II. Концепция национального воспитания и ее реализация.

Данный раздел посвящен рассмотрению концепции национального воспитания, разработанной И.Г. Фихте, предложениям по ее реализации, а так же месту государства и религии согласно данной концепции.

В предыдущем разделе мы выяснили, что немецкая нация, чье единство базируется на том, что ее представители являются носителями «живого» языка, которые выражает себя в ней, находится в переходном состоянии кризиса «эпохи пустого эгоизма», итогом которого, по Фихте, может стать переход нации на следующую ступень развития. Однако И.Г. Фихте, доказывая самобытность немцев, настаивая на особом пути немецкой нации и ее исключительно роли в истории, невольно опирается на французскую просветительскую мысль, в которой идея педагогики и образования нового человека играла исключительную роль.

Отметим сначала два типа людей, которые Фихте выделяет на основе разности познания. «Первый основной тип сознания, возникающий во времени самым первым, есть смутное чувство. С помощью этого чувства основное побуждение обычно и как правило схватывается как любовь единичного к самому себе, и смутное чувство изначально преподносит эту самость только как то, что хочет жить и наслаждаться»[82]. Но по своей природе данный тип сознания все-таки не замкнут исключительно на эгоизме. «В виде экстраординарного исключения из правил» это смутное чувство может подняться над интересами отдельного индивида и «схватить основное побуждение как требование иного, смутно ощущаемого порядка вещей»[83], но в этой исключительной любви, согласно Фихте, царит разум, основанный на инстинкте[84]. «Второй основной тип сознания, который, как правило, не развивается сам по себе, но должен заботливо пестоваться в обществе, — это ясное познание»[85]. Данный тип сознания схватывает «саму фундаментальную любовь», познание в этом случае не оставляет познающего хладнокровным и безучастным, но «его предмет любим больше всего, так как он есть истолкование и перевод нашей изначальной любви»[86]. Главной особенностью второго типа сознания является то, что оно преподносит человеку его самость «как звено нравственного порядка, что дарует ему любовь этого порядка, которая возгорается и развивается одновременно с развитием этого понятия»[87].

Таким образом, главной задачей национального образования Фихте является воспитание в учениках второго типа сознания. «Это новое воспитание должно дополнить прежнее недостающим ему проникновением вплоть до корня жизненных устремлений и движений, и если прежнее должно было, самое большее, образовывать нечто у человека, то это должно образовывать самого человека и делать образование ни в коем случае не имуществом воспитанника, как до сих пор, но скорее составной частью его личности»[88].

В старой системе образования Фихте видит целый ряд проблем, которые характеризуют эпоху «пустого эгоизма», и следовательно являются недопустимыми для эпохи четвертой. Признавая за «прежним воспитанием», то что оно «в достаточной мере представляет взору воспитанников картины религиозного, нравственного, законопослушного образа мысли и всякого рода порядка и добрых нравов»[89], философ приходит к выводу, что «питомцы этого воспитания следовали вовсе не этим нравственным представлениям и увещеваниям, но побуждениям своего эгоизма, разросшимся в них естественным образом»[90]. Воспитание, являющееся составной частью третьей эпохи, воспитанники которого «за редким исключением» являются яркими его представителями, разумеется, не устраивает Фихте. «Старое обучение не есть познание, но заучивание наизусть произвольных словесных знаков, вызванное переоценкой речи»[91]. Таким образом, воспитанники «старой школы» являлись носителями сознания смутного чувства, а единственной реальностью для них являлся чувственный мир, от которого они отталкивались в своей деятельности и который являлся предметом их мыслей и целей[92]. Для нового воспитания «истинный и действительно существующий мир — мир, постигаемый мышлением»[93]. Следовательно, главной целью нового воспитания должно было стать формирование нового сознания.

Главной ошибкой предыдущих лет, согласно Фихте, была полная уверенность в том, что «каждый любит и волит свое собственное чувственное благополучие, и оно искусственно, страхом и надеждой, связывало добрую волю <…> с интересом к общему существованию»[94]. Это вело к тому, что воспитанник, окончивший обучение, становясь внешне безвредным, мог остаться дурным человеком, так как «низость именно в том и состоит, что любят только свое чувственное благополучие и приводятся в движение только надеждой и страхом за него»[95].

