Следы на снегу 10 страницаБыканыров согласился и рассказал вот что. Японские империалисты давно зарились на советскую землю и давно вынашивали мечту стать хозяевами Дальнего Востока, Сибири, Якутии. И вот, в тысяча девятьсот двадцать втором году они подготовили к высадке на территории Советского Союза экспедицию, возглавляемую белогвардейским генералом Пепеляевым. Сформировали отряд, около тысячи человек, состоявший, в основном, из офицеров. Отряд снабдили всеми видами вооружения и Охотским морем доставили до советского порта Аян. Там отряд высадился и направился вглубь Якутии. Он шел по глухим местам, тайгой, где не было войсковых частей, не встречая сопротивления, предавая огню редкие населенные пункты, истребляя всех сторонников Советской власти. Перед Пепеляевым стояла задача захватить Якутск, свергнуть народную власть и укрепиться там. По пути к Якутску к отряду генерала Пепеляева примыкали кулаки, остатки разгромленных банд, уголовники, и отряд все рос и рос. К зиме он дошел до районного центра - поселка Амга, от которого оставалось два-три перехода до Якутска. Над Якутском нависла большая угроза. В Якутске не ждали врага. Якутск не располагал воинскими частями. Но надо было спасать положение. - Я был тогда в Якутске, - продолжал Быканыров. - Коммунисты собрали отряд сотни в три человек и послали навстречу генералу. И я попал в тот отряд. Добровольно пошел. Отряд наш из Якутска добрался до деревни Петропавловской на лошадях, а оттуда пешком пошли на Амгу. Холодно, с едой совсем плохо, оружие больше охотничье. Пять дней мы шагали, но до Амги не дошли. Послал нам навстречу Пепеляев своего помощника генерала Вишневского. И начали мы с ним драться. Трудно было. В землю не спрячешься, земля как железо. Убьют товарища, мы за него прячемся и стреляем. Бился генерал, бился, а не одолел, однако, нас. Осталась нас сотня, а все бьемся. И не пустили белых в Якутск. Потом пришла подмога, и разбили мы пепеляевцев. А на другой год и самого генерала Пепеляева изловили. Быканыров умолк и посасывал уже потухшую трубку. Немного погодя он грустно добавил: - Однако, плохо я рассказал. Много можно говорить, а не умею. - И так все ясно, отец, - приободрил его Шелестов. - Важно, что ты сам все пережил, испытал все тяготы тех лет и вот сидишь с нами и рассказываешь. - Да, правильно, - согласился старик. - Я и Пепеляева самого видел. - А нас тогда еще и на свете не было, - сказала Эверстова. Пока шла беседа, Надя осторожно запускала в котелок пельмени, они быстро закипели, дошел и глухарь. - Ну, давайте кушать да отдыхать, - объявил, вставая, Шелестов. Есть будем в палатке. Заносите все туда. В палатке было просторно, тепло и светло от раскалившейся печи. Все сняли шапки и кухлянки. Расселись по правую сторону от входа. Эверстова поставила посередине котел с пельменями и раздала ложки. Шелестов, прежде чем приступить к еде, подмигнул Эверстовой, и та без пояснений поняла команду. Она достала из мешка алюминиевый бидон с узким горлышком и начала разливать по эмалированным кружкам спирт. - Сегодня можно двойную порцию. Условия, приближенные к фронтовым, сказал Шелестов. Быканыров крякнул, потирая руки. Эверстова наделила мужчин двойной порцией, а себе налила два-три глотка, да и те разбавила водой. Все подняли кружки, и Петренко пошутил: - Сто грамм за дам. - За одну даму, - поправил Шелестов. Шелестов сразу глотнул все, одним глотком. Петренко хотел последовать его примеру, но поперхнулся, закашлялся. Быканыров отпивал свою долю маленькими глотками, будто пил горячий чай, и после каждого глотка причмокивал. Эверстова еле одолела свою порцию и даже прослезилась. - Спирт надо умеючи пить, - сказал Шелестов, принимаясь за пельмени. - И надо знать, когда пить. - Как это понимать? - спросил Петренко. - А так, - продолжал Шелестов. - Вот сейчас, после дороги, перед едой, перед отдыхом это даже полезно, а вот в дорогу - нельзя. Ведь ясно, что спирт не только возбуждает, придает аппетит, но еще и притупляет чувствительность. Хватишь на дорогу, и, кажется, мороз тебе нипочем, и в сон клонит, смотришь, и заснул, когда не надо, а то и отморозил