Виды искусства и отрасли науки

 

Найти истину всеобщую и в то же время вполне реаль­ную, непосредственно ощутимую и потому непреложно, абсо­лютно достоверную - такова в сути своей потребность, удов­летворению которой служит искусство. «Никаким словесным объяснением никогда не заменить созерцания предмета, - пи­сал Сент-Экзюпери. - Единство сущего не передать словами» (Цит. по 189, стр.319)

Истина, доступная созерцанию, содержится во всем, что окружает каждого из нас: в человеческих переживаниях каж­дого мгновения жизни, в солнечном луче и в пылинке - во всем, что существует, поскольку оно существует. Искусство ищет то неоспоримо существующее частное, что ассоциируется с общим, многообразным и повторяющимся, и убирает, отбрасывает все лишнее - все, что скрывает связь данного част­ного с всеобщим обилием случайного частного. Из отбора ощутимых частностей возникает новая частность, имеющая всеобщий смысл, - такой, по выражению Ю.М.Лотмана, «текст», структура которого, как единичное сцепление знаков, вызывает ассоциации, связывающие в единство широчайший круг явлений.

По Гегелю, «искусство и его идея представляют собой всеобщее, которое в своем формировании раскрывается для созерцания и потому находится в непосредственном единстве с частными явлениями во всей их жизненности» (64, т. 1, стр.194). Поэтому «чувственное в искусстве одухотворяется, так как духовное получает в нем чувственную форму» (64, т.1, стр.45).

Л.Н. Толстой записал в дневнике: «Идеал есть гармония. Одно искусство чувствует это» (277, т.48, стр.52-53). Все это, отмеченное разными авторами, имеет место, я полагаю, пото­му, что «богаче всего самое конкретное и самое субъективное», ~ как записано у Ленина в конспекте «Науки логики» Гегеля (148, т.38, стр.224).

Чтобы структура знаков свою сложную функцию в искус­стве выполняла, знаки должны принадлежать к одной знако­вой системе - быть знаками одного упорядоченного кода, адресоваться к одной сфере восприятий и идти по одному каналу притока информации.

Поэтому искусства разграничиваются на различные роды по «материалу» - по средствам выражения или обозначения. Ими являются: цвет, звук, слово, объем, формы человеческого тела, движение, действие, борьба. Границы между материала­ми, как, соответственно, и между родами искусства, не всегда могут быть резко проведены. Некоторые искусства пользуются разными средствами выражения, например театр, опера; такие искусства называют обычно «синтетическими».

Каждый род искусства все более самоопределяется как са­мостоятельный, независимый от других по мере выяснения свойств его знаковой системы - его «языка» или «материала». Так на смену первоначальному синкретизму идет профессио­нализация в искусстве. Поэтому в истории искусств, наряду с появлением новых искусств (например, кино, фотография), можно видеть тенденцию к дифференциации искусств. Возвра­ты к синкретизму, правда, периодически возникают в случаях недостаточного профессионализма при обостренном стремле­нии либо расширить и яснее обозначить обобщение, либо увеличить его чувственную достоверность. Если для того или для другого художнику средств своего искусства не хватает, он, торопясь, бывает склонен прибегать к чужим.

Наука делится на различные отрасли знаний, потому что разные объекты познания требуют разных методов и способов исследования. Но М. Планк пишет: «Наука представляет собой внутренне единое целое. Ее разделение на отдельные области обусловлено не столько природой вещей, сколько ограничен­ностью способности человеческого познания. В действительно­сти существует непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к социальным наукам, цепь, кото­рая ни в одном месте не может быть разорвана, разве лишь по произволу» (216, стр.183). И еще: «Если же- спросить, ка­кой внешний признак может дать лучшую характеристику данной стадии развития какой-нибудь науки, то я не могу указать более общего признака, чем тот способ, по которому наука определяет свои основные понятия и подразделяет свои различные области» (216, стр.24-25).

В охвате явлений действительности возможности науки в целом ограничены только имеющимися в ее распоряжении способами познания. Но накапливая знания, она вырабатыва­ет все новые и новые способы, и их число беспрерывно рас­тет; вслед за тем умножается число наук и число отраслей внутри каждой. Это общеизвестно, и поэтому наука не может отличаться от искусства объектом познания.

Поскольку наука познает действительность с количествен­ной стороны преимущественно, всякая конкретная наука в наибольшей степени характеризуется чертами, присущими ма­тематике, которая, по определению Ф. Энгельса, «имеет своим объектом пространственные формы и количественные отноше­ния действительного мира» (178, т.20, стр.37). Отношения и связи, находимые математикой, играют роль истин абсолютно достоверных и совершенно абстрактных; совершенно бескоры­стно устанавливая законы количественных отношений, матема­тика не допускает вещественных описаний и не нуждается в них. Все это делает математику наукой образцовой, любая отрасль научного познания в той мере приближается к идеалу науки, в какой она близка к математике.