Делая промежуточный вывод, можно сказать, что, согласно концепции Фихте, старая система образования была структурой исключительно третьей эпохи. Данная система, по сути, являлась механизмом, который отвечал за воспроизведение представителей эпохи «пустого эгоизма». Не ограничивая, но насаждая главные принципы третьего периода, система образования виделась Фихте главной его опорой.

Ключевым вопросом для понимания концепции И.Г. Фихте является вопрос свободы воли. Основополагающей идеей философа является то, что «свобода, взятая в смысле нерешительного колебания между несколькими равно возможными вариантами, есть не жизнь, а преддверие и вход в действительную жизнь. В конце концов необходимо все-таки выйти из этого колебания к решению и действию, и только тогда начинается жизнь»[96]. Поэтому Фихте определяет строгую необходимость и главный постулат нового воспитания: его целью является «полное уничтожение свободы воли», в противоположность чему оно «вырастило бы строгую необходимость решений и невозможность противоположного в воле, на которую с этих пор можно смело рассчитывать и на которую можно положиться»[97]. Главная мотивация философа заключается в том, что «признавая то, что после всех ее сильнейших воздействий воля все же остается свободной, т. е. нерешительно колеблющейся между добром и злом, воспитание признает, что оно не только совершенно не в силах образовать волю, а так как она есть собственная коренная основа человека, то и самого человека, но и вообще не стремится совершать это образование, считая его невозможным»[98]. Следует заметить, что в оригинале слово «образование» является немецким словом «die Ausbildung», значение которого несколько шире, чем русский аналог. При самом общем переводе «die Ausbildung» обозначает построение человека изнутри, и относится не только к университетскому образованию, но к формированию человека в целом.

Типичная для Фихте поляризация категорий воплотилась в вопросе воли с максимальной остротой. Несмотря на то, что «в корне человека заключена чистая склонность к добру»[99], сам человек, находясь в свободном полете выбора в рамках старого образования, колеблется между двумя одинаково неизвестными ему категориями. Следовательно, согласно Фихте, свободная воля в данном случае является негативным фактором, которое новое воспитание должно исключить из жизни воспитанника. «Воля человека, - пишет философ, - обладает своим устойчивым направлением еще до призывов и вне зависимости от них; если оно согласно с твоим призывом, то призыв уже опоздал и человек и без него сделал бы то, к чему ты его призываешь»[100]. Поэтому новое воспитание с самого начала должно удержать воспитанника в естественном состоянии добра, фактически не давая ему никакого выбора.

Попутно Фихте ставит более общий вопрос свободы человека, утверждая, что сказать - свободен человек или нет - решительно невозможно[101]. Для большинства людей, пишет философ, «вера в свободу есть непременно заблуждение и иллюзия беглого и остающегося на поверхности наблюдения»[102]. При этом категории свободы и свободной воли для Фихте не тождественны, несмотря на то, что в некоторых случаях являются для него взаимозаменяемыми терминами. Свобода - более абстрактное понятие и ни в коем случае не должна изыматься из жизни воспитанника. Невозможность точного определения, свободен человек или нет, вытекает, по Фихте, из того, что «человек может быть свободным или несвободным в высшем смысле слова именно потому, что он свободен в низшем смысле, потому что он начинает с нерешительного колебания»[103]. Таким образом, уничтожение свободы воли на ранних этапах человеческой жизни должно внести ясность, ведь тот, кто обладает «определенной и готовой к действию волей» «хочет то, чего хочет, на все времена, и не может ни при каких обстоятельствах хотеть иного, чем то, чего он именно всегда и хочет; для него свобода воли уничтожена и растворилась в необходимости»[104]. Следовательно, свободная воля в концепции Фихте – это деморализующий фактор, который лишь сбивает изначально доброго человека с правильного пути. Этот фактор, как мешающий развитию в нужном направлении, не должен иметь место в ранней жизни воспитанника. Когда воля воспитанника укрепится и определится, категория свободы будет означать для него только то, что он полностью свободен поступать в соответствии со своим внутренним законом, сформированным согласно его внутренней предрасположенности к добру новым воспитанием.