что-нибудь. Недаром же есть поговорка: пьяному и море по колено... - Правду говоришь, - сказал Быканыров. - В дорогу идешь - нельзя пить. Спирт уйдет - совсем холодно станет. После пельменей дошла очередь до глухаря, Эверстова еле-еле разломала его на куски. - Ну и птичка, - усмехнулась она. - Что птичка? Хорошая птичка, - заметил Петренко, взяв себе кусок. Шелестов тоже выбрал кусок, попробовал его зубами и положил на место, мотнув головой. - Совсем старая птица. Сто лет ей. Не по моим зубам, - разглядывая глухаря, проговорил Быканыров. - Выражаясь словами одного из героев Дюма, можно сказать: я уважаю старость, очень уважаю, но только не в жареном виде, - сказала Эверстова. Раздался дружный смех. - Придется твоего "сохатого", Грицько, отдать на съедение Таас Басу, - предложил Шелестов. Из-под полога высунулась голова Таас Баса. Он посмотрел своими преданными глазами на людей и тут же лег. Его глаза как бы говорили: правильно, зачем вам мучиться? Давайте старого глухаря мне. Мои зубы с ним справятся. Эверстова собрала куски и бросила их собаке. Потом пили густо настоенный, почти черный чай и разговаривали на разные темы. Так Петренко узнал, что Эверстова была на его "ридной" Украине. - В начале сорок четвертого года я была в Полтаве, училась на курсах радистов, все надеялась попасть на фронт, да так и не успела, - рассказала Эверстова. - А то, может быть, встретилась бы где-нибудь с Романом Лукичом. Тот улыбнулся одними глазами. - Вот уж на фронте мы никак бы не встретились. - Почему? - задал вопрос Петренко. - Я был по ту сторону фронта. - В тылу у немцев? - Да. Петренко шумно вздохнул и сказал, обращаясь впервые к майору по имени и отчеству: - Ну, вам, Роман Лукич, есть о чем рассказать. Это ведь не шутка - в тылу врага. - Да, бывало всякое, - уклончиво ответил майор. Он вообще не любил много говорить, а тем более не любил говорить о себе. - Когда-нибудь, в другое время поговорим. Сейчас же я предлагаю отдыхать. - А дежурить по очереди не будем? - поинтересовалась Эверстова. - Не будем, - ответил Шелестов. - Имея такого сторожа, как Таас Бас, можно спать спокойно. Как, отец? - обратился он к Быканырову. - Точно, Роман Лукич. Он за версту чужого учует... Вскоре в палатке стояла тишина. * * * Проснувшись утром и высунув голову из спального мешка, Эверстова увидела майора. Он сидел по-восточному, подобрав под себя ноги, перед маленьким кусочком зеркала, прикрепленным к шесту, и брился. Печь уже горела, и в палатке было тепло. Эверстова обвела взглядом палатку и убедилась, что спальные мешки Быканырова и Петренко пусты. "Здорово! - подумала Эверстова. - Оказывается, одна я всех переспала!" Но рассвет едва-едва занимался. Эверстова вылезла из мешка. - Доброе утро, Надюша! - приветствовал Эверстову Шелестов, не поворачивая головы, и продолжал усердно водить бритвой по щеке. - Доброе утро, Роман Лукич! Проспала я? - Пока еще нет. Официально подъема не было. - А вы знаете, как чудесно спалось. Я уже давно так не спала. - Вы... - раздался снаружи голос Петренко. - Вы северянка, а что сказать мне, южанину? Я еще никогда не испытывал такого удовольствия. И если бы кто-нибудь сказал мне год, полгода тому назад, что можно так хорошо спать на таком морозе, в тайге, я бы ни за что не поверил. Эверстова откинула полог палатки, сделала шаг и ахнула. Лейтенант, оголенный по пояс, набирал пригоршнями снег и натирал им лицо, руки, плечи, грудь. - Это же безумие! - вскрикнула Эверстова. - Роман Лукич! Посмотрите, что он делает. - Знаю, видел... Ничего страшного, - отозвался Шелестов. - Закалка, Надюша. Это большое дело - закалка, - повернувшись к Эверстовой, сказал Петренко. - Вы простите, что я вас называю по имени. - Это не страшно и не опасно, а вот вы можете легкие простудить. - Ерунда, - уверенно ответил Петренко, забежав в палатку. - Теперь я разотру тело вот этим мохнатым полотенцем, и все. Я всегда зимой снегом натираюсь, а когда нет снега, обливаюсь холодной водой. Под смуглой, блестящей кожей лейтенанта перекатывались крепкие мышцы. - Все это хорошо, - продолжала Эверстова. - Но не надо забывать, что вы не на Украине, а в Якутии. - Напрасно беспокоитесь, Надюша, - вмешался в разговор Шелестов. Привычка - большое дело. Эверстова покачала головой, вошла в палатку и посмотрела на свои часы. - У меня сейчас сеанс с Якутском. Шелестов окончил бритье. - Ладно, - сказал он. - Работайте, а мы с лейтенантом приготовим завтрак... Якутск передал, что Белолюбский на Джугджуре неизвестен, что инженер Кочнев не покончил с собой, а убит, и что убийц надо найти и задержать во что бы то ни стало. Шелестов прочел радиограмму и покачал головой. "Значит, экспертиза подтвердила мой вывод, - подумал он. - Конечно, убит, и задержать преступников надо при всех обстоятельствах". Завтрак, состоявший из нарезанной крупными ломтями колбасы, сливочного масла, пшенной каши из концентрата и чая, был готов, но все ждали возвращения Быканырова, который, встав раньше всех, ушел на лыжах, заявив майору, что хочет "мало-мало погулять". Вернулся охотник, когда уже рассвело. - Ну как, следопыт? - встретил его вопросом майор Шелестов. Быканыров не торопился с ответом. Он развязал шарф, опустился на корточки, набил трубку табаком, распалил ее и лишь тогда заговорил: - Вперед ходил, по следу... Когда едешь - одно, а когда идешь другое дело. Однако, я правильно думаю: с Белолюбским бежит тот, который был у моего дома. - Из чего ты заключил? Садись, ешь, - сказал Шелестов. - Холодно. Они едут-едут, а потом то один, то другой сойдут с нарт и бегут рядом. Греются. И у одного ноги разные. Видать, хромает. И тот хромал. - И вы в темноте увидели? - усомнился Петренко. - Увидел, - коротко бросил старик и принялся за еду. - Я не пойму, отец, что тебе дает это открытие? - пожав плечами, сказал Шелестов. - Тот это или не тот, не вижу в этом разницы. Быканыров, занятый едой, промолчал. ВРАГ ПУТАЕТ СЛЕДЫ С раннего утра с севера подул слабенький и в другое время года почти неощутимый ветерок. Но сейчас, когда температура опустилась за сорок градусов, этот "ветерок" палил и обжигал до боли. Он дул немного слева, сбоку, и когда Шелестов и его друзья преодолевали открытые места, то ветер безжалостно выдувал из одежды остатки тепла, заставлял делать движения, допустимые при сидячем положении. Стоило на какие-то секунды снять рукавицу, как пальцы рук обжигало точно огнем. Мороз пробирал основательно, "до самых костей", сковывал тело, ноги людей, неподвижно сидящих на нартах, и потому все изредка сходили с нарт и делали пробежки. След преступников по-прежнему то уходил в тайгу, то выбирался на открытые места, а потом привел к широкой замерзшей реке. Ее можно было угадать по одному крутому берегу и по заснеженным торосам, которыми она ощетинилась. По неподвижной, взъерошенной, точно шерсть вырвавшегося из драки медведя, поверхности реки, можно было судить о единоборстве, поединке двух стихий: воды и мороза, происшедшем в начале зимы. Вода, видно, долго боролась, сопротивлялась, а мороз наседал и одолевал. Наконец, река, обессиленная, замерла, притихла, накрепко скованная морозом. Он покрыл ее толстой и прочной корой льда, от берега до берега. Но подо льдом, если прислушаться, кипела, сердито бурлила и глухо рокотала неуемная вода. И в этом рокоте можно было распознать угрозу: "Подожди, придет и мой черед, пусть только пригреет весеннее солнце, пусть только придут ко мне талые воды, прибавят мне сил, и я покажу тебе, мороз, какова я. Я сброшу с себя прочь твой ледяной панцырь и опять побегу свободно..." След преступников повел по отлогому берегу реки, забежал в ее излучину, а потом вдруг забрал в сторону, на восток. Не хотелось останавливаться, не хотелось терять времени, не особенно приятно было снимать рукавицы и на таком холоде доставать карту и компас, но другого выхода не было. "Черт бы побрал этого Белолюбского, - подумал про себя майор. - Чего его тянет в сторону?" Шелестов извлек из планшетки карту, снял с правой руки спиртовой компас и через несколько минут убедился, что беглецы изменили направление своего движения. Если раньше они мчались строго на северо-восток, то теперь неожиданно повернули на восток. - Н-да... Непонятно, что они затевают, - высказал вслух свои мысли Шелестов. - Или хотят пробиться к чукчам, или к корякам... - У них путь один, - вставил Быканыров. - И у нас путь один. Все поправили шарфы, повязали их повыше, потуже, закрыв рот, нос и оставив только узенькие щелки для глаз. Из-за отрогов сливавшегося с горизонтом далекого горного хребта поднялось бессильное, напоминающее сейчас рефлектор, солнце. Оно светило ярко, невольно заставляя опускать веки, но совсем не грело. В его косых лучах клубились мириады мельчайших, точно пылинки, хрусталиков. Все сели на свои места. Шелестов тронул переднюю упряжку. Помчались олени, заскрипели полозья нарт. И опять началась погоня. А след преступников забирал все правее и правее, наводя на бесплодные размышления Шелестова и его друзей. И в самом деле, что заставило беглецов изменить направление? Препятствий, если глядеть на северо-восток, никаких не было. Река не могла служить препятствием, а широкая долина ее, покрытая ровным слоем снега, представляла даже удобство, в сравнении с тайгой и самой рекой. В чем же дело? "Значит, они что-то затевают, - рассуждал про себя Шелестов. - А что именно, при всем желании понять пока трудно". Думал об этом и лейтенант Петренко: "Остается только преследовать, - размышлял он. - Стараться побыстрее сократить расстояние и поскорее нагнать их. Никакая выдумка, смекалка, находчивость здесь ни при чем. Не помогут. Да и что придумаешь? Ничего". И старый охотник Быканыров был занят мыслями. "Однако, хуже нет ожидать или догонять, - думал он. - Можно разъехаться в разные стороны, но что толку от этого?" Да, толку в этом никакого не было. И маловероятна была возможность, бросившись в разных направлениях, перерезать вдруг путь беглецам. Перед глазами бежал единственный след, он забирал все правее, он мог и дальше забирать правее, но мог неожиданно свернуть и в противоположную сторону. Шелестов все понукал и понукал оленей, наращивая темп бега. А незадолго до полудня, преодолев крутогор и быстро спустившись вниз, упряжка Шелестова уперлась в свежий след, оставленный нартами. Шелестов остановил оленей, огляделся, всмотрелся, и ему стало ясно. Да и не только ему, а и другим стало ясно, что они уже были тут раз. - Это же та самая излучина реки! - звонко крикнула Эверстова. - Да, правильно, - подтвердил Шелестов. - Вот так штука! Что же это означает? - заинтересовался Петренко. - Путают, однако, следы. Сбить нас хотят со следа, - сказал Быканыров. - Вы сидите, товарищи, - распорядился майор, - а я осмотрю все хорошенько. Что мы здесь уже были, - сомнений нет. Здесь я вынимал карту, сверялся с компасом. Вон мои следы. Сидите, не сходите с нарт. Майор встал на нартах во весь рост и начал осматриваться. Потом достал опять карту, компас, повернулся лицом строго на северо-восток. Впереди, в прозрачной морозной дымке тонули едва угадываемые глазом и меняющие свои контуры отроги хребта. Направо, откуда Шелестов и его спутники только что съехали, поднимался берег реки, местами оголенный, местами поросший низким кустарником, редколесьем. На самом крутогоре виднелась группа берез, тесно прижавшихся друг к другу, окруженная зарослями тальника. Налево размахнулась бескрайняя тайга, то зеленая, то буро-зеленая, то, наконец, черная. Тайга была и позади, где делали привал и ночевку Шелестов и его товарищи. По виду майора, по его неторопливым движениям, по пытливым взглядам, которые он бросал то в одну, то в другую сторону, трудно было определить его мысли. По виду он, как всегда, был спокоен и немного суров. Но так только казалось. Майора озадачил ход преступников, и он упорно старался разгадать, что они затевают. Он волновался. "Какой в этом смысл? - спрашивал он сам себя. - Ведь они сделали круг, пересекли свой собственный и наш след и теперь уже подались на запад. Значит, обратно, назад? Зачем? Для чего тогда было тратить время понапрасну?" - И они тут не оставили следов, не сходили с нарт. Замечаешь, Роман Лукич? - сказал Быканыров, прервав размышления Шелестова. - Давно заметил, - отозвался тот. - Потому-то я и сказал вам не сходить с нарт. - Значит, рассчитывают обмануть нас, - произнес Петренко. - Одного можно обмануть, - заметил Быканыров, - двоