Психология бессознательного 9 страница

«30 апреля. Так как Ганс опять играет со своими воображае­мыми детьми, я говорю ему: «Как, дети твой все еще живут? Ведь ты знаешь, что у мальчика не бывает детей».

Ганс: «Я знаю это. Прежде я был мамой, а теперь я папа».

Я: «А кто мать этих детей?»

Ганс: «Ну, мама, а ты дедушка»,,

Я: «Значит, ты хотел бы быть взрослым, как я, женатым на маме, и чтобы у нее были дети?»

Ганс: «Да, мне хотелось бы, а та из Лайнца (моя мать) тогда будет бабушкой».

Все выходит хорошо. Маленький Эдип нашел более счастливое разрешение, чем это предписано судьбой. Он желает отцу вместо того, чтобы устранить его, того же счастья, какое он требует и для себя; он производит отца в дедушки и женит на его собствен* ной матери.

«1 мая. Ганс днем приходит ко мне и говорит: «Знаешь, что? Напишем кое-что для профессора».

Я: «А что?»

Ганс: «Перед обедом я со всеми своими детьми был в клозете. Сначала я делал Lumpf и wiwi, а они смотрели. Потом я их по­садил, они делали Lumpf и wiwi, а я их вытер бумажкой. Знаешь, почему? Потому что мне очень хотелось бы иметь детей; я бы делал с ними все, что делают с маленькими детьми, водил бы их

* Не означает ли это „niederkommcn" [разрешиться от бремени, букв, «ода-дать>], когда женщина родит?

в клозет, обмывал и подтирал бы их, все, что делают с детьми».

После признания в этой фантазии вряд ли можно еще сомне* ваться в удовольствии, которое связано у Ганса с экскрементальны-мн функциями.

«После обеда он в первый раз решается пойти в городской парк. По случаю 1 мая на улице меньше, чем обычно, но все же достаточ­но экипажей, которые на него до сих пор наводили страх. Он гордится своим достижением, и я должен с ним вечером еще раз пойти в городской парк. На пути мы встречаем омнибус, который он мне указывает: смотри, вот воз, воз для аистиного ящика! Когда он утром идет со мной опять в парк, он ведет себя так, что его болезнь можно считать излеченной.

2 мая Ганс рано утром приходит ко мне: «Слушай, я сегодня себе что-то думал». Сначала он это забыл, а потом рассказывает мне со значительными сопротивлениями: «Пришел водопро­водчик и сначала клещами отнял у меня мой зад и дал мне другой, а потом и другой Wiwb m а с h e г. Он сказал мне: «Покажи мне зад», и я должен был повернуться, а потом он мне сказал: «Покажи мке Wiwimacher».

Отец улавливает смысл этой фантазии-желания и ни минуты не сомневается в единственно допустимом толковании.

«Я: «Он дал тебе больший Wiwimacher и больший зад».

Ганс; «ДаЬ

Я: «Как у папы, потому что ты очень хотел бы быть папой»*

Ганс: «Да, и мне хотелось бы иметь такие же усы, как у тебя, и такие же волосы (показывает волосы на моей груди)».

Толкование недавно рассказанной фантазии — водопроводчик пришел и отвинтил ванну, а потом воткнул мне бурав в живот — сводится теперь к следующему. Большая ванна обозначает зад. Бурав или отвертка, как это и тогда указывалось,— Wiwimacher*. Эгн фантазии идентичны. Тут открывается также новый подход к страху Ганса перед большой ванной. Ему неприятно, что его зад слишком мал для большой ванны»,

В следующие дни мать несколько раз обращается ко мне с выражением своей радости по поводу выздоровления мальчика.

Дополнение, сделанное отцом спустя неделю.

«Уважаемый профессор! Я хотел бы дополнить историю болезни Ганса еще нижеследующим.

1. Ремиссия после первого разъяснения не была настолько со­вершенна, насколько я ее, быть может, изобразил, Ганс во всяком случае шел гулять, но под принуждением и большим страхом.