Проблема конкретной реализации системы нового воспитания раскрыта самим И.Г. Фихте в общих чертах. Он останавливается исключительно на ключевых аспектах своей концепции, опуская более частные вопросы. Заранее следует отметить, что Фихте, разрабатывая свою концепцию, во много опирался на труды швейцарского педагога Иоанна Генриха Песталлоци, который еще в конце 18го века на практике реализовал систему нравственного воспитания[105]. Однако философ отмечает, что работы Песталлоци отличает «скромная и ограниченная цель, которую ставят вначале, — дать необходимую помощь в высшей степени запущенным детям из народа, при предположении, что целое останется таким, каково оно есть»[106]. А исходя из того, что педагог ставит своей целью не всеобщее, но только народное воспитание, конечная цель так же не устраивает Фихте, ведь ее мотивацией является «желание как можно скорее отпустить этих детей крайней нищеты из школы зарабатывать себе на жизнь и все же снабдить их средством, с помощью которого они могли бы восполнить прерванное обучение»[107]. Таким образом, заимствуя у знаменитого швейцарского педагога планы конкретной реализации нового воспитания, Фихте встраивает его в свою систему национального развития.

Так как в прежнем воспитании «детская вера несовершеннолетних в большее совершенство взрослых употреблялись им во вред»[108], и вместо добра, к которому они были предрасположены, в детях взращивалась порочность, «к которой они должны были бы чувствовать отвращение, если бы могли в ней разобраться»[109], то Фихте предлагает «удалить их (воспитанников) из нашей зачумленной атмосферы и создать для них более чистое место жизни»[110]. Таким образом «существенно важно, чтобы воспитанник с самого начала беспрерывно и целиком находился под влиянием этого воспитания и чтобы он был совершенно изолирован от общества и тем самым предохранен от всякого соприкосновения с ним»[111]. Полная изоляция от внешнего мира третьей эпохи должна, по Фихте, стать главным фактором воспитания главных принципов эпохи четвертой.

Разрабатывая концепцию национального воспитания в рамках своего представления о немецкой нации, Фихте настаивает на том, чтобы новое образование было всеобщим, чтобы оно не было привилегией исключительно высших сословий[112]. При этом Фихте так же заимствует идею просвещения о природном равенстве полов, говоря о том, что «оба пола должны будут воспитываться одинаковым образом»[113], причем совместное воспитание должно иметь место с самых ранних лет воспитанников и до того времени, «как они обратят свое внимание на различие полов и начнут становиться супругами»[114]. Семейная жизнь – важная часть дальнейшей жизни воспитанника.

Фактически Фихте планировал создать общину учеников, которая существовала бы по своим собственным законам, выстроенным согласно принципам четвертой эпохи. Воспитанник ничего не должен знать об отрицательных чертах поведениях существующего мира. В рамках изолированной общины «каждый единичный <…> должен в действительной жизни воздерживаться ради целого от много такого, что он, не задумываясь, сделал бы, живи он один»[115].

Фигура воспитателей интересует Фихте крайне мало, так как по-большому счету в его системе они являются лишь лучшими представителями уходящей эпохи, поэтому на данный момент играют лишь роль нравственных образцов и наставников для воспитанников. Несмотря на то, что в общине учеников должно находится несколько воспитателей, воспитанник «станет свободно выбирать, руководствуясь своим доверием и чувством, одного из них себе в качестве особого друга и как бы советника совести, который станет помогать ему во всех случаях, когда будет сложно принять правильное решение»[116]. В таком случае воспитатель становится его личным другом и доверенным лицом. Но главная функция воспитателя –быть субъектом нравственного одобрения, которое сформирует в воспитаннике правильные, по Фихте, принципы морали и нравственности.

Исходя из того, что главная цель – воспитание в учениках ясного познания, философ отрицает роль письма и чтения как основ обучения. «В голом национальном воспитании, пока оно продолжается, -, пишет Фихте, - нет никакой пользы от чтения и письма, они могут даже стать очень вредными, поскольку легко можно увести, как это и делали до сих пор, от непосредственного созерцания к голым знакам, от внимания<…> к рассеянности, которая утешается своими записями и хочет когда-нибудь научиться у бумаги тому, чему она, вероятно, никогда не научится»[117]. Чтение и письмо – лишь практические инструменты, которые не являются, по Фихте, доминантой. Для него «речь идет о духовном образовании, в первую очередь под этим нужно понимать философию»[118]. Поэтому «питомец нашего воспитания с самого начала живет в мире созерцания и никогда не видел другого; ему нужно не изменять свой мир, но развивать, и это происходит само собой. Это воспитание, как мы уже указывали выше, есть единственно возможное воспитание к философии и единственное средство сделать последнюю всеобщей»[119]. В данном случае он вписывает национальное воспитание в свой проект «наукоучения», современной и истинно немецкой философии, которая должна заменить собой философию западную, с ее целями и методами, продиктованными особенностью мертвого языка. При этом Фихте, кладя в основу воспитания философскую составляющую, опираясь на введенную им же категорию ясного познания, совершенно игнорирует непосредственно практическую реализацию своей концепции. Отталкиваясь от естественной роли немецкого народа в развитии человечества, продиктованной ему изнутри спецификой живого языка, Фихте считает, что дух, заключенный в воспитанниках, сам будет диктовать ход образования. Невольно складывается ощущение, что проблемы непосредственно педагогики, а не концепции национального воспитания, волновали Фихте при написании «Речей к немецкой нации» меньше всего, ведь философ ставил своей целью пробудить нацию и показать ей путь, но никак не провести ее по нему.

Обеспечение существования общины философ перекладывает исключительно на плечи ее воспитанников. Главным требованием ее существования Фихте видит в том, чтобы «чтобы учеба и работа были объединены, чтобы заведение по меньшей мере казалось воспитанникам существующим за свой собственный счет и чтобы каждый сознательно стремился изо всех своих сил содействовать этой цели»[120]. Если же хозяйство будет нуждаться в поддержке извне, то «ему будут доставляться предметы в их естественном виде»[121]. Все это служит основой того, чтобы «воспитание будет уже последовательным изучением ремесла, которым они займутся в будущем, и в непосредственном созерцании будет образовываться мыслящий и разумный крестьянин»[122]. Таким образом, нравственный климат в общине будет направлен на то, чтобы воспитанники изначально занимались тем, чем будут заниматься в дальнейшем, при этом особый акцент делается именно на воспитании народа - крестьян и ремесленников, которые до этого зачастую выпадали из системы образования.

Отдельное место в фихтевской общине воспитанников занимают будущие ученые. Главную разницу между ученым и не ученым философ видит в том, что «не являющийся ученым предназначен к тому, чтобы сохранять посредством себя самого человеческий род на том уровне образования, который родом уже достигнут, ученый — к тому, чтобы двигать его дальше в соответствии с ясным понятием и с помощью сознательного искусства»[123]. Несмотря утверждение Фихте, которое заключается в том, что единственное различие в рамках общины в жизни ученого и не ученого будет состоять в занятии трудом и научной деятельностью соответственно,[124] философ поднимает ученых на ступень выше остальных воспитанников. Ученый «должен быть всегда впереди современности посредством своего понятия, должен уметь схватывать будущее и быть способным привить его к настоящему для последующего развития»[125], при этом главным инструментом его работы должно стать «одинокое познание», лишенное всякого стороннего контроля и ограничений. Ученого должно отличать «владение языком вплоть до его живого и творческого корня»[126], что рамках системы Фихте означает его общение с самой сутью народа, с катализатором его развития и с самым ярким его проявлением. Особая роль новых ученых базируется на их исключительной важности в дальнейшем развитии нации, ведущими представителями и деятелями которой они должны стать. «Пророки» нового общества в лице ученых должны стать главным фактором реализации принципов новой эпохи, эпохи «разумной науки».

Последней частью нового воспитания должно стать «воспитание к истинной религии»[127], что заставляет нас подробнее остановиться на вопросе религии и конкретно христианства у Фихте. Несмотря на то, что религиозное воспитание у Фихте описано крайне скупо[128], философ отводит религии крайне важную роль в жизни воспитанника. Хотя «непосредственно в обычной жизни и в благоустроенном обществе для того, чтобы образовывать жизнь, нет нужды в религии, для этой цели совершенно достаточно истинной нравственности»[129], Фихте отводит религии особую роль. В его представлении религия «способна поднять совершенно над всем временем и над всякой современной и чувственной жизнью, не принося при этом ни малейшего ущерба законности, нравственности и святости жизни, охваченной этой верой»[130]. С другой стороны, «божественное может быть извращено и употреблено во зло и для еще более глубокой нравственной порчи»[131]. Следовательно религия в мировоззрении Фихте выступает в качестве фактора, который существует не сам по себе, но требует правильного понимания и трактовки со стороны новой эпохи и немецкой нации. Такое отношение связано не столько с существованием определенных религиозных догматов, хотя их Фихте так же исключает из своей концепции[132], но с церковными организациями, в первую очередь с папством.

