Союзов». Такие дела. А то – гвозди. Что такое эти ваши гвозди?! Так. В сущности, мелочевка. Не их масштаб… Я, к сожалению, «в работе» Виктора Степановича не наблюдал. Ушел уже к тому времени из журналистики, плотно занявшись бизнесом. А вот, так сказать, почти на отдыхе – доводилось. Почему «почти» – тоже понятно. Есть такие породы животных, знаете ли: они даже спят на бегу… Мы – в смысле, моя фирма – тогда работали (кстати, и сейчас продолжаем) со знаменитым «Рэдиссон САС Лазурная Сочи». До сих пор, несмотря на азартное строительство, продолжающим считаться лучшим курортным отелем на всем черноморском побережье. Ну, а возглавлял его тогда один из моих лучших учителей в бизнесе (не в технологиях, а в его простой житейской мудрости) Борис Иванович Аверьянов – товарищ и, некоторым образом, сподвижник Виктора Степановича еще с оренбургских времен. Ну и земляк, разумеется. У них даже голоса похожи. Говор-то – общий… Почему лучший русский отель на всем черноморском побережье принадлежит именно «Газпрому», пояснять, думаю, не надо, да?! Вот, а теперь представьте. Девяностые. Самая что ни на есть середина. Сижу, верстаю концепцию маркетингового продвижения отеля на следующий год. Не один, разумеется. С их директором по маркетингу и управляющим, американцем. И злой, как собака. Станешь тут добрым, когда американские стандарты, обязательные к исполнению в системе Radisson SAS, соотносятся с российскими реалиями так, что я скорее в штатную боевую эскадрилью Змеев Горынычей поверю во главе со старухой Ягой, чем в российский «хай мидл класс», на который я, видите ли, в рекламе отелей, входящих в эту систему, должен, блин, на фиг, «ориентироваться». Середина девяностых, я не шучу!!! «Хай мидл класс». Ага… А когда я вот так «не шучу», я, извините, матом не ругаюсь. Я на нем разговариваю. Да так, что лучше не переводить… И тут вдруг из-за спины – знакомое, оренбуржское: – Ну, чем занимаимси?! Я и выдал. Чем, в смысле, «занимаимси». Не оборачиваясь. У нас к тому времени отношения с Борисом Ивановичем установились уже на таком уровне, что на некоторые особенности моего – дурного, надо сказать, – характера он давно внимания не обращал… Повторять, извините, не буду: одни сплошные междометия. В качестве своеобразного моста между понятиями «стандарт» и «реальность», которые я не то, чтобы на бумаге – в собственном мозгу увязать-то никак не мог. Какая уж тут, простите, на хрен, бумага… А когда у меня за спиной радостно загоготали в две оренбуржские глотки, сначала опешил, потом обернулся, а потом у меня, по-моему, даже уши покраснели. Нет, я все понимаю. Слышал, что мужик свойский. Но все-таки – премьер-министр моей страны, так, на секундочку…– А что, – говорит, отсмеявшись и утирая выступившие на глазах слезы, – в принципе, все правильно ведь сказал. Исключая междометия. На улицу надо чаще смотреть. За окно. А книжки – оно тоже хорошо. Со стандартами. Но окно – лучше. Вот. Чаще и смотри. И ничего не бойся. Главное – думать надо в правильном направлении. Тогда все получится. Вот…
