Глава 19. Образование мальчиков в Британии отчасти состояло из зазубривания наизусть

Образование мальчиков в Британии отчасти состояло из зазубривания наизусть. На уроках повторения ученики декламировали порядка сорока строк на латыни, которые им задавали.

Тит редко рассматривал мир через ту же призму, что и его одноклассники. Но в отношении сего отупляющего упражнения полностью их поддерживал – это колоссальная потеря времени. Хуже того: хотя, произнеся свои строки, мальчик и мог покинуть класс, вылетев оттуда словно щенок, слишком долго удерживаемый на привязи, нельзя было отвечать, пока тебя не вызовут. И Фрамптон неизменно заставлял Тита ждать, пока почти все не уйдут.

Однако в день, когда Тит впервые вернулся в класс после недели болезни, учитель вызвал его вторым, сразу после Купера, всегда декламировавшего безупречно, дабы установить планку для всего класса.

Тит, который рассчитывал, как обычно, запомнить строки во время их многократного прослушивания, запинался на каждом слове.

Фрамптон неодобрительно цыкнул:

– Ваше высочество, вы скоро примете бразды правления великолепным древним королевством. Эта мысль, верно, должна заставлять вас больше стараться.

Что-то новенькое. Он, конечно, не без наслаждения заставлял принца просиживать штаны, но никогда прежде не вступал в открытое противостояние.

– Успех моего правления не зависит от способности повторить никому не нужные латинские вирши, – холодно заметил Тит.

Фрамптона отповедь нисколько не смутила.

– Я говорю не о запоминании и чтении данных строк, а о понимании своих обязанностей. По моим наблюдениям, молодой человек, вы обладаете слабым представлением о долге и ответственности.

Сидящая рядом Фэрфакс задержала дыхание. И не она одна. Замер весь класс.

Тит напоказ рассматривал запонки на своих манжетах.

– Не имеет значение, что подобный вам лакей думает о моем характере.

– О, но времена меняются. В наши дни принцы из тысячелетних династий вполне могут остаться без трона, – мягко произнес Фрамптон. – Следующий Сазерленд. Будем надеяться, что вы подготовились лучше.

Тит, не теряя времени, вышел. Едва оказавшись в своей комнате в пансионе, он положил лист бумаги под пишущий шар. Новых донесений не было. Совсем не удивительно – всего три часа назад Далберт сообщил, что состояние инквизитора мало изменилось.

Но если она остается без сознания, почему Фрамптон проявил агрессивность? Просто хотел напомнить, что Тит стал персоной нон-грата в атлантийских кругах, лишив трудоспособности одного из самых талантливых помощников Лиходея?

Тит нервничал. Прошло уже больше недели после допроса, но он по-прежнему не представлял, как интерпретировать видение в прореху: небо, полное виверн и изрыгающих огонь бронированных колесниц. Продвижение Фэрфакс к величию застопорилось после прорыва с воздухом. Единственный явный прогресс в их делах – сумка для чрезвычайных ситуаций, которую они приготовили и спрятали в заброшенном амбаре.

Продолжать так, отдавшись на милость неподвластных им событий, невозможно. Необходимо найти способ нейтрализовать инквизитора, исследовать видение и ускорить полное овладение Фэрфакс стихиями.

Тит обратился к дневнику матери, надеясь на подсказку. Если от допроса инквизитора и была какая-то польза, так в его полностью восстановленной вере в мать. Нити судьбы сплетались загадочно, но Тит убедился, что принцесса Ариадна, пусть и ненадолго, приложила руку к ткацкому станку.

Он медленно переворачивал страницы одну за другой, ощущая своеобразное тревожное покалывание в животе. И вскоре добрался до новой записи.

 

«26 апреля, 1020 державный год».

Ровно за год до ее смерти.

 

«Странное видение. Не знаю, что с ним делать.

Тит, похоже, пребывающий в том же возрасте, что и во время наблюдения с балкона за отдаленным феноменом, но в странных – немагических? – одеждах высовывается из окна маленькой комнаты. Она не из тех комнат, которые я видела в замке, в Цитадели или в монастыре, непримечательная, за исключением странного флага на стене – черного с серебром, с изображениями дракона, феникса, грифона и единорога».

 

Выдуманный флаг Сакс-Лимбурга. Насколько знал Тит, существовал лишь один такой.