В «Речах к немецкой нации» философ попытался осмыслить роль церкви в жизни немецких государств и в целом немецкой народности. Согласно Фихте, изначально христианство «пришедшее из Азии и вследствие его порчи ставшее подлинно азиатским, проповедовавшее немую покорность и слепую веру»[133], нашло в германцах своих питомцев, у которого ему не препятствовало никакое прежнее образование рассудка[134]. Получив основу для своей дальнейшей реализации у латинизированных германцев, христианство укрепилось в жизни Европы совершенно особенным образом. Представители папства «смеялись над обманом, ведь они не относились к этому серьезно; исключительное обладание этим необычным знанием еще надежнее делало их благородным и образованным сословием, и им вполне по душе было оставить толпу, которой они не сочувствовали, во власти этого обмана и тем более послушной им в использовании ее для своих целей»[135].

Однако обманом Фихте считает не саму веру, но ее организацию на земле, ведь церковь «рассматривала себя не как составную часть земной общности, но скорее как совершенно чуждое ей насаждение небес, ниспосланное для того, чтобы везде, где только оно сможет укорениться, привлекать граждан в это иное государство»[136]. Таким образом. Фихте считает институт папства несостоятельным, основанным на ложных ценностях уходящей эпохи, но плотно вцепившимся в общественную жизнь Европы. Папство как организация не вызывает у философа по отношению к себе злобы по той причине, что Фихте видит в нем одно из олицетворений эпохи «пустого эгоизма», которая уже отжила свое. При этом Реформация была первой весточкой пробуждения принципов ясного познания.

Исключительную роль в развитии христианства в Германии Фихте отводит Мартину Лютеру. Несмотря на то, что «в отношении древнего и тонкого образования, учености и других преимуществ его превосходили не только иностранцы, но и многие немцы», Лютер был «воодушевлен вечным»[137], желанием распространить благо не только на себя, но на весь народ. Всеобщее воодушевление идеями блаженства привело к тому, что из религии был исключен «лишающий свободы авторитет формы», а основополагающим мотивом стало «свободное мышление античности»[138]. При этом никакого обоснования последнему Фихте в «Речах» не приводит, считая свободное мышление частью исключительно античного мира, следовательно, его возобновление несомненно было обращено в прошлое. Не зря Фихте несколько раз сравнивает немецкую нацию с античной Грецией[139], что разумно вписывается в ту часть его историософской концепции, где он говорит о том, что значение человеческого рода на Земле состоит в том, «чтобы свободно сделать себя тем, что оно собственно есть изначально»[140], где изначальным является склонность человека к добру.

В «Речах к немецкой нации» Фихте выстраивает собственную концепцию блаженства после смерти. По его мнению, веруя в блаженство в загробном мире, человек лишает жизнь «самоценности», превращая свое существование на земле в преддверие истинной и полноценной жизни, а человеческий дух оказывается пленником в человеческом теле[141]. Свою цель в данном случае философ видит в том, «чтобы препятствовать тому, чтобы Землю превращали в ад, с целью возбудить большее стремление на небеса»[142]. Истинная цель, которая и заключает в себе, по Фихте, истинное блаженство после смерти, заключается в том, чтобы возобновить свою жизнь «в своих детях и детях своих детей»[143] и в то же время «деянием или мышлением сеять посев бесконечно продолжающегося совершенствования человеческого рода, вложить во время нечто новое и прежде никогда не существовавшее, которое пребудет в нем и станет неиссякающим источником нового творчества»[144]. При этом «вера благородного человека в вечное продолжение своего действия также и на этой Земле основывается поэтому на надежде на вечное продолжение народа»[145].

Таким образом, христианство, обладающее развитой системой моральных ценностей, в рамках концепции Фихте несет в себе не индивидуальное, но национальное значение. Игнорируя догматы и мифологию христианской веры, Фихте обозначает религиозное воспитание как завершающий этап общего воспитания человека. Религия в данном случае являет собой один из важнейших средств социального благополучия и оформления нации, в рамках которой продолжение жизни индивида после смерти носит не мистический, но практический характер.

После завершения национального воспитания бывший ученик «целиком будет со всех сторон приведен к совершенству, завершен в себе самом, снабжен раз и навсегда всеми возможностями для достижения всех его внешних целей»[146]. Ученик, руководствуясь принципом ясного познания и общенационального блага, будет приверженцем идеи нравственной необходимости и долга, «которая заменяет прежнее понятие логической необходимости»[147].

В данном случае важным является вопрос существования ученика, творения в себе, в рамках государства с одной стороны, и общенемецкой общности с другой.

Когда Фихте говорит о государстве, как об одном из возможных спонсоров реализации на практике концепции национального воспитания, то он приходит к выводу, что «оно с помощью одной этой траты самым рачительным образом избавится от остальных и что в этом случае она вскоре останется его единственной крупной затратой»[148]. Ведь с этих пор государство «не имело бы совершенно никакой потребности в специальном войске, но имело бы в их лице такое войско, какого еще не видела ни одна эпоха»[149]. Инакомыслие было бы заведомо уничтожено в людях, прошедших воспитание Фихте, а все их мышление, несмотря на ширину философских горизонтов, было бы замкнуто в рамки понятий долга, необходимости и общественного (национального) блага. С помощью образования были бы созданы «сословия трудящихся, с юности привыкших к размышлению о своих делах, способных и склонных самостоятельно помогать себе самим, а также понимающих государство с полуслова и с благодарностью выслушивающих его наставления»[150]. Так же Фихте настаивает на отсутствии в таком государстве нищих и крайне малом количестве преступлений[151]. Однако такое было бы возможно только в случае повсеместности такого воспитания хотя бы в рамках одного территориального объединения в Германии.

Как мы показали в первой главе, основополагающим фактором единства немцев для Фихте была культурная и языковая общность, объединяющая всю немецкую нацию. В соответствии с этим Фихте вводит новую категорию – Отечество, которая включает в себя весь ареал немецкой общественной и политической жизни. Из этого вытекает, что основой для дальнейшей жизни именно любовь к Отечеству.

Философ ставит знак равенства между любовью индивида к Отечеству и стремлению к «расцвету вечного и божественного в мире, все более чистом, совершенном и точном в бесконечном движении вперед»[152]. По внутренней иерархии мировоззрения Фихте, «Народ и Отечество как носитель и залог земной вечности и как то самое, что здесь может быть вечным, находится намного выше государства, в обычном смысле слова — выше общественного порядка»[153] и именно поэтому «любовь к Отечеству должна управлять государством, как самый высший, последний и независимый орган власти»[154]. При этом, говоря о гипотетическом немецком политическом объединении, которое могло бы объединить под своей властью всю Германию, Фихте утверждает, что в таком государстве могут иметь место тирания правителя и даже рабство части населения, при условии сохранения в нем немецкого духа и относительного благосостояния жителей[155]. Такое положение дел философ ни в коем случае не считает критическим, так как «немцы по-прежнему правили бы немцами и руководили бы их изначальными делами, <…> немецкая нация все еще продолжала бы существовать и управлять собой, а не пришла бы в упадок в существовании более низкого порядка»[156]. Под государством-объединителем, скорее всего, скрывается Пруссия, в которой царил в то время милитаризм, возведенный в крайнюю степень. Так же, данная мысль Фихте является отсылкой на немецкую современность, когда население немецких земель фактически находилось под контролем «двойного господства»[157]: с одной стороны – Наполеона или Рейнского союза (что суть одно и то же), с другой стороны – германского государства. Тем не менее, сама идея допустимости тирании и насильственного подчинения является крайне важной для республикански настроенного[158] Фихте. В данном случае, согласно его идеям, государство принуждает «человека реализовать себя как идею»[159]. Первоочередная важность национального объединения в рамках дальнейшего развития человечества вытесняет собой все другие ценности и цели.

Фихте полностью отказывается от законов и конституции, главных достижений Французской революции. Он считает, что гражданская любовь к конституции совершенно не способна на то, к чему побуждает «пожирающее пламя высшей любви к Отечеству» - самопожертвование[160]. Забывая жертв Великой революции, забывая то, как гражданские свободы являлись катализатором объединения мысли Европы в рамках Просвещения, Фихте настаивает именно на национальном факторе, как единственно верном средстве создания государства новой эпохи.

Воспитание любви к Отечеству в учениках даст ей новое, более широкое и глубокое основание, на котором «бы она обосновала и закалила себя в покойной сокрытости, чтобы в нужный час выступить с юной силой и возвратить государству потерянную самостоятельность»[161]. И далее: «в отношении последнего зарубежье, так же как и ограниченный и мелочный пессимизм среди нас самих, могут не беспокоиться, их совершенно можно утешить тем, что им не придется этого пережить, что эпоха, когда это случится, будет мыслить иначе, чем они»[162]. Вера философа в неотступность перехода к следующей эпохе обосновывает его полную непримиримость к униженному положению немецких земель. Пустой эгоизм, считает он, уже дошел до точки бифуркации, процесс самоуничтожения был запущен, а в Германии уже имеет место. Поэтому, думал Фихте, дело оставалось за малым.

В конце последней, четырнадцатой речи, Фихте обращается к своим немецким читателям и слушателям: «Вы награждены возможностью, которой не было ни у одного поколения до Вас, — бывшее сделать небывшим и вырвать бесчестные страницы из истории немцев»[163].

 

Заключение.

Несомненным является то, что «Речи к немецкой нации» являются продуктом своего времени. Они является выражением надежды униженной немецкой нации на иное будущее, в отличие от того, что в тот момент виделось на горизонте. С другой стороны данное произведение – выражение мировоззрения своего автора и его историософской концепции.

Попадая в русло общественной мысли Германии того периода, Фихте встраивает национальную идею в рамки своей историософской концепции. Опираясь на языковую общность как на структурообразующий фактор германской нации, философ делает ее частью общего исторического развития в своем понимании. Превосходство немцев, как носителей живого языка, является в данном случае обоснованным самой логикой развития человечества. Народы-носители мертвого языка прекратили, согласно Фихте, свое внутреннее развитие и тем самым являются всего лишь промежуточными лидерами, с помощью которых «живые» нации должны продолжить свое движение вперед. Европоцентризм Фихте обоснован тем, что в то время общественная мысль Германии была заключена в границах континента. Германия находилась в окружении соседей, чьи достижения и прогресс выдвигались несколько вперед по сравнению с немецкими землями, которые существовали исключительно в качестве конгломерата разрозненных политических объединений.

Германия, будучи побежденным и оккупированным умозрительным объединением, в общественной мысли которой прочно укрепились идеи западного Просвещения и Французской Революции, даже в сознании Фихте не могла совершить быстрого скачка в эпоху «ясного познания». Именно поэтому философ настаивает на создании национального воспитания, которое стало бы действенным и относительно быстрым способом развития. Причем интересным является то, что Фихте берет за основу одну из основных тем просветительской мысли – педагогику, к которой в свое время прибегали Ж.-Ж. Руссо, Д. Дидро и многие другие.

Концепция национального воспитания основана, с одной стороны, на той общественной необходимости, которая имела место в Германии, и на философии Фихте – с другой. Призывая использовать философию, как основную часть воспитания в ученике принципов ясного познания, философ отказывается от практических занятий письмом и чтением, считая главным образование человека, а не «слепое заучивание». Но на что направлено воспитание? На создание идеального, совершенного в самом себе человека, который был бы в то же время звеном в общей цепи немецкой нации. Фихте ввел категорию Отечества, которая должна была стать надстройкой над всеми немецкими политическими объединениями и тем самым стать главным выражением немецкого единства. Форма государственной власти не имеет никакого значения для философа, главной идеей которого является нация, а не гражданское общество. Воспитанники в концепции Фихте являются tabula rasa, которые, будучи изначально склонными к добру, все же являются непосредственным результатом образования. Свобода воли воспитанника может иметь место только в строго ограниченных границах главных понятий нового образования: добра, общественного блага и государственной-общенациональной необходимости. Предлагая повсеместное, практически социалистическое равенство в рамках ученических общин, а следовательно и обществе, Фихте выделяет группу ученых, носителей знамени новой эпохи, которые должны предвидеть будущее и постоянно двигать общество вперед.

Таким образом, «Речи к немецкой нации» являют собой одновременно выражение общей тенденции немецкой общественной мысли, реакцией на унижение Германии, логическое продолжение философских, социальных, политических и историософских идей Фихте и формирование идей национального превосходства немцев на базе культурных и языковых ценностей. «Речи к немецкой нации» в свое время дали обществу то, чего оно хотело: не выход из трудного положения, но фарватер для движения вперед.

 

 

Список использованной литературы.

Источник:

1. Фихте И.Г. Речи к немецкой нации. СПб.:Наука, 2009. 348 С.

Литература:

1. Волков В. А. Идея политики в немецкой классической философии (И. Кант, И. Г. Фихте). СПб.: Издательство СЗАГС, 2001. 180 с.

2. Градовский А.Д. Национальный вопрос в истории и литературе. М.:ГПИБ, 2009. 284 с.

3. Данн Отто. Нации и национализм в Германии 1770-1990. М.: Наука, 2003. 486 с.

4. Иваненко А. А. "Речи к немецкой нации" спустя 200 лет.// Фихте И. Г. Речи к немецкой нации, М., 2009.

5. Иваненко А.А. И.Г. Фихте об образовании и его роли в истории.//CREDO NEW: теоритический журнал. URL:http://credonew.ru/content/view/318/55/ (Дата обращения: 16.04.2012)

6. Панченко А. А. От "несчастливой войны" к освобождению от наплеоновского господства. Восточная Пруссия в 1806-1813 гг. Калининград: КГТ, 2007г. 211 с.

7. Яковенко Б. В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фитхте. СПб.: Наука, 2004. 454 с.

8. Ries Klaus, Wissenschaften, Universität und Krieg//Das Jahr 1806 im europäischen Kontext: Balance, Hegemonie und politische Kulturen. Köln, Böhlau: 2008. Seiten 275-285.

9. Temilo von Zantwijk, Philosophie als Lebensform. Der Krise von 1806 im Spiegel der Philosophie Hegels und Fichtes. // Das Jahr 1806... Seiten 287-305.

10. Schmidt Georg. Deutschland 1806 - staatliche Zäsur und nationale Kontinuität?// Das Jahr 1806... Seiten 101-122.

 

[1] Панченко А. А. От "несчастливой войны" к освобождению от наплеоновского господства. Восточная Пруссия в 1806-1813 гг. Калининград, 2007. С. 84.

[2] Schmidt Georg. Deutschland 1806 - staatliche Zäsur und nationale Kontinuität?// Das Jahr 1806 im europäischen Kontext: Balance, Hegemonie und politische Kulturen. Köln, Böhlau: 2008. С. 109-110., Энно Э. Крейе "Политика Меттерниха. Германия в противоборстве с Наполеоном 1799-1814". М., 2002. С. 59-61.

[3] Данн Отто, Нации и национализм в Германии 1770-1990. М., 2009. С. 64.

[4] Яковенко Б. В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фитхте. СПб., 2004. С. 131.

[5] Градовский А.Д. Национальный вопрос в истории и литературе. М., 2009. С. 145.

[6] Там же. С. 158.

[7] Иваненко А. А. "Речи к немецкой нации" спустя 200 лет.// Фихте И. Г. Речи к немецкой нации, М. 2009. С. 5.

[8] Фихте И.Г. Речи к немецкой нации, М., 2009, с. 50.

[9] Там же. С. 209.

[10] Там же. С. 315.

[11] Там же. С. 43.

[12] Яковенко Б. В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фихте. СПб., 2004. С. 127.

[13] Фихте И.Г. Указ. соч. С. 317.

[14] Там же. С. 52.

[15] Там же. С. 52.

[16] Там же. С. 54.

[17] Там же. С. 55.

[18] Schmidt Georg. Deutschland 1806 - staatliche Zäsur und nationale Kontinuität?// Das Jahr 1806 im europäischen Kontext: Balance, Hegemonie und politische Kulturen. Köln, Böhlau: 2008. С. 101-102.

[19] Temilo von Zantwijk, Philosophie als Lebensform. Der Krise von 1806 im Spiegel der Philosophie Hegels und Fichtes. // Das Jahr... С. 299.

[20] Яковлев Б.В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фихте. С. 132.

[21] Там же. С. 124.

[22] Там же. С. 129.

[23] Там же. С. 129.

[24] Там же. С. 126.

[25] Градовский А.Д. Национальный вопрос в истории и литературе. М., 2009. С. 140.

[26] Иваненко А.А. И.Г. Фихте об образовании и его роли в истории.//CREDO NEW: теоритический журнал. URL:http://credonew.ru/content/view/318/55/ (Дата обращения: 16.04.2012)

[27] Ries Klaus, Wissenschaften, Universität und Krieg//Das Jahr 1806...С.275. («Er verkörpert in der Tat wohl den ersten modern denkenden und handelnden politischen Professor in Deutschland»)

[28] Иваненко А.А. "