* Может быть, следует прибавить, что слово «бурав» имеет отношение к слову «родить» (Bohrer — geboren, Geburt}. Ребенок не отличает gebohrt от geboren, Я принимаю это предположение, высказанное опытным коллегой, но сомневаюсь, имеем лн иы здесь дело с глубокой общей связью или только с использованием случайного созвучия в немецком языка И Прометей (Праманта) — создатель людей — эти мол о-гнчески соответствует бураву. Ср.: Abraham, Traum und Mythus*

Один раз он дошел со мной до станции «Таможня*, откуда виден наш дом, а дальше ни за что не хотел идти,

2. К словам «малиновый сок* и «ружье». Малиновый сок Ганс получает при запоре. Ружье — Schiefigewehr. Ганс часто смешивает слова schiefien и scheifien — стрелять и испражняться,

3. Когда Ганса перевели из нашей спальни в отдельную комна­ту, ему было приблизительно четыре года*

4. Следы остались еще теперь и выражаются не в страхе, а во вполне нормальной страсти к вопросам. Вопросы относятся пре­имущественно к тому, из чего делаются различные предметы (трам­ваи, машины и т. д.), кто их делает и т. д. Характерно для большинства вопросов, что Ганс задает их несмотря на то, что у него для себя ответ уже готов. Он хочет только удостовериться. Когда он меня однажды своими вопросами довел до утомления* и я сказал ему: «Разве ты думаешь, что я могу ответить на все твои вопросы?»—- он ответил мне: «Я думал, что ты и это знаешь, раз ты знал о лошади»*

5. О своей болезни Ганс говорит как о чем-то давно прошедшем: «тогда* когда у меня была глупость*.

6. Неразрешенный остаток, над которым Ганс ломает себе го­лову, это: что делает с ребенком отец, раз мать производит его на свет. Это можно заключить из его вопросов. Не правда ли, я принадлежу также тебе (он думает), не только матери. Ему не ясно, почему он принадлежит мне, С другой стороны, у меня нет прямых доказательств, чтобы предполагать, как говорили вы, что он подглядел коитус родителей,

7. При изложении, быть может, следовало больше подчеркнуть силу страха. Иначе могут сказать: нужно было бы его основательно поколотить, и он бы тогда пошел гулять».

Я здесь же могу прибавить: с последней фантазией Ганса был побежден страх, исходящий из кастрационного комплекса, причем томительное ожидание превратилось в надежду на лучшее. Да, при­ходит врач, водопроводчик и т. п., отнимает пенис, но только для того* чтобы дать ему больший. Что касается остального» пусть наш маленький исследователь преждевременно приобретает олыт, что вся­кое знание есть только частица н что на каждой ступени знания всегда остается неразрешенный остаток.

ЭПИКРИЗ

Это наблюдение над развитием и изменением фобии у 5-летнего мальчика я намерен исследовать с трех точек зрения: во-первых, на­сколько оно подтверждает положения, предложенные мною в 1905 г. в «Трех очерках по теории сексуальности»; во-вторых, что дает это наблюдение к пониманию этой столь частой формы болезни; в-треть­их, что можно извлечь из него для выяснения душевной жизни ребенка и для критики наших обычных программ воспитания.

I

У меня складывается впечатление> что картина сексуальной жизни ребенка» представляющаяся из наблюдений над маленьким Гансом, хорошо согласуется с изображением, которое я дал в моей теории полового влечения на основании психоаналитических иссле­дований над взрослыми. Но прежде чем я приступлю к исследованию деталей этого согласования, я должен ответить на два возражения, которые могут возникнуть при оценке этого анализа- Первое возра­жение: быть может, Ганс ненормальный ребенок и, как видно из его болезни, он предрасположен к неврозу, т. е. маленький дегене­рат, а поэтому, быть может, неуместно переносить наши заклю­чения с больного на здоровых детей, На это возражение» которое не уничтожает, а только ограничивает ценность наблюдения* я отвечу позже. Второе и более строгое возражение — это то, что анализ ре­бенка его отцом, находящимся под влиянием моих теоретических взглядов, захваченным моими предвзятостями, вряд ли может иметь какую-нибудь объективную цену. Само собой понятно, что ребенок в высокой степени внушаем и, быть может, особенно по отношению к отцу. Чтобы угодить отцу, он даст взвалить на себя все что угодно, в благодарность за то, что тот с ним так много занимается; естественно, что все его продукции в идеях, фантазиях и снах идут в желательном для отца направлении. Короче, это опять все «внушение», которое у ребенка по сравнению со взрослым удается легче раскрыть.