 

«Стоит вечер или, возможно, ночь. Снаружи довольно темно. Тит, явно разгневанный, отворачивается от окна. «Подонки! – ругается он. – Головы им нужно...» Он застывает. Затем бросается к книжной полке и достает книгу на немецком, Lexikon der Klassischen Altertumskunde».

 

Дальше ничего.

Тит дважды перечитал запись. И закрыл дневник. Восстановил маскировочное заклинание. Дневник раздулся, на гладкой обложке появился рисунок древнегреческого храма. Под рисунком слова: «Lexikon der Klassischen Altertumskunde».

Итак, однажды вечером в не столь отдаленном будущем он выругается у окна, затем вновь бросится читать дневник. Однако это знание едва ли помогало выбраться из нынешней трясины.

Один за другим прозвучало три быстрых удара – с урока вернулась Фэрфакс.

– Входи.

Она закрыла дверь и прислонилась к ней, упершись одной ступней в створку. Фэрфакс научилась ходить и стоять, дерзко выставляя напоказ бедра. Титу приходилось напрягаться, чтобы не блуждать глазами по неподходящим местам ее тела.

– Как ты? – спросила она.

– Новостей об инквизиторе нет. Но это не означает, что они тем временем не могут затянуть сеть.

Он отбросил в сторону форменный пиджак и жилет:

– Мне пора на греблю.

Окрепший достаточно, чтобы вернуться на уроки, считался достаточно окрепшим и для спорта. Опустив пальцы на верхнюю пуговицу рубашки, Тит ждал, когда Фэрфакс освободит его комнату.

Та же смотрела в ответ, словно не слышала его, словно он направлялся не на несколько часов на реку, а в долгое и опасное путешествие.

Казалось, воздух вокруг него замерцал.

Затем Фэрфакс резко развернулась и открыла дверь:

– Конечно, тебе надо собраться.

 

* * *

Когда Тит положил последний лист под пишущий шар, миссис Хэнкок уже шла по коридору, проверяя в постелях ли мальчики перед отбоем. Машина клацнула. Тит нетерпеливо ждал, когда перестанут стучать клавиши.

Отчет гласил:

«Инквизитор еще не пришла в сознание, но по последним данным, лучше реагирует на раздражители. Атлантийские врачи оптимистичны в отношении нее. По слухам, Баслан настолько уверен в ее близком выздоровлении, что уже назначил день благодарственной церемонии во дворце инквизитора».

При стуке в дверь Тит подскочил.

– Доброй ночи, ваше высочество, – пожелала миссис Хэнкок.

Он с трудом удержался от грубости:

– Доброй ночи.

Конечно, улучшения в состоянии инквизитора и обретенная Фрамптоном воинственность связаны. Конечно.

Тит вновь просмотрел материнский дневник – пусто, – несколько минут походил по комнате, злясь на себя за то, что не знает, как поступить, а затем погрузился в Горнило и сбежал по тропинке, ведущей к Оракулу.

Стояла ночь. Бассейн освещали дюжины фонарей, подвешенных на деревья на краю поляны.

Когда Тит появился, не слишком довольный голос произнес:

– Опять вы, ваше высочество.

На потемневшей поверхности танцевали прожилки золотистого света.

– Опять я, Оракул.

Он приходил к ней уже много раз, но она ни разу не дала ему совета.

– По крайней мере, вы кажетесь искренним – на сей раз. – Тон Оракула немного смягчился.

– Как я могу уберечь ее, своего мага стихий?

Пруд подернулся серебром, будто алхимик превратил воду в ртуть.

– Вы должны посетить того, кого не хотите видеть, и пойти туда, куда не желаете.

Послания Оракула оставались тайной, пока не были поняты.

– Моя благодарность, Оракул.

На воде появилась рябь.

– И не думайте больше о точном часе своей кончины, принц. Это ждет всех смертных. Вы проживете достаточно, когда сделаете все, что должны.

 

* * *

Вдалеке, скрытая поднявшейся пылью, двигалась армия великанов, словно по равнине скользил целый горный кряж. Земля под ногами дрожала. Раскачивались валуны, галька скакала, будто множество водяных капель на горячем масле.

Окружавшая Иоланту стена из выкопанных гранитных блоков, что изначально предназначались для храма, позволила бы горожанам поражать уязвимые мягкие точки на макушках гигантов. Но стена была далека от завершения.

Великаны ревели и стучали огромными молотками по своим щитам. Иола уже заткнула уши ватой, но лязг по-прежнему пугал. Отрешившись, насколько возможно, от шума, она сосредоточилась мыслями на следующем гранитном блоке. Он не особо впечатлял размерами, но весил пудов триста. Ранее Иоланта с огромным трудом, приподнимая то один, то другой конец, умудрилась пододвинуть к основанию стены трехтонный камень. Но не смогла оторвать от земли даже угол этой новой громады.

Принц предназначил Иоланте три истории. В одной она должна была создать смерч, чтобы защитить урожай бедняков от нападения саранчи, но смогла вызвать лишь бриз. В другой требовалось разделить воды озера для спасения детей, застрявших на дне сдувающегося воздушного пузыря. Окажись он реальным, Иоланта потеряла бы великое множество своих подопечных. И стена... Это была шестая попытка возвести стену – остановить великанов не удалось ни разу.

Теперь боль в руках по утрам доходила до самых локтей. Иоланта пыталась не представлять, что будет, когда то же чувство вздутия охватит все ее тело.

Она упрямо не прекращала усилий, пока гигант не поднял тот самый гранитный блок над головой и не швырнул его на рыночную площадь, вызвав долгую цепь криков.

Иола вздохнула:

– И жили они долго и счастливо.

Больше никаких великанов. Никаких валунов. Вместо оглушающего воя битвы – тихий ровный шелест дождя. Она вновь оказалась в комнате принца, и...

Его рука накрывала ее ладони поверх Горнила. Голова покоилась на другой руке, лицо было повернуто к Иоланте, а глаза закрыты. В сером приглушенном свете принц выглядел таким же усталым, какой она себя чувствовала. И худым, узкое лицо состояло из одних углов. Да, черты у него замечательные – можно сказать, чеканные, – но ни один юноша не должен изводить себя заботами до истощения.

Безотчетно Иоланта потянулась и коснулась его щеки. Но, едва притронувшись кончиками пальцев к коже принца, отдернула руку. Никакой реакции. Иола облизала нижнюю губу, потянулась вновь и провела пальцем по его подбородку.

А потом увидела под локтем принца записку:

«Я в читальном зале».

Учебный станс состоял не только из классов. На первом этаже также находилась большая библиотека, которую называли читальным залом. Там принц проводил каждую свободную минуту.

Иоланта вновь взглянула на него – такое прекрасное и чуть-чуть искореженное существо.

– Мне неважно, что говорит видение, – прошептала она. – Я не позволю тебе умереть. Пока я дышу – нет.

 

* * *

Принц нашелся в книгохранилище. Сидел, скрестив ноги, на ковре. Перед ним полукругом лежали три раскрытые книги, рядом высилась стопка других талмудов.

Иоланта взяла верхний и прочла название – брови тут же взлетели почти до линии волос. «Как убить мага за десять верст: заклинания удаленного действия для начинающих».

– А я-то гадала, что же ты читаешь в свободное время.

– Небольшая передышка, – отозвался принц, не поднимая глаз, – прежде чем вернусь к «Магическим свойствам еще бьющегося сердца».

Иоланта улыбнулась его макушке:

– Так что ты ищешь?

– То, что позволит оставить инквизитора в коме навсегда. Она очнется. И вновь подвергнет меня допросу. И тебя рядом не будет. Моя единственная надежда – найти способ напасть на нее, когда ее мозг открыт и уязвим.

Как же быстро ожесточилась Иоланта – она едва ли моргнула при его ответе.

– Ты будешь с ней в одной комнате. Как тебе поможет пособие по убийству мага на расстоянии?

– Мне нравится его читать – чего не скажешь о книгах по магии мысли. И потом, название – это шутка. Во многих магических королевствах заклинания дальнего действия считаются абсолютно законным видом спорта.

– Так эта книга не учит убивать?

– Это похоже на стрельбу из лука. Если ты поразишь кого-то на правильном расстоянии и с нужной скоростью, твоя стрела убьет. Но английские леди вовсе не потому наслаждаются стрельбой на своих загородных приемах. – Принц забрал у Иоланты книгу. – Кстати, как дела со стеной?

– Не построена.

Он покачал головой:

– Нехорошо. Ты должна быть способна одолеть Лиходея, а я – инквизитора.

В этом, собственно, и состояла их беда.

– Я могу вернуться туда после ужина, но сейчас должна написать сочинение-критическую статью.

– Можешь написать и за меня? Необязательно хорошую.

– Наверняка большинству тех, кто скрывается от Атлантиды, не приходится писать по два сочинения.

– Спасибо, – улыбнулся принц.

И как всегда от его улыбки сердце Иоланты слетело с якоря.

– Только на этот раз. И ты мой должник.

– Английские журналы по домоводству, – прозвучало сзади, едва она повернулась к выходу.

– Прошу прощения?

– Вот что я читаю в свободное время.

– Тебе нравится домоводство?

– Мне нравятся непререкаемые ответы, которые дают в журналах. Дорогая миссис такая-то, все, что нужно, чтобы волосы сияли как луна, это смешать оливковое масло и спермацет в пропорции восемь к одному и щедро накладывать на голову. Дорогая мисс такая-то, нет, не принято подавать суп на свадебный завтрак. Одно или два горячих блюда, если необходимо, все остальное должно быть холодным.

Решаемые проблемы – вот что ему нравилось. Удовольствие обычных забот. Полное отсутствие настоящей опасности.

«Когда-нибудь, – подумала Иоланта. – Когда-нибудь».

 

* * *

Она чувствовала себя зернышком после хорошего весеннего дождя, напитавшимся до предела и все же неспособным прорвать оболочку. Ее потенциал как стихийного мага, возможно, велик, но ее умения упорно отказывались совершенствоваться.

Иоланта погрузилась в знакомый ритм уроков и спортивных занятий – то, чего ей так не хватало в Малых Заботах, – и иногда почти верила, что живет лишь слегка перекошенной версией обычной жизни.

С удлинением дня отбой устраивали гораздо позже, разрешалось оставаться на улице, пока последний отблеск солнца не исчезнет с горизонта. Ежедневно Иоланта часами сражалась с мальчишками на поле для крикета – и явно преуспевала.

Спортивные достижения приносили ей до смешного большое признание. Она всегда старалась приспособиться к месту, в котором оказывалась. Но вот ведь ирония: в девичьем обличье Иоланта никогда не была популярна так, как сейчас в образе мальчика, едва ли походившего на нее настоящую.

Тем вечером после тренировки множество учеников остались понаблюдать за матчем между двумя лучшими школьными клубами. Иоланта упаковала свое снаряжение и двинулась к пансиону миссис Долиш. Ей нравилась компания друзей по команде, но по окончании тренировки Иола всегда первой уходила с поля. Как бы она ни отказывалась верить в пророческие слова о смерти принца, почему-то, стоило от него отдалиться, они казались еще более зловещими.

Кашкари пристроился рядом. По дороге они обсуждали задание на утро по греческому языку. Иоланта продолжала беспокоиться из-за индийца, но больше не чувствовала нервозности в его присутствии. Вряд ли он шпион Атлантиды, просто проницательный и наблюдательный юноша.

– Может, датив или локатив? – спросил Кашкари.

– Лучше использовать аккузатив, поскольку они идут в Афины. То есть: «Куда? – В Афины».

Иоланта обнаружила, что ее владение греческим, слабое в ее собственных глазах, другие ученики считают вполне продвинутым.

– Конечно, аккузатив. – Кашкари слегка покачал головой. – Интересно, как мы справлялись, когда тебя здесь не было.

– Несомненно, всюду царили страдания и разруха.

– Конечно, это черное время в анналах миссис Долиш. Невежество стелилось толстым слоем, непросвещенность затуманивала окна.

Иоланта улыбнулась. Кашкари ответил тем же.

– Если я когда-нибудь смогу тебе чем-то отплатить, только дай знать.

«Можешь обращать на меня поменьше внимания».

– Уверен, я застучу в твою дверь, как только займусь санскритом.

В Итоне ему не обучали, но от магов-старшеклассников обычно требовалось знание хотя бы одного из классических неевропейских языков. Иоланта в жизни до молнии жаждала овладеть санскритом из-за его важности в науке.

– А, санскрит. Осмелюсь сказать, что мой санскрит так же хорош, как твоя латынь. Меня учили ему с пяти лет, – ответил Кашкари, закатывая рукав, дабы разглядеть царапины, полученные при падении на землю во время тренировки.

На правой руке, чуть ниже локтя, виднелась татуировка в форме буквы M – видимо, в честь Моханда, его имени.

– А что с латынью? Ты ее хорошо знаешь. Тебе ее преподавали до приезда в Англию?

Кашкари кивнул:

– С десяти лет.

– Тогда ты узнал, что тебя отправят учиться заграницу?

– Да, на свое десятилетие. Я помню этот день, потому что родственники все время рассказывали, как в ночь моего рождения произошел звездопад.

– Что?

– Я родился в разгар метеоритного ливня.

– В ноябре, – Иоланта все еще затруднялась в английском времяисчислении, – тысяча восемьсот шестьдесят шестого?

– Да, тогда. А потом они упомянули о еще более крупном метеоритном дожде в тридцать третьем.

– То есть, в тысяча восемьсот тридцать третьем?

– Самый грандиозный метеоритный ливень, согласно...

– О, смотри, Тюрбанчик и Милашка!

Через дорогу от них стояли и хихикали Трампер и Хогг.

– Кто-то должен их выпороть, – заметила Иоланта, и не думая понижать голос.

– А ты порешь своего принца каждую ночь? – спросил Хогг, непристойно поводя бедрами.

Другие ученики по обеим сторонам улицы останавливались понаблюдать за происходящим.

– Не обращай на них внимания, – спокойно сказал Кашкари.

– Убирайся домой, к своей семье, где молятся идолам и женятся на сестрах, – начал Трампер. – Нам здесь такие, как ты, не нужны.

Все, хватит. Покрепче сжав крикетную биту, Иоланта перешла через дорогу.

– Какую большую палку ты несешь! – фыркнул Хогг. – Принц любит охаживать тебя ею?

Иоланта улыбнулась:

– Нет, это мне нравится охаживать ею твоего друга.

Она взмахнула битой. Не слишком сильно, поскольку не хотела убивать, но все же встреча орудия с носом получилась весьма удовлетворительной.

Из ноздрей Трампера брызнула кровь.

– Мой нос! – взвыл он. – Он сломал мне нос!

– А тебя? – обратилась Иола к Хоггу. – Тоже приложить?

Он отступил на шаг:

– Я... Я должен ему помочь. Но ты еще пожалеешь!

Несколько мальчишек из близлежащих зданий повысовывались в окна.

– Что происходит? – спрашивали они. – Что за вопли?

– Ничего, – ответила Иоланта. – Какой-то идиот врезался в фонарный столб.

Трампер и Хогг убрались под взрывы смеха – похоже, их никто не любил.

Когда Иоланта вернулась к Кашкари, тот посмотрел на нее со смесью тревоги и обожания.

– Очень решительно с твоей стороны.

– Спасибо. Надеюсь, они теперь дважды подумают, прежде чем оскорблять моих друзей в моем присутствии. Так что ты говорил о метеоритном ливне в тысяча восемьсот тридцать третьем?

 

* * *

Тит вздрогнул, выбираясь из шлюпки, в которой провел последние три часа, гребя вверх и вниз по Темзе. На причале его ждала Фэрфакс.

– Что-то не так? – спросил он, стоило им отойти за пределы слышимости других гребцов. Обычно она не появлялась на пристани.

Фэрфакс в тревожном ритме постукивала по бедру крикетной битой.

– Разве за тридцать три года до моего рождения не было другого метеоритного ливня, еще более зрелищного? И пророчеств относительно великого мага стихий?

– Были. Провидцы вовсю предсказывали рождение величайшего стихийника всех времен.

– И?

– И он родился в маленьком королевстве в Аравийском море. В тринадцать лет он вызвал извержение подводного вулкана, который долгое время считался потухшим.

Огонь – это яркая сила, как и молния. Но способность двигать горы и поднимать из моря новые земли – мощь совсем другого масштаба.

Фэрфакс, явно под впечатлением, тихо присвистнула:

– Что с ним произошло?

– То королевство уже было под управлением Атлантиды. Отец и тетя мальчика погибли, участвуя в сопротивлении. Когда агенты Атлантиды прибыли, семья решила, что ни за что не позволит им забрать мальчика. Его убили.

На сей раз ее ответом стало долгое молчание.

– Каковы были последствия для его семьи? – наконец напряженным тоном спросила Фэрфакс.

– Насчет этой семьи не знаю. Но недовольство Лиходея оказалось очень велико, и все королевство пострадало от целого ряда карательных мер. Моя мать полагала, что неспособность Лиходея заполучить мальчика привела к потере его мощи, что, в свою очередь, вызвало ослабление власти над королевствами. Поначалу, несколько десятилетий кряду, маги этого не замечали. Но когда заметили, начались попытки выйти из-под контроля. Эпизоды неповиновения, которые превращались в бунты, а затем – в полномасштабные восстания.

– Январское восстание.

– Барон Уинтервейл собирался воспользоваться преимуществами массовых беспорядков повсюду. Юра к тому времени уже превратилась в кровавую баню с тяжелыми потерями с обеих сторон. У Атлантиды были проблемы и с Интер-Дакотой, и с королевствами второй половины континента. Ходили слухи и о недовольстве в самой Атлантиде. Лидеры Январского восстания думали, что станут последним ударом, который окончательно сломит ее господство.

– Но вместо этого оказались разбиты. Должно быть, Атлантида нашла способ обуздать новую энергию.

– Или старую. Моя мать полагала, что Лиходею пришлось опустошить собственную жизненную силу, которую он тщательно хранил на протяжении долгих веков своей жизни. Что объяснило бы, почему он так отчаянно стремится найти тебя.

Фэрфакс несколько раз крутанула крикетной битой. Движения становились все более твердыми и уверенными.

– Меня он не получит. И однажды может пожалеть, что вообще искал меня – нас, – а не убрался подобру-поздорову.

Лишь переодеваясь в своей комнате, Тит понял важность сказанного: она собиралась взять в свои руки свою судьбу. Их судьбу.

В груди возникло незнакомое чувство, теплое и невесомое.

Полного одиночества больше нет.

 

* * *

У двери принца Гая Тит стоял долго. Внутри ожидал убийца его матери, который спокойно умер в своей постели в преклонном возрасте.

Даже сейчас в душе бурлили гнев и ненависть. Но Оракул сказала, что нужно навестить того, кого видеть не хочется, а кроме инквизитора, Тит не представлял никого, чье присутствие было бы ему более отвратительно.

Он толкнул тяжелую дверь. Из комнаты полилась музыка: ноты сладкие и сочные, словно летние дыни. На низком белом диване в окружении пухлых синих подушек сидел симпатичный юноша, перебирая струны лютни.

– Где принц Гай? – спросил Тит.

– Это я, – ответил юноша.

«Но ты должен быть стариком».

Все остальные принцы и принцессы выглядели так, как в конце своей жизни. В частности, Гесперия, хоть блеск ее глаз и не потускнел, была сморщенной, как скорлупа грецкого ореха.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать.

Всего на несколько лет старше Тита.

– И вы достаточно опытны, чтобы преподавать все, что перечислено снаружи?

– Конечно. Я вундеркинд. Второй том «Лучших магов» закончил к шестнадцати годам.

Тит не добрался еще и до середины первого тома этого наиболее полного пособия по высшей магии. Гай извлек из лютни еще несколько музыкальных тактов, каждый аккорд звучал ярче предыдущего.

– Чем я могу вам помочь? – спросил затем с явной верой в собственное превосходство, но без лишнего занудства. На самом деле, его самоуверенность казалась привлекательной, даже чарующей.

Тяжелый хмурый старик, которого помнил Тит, когда-то был этим обаятельным беззаботным юнцом.

– Вам что-нибудь известно о вашей дочери, Ариадне?

– Прошу вас, – рассмеялся Гай. – Я еще не женат. Но Ариадна – милое имя. Когда-нибудь я бы хотел дочь. Я воспитаю ее такой же великой, как Гесперия.

Он ненавидел ежегодно подаваемые петиции с просьбами об отречении в пользу принцессы. Между отцом и дочерью существовала огромная пропасть.

– Вам что-нибудь известно о вашем будущем?

– Нет, за исключением того, что я вышибу Тита Третьего из тройки великих. Сместить Тита Первого и Гесперию невозможно, но я легко превзойду достижения Тита Третьего. Как, по-вашему, меня назовут? Гай Великий? Или, может быть, Гай Блистательный?

Его называли Гай-Разоритель. И он об этом знал.

– Хотите услышать пьесу, которую я написал? – спросил Гай.

И начал, не дожидаясь ответа. Пьеса была очень мила, нежная и приятная, как весенний бриз. Лицо исполнителя светилось от удовольствия и блаженного незнания, что позже он запретит музыку во дворце и один за другим уничтожит свои бесценные инструменты.

Закончив, Гай выжидающе взглянул на Тита. Тот, мгновение поколебавшись, захлопал. Музыка была хороша.

Принц, у которого однажды не останется ни музыки, ни ребенка, лишь клочки его юношеской мечты, грациозно поклонился, принимая аплодисменты.

– А теперь, ваше высочество, – заговорил Тит, – я хотел бы задать вам несколько вопросов об Атлантиде.