Следовательно, многие науки, и прежде всего науки гума­нитарные, еще весьма далеки от этого идеала. Таковы науки описательные и спекулятивные. Первые снабжают знанием фактов, не имея возможности выяснить закономерные причи­ны их возникновения; в уяснении причин все более отдален­ных - их совершенствование. Поэтому все же «описательное естествознание, - как пишет академик В.И. Вернадский, - реальная основа научного мышления и понимания природы, та область научных исканий, которая одна раздвигает пределы, где затем идут дедукция разума и опытное искание <...»> (47, стр.124).

Но сам по себе описательный подход Л.Н. Гумилев упо­добляет спортивному коллекционированию, а его накопления - антиквариату. Он пишет: «Само собрание материала бывает полезно только до какой-то черты, за которой накопленная информация становится необозримой и, следовательно, теряет смысл для познания.

Простые способы систематизации: по алфавиту, по векам, по странам и т.п. - не дают ничего в смысле понимания, так же как простое арифметическое сложение столбиком не заме­няет интеграла. Но если поискать, то выход есть - это со-подчиненность сведений и иерархичность информации. В ре­зультате такой работы возникает эмпирическое обобщение, которое В.И. Вернадский приравнивал по достоверности к реально наблюденному факту» (82, стр.347).

В отличие от описательных наук, злоупотребляющих реги­страцией фактов, «спекулятивными» можно считать те, кото­рые, наоборот, признав некоторые широкие обобщения исти­нами вполне достоверными, оперируют чистой дедукцией и конструируют взаимосвязи, мало считаясь с фактами, или вов­се игнорируя их. Такова всякая теология, такими бывают учения этические, эстетические, философские; их отличитель­ный и характерный признак употребление понятий, лишенных ясного смысла, и построение определений из таких именно понятий.

Известно, что «всякая наука есть прикладная логика» (148, т.38, стр.193) - логика, приложенная к фактам. Описательным наукам угрожает пренебрежение логикой, спекулятивным -пренебрежение к фактам, замена их словами, вновь изобрета­емыми терминами. Первые готовят почву для расширения знаний, вторые охраняют норму, достигнутую в данное время в данной среде, и потому враждебны развитию и накоплению знаний.

Историк Византии А.П. Каждан рассказывает: «Один из знаменитейших византийских ученых и писателей Иоанн Да-маскин в VIII в. прямо провозгласил, что задача науки - не создание новых воззрений, новых взглядов, а систематизация уже достигнутого. Высшая мудрость открыта человеку, его цель - понять ее, повторить, усвоить» (113, стр.72-73). Совре­менные нормы удовлетворения потребности познания ушли далеко вперед. Но М.В. Волькенштейн отмечает «догматизм некоторых философов, пугающих ученых жупелом несводимости: упаси вас боже сводить химию к физике или биологию к химии - станете еретиком! Психологически понятна эта боязнь объединения наук - всякая ломка традиций воспринимается болезненно» (53, стр.203).

За «жупелом несводимости» скрывается привычка к фор­мулировкам и боязнь фактов, которые могут эти формулиров­ки поколебать. Поэтому, как пишет Дж. Бернал, «споры, не­последовательность и непонятность суждений ученых, специа­лизирующихся в области общественных наук, создали в широ­кой публике малоутешительное мнение о том, что обществен­ная наука совершенно отлична от естественной науки. Попыт­ка представить дело таким образом опрометчива; это в луч­шем случае заблуждение, а подчас и злонамеренный обман» (29, стр.537).

Вопреки этому заблуждению, И.П. Павлов утверждал: «Все современное естествознание в целом есть только длинная цепь этапных приближений к механистическому объяснению, объе­диненных на всем их протяжении верховным принципом при­чинности, детерминизма. Нет действия без причины» (204, стр.469). Позиция М. Планка: «Важнейшая задача каждой на­уки определяется стремлением найти порядок и взаимную связь в многообразии известных опытов и фактов и, заполнив неисследованные области, заключить их в единую цельную картину» (216, стр.100).

Пока и поскольку неисследованные области существуют (а они всегда будут существовать) и действующие в их пределах законы неизвестны, - умозрительные, отвлеченно-теоретические «заменители» знаний удовлетворяют потребность в них в виде норм, господствующих в данное время 'в данной среде.

Социальные потребности требуют таких норм. В предыду­щей главе об этом шла речь - право, нравственность, какая бы то ни было упорядоченность человеческого общежития без них невозможны, и спекулятивные науки такие нормы разра­батывают, дают и охраняют (в толкованиях, например, свя­щенного писания: Талмуда, Евангелия, Корана). В этом -функция и право на существования спекулятивных наук. Впрочем, к вопросам нравственности и права еще придется вернуться.