Удивительно, я припоминаю время, когда я, 22 года назад, начал вмешиваться в научные споры, С какой насмешкой тогда старшее поколение неврологов и психиатров относилось к «вкушению» и его влияниям. С того времени положение вещей совершенно изме­нилось: противодействие быстро перешло в готовность идти навстре­чу. И это произошло не только благодаря влиянию, которое в эти десятилетия приобрели работы Льебо, Бернгейма и их учеников, но еще вероятнее благодаря сделанному открытию, что использова­ние этого модного термина «внушение» дает большую экономию в процессе мышления. Ведь никто не знает и не старается узнать, что такое внушение, откуда оно идет и когда оно имеет место, Достаточно, что все неудобное в психической жизни можно называть «внушением».

Я не разделяю излюбленного теперь взгляда, что детские пока­зания все без исключения произвольны и не заслуживают доверия, В психическом вообще нет произвола. Недостоверность показаний у детей основана на преобладании фантазии, у взрослых — на пре­обладании предвзятых мнений. Вообще говоря, и ребенок не лжет без основания, и у него имеется даже большая любовь к правде, чем у взрослого. Было бы слишком несправедливо по отношению к Гансу отбросить все его показания. Можно вполне отчетливо иссле­довать, где он под давлением сопротивления лукавит или старается скрыть что-нибудь, где он во всем соглашается с отцом (и эти места

совсем недоказательны) и, наконец, где он, освобожденный от

давления, стремительно сообщает все, что является его внутренней правдой и что он до сих пор знал только один. Большей достовер­ности не дают и показания взрослых. Но остается все-таки сожалеть, что никакое изложение психоанализа не передает впечатлений, кото* рые выносишь от него, и что окончательная убежденность никогда не наступает после чтения, а только после личного переживания. Но этот недостаток в одинаковой степени присущ и анализам взрослых.

Родители изображают Ганса веселым, откровенным* сердечным ребенком; таким он и должен быть, судя по воспитанию, которое дают ему родители, из которого исключены наши обычные грехи воспитания. До тех пор, пока Ганс в веселой наивности производил свои исследования, не подозревая возможного появления конфлик­тов* он сообщал их без задержки, и наблюдения из периода до фобии можно принимать тут же без всякого сомнения. В период болезни и во время психоанализа у него возникает несоответствие между тем, что он говорит, и тем, что он думает. Причина этому отчасти та, что у него набирается слишком много бессознательного материала, чтобы он мог им сразу овладеть, а отчасти это внутренние задержки, происходящие от его отношений к родителям, Я утверждаю совершен­но беспристрастно* что и эти последние затруднения оказались ничуть не больше, чем при анализах взрослых.

Конечно, при анализе приходилось говорить Гансу много такого, что он сам не умел сказать; внушать ему мысли, которые у не­го еще не успели появиться; приходилось направлять его внима­ние в сторону, желательную для отца. Все это ослабляет дока­зательную силу анализа; но так поступают при всех психоанализах. Психоанализ не есть научное, свободное от тенденциозности исследо­вание, а терапевтический прием, он сам по себе ничего не хочет доказать, а только кое-что изменить. Каждый раз в психоанализе врач дает пациенту ожидаемые сознательные представления, с по­мощью которых он был бы в состоянии познать бессознательное и воспринять его один раз в большем, другой раз в более скромном размере, И есть случаи^ где требуется большая поддержка, а другие — где меньшая. Без подобной поддержки никто ие обходится, То, с чем пациент может справиться сам, есть только легкое рас­стройство, а ничуть не невроз, который является совершенно чуждым для нашего Я, Чтобы осилить такой невроз, нужна помощь другого, и только если этот другой может помочь, тогда невроз излечим. Если же в самом существе психоза лежит отворачивание от «друго­го»» как это, по-видимому, характерно для состояний dementia ргаесох*, то такие психозы, несмотря на все наши усилия, окажутся неизлечимыми. Можно допустить, что ребенок, вследствие слабого развития его интеллектуальной системы, нуждается в особенно интенсивной помощи. Но все то, что врач сообщает больному,

* Раннего слабоумия. Одно из названий шизофрении,— Примеч. ред. перевода, 4 3. Фрейд 97

вытекает из аналитического опыта, н еслн врачебное вмешательство связывает и устраняет патогенный материал, то этот факт можно

считать достаточно убедительным,

И все-таки наш маленький пациент во время анализа прояви^ достаточно самостоятельности, чтобы его можно было оправдать по обвинению во «внушаемости». Он, как все дети, без всякого внеш­него побуждения применяет свои детские сексуальные теории к своему материалу. Эти теории слишком далеки от взрослого; в этом случае я даже сделал упущение, не подготовив отца к тому, что путь к теме о разрешении от беременности идет через экскремен-тальный комплекс. И то, что вследствие моей поспешности привело к затемнению части анализа» дало по крайней мере хорошее сви­детельство в неподдельности и самостоятельности мыслительной ра* боты у Ганса* Он вдруг заинтересовался экскрементами, в то время как отец, подозреваемый во внушении, еще не знал, что из этого выйдет. Столь же мало зависело от отца развитие обеих фантазий о водопроводчике, которые исходили из давно приобретен­ного «кассационного комплекса». Я должен здесь сознаться в том, что я совершенно скрыл от отца ожидание этой связи из теорети­ческого интереса, чтобы не ослабить силы столь трудно достигаемого доказательства*

При дальнейшем углублении в детали анализа мы встретим еще много новых доказательств в независимости нашего Ганса от «внуше­ния»» но здесь я прекращаю обсуждение первого возражения. Я знаю, что и этот анализ не убедит тех, кто не дает себя убе­дить» и продолжаю обработку этих наблюдений для тех читателей, ко­торые уже имели случаи убедиться в объективности бессознатель­ного патогенного материала. Я не могу не высказать приятной уве­ренности, что число последних все растет.

Первая черта» которую можно отнести к сексуальной жизни ма­ленького Ганса, это необыкновенно живой интерес к своему Wiwima-cher'yt как он называет этот орган по одной из двух важных его функций, не оставленной без внимания в детской. Интерес этот делает его исследователем; таким образом он открывает, что на основании присутствия или отсутствия этого органа можно отличать живое от неживого. Существование этой столь значительной части тела он предполагает у всех живых существ, которых он считает подобными себе; он изучает его на больших животных* делает предположения о существовании его у родителей, и даже сама очевидность не мешает ему констатировать наличность этого органа у новорожденной сестры* Можно сказать, что еслн бы ему пришлось признать отсутствие этого органа у подобного себе живого существа, это было бы слишком большим потрясением основ его «миросозерца-ния>— все равно, что этот орган отняли бы к у него. Поэтому, вероятно, угроза, содержащая в себе возможность потери Wiwi-macher'a, самым поспешным образом подвергается вытеснению, и ей

придется обнаружить свое действие только впоследствии. В этом комплексе принимает участие мать, потому что прикосновение к этому органу доставляло ему ощущение удовольствия. Наш мальчик начал свою аутоэротическую сексуальную деятельность обычным и самым нормальным образом.

Удовольствие, испытываемое на собственном половом органе, пе­реходит в удовольствие при разглядывании в его активной и пас­сивной форме; это то, что А. Адлер весьма удачно назвал скре­щением влечения (Triebverschrankung). Мальчик ищет случая видеть Wiwimacber других лиц; у него развивается сексу-альное любопытство, и ему нравится показывать свои половые орга­ны. Один из его снов из начального периода вытеснения содержит желание, чтобы одна из его маленьких приятельниц помогала ему при нонеиспусканни и таким образом могла видеть его половой орган. Сон этот доказывает, что его желание оставалось не вытесненным. Более поздние сообщения подтверждают, что ему удавалось находить себе такого рода удовлетворение. Активные формы сексуального удовольствия от рассматривания вскоре связываются у него с определенным мотивом. Когда он повторно высказывает отцу и матери сожаление, что он никогда не видел их половых органов, то причиной этого является, вероятно, его желание сравнивать* Я всегда остается масштабом, которым оценивается мир, путем постоянного сравнения с собой научаешься понимать его. Ганс заметил, что большие животные имеют половой орган намного больший, чем у него; поэтому он предполагает подобное же соотношение и для своих родителей и ему хотелось бы убедиться в этом. У мамы, думает он, наверное, такой же Wiwimacher, «как у ло­шади». Таким образом, у него уже готово утешение, что Wiwima-cher будет расти вместе с ним; возникает впечатление, что желание ребенка быть большим он проецирует только на половые органы.

Итак, в сексуальной конституции маленького Ганса уже с самого начала зона половых органов оказывается более других эрогенных зон окрашенной чувством удовольствия.

Когда он в свое Л последней «фантазии о счастье», с которой кончилась его болезнь, имеет детей, водит их в клозет, заставляет их делать wiwi, подтирает их и делает с ними все то, что де­лают с детьмн, то из этого можно, несомненно, сделать вывод, что все эти процедуры в его детские годы были для него источ­ником наслаждения. Это наслаждение, которое он получал во время ухода со стороны матери, ведет его к выбору объекта, но все-таки нужно считать возможным, что он уже и раньше привык доставлять себе это наслаждение аутоэротическим путем, что он принадлежит к числу тех детей, которые любят задерживать экскременты до тех пор, пока выделение их не доставит нм наслаждение, Я говорю лишь» что это возможно, потому что в анализе это не выяснено; «делание шума ногами», перед которым он позже испытывает страх, дает некоторые указания в этом направлении. В общей эти источники наслаждения не выделены у него так резко, как у других детей. Он

4* 99

вскоре стал опрятным; недержание мочи в постели и в течение дня не играло никакой роли в его первые годы; у него не было даже следа отвратительной для взрослых привычки играть своими экскрементами (эта привычка вновь часто появляется на исходе психической инволюции),

Отметим здесь же, что мы, несомненно, наблюдали у него в пе­риод фобии вытеснение этих обоих хорошо развитых у него компонен­тов. Он стыдится мочиться перед посторонними, он жалуется на себя за то, что кладет руку на свой Wiwimacher, старается изба­виться от онанизма и чувствует отвращение перед Lumpf, wiwi и всем, что это напоминает. В своей фантазии об уходе за детьми он

опять оставляет это вытеснение.

Сексуальная конституция нашего Ганса, по-видимому, не содер­жит в себе предрасположения к развитию перверзий и их негатива (здесь мы можем ограничиться истерией)* Насколько мне приш­лось узнать (а здесь, действительно, надо быть осторожным), при­рожденная конституция истериков (при перверзиях это понятно само собой) отличается тем, что зона половых органов отступает на второй план перед другими эрогенными зонами. Из этого правила имеется одно определенное исключение. У лиц, ставших впослед­ствии гомосексуалистами и которые, по моим ожиданиям и ло наблюдениям Задгера, проделывают в детстве амфигенную фазу, мы встречаем инфантильное преобладание зоны половых органов и особенно мужского органа* И это превознесение мужского полового органа становится роковым для гомосексуалистов* Они в детстве избирают женщину своим сексуальным объектом до тех пор, пока подозревают у нее обязательное существование такого же органа, как у мужчин; как только они убеждаются, что женщина обману­ла их в этом пункте, она становится для них неприемлемой в качестве сексуального объекта. Они не могут себе представить без пениса лицо, которое должно их привлекать в сексуальном отношении, и при благоприятном случае они фиксируют свое либидо на «женщине с пенисом», на юноше с женоподобной внеш­ностью* Итак, гомосексуалисты — это лица, которые вследствие эро­генного значения собственных половых органов лишены возмож­ности принять сексуальный объект без половых органов, подобных своим. На пути развития от аутоэротизма до любви к объектам они застряли на участке, находящемся ближе к аутоэротнэму.

Нет никакого основания допускать существование особого гомо­сексуального влечения. Гомосексуализм вырабатывается не вследст­вие особенности во влечении, но в выборе объекта. Я могу сослаться на указание» которое я сделал в «Трех очерках по теории сексуаль­ности», что мы ошибочно принимаем сосуществование влечения и объекта за глубокую связь между ними. Гомосексуалист со своими, быть может, нормальными влечениями не может развязаться со своим объектом, выбранным им благодаря известному условию. В своем детстве, когда это условие обычно имеет место, он может вести себя как наш маленький Ганс, который без различия нежен

как с мальчиками, так и с девочками и который при случае называет своего друга Фрица «своей милейшей девочкой». Ганс гомосексуален, как все дети, соответственно тому, что он знает только один вид половых органов, такой, какой у него*

Дальнейшее развитие нашего маленького эротика идет не к гомо­сексуальности, но к энергичной полигамически проявляющейся му­жественности, в которой он в зависимости от меняющихся женских объектов знает, как действовать: в одном случае он решительно наступает, в других он страстно и стыдливо тоскует. В период, когда других объектов в любви нет, его склонность возвращается к матери (от которой он уходит к другим), чтобы здесь потерпеть крушение в форме невроза. Тут только мы узнаем, до какой интен* сивности развивается любовь к матери и какая судьба ее постигает. Сексуальная цель, которую он преследовал у своих приятельниц, «спать у них>, исходила от матери. Цель эта определена словами, которыми пользуются и в зрелом возрасте, хотя с другим, более богатым содержанием. Мальчик наш обычным путем, в годы раннего детства, нашел путь к любви к объекту и новый источник наслаж­дения: сон рядом с матерью стал для него определяющим* В этом сложном чувстве мы могли бы на первое место поставить удовольствие при прикосновении к коже, которое лежит в нашей конституции и которое по кажущейся искусственной номенклатуре Молля можно было бы назвать удовлетворением стремления к контректации (к соприкосновению),

В своих отношениях к отцу и матери Ганс самым ярким образом подтверждает все то, что я в своих работах «Толкование снови-дений> и «Три очерка по теории сексуальности» говорил о сексуаль­ных отношениях детей к родителям. Он действительно маленький Эдип, который хотел бы «устранить» отца, чтобы остаться самому с красивой матерью, спать с ней. Это желание появилось во время летнего пребывания в деревне, когда перемены, связанные с при­сутствием или отсутствием отца, указали ему на условия, от которых зависела желаемая интимность с матерью. Тогда, летом, он удо­вольствовался желанием, чтобы отец уехал, К этому желанию позже присоединился страх быть укушенным белой лошадью,— бла­годаря случайному впечатлению, полученному при отъезде другого отца. Позже, вероятно в Вене, где на отъезд отца больше нельзя было рассчитывать, уже появилось другое содержание: чтобы отец подолгу был в отсутствии, был мертв*

Исходящий из этого желания смерти отца и, следовательно, нор­мально мотивированный страх перед ним образовал самое большое препятствие для анализа, пока оно не было устранено во время разговора у меня на дому*.

На самом деле наш Ганс вовсе не злодей и даже не такой

* Обе случайные мысли Ганса: малиновый сок и ружье для убивания, наверное, детерминированы не с одной только стороны. Вероятно, они столько же связаны с не­навистью к отцу, сколько с комплексом запора. Отец, который сан угадал последнюю связь, думает еще при «малиновом соке» и о «кровн».

ребенок, у которого жестокие и насильственные склонности челов ческой природы развиваются без задержек в этот период его жизн Напротив, он необыкновенно добродушен и нежен; отец отметил, чт превращение агрессивной склонности в сострадание произошло д< вольно рано. Еще задолго до фобин он начинал беспокоитьс когда при нем в детской игре били «лошадку», и он никогд не оставался равнодушным, когда в его присутствии кто-ннбу, плакал. В одном месте анализа у него в известной связи обнар живается подавленная частица садизма*, но она подавлена, и м позже из этой связи сможем догадаться, зачем эта частица появ лась и что она должна заместить, Ганс сердечно любит отц которому он желает смерти, и в то время, когда его ум не призн ет этого противоречия, он оказывается вынужденным демонстрир вать его тем, что ударяет отца и сейчас же целует то мест которое ударил. И нам следует остеречься признать это против речие предосудительным; из таких противоположностей преим щественно и складывается жизнь чувств у людей**; быть може если бы это было иначе, дело не доходило бы до вытеснен! н до неврозов. Эти контрастные пары в сфере чувств у взросл! доходят одновременно до сознания только на высоте любовной стр сти; обыкновенно один член такой пары подавляет другой до тех по пока удается держать его скрытым. В душе детей такие пары мог довольно долго мирно рядом сосуществовать, несмотря на i внутреннее противоречие,

Наибольшее значение для психосексуального развития наше мальчика имело рождение сестры, когда ему было З'/а Это событие обострило его отношения к родителям» поставило его мышления неразрешенные задачи» а присутствие при ее туале оживило в нем следы воспоминания из его собственных прении переживаний, связанных с наслаждением. И это влияние впол; типично. В неожиданно большом количестве историй жизни и болез! нужно взять за исходный пункт эту вспышку сексуального наела} дения и сексуального любопытства, связанных с рождением следу] щего ребенка. Поведение Ганса по отношению к пришельцу то > самое, что я описал в «Толковании сновидений». Во время лихорадя через несколько дней после рождения сестры, он обнаруживав насколько мало он соглашается с этим увеличением семьи. Зде всегда раньше всего появляется враждебность, а затем уже мож последовать и нежность***. Страх, что может появиться еще hobi ребенок, с этого момента занимает определенное место в его созн тельном мышлении, В неврозе эта подавленная враждебность зам

* Желание бить н дразнить лошадей.

** Не книга — человек я во плотя,

И мне в себе согласья не найти (М е й е р К* Ф, Последние дни Гуттена. Пе; вод С. Петрова),

*** Ср. его намерения по отношению к тону периодуt когда маленькая деве сможет говорить (см, выше).

щается особым страхом перед ванной. В анализе он откровенно об* наруживает свое желание смерти сестре, и не только в тех намеках, которые отец должен дополнить. Его самокритика указывает ему, что это желание не столь скверно» как аналогичное желание по от­ношению к отцу. Но бессознательно он, очевидно, к обоим относился одинаково, потому что и отец и сестра отнимают у него его маму, мешают ему быть с ней одному.

Это событие и связанные с ним вновь ожившие переживания дали еще и другое направление его желаниям. В победной заключи­тельной фантазии он подводит итог всем своим эротическим побужде­ниям» происходящим из аутоэротической фазы и связанным с лю­бовью объекта* Он женится на своей прекрасной матери, имеет несчетное число детей, за которыми он по-своему может ухажи­вать-

II

В один прекрасный день Ганс заболевает на улице страхом. Он не может еще сказать, чего он боится, но уже в начале своего тревожного состояния он выдает отцу мотив его заболевания, выго­ды от болезни. Он хочет остаться у матери, ласкаться к ней; некоторую роль, как думает отец, здесь сыграло воспоминание, что он был удален от нее, когда появилась новорожденная. Вскоре выясняется, что этот страх уже больше не может быть обратно замещен желанием, так как он испытывает страх даже тогда, когда н мать идет с ним. А между тем мы получаем указание, на чем фиксируется его либидо, превратившееся в страх. Он обнару­живает весьма специфический страх, что его укусит белая лошадь.

Такое болезненное состояние мы называем «фобией*, н мы мог­ли бы причислить ее к боязни площадей, но последняя отличается тем, что неспособность ходить по улице легко исправима, когда больного сопровождает известное выбранное для этого лицо н в крайнем случае врач. Фобия Ганса не исчезает и при этом условии, она перестает быть связанной с пространством н все отчетливее избирает своим объектом лошадь; в первые же дни на высоте своего тревожного состояния он высказывает опасение, которое мне так облегчило понимание его страха, что «лошадь войдет в комнату».

Положение фобий в системе неврозов до сих пор было неопреде­ленным. По-видимому, можно с уверенностью сказать, что в фобиях нужно видеть только синдромы> принадлежащие к различным невро­зам, и ям не следует придавать значение особых болезненных процессов. Для фобий наиболее частых, как у нашего пациента, мне кажется целесообразным название истерии страха (Angsthyste-rie); я предложил его д-ру Штеккелю, когда он взялся за описа­ние нервыых состояний страха, и я надеюсь, что это название получит права гражданства. Оправданием ему служит полное соответствие между психическим механизмом этих фобий и истерией, за исключе­нием одного пункта, очень важного для различения этих форм. А именно: либидо» освобожденное из патогеыного материала путем

10S

вытеснения, не конвертируется, т. е, не переходит из сферы психики на телесную иннервацию, а остается свободным в виде страха. Во всех случаях болезни эта истерия страха может в каких угодно размерах комбинироваться с «конверсионной истерией». Но суще­ствуют как чистые случаи конверсионной истерии без всякого страха, так и случаи чистой истерии страха» выражающиеся в ощущениях страха и фобиях без примеси конверсии; случай нашего Ганса при-надлежит к числу последних.