Глава 23. Лупанарием служила большая поляна сто на сто пятьдесят ярдов

Лупанарием служила большая поляна сто на сто пятьдесят ярдов. Она казалась ровной, но на самом деле это была большая пологая долина между холмами. Ночью это было незаметно, но я знала, что сразу за деревьями опушки начинаются крутые склоны. И не с первого посещения я узнала, что там за деревьями.

Сейчас ничего не было видно дальше края поляны. Факелы в рост человека торчали из земли по обе стороны трона. Это было массивное кресло, вырезанное из камня, такое старое, что протерлось на подлокотниках, где лежали руки несчетных поколений Ульфриков. Наверное, сиденье и спинка протерлись не меньше, но их закрывала волна пурпурного шелка, что соответствует королевскому величию. Что-то очень первобытное было в этом каменном огромном кресле, в этой волне шелка в золотом дрожащем свете факелов. Как трон древнего короля варваров, которому полагалось бы ходить в звериных шкурах и железной короне.

Вервольфы, почти все, но все же не все, в человеческом облике, стояли или лежали широким кругом. В круге был проход, куда вошли мы, и вервольфы сомкнулись за нами, будто закрылась живая дверь. Крысолюды рассыпались полукругом за нами по обе стороны, но было понятно, что если дело дойдет до драки, то мы в меньшинстве и в окружении.

Рядом со мной стояли Рафаэль и два огромных крысолюда. С другой стороны от меня встал Донован Риис, царь лебедей. Рафаэль любезно предоставил ему четверку телохранителей. Мика встал чуть позади меня, а мои новые телохранители прямо за ним. Леопарды позади нас сбились в узел, похожий на оборонительную линию.

Кто-то повесил кусок ткани на деревья сбоку от трона. Черная материя, как занавес, и дуновение ветра привлекло к ней внимание. Кто-то ее придержал, и вошла Сильвия в сопровождении высокого мужчины, которого я не знала. Без косметики лицо Сильвии казалось тверже и не таким утонченным. Короткие волосы завиты аккуратно, но как-то без души. Одета она была в джинсы — впервые на моей памяти, — светло-голубой топ и кроссовки.

Высокий был тощим, как баскетболист, — руки, ноги да сухие мышцы. Они почти все были видны, потому что из одежды на нем были только короткие джинсовые шорты. Но ему, как и Ричарду, утонченность не была нужна. Он двигался в ореоле собственной грации и силы, как выходящий на обозрение тигр. Да только здесь не было решетки, за которой спрятаться, а пистолет мне пришлось оставить дома.

У этого мужчины были короткие темные волосы, вьющиеся чуть сильнее, чем у Сильвии. Лицо из таких, про которое трудно сразу сказать, привлекательное оно или ординарное. Оно состояло из выпирающих скул, длинных линий, тонких губ широкого рта. Я как раз решила, что оно ординарно, как он взглянул на меня, и я, увидев эти темные глаза, поняла, что ошиблась. В них светился ум, ум — и еще какое-то темное чувство. Он не скрывал выражения злости на лице, и я поняла, что сама сила его личности производит такое впечатление, что он действительно красив, хотя такая красота не может отразиться на фотографии: она требует движения, этой вибрирующей энергии, чтобы ее заметили.

Без представлений я знала, что это Джейкоб, и знала еще кое-что. С ним нам добром не поладить.

Следующим вышел Ричард, и шел он в ореоле собственной вибрирующей силы. Грацией и злостью он не уступал Джейкобу, но чего-то в нем не хватало, какого-то оттенка, который был в том. Оттенка темноты, быть может. И я не сомневалась, что Джейкоб беспощаден. Это я почти нюхом чуяла. А Ричард, к добру или к худу, еще таким не стал.

Я вздохнула. Я-то думала, что, когда он смирится со своим зверем, все встанет на свои места.

Он сидел на троне, свет факелов играл на свободно падающих волнах волос то медью, то золотом, тени плясали на мышцах его груди, рук, плеч. Он действительно выглядел королем варваров, но что-то было в нем, оставалось... какая-то мягкость. А если я ее чую, то и Джейкоб тоже.

