Глава 21. Я спала с мальчиком! Уползаю обратно под одеяло и смеюсь

Не в плане ПЕРЕСПАЛА. Буквально. А спали вместе.

Я спала с мальчиком! Уползаю обратно под одеяло и смеюсь. НЕ МОГУ дождаться, чтобы рассказать всё Бридж. Только... а вдруг она всё выдаст Тофу? И я не могу рассказать Мер, потому что она будет ревновать, а значит, я не могу проболтаться ни Рашми, ни Джошу. До меня доходит, что нет никого, с кем можно поделиться тайной. Неужели я совершила плохой поступок?

Остаюсь в постели как можно дольше, но в конечном счёте мочевой пузырь одерживает победу. Когда я возвращаюсь из ванной, Сент-Клер смотрит в моё окно. Он оборачивается и смеётся.

— Твои волосы. Они торчат во все стороны.

Сент-Клер произносит последнее слово как «фстороны» и иллюстрирует своё заявление, тыкая пальцами вокруг головы, словно у меня выросли рога.

— Уж кто бы говорил.

— Я делаю так специально. У меня ушли годы на осознание, что такой неряшливый стиль получается, только если совершенно игнорировать свою внешность.

— Хочешь сказать, я выгляжу как чучело?

Смотрюсь в зеркале, и, к своему страху, обнаруживаю, что действительно похожа на рогатое животное.

— Нет. Мне нравится. — Он усмехается и поднимает ремень с пола. — Завтрак?

Передаю ему ботинки.

— Уже полдень.

— Спасибо. Обед?

— Не-а, сначала в душ.

Мы расходимся на час и встречаемся в его комнате. Дверь распахнута настежь, в коридоре раздаётся французский панк-рок. Я потрясена, когда захожу внутрь и нахожу, что он привёл свою комнату в порядок. Кучи одежды и полотенец отсортированы для прачечной. Пустые бутылки и пакетики из-под чипсов выброшены.

Он смотрит на меня с надеждой.

—Это только начало.

— Выглядит замечательно.

Комната действительно выглядит лучше. Я улыбаюсь.

Мы снова проводим день в городе. Попадаем на часть кинофестиваля Дэнни Бойла и снова гуляем вдоль Сены. Я учу Сент-Клера, как правильно бросать камушки: не могу поверить, что он не знает, как это делать. Начинает моросить, и мы забегаем в книжный магазин напротив Нотр-Дама. Жёлто-зелёная вывеска гласит: «Шекспир и компания».

Мы поражены царившим в магазине хаосом. Орда клиентов топчется у стола, и куда ни глянь везде книги, книги и книги. Но не как в магазинах, где всё аккуратно организовано на полках, столах и торцовых рекламных стендах. Здесь книги валяются на шатких стендах, падают со стульев и летают с провисших полок. Здесь картонные коробки, переполненные книгами, а около стопки на лестнице дремлет чёрная кошка. Но самая удивительная вещь заключается в том, что все эти книги на английском.

Сент-Клер замечает моё испуганное лицо.

— Ты никогда не была здесь прежде?

Качаю головой. Он удивлён.

— Это место довольно известно. Эй, посмотри… — Он держит копию «Бальзака и портнихи-китаяночки». — Знакомо, а?

Я блуждаю в изумлении, наполовину волнении, что оказалась в окружении родного языка, и наполовину испуге, боясь нарушить атмосферу. Одно неправильное прикосновение может уничтожить весь магазин. Он рухнет, и мы будем погребены в лавине пожелтевших страниц.

Дождь барабанит в окна. Протискиваюсь сквозь группу туристов и исследую секцию беллетристики. Не знаю, почему я ищу его, но ничего не могу с собой поделать. Я проверю с конца. Кристи, Кэсер, Колдуэлл, Берроуз, Бронте, Берри, Болдуин, Остёр, Остин. Эшли[36]. Джеймс Эшли.

Стопка книг моего отца. Шесть романов. Я тяну копию «Инцидента» в твёрдом переплёте и съёживаюсь от знакомого заката на обложке.

— Что это? — интересуется Сент-Клер. Замираю в шоке. Я даже не осознавала, что он стоял около меня.

Он берёт у меня роман, и его глаза расширяются от узнавания. Сент-Клер переворачивает книгу, автор усмехается нам с фото. Мой отец чрезмерно загорелый, его зубы сияют фальшивой белизной. На нём лавандовая рубашка-поло, а волосы слегка развеваются на ветру.

Сент-Клер поднимает брови.

— Я не замечаю сходства. Он чересчур красивый.

Бормочу что-то от нервозности, и Сент-Клер сжимает мою руку с книгой.

— Всё хуже, чем я думал. — Он смеётся. — Он всегда такой?

— Да.

Он открывает книгу и читает аннотацию. Я наблюдаю за его лицом с тревогой. Его выражение становится озадаченным. Я вижу, что он останавливается и что-то снова перечитывает. Сент-Клер поднимает глаза на меня.

— Она о раке, — говорит он.

О. Мой. Бог.

— У этой женщины рак. Что с нею происходит?

Я не могу сглотнуть.

— Мой отец — идиот. Я же говорила тебе, что он полный придурок.

Мучительная пауза.

— И эти книги расходятся большим тиражом?

Киваю.

— И люди наслаждаются этим? Они находят их увлекательными?

— Прости, Сент-Клер.

Из глаз брызжут слёзы. Я никогда так сильно ненавидела своего отца, как сейчас. Как он мог? Как он смеет делать деньги на чём-то настолько ужасном? Сент-Клер закрывает книгу и заталкивает обратно на полку. Берёт другую. «Вход». Роман о лейкемии. Мой отец в классической рубашке, первые несколько пуговиц небрежно расстёгнуты. Руки скрещены, но на лице та же нелепая усмешка.

— Он фрик, — говорю я. — Совершенный... эксцентричный фрик.

Сент-Клер фыркает, открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут замечает, что я плачу.

— Нет, Анна. Анна, прости.

— Извини. Ты не должен был это увидеть.

Выхватываю книгу и убираю на полку. Другая стопка книг падает и приземляется на пол между нами. Мы опускаемся поднять их и ударяемся головами.

— Ой! — вскрикиваю я.

Сент-Клер потирает лоб.

— Ты как?

Вырываю книги из его рук.

— Я нормально. Всё в порядке.

Заталкиваю их обратно в шкаф и ухожу в дальний конец магазина, подальше от Сент-Клера, максимально подальше от моего отца. Но несколько минут спустя Сент-Клер уже снова рядом со мной.

— Это не твоя вина, — спокойно говорит он. — Родителей не выбирают. Я знаю это как никто другой, Анна.

— Я не хочу это обсуждать.

— Тогда закрываем тему. — Он держит сборник поэзии. Пабло Неруда. — Ты его читала?

Качаю головой.

— Хорошо. Поскольку я только что купил его для тебя.

— Что?

— Он включён в нашу программу на следующий семестр. Тебе бы и так пришлось его купить. Открой.

Сбитая с толку, я подчиняюсь. На первой странице печать. «Шекспир и компания, нулевой километр Парижа».

Моргаю.

— Нулевой километр? Это тоже самое, что и нулевая точка?

Я думаю о нашей первой совместной прогулке по городу.

— Как в старые добрые времена, — улыбается Сент-Клер. — Ладно, дождь прекратился. Пошли ещё куда-нибудь.

 

***

 

Я всё ещё молчу на улице. Мы пересекаем тот же мост, как и в первую нашу прогулку — я снова по внешней стороне, Сент-Клер по внутренней — и он продолжает говорить за нас обоих.

— Я когда-нибудь упоминал, что ходил в школу в Америке?

— Что?! Нет.

— Правда, целый год. В восьмом классе. Это было ужасно.

— Восьмой класс ужасен для всех, — отвечаю я.

— Ну, для меня всё было ещё хуже. Мои родители только что разошлись, и мама вернулась в Калифорнию. Я не был там с раннего детства, но поехал с нею и попал в ужасную государственную школу…

— О, нет. Государственная школа.

Он толкает меня плечом.

— Другие дети были безжалостны. Они высмеяли во мне всё: мой рост, акцент, манеру одеваться. Я поклялся, что никогда больше туда не вернусь.

— Но американским девчонкам нравится английский акцент, — выбалтываю я не думая и молю, чтобы он не заметил мой румянец.

Сент-Клер берёт гальку и бросает в реку.

— Не в средней школе. Особенно, когда парень ростом по их коленную чашечку.

Смеюсь.

— Так вот, когда год закончился, мои родители нашли мне новую школу. Я хотел вернуться в Лондон, к приятелям, но отец настоял на Париже, чтобы приглядывать за мной. И вот так я попал в США.

— Как часто ты возвращаешься? В Лондон?

— Не так часто, как хотелось бы. У меня всё ещё есть друзья в Англии, и мои бабушка и дедушка — родители моего отца — живут там, так что раньше я делил каникулы между Лондоном и Сан….

— Твои бабушка и дедушка — англичане?

— Дедушка, но гранмэр француженка. А мамины родители, само собой, американцы.

— Ничего себе. Ты действительно человек мира.

Сент-Клер улыбается.

— Говорят, что я больше всего похож на дедушку-англичанина, но это только из-за акцента.

— Не знаю. Я думаю о тебе больше как об англичанине. И ты не только говоришь, как англичане, ты внешне на них похож.

— Правда?

Он удивлён.

Я улыбаюсь.

— Дело в... нездоровом цвете лица. Я в хорошем смысле, — добавляю я, увидев его встревоженное лицо. — Честно.

— Ага, — искоса смотрит на меня Сент-Клер. — В общем. Прошлым летом я был не в силах видеть отца и впервые провёл всё лето с мамой.

— И как всё прошло? Уверена, девочки больше не дразнили тебя за акцент.

Он смеётся.

— Нет, не дразнили. Но я ничего не могу поделать с ростом. Я всегда буду коротышкой.

— А я всегда буду чокнутой, как мой папа. Все говорят мне, что я пошла в него. Он такой же... чистоплотный, как я.

Он, кажется, действительно удивлён.

— А что плохого в чистоплотности? Я вот жалею, что плохо организован. И, Анна, я никогда не встречал твоего отца, но гарантирую тебе, что ты на него совсем не похожа.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, начнём с того, что он напоминает куклу Кена. А ты красавица.

Спотыкаюсь и падаю на тротуар.

— Ты цела? — Его глаза полны беспокойства.

Отвожу взгляд, поскольку он берёт меня за руку и помогает мне встать.

— Всё хорошо. Отлично! — отвечаю я, стряхивая песок с ладоней. Боже, я чокнутая.

— Ты ведь замечала, как на тебя смотрят парни? — продолжает Сент-Клер.

— Они смотрят только потому, что я всё время выставляю себя дурочкой.

Поднимаю оцарапанные ладони.

— Вон тот парень смотрит на тебя прямо сейчас.

— Что?.. — Поворачиваюсь и вижу, как на меня смотрит молодой человек с длинными тёмными волосами. — Почему он на меня смотрит?

— Думаю, ему нравится то, что он видит.

Краснею.

Сент-Клер продолжает объяснять.

— В Париже распространено признавать кого-то привлекательным. Французы не отводят глаза, как представители других культур. Разве ты не замечала?

Сент-Клер думает, что я привлекательна. Он назвал меня красавицей.

— Гм, нет, — отвечаю я. — Не замечала.

— Хорошо. Открой глаза.

Но я вижу только голые ветки, детей с воздушными шарами и группу японских туристов. Где угодно, внимание обращают только на Сент-Клера.

Мы снова останавливаемся перед Нотр-Дамом. Указываю на знакомую звезду и откашливаюсь:

— Загадаешь желание?

— Ты первая.

Он озадаченно наблюдает за мной, словно пытается что-то понять. Кусает ноготь большего пальца.

На этот раз я не могу ничего с собой поделать. Я думала об этом целый день. О нём. О нашей тайне.

Я желаю, чтобы Сент-Клер снова провёл со мной ночь.

Он встаёт на красновато-жёлтую бронзовую звезду после меня и закрывает глаза. Я понимаю, что он должен пожелать здоровья своей матери, и чувствую себя виноватой, что сама не подумала об этом желании. Мои мысли только о Сент-Клере.

Почему он занят? Сложилось бы всё по-другому, если бы я встретила его раньше Элли? Сложилось бы всё по-другому, если бы его мама не была больна?

Он сказал, что я красивая, но я не знаю, был ли это комплимент кокетливого дружелюбного ко всем Сент-Клера, или личное признание. Я вижу того же самого Сент-Клера, что и все остальные? Нет. Я так не думаю. Но я могла по ошибке принимать нашу дружбу за нечто большее, потому что я хочу, чтобы наша дружба была чем-то большим.

 

***

 

За ужином волнение постепенно угасает. Мы выбрали уютный ресторанчик, заросший плющом, и с дровяным камином. После еды прогуливаемся с набитыми животами в приятном трансе от шоколадного мусса.

— Давай вернёмся домой, — говорит Сент-Клер, и моё сердце отбивает барабанную дробь.

Дом. Мой дом и его дом тоже.

На вахте всё ещё никого нет, но Нейт в своей комнате.

— Анна! Этьен! — высовывается он из двери.

— Привет, Нейт, — дружно отвечаем мы.

— День благодарения прошёл как надо?

— Да. Спасибо, Нейт, — говорим мы.

— Мне проверить вас позже, ребят? Правила вы знаете. Спать в комнатах представителей противоположного пола запрещено.

Моё лицо пылает, а щеки Сент-Клера покрываются пятнами. Верно. Это правило. Его-то — мой любящий правила, законопослушный мозг — удобно «забыл» вчера вечером. Но всем известно, что это правило постоянно нарушают.

—Нет, Нейт, — говорим мы.

Он качает своей бритой головой и возвращается в комнату. Но дверь снова быстро открывается, и в нас летит горстка чего-то, прежде чем дверь захлопывается.

Презервативы. Боже, как унизительно.

С ярко-алым лицом Сент-Клер подбирает крохотные серебряные квадратики с пола и засовывает в карманы пальто. Мы не говорим, даже не смотрим друг на друга, пока поднимаемся по лестнице на мой этаж. Мой пульс ускоряется с каждым шагом. Сент-Клер пройдёт за мной в мою комнату, или Нейт уничтожил всякий шанс?

Мы доходим до «места посадки», и Сент-Клер чешет голову.

— Э-м-м...

— Так...

— Я переоденусь в спальное. Всё нормально? — серьёзно спрашивает он и тщательно изучает моё лицо.

— Да. Я тоже… приготовлюсь ко сну.

— Увидимся через минуту?

Перекатываюсь на стопах от облегчения.

— В твоей или моей?

— Поверь мне, ты не захочешь спать в моей кровати.

Он смеётся, и мне приходится отвернуться, потому что я хочу, чёрт возьми, хочу спать в его кровати. Но я понимаю, что он имеет в виду. Верно, моя кровать более чистая. Спешу в свою комнату и переодеваюсь в земляничные штаны и футболку с атлантского кинофестиваля. В таком не возникнет мыслей, что я хочу его соблазнить.

Словно я знаю, как это делать.

Сент-Клер стучит в дверь несколько минут спустя. На нём снова белые штаны в синюю полоску и чёрная футболка с эмблемой, в которой я узнаю логотип французской группы, которую он слушал ранее. У меня начинаются проблемы с дыханием.

— Обслуживание номеров, — говорит он.

Мой ум... девственно чист.

— Ха-ха, — слабо смеюсь я.

Он улыбается и выключает свет. Мы забираемся в кровать. Ситуация абсолютно всецело полностью неловкая. Как обычно. Переворачиваюсь к своему краю. Мы оба напряжёны и выпрямлены, стараемся не задеть друг друга. Я, должно быть, мазохистка, раз продолжаю создавать себе такие ситуации. Мне нужна помощь. Меня нужно записать к психоаналитику или запереть в обитой войлоком палате или смирительной рубашке… Хоть что-нибудь!

После целой вечности Сент-Клер громко выдыхает и ворочается. Его нога врезается в мою, и я вздрагиваю.

— Извини.

— Всё нормально.

Тишина.

Тишина

— Анна?

— Да?

— Спасибо, что разрешила ещё раз поспать у тебя. Прошлая ночь...

Давление в моей груди мучительно.

Что? Что, что, что?

— Я спал как младенец.

Комната тиха. Через секунду перекатываюсь назад. Медленно, медленно вытягиваю ногу, пока не касаюсь лодыжки Сент-Клера. Он резко выдыхает. И затем я улыбаюсь, потому что знаю: он не видит моё лицо в темноте.