У меня наступил момент ясности, которые иногда бывают у каждого. Никто из нас ничего не может сделать с Ричардом, чтобы он стал по-настоящему суровым. Он может действовать в гневе, как было, когда он захватил Грегори, но как бы ни поступал с ним мир, что-то в нем в решающий момент дрогнет. Единственный его шанс выжить — окружить себя верными соратниками, которые не дрогнут.

Джемиль и Шанг-Да встали по обе стороны трона, не слишком близко, но и не слишком далеко. Шанг-Да был в своем обычном деловом черном костюме: черные брюки, черная рубашка, черный пиджак и начищенные до блеска туфли. Он всегда одевался тщательно, даже в лесу.

Джемиль мог бы одеться не хуже, но он старался соответствовать ситуации. На нем были джинсы, вроде бы свежеотглаженные, и красный топ в обтяжку, щегольски смотревшийся на темной коже. Бусины в косичках до пояса он заменил на черные и красные. Они матово блестели в свете факелов, будто сделанные из полудрагоценных камней.

Поймав мой взгляд, Джемиль не то чтобы кивнул, но показал глазами, что видит меня. Шанг-Да избегал смотреть на меня, озирая собрание, но стараясь не глядеть в мою сторону. Я думаю, если бы Ричард им позволил, они бы сделали все необходимое, чтобы обезопасить его трон. Но Ричард их стреножил, и лучшее, что они могли сделать, — действовать в этой смирительной рубашке чести, в которую он их затянул.

Мы с Сильвией переглянулись. Я видала ее коллекцию костей врагов. Иногда она их доставала и пересматривала — она говорила, что ей приятно держать их в руках. Я лично предпочитаю большую мягкую игрушку и чашку по-настоящему хорошего кофе, но чем бы дитя ни тешилось. Сильвия тоже сделала бы все, что нужно сделать, дай ей только Ричард волю.

А если бы я все еще оставалась лупой, так черт побери — беспощадного народу у нас достаточно, чтобы сделать эту работу, если бы Ричард хотя бы не мешал. Мы были с ним очень близки, но иногда даже и близко друг друга не понимали — простите за каламбур. Это злило до безумия. Будто смотришь, как идет поезд, и мы все орем: «Уйди с рельсов, уйти с рельсов!» Черт бы его побрал, мы его пытаемся стащить с рельсов, а он отбивается!

Если бы поездом был Джейкоб, я бы могла его убить, и дело с концом, но Рафаэль был прав. Если не Джейкоб, другой найдется. Это не Джейкоб был поездом, готовым раздавить Ричарда, а сам Ричард.

Его голос заполнил поляну.

— Мы собрались сегодня попрощаться с нашей лупой и выбрать другую.

Вой и аплодисменты примерно половины стаи. Но десятки вервольфов сохранили молчание и только смотрели. Это не значило, что они на моей стороне. Может быть, они нейтральны, но хорошо было знать, кто не был энтузиастом вышибания меня из стаи.

— Мы собрались вынести приговор тому, кто оскорбил стаю, лишив нас лупы.

Меньше аплодисментов, и воя тоже. Похоже, что голосов за осуждение Грегори не так уж много. Это хорошо. Не слишком, но все же. Хотя, если Грегори умрет, это не будет иметь значения.

— И еще мы собрались, чтобы дать Нимир-Ра леопардов последний шанс выручить своего кота.

Вой и аплодисменты опять примерно пятьдесят на пятьдесят, но общая атмосфера явно похолодала. Стая не потеряна, и она явно не перешла всем сердцем на сторону Джейкоба. Я быстро помолилась, чтобы Господь меня направил, потому что эта проблема политическая, а политика к числу моих сильных сторон не относится.

— Это дело между ликои и пардом. Зачем же здесь родере, Рафаэль? — спросил Ричард. Он говорил как с чужими — очень политично, очень отстраненно.

— Однажды Нимир-Ра спасла мне жизнь. Родере у нее в великом долгу.

— Значит ли это, что твой договор с нами аннулирован и дезавуирован?

— Я заключал договор с тобой, Ричард, и я держусь его, ибо знаю, что ты муж чести, который помнит свои обещания и свой долг по отношению к союзникам, но я у Аниты в личном долгу, и я тоже связан честью.

— Если дело дойдет до битвы, с кем ты выступишь: с нами или с леопардами?

— Я от всей души надеюсь, что оно до битвы не дойдет. Но я пришел с леопардами и уйду с ними, в каких бы обстоятельствах ни пришлось уходить.

— Ты только что уничтожил свой народ, — бросил Джейкоб.

Ричард повернулся к нему:

— Ульфрик здесь я, а не ты, Джейкоб. Я говорю, кто будет уничтожен, а кто нет.

— Я не хотел никого оскорбить, Ульфрик. — Но голос его превращал эти слова в ложь. — Я только говорю, что в битве крысам не выстоять против нас. Быть может, их царю следует подумать еще раз, кому он обязан долгом чести.

— Долг чести существует, хочешь ты того или нет, — сказал Рафаэль. — Ричард знает, что значит иметь и платить долг чести. Вот почему я знаю, что Ричард будет соблюдать наш договор. У меня нет такой уверенности в том, что касается других членов стаи.

Вот, он это сказал. Это было настолько близко к «я не доверяю тебе, Джейкоб», насколько было возможно. Расходящийся круг тишины накрыл поляну, и вдруг стали отчетливо слышны движения мохнатых тел, шорох одежды.

Руки Ричарда напряглись на подлокотниках трона. Я смотрела на него, потому что он закрылся щитом так плотно, что ничего ощутить я не могла. Но я могла смотреть, смотреть, как он думает.

— Правильно ли я понял: если я больше не Ульфрик, то и договора больше нет?

— Да, ты понял правильно.

Ричард и Рафаэль долго смотрели друг на друга, потом Ричард улыбнулся едва заметно.

— Я не собираюсь уступать место Ульфрика, так что договору ничего не грозит. Если у Джейкоба нет других планов.

От последней фразы волна тревоги пробежала по рядам волков. Ее можно было ощутить, увидеть — будто они унюхали какую-то ловушку.

Джейкоб был ошеломлен, застигнут врасплох. Я его совершенно не знала, но видела, как смятение отразилось у него на лице, пока он искал слова. Если он скажет, что у него нет планов на трон, то это будет ложная клятва, а оборотни несколько чувствительны к таким вещам.

Ему надо либо солгать, либо объявить о своих намерениях, а лицо его ясно говорило, что к этому он не готов.

Справа прозвучал женский голос, ясный и звонкий, будто девушка обучалась сценической речи.

— Мы так и будем отвлекаться от дела? Лично я очень интересуюсь выбором новой лупы.

Она была высока, но построена из округлостей, обильных, как у кинозвезды пятидесятых. Она выглядела женственной, мягкой, но двигалась плавной покачивающейся походкой — наполовину секс на копытах, наполовину хищник. Такая заманит тебя, изображая жертву, затрахает так, что будешь звать на помощь, а после выест тебе лицо.

Она была одета в платье, облегающее все окружности, с таким вырезом, который показывал, что под ним должен быть лифчик. Груди такого размера сами так не торчат. Она кралась босиком, темно-рыжие волосы, ухоженные и расчесанные, спадали на плечи полированным сиянием.

— Мы выберем сегодня новую лупу, — сказал Ричард.

Она упала на колени перед троном, подобрав платье под бедрами жестом благовоспитанной дамы, хотя и наклонилась так, чтобы Ричарду ничто не мешало заглянуть в вырез. Мне она не очень понравилась.

— Ты не можешь винить нас в излишнем рвении, Ульфрик. Одна из нас, — она запнулась, давая понять, что слово «нас» здесь совершенно лишнее, — будет выбрана лупой и станет твоей подругой в одну прекрасную ночь. — Голос ее упал до сладостного воркования, но все же был слышен.

Нет, мне она не понравилась. Не мне бы возникать, когда Мика стоял рядом со мной, но какая разница? Логика здесь ни при чем. Мне хотелось захватить пригоршню этих крашеных лохм и дернуть как следует. Только когда Мика тронул меня за руку, я заметила, что поглаживаю нож в наручных ножнах. Иногда я трогаю оружие, когда нервничаю, а иногда просто мое тело выдает мои мысли. Я заставила руки остановиться, но все равно не была довольна.

— Иди к остальным кандидаткам, Пэрис, — велел Ричард. Он старался не смотреть на нее, будто боялся этого. Мне это понравилось не больше, а еще меньше.

Она наклонилась, положила руку ему на колено. Он вздрогнул.

— Не вини нас в рвении, Ульфрик. Мы так долго ждем.

Лицо Ричарда осунулось от гнева.

— Сильвия! — позвал он.

Сильвия улыбнулась, и это была улыбка чистой злобной радости. Она взяла Пэрис за руку и дернула, не слишком ласково, заставив подняться. Пэрис была на добрых два дюйма повыше, но сила Сильвии, ее зверь, придавала ей такой вид, будто она десяти футов ростом.

— Ульфрик тебе велел вернуться и стоять с остальными соискательницами. Делай, что он сказал!

Сильвия подтолкнула ее в сторону собравшихся. Красавица споткнулась, но удержалась на ногах и оправила платье на тугих бедрах.

Сильвия повернулась и пошла на свое место возле Ричарда, когда Пэрис сказала:

— Мне говорили, что грубость тебя возбуждает.

Сильвия замерла, и не надо было видеть ее лицо, чтобы ощутить охватившую ее ярость. Еще до того как она повернулась, медленно, с напряженными мышцами, я знала, что глаза ее светятся волчьим янтарем.

— Что ты сказала?

— Сильвия, — тихо сказал Ричард. Это не была команда, это была просьба. Я думаю, если бы он приказал, она бы могла воспротивиться, потребовать удовлетворения. Но просьба... Она вернулась к Ричарду.

— Слушаю, Ульфрик.

— Пожалуйста, займи свое место.

Она вернулась на место, где должна стоять Фреки, — справа от Ульфрика. Но злость кипела в ней почти как видимый жар над летним асфальтом.

— Я приношу свои извинения царю лебедей за то, что не узнал его сразу, но мы встречались лишь один раз.

— Да, — ответил Донован Риис. — Я помню.

— Милости просим в наш лупанарий. Я хотел бы дать тебе гарантию безопасности среди нас, но для этого я должен знать, что привело тебя сюда.

— Я пришел, потому что Нимир-Ра спасла моих лебединок от тех, которые чуть не убили ее. Она рисковала ради них своей жизнью. Сегодня я с нею как союзник.

— Тогда я не могу гарантировать тебе безопасность, Донован, потому что, если дело обернется плохо, будет битва. Если ты — союзник Аниты, ты окажешься в гуще событий.

— Она рисковала жизнью ради моих людей, я не могу сделать меньше.

Ричард кивнул, и я заметила, как промелькнуло между ними понимание. Дурак дурака... он тоже готов глупо погибнуть ради чести.

— Она спасает всех местных оборотней, которые попадают в беду? — спросил Джейкоб, придав вопросу оттенок презрения.

Ричард начал было что-то говорить, но Сильвия шагнула вперед и тронула его за руку. Он кивнул, давая ей говорить.

— Скольких из нас Анита спасла от пытки или смерти? — Она сама подняла руку.

Джемиль вышел из-за трона и тоже поднял руку. Все мои леопарды подняли руки — этакая рощица благодарности. Поднял руку Рафаэль. Я наконец заметила Луи, его лейтенанта и бойфренда Ронни. Он кивнул мне, поднимая руку.

Ричард встал и поднял руку. Еще поднялись руки там и сям. Потом вышел вперед Ирвинг Гризволд, интеллигентного вида репортер — и вервольф. Очки его блестели в свете факелов, и он казался слепым. Похож был на высокого и чуть лысеющего херувима с пламенными очами.

— Что случилось бы, если бы Анита не выручила Сильвию из рук Совета вампиров? Сильвия сильна, но если бы она сломалась? Она сильный доминант и могла бы призвать многих из нас, почти всех, заставить нас отдать себя Совету вампиров. — Ирвинг поднял руку. — Она спасла нас всех.

Среди вервольфов началось движение, почти половина рук поднялась. У меня захватило в груди дыхание, защипало глаза. Я не собиралась заплакать, но если бы кто-то меня сейчас обнял, то не знаю.

Вышел вперед Луи, маленький, темный, красивый, с коротко подстриженными волосами.

— Рафаэль — сильный король, настолько сильный, что если бы Совет вампиров его сломал, никто из нас не мог бы отвергнуть его призыв. Мы бы все оказались в их власти. Все вы видели, что было сделано с ним и сколько времени ушло, чтобы это залечить. Анита спасла всю родере этого города.

Крысы подняли руки — все как один.

Заговорила Сильвия:

— Оглядитесь вокруг — вы действительно хотите потерять такую лупу? Многие из вас помнят, каково было при Райне. Хотите опять того же?

— Она не ликои, — возразил Джейкоб.

Некоторые повторили его слова — но не много их было.

— Если твое единственное возражение — что она не вервольф, то это слишком хилая причина, чтобы потерять Аниту.

— Потерять! — фыркнул Джейкоб. — Да я ее сегодня впервые вижу. Я пять месяцев в стае и сегодня впервые увидел вашу драгоценную лупу. Как можно потерять то, чего не имеешь?

Эта фраза вызвала массовое одобрение, выкрики, вой, даже аплодисменты. Тут уж мне нечего было возразить. Я вышла вперед и встала между своими союзниками и троном. Такое молчание опустилось на поляну, что слышен стал треск факелов.

Ричард глядел на меня в упор, и теперь я могла выдержать его взгляд. Я постаралась, чтобы голос мои был слышен всем, когда сказала:

— Джейкоб прав.

Сильвия удивилась. И Джейкоб тоже. И за спиной у меня послышалось движение — все были удивлены.

— Я была не особенно хорошей лупой для клана Трона Скалы, но я не знала, что должна ею быть. Я просто была подругой Ульфрика. У меня на руках оказались леопарды, и я доверила Ричарду заботиться о волках. У леопардов же никого не было, кроме меня. — Я повернулась лицом к аудитории. — Я была человеком, а это не подходит ни для лупы, ни для Нимир-Ра.

Бормотание в публике на этот раз было слышнее.

— Не знаю, все ли вы слышали, но в той драке, когда были спасены лебединки, произошел инцидент, и теперь я могу через пару недель стать истинной Нимир-Ра. Это еще точно не известно, но весьма вероятно.

Все теперь затихли, глядя на меня, — глаза людей, глаза волков, крыс, леопардов, но все они сосредоточенно слушали.

— Я тут ничего поделать не могу. Остается только ждать, но мой леопард не наносил мне рану намеренно. В этом я ручаюсь словом чести. Однако мне сказали, что Грегори обвинен в убийстве вашей лупы. — Я резко взметнула руки вверх и в стороны. — Так вот я, стою здесь живая и невредимая. Если вы потеряли лупу, то не потому, что Грегори увел меня у вас, но потому, что вы решили дать мне отставку. Если вы хотите этого — отлично. Я не виню вас. До сегодняшнего вечера, даже еще несколько минут назад, я не думала, что хорошо справляюсь с работой Нимир-Ра, не говоря уже о должности лупы. Сейчас я понимаю, что могла и ошибиться. Может быть, если бы я больше была с вами, ситуация была бы получше. На этот раз я сделала то, что посчитала правильным. Если вы не хотите, чтобы я была лупой, это ваше право, но не карайте собрата-оборотня за случайность в битве, когда он спас меня, не дав вырвать мне сердце из груди.

— Красивая речь, — заявил Джейкоб, — но мы уже проголосовали, и твой леопард должен заплатить, если ты не проявишь себя достаточно оборотнем, чтобы его выручить.

Я посмотрела на него — не на Джейкоба. На Ричарда.

— Ричард, прошу тебя...

Он качнул головой:

— Я не могу отменить голосование, Анита. Я бы сделал это, если бы мог.

В голосе звучала тяжелая усталость.

— Ладно, — вздохнула я. — Как мне получить Грегори?

— Прежде чем стать Нимир-Ра, она должна перестать быть лупой!

Это сказала Пэрис. Хотя она стояла теперь в задних рядах, голос ее все равно прозвенел над всей поляной.

— Я думала, вы уже проголосовали и решили, что я больше не лупа.

— Так и было, — ответил Ричард. — Но чтобы это произошло официально по нашим законам, надо провести обряд, который оборвет твою связь с нами.

— И долго это будет? — спросила я.

— Может, быть, долго.

— Давайте я тогда сначала добуду Грегори, а потом я сделаю все, что потребует обряд ликои.

— У тебя есть право отказаться уходить, — сказала Сильвия.

Я посмотрела на Ричарда.

— У тебя есть такое право, — подтвердил он без выражения в лице и голосе. Трудно было сказать, огорчает его такая возможность или радует.

— И что случится, если я откажусь?

— Тебе придется защищать свое право быть лупой. Либо в бою один на один с любой доминантной самкой, претендующей на это место... — Он замолчал.

Сильвия поглядела на него, но фразу закончил Джейкоб:

— Либо доказать, что ты лупа, совершив помазание трона.

Я лишь глянула на него и пожала плечами:

— А что это такое — помазание трона?

— Ты трахнешься с Ульфриком на троне на глазах у нас у всех.

Я уже мотала головой:

— Почему-то я думаю, что ни я, ни Ричард не готовы к сексу на публике.

— Здесь дело чуть сложнее, — возразил мне Ричард. Он смотрел на меня, и что бы ни был в этом взгляде — гнев, страдание, — но выдерживать его было больно. — Одного секса мало. Мы должны были бы совершить мистическую связь между нашими зверями. — Он замолчал, и я подумала, что он закончил речь, но нет. — Как только что было у тебя с твоим Нимир-Раджем.

Мы смотрели друг на друга. Никакие слова не шли мне на ум, но что-то надо было сказать.

— Прости.

— Не надо извиняться.

— Почему?

— Это не твоя вина, а моя.

Тут я раскрыла глаза пошире:

— Как это?

— Я должен был знать, что у тебя должна быть такая связь с твоим партнером. Ты, даже будучи человеком, сильнее многих истинных луп.

— Как тебя понимать, Ричард? Ты жалеешь, что не сделал меня вервольфом, когда была возможность?

Он опустил глаза, будто не мог больше выносить, что я вижу его страдание. Я шагнула ближе, почти на расстояние вытянутой руки, так близко, что его вибрирующая энергия побежала по моей коже лапками насекомых. Я поежилась, но ощутила и еще что-то, такое, чего никогда не бывало раньше — с Ричардом.

Мой зверь вылился сквозь кожу и потянулся, как игривый котенок, купаться в силе Ричарда. Наши энергии заискрились, сомкнувшись, и я почти видела игру цветов у себя в голове, как если ударяются друг о друга кремень и сталь, только все это в техниколоре.

Ричард задержал дыхание, глаза его расширились. Хрипло, почти придушенно, прозвучал его голос:

— Ты это нарочно?

Я покачала головой — не доверяла своему голосу. Искры унялись, и я будто прислонилась к почти сплошной стене силы, его и моей, будто одна эта стена мешала нам соприкоснуться. Я наконец обрела голос, но это был шепот:

— Что это?

— Соединение меток, я полагаю, — ответил он почти так же тихо.

Мне так хотелось пробиться сквозь силу и коснуться его, не терпелось узнать, будут ли наши звери так же играть вместе, как было у нас с Микой. Я знала, что это глупо, что он волк, а я, очевидно, леопард и наши звери друг друга не узнали бы. Но я так долго любила Ричарда, и мы были связаны метками Жан-Клода, и часть его зверя я несла в себе. Я должна была знать. Знать, может ли быть с Ричардом так, как было с Микой.

Моя рука двинулась сквозь силу, и было это будто суешь пальцы в розетку. Энергия была так сильна, что кусала кожу. Я потянулась к плечу — приличное вполне место, чтобы к кому-то притронуться, но он вдруг перепрыгнул через подлокотник трона и встал в стороне от него. Движение было такое быстрое, что не уследить глазами. Начало и конец его я видела, но не середину — моргнув, я ее пропустила.

— Нет, Анита. Нет, мы больше не коснемся друг друга, я не хочу ощущать твоего зверя. Пусть мы не один и тот же вид, но это будет сильнее, чем все, что у нас до сих пор было. Мне этого не вынести.

Я уронила руку и отступила достаточно далеко от трона, чтобы он мог на него вернуться. Извиняться я не стала, хотя испытывала такое желание. Мне хотелось плакать о нас обоих — или вопить. У вселенной есть чувство юмора, но иногда тебе напоминают, что этот юмор бывает садистским.

Наконец-то я могла бы воспринять его мохнатую половину, потому что сама обзавелась таковой. Я могла бы стать Ричарду почти идеальной любовницей, наконец-то, но мы уже не можем никогда прикоснуться друг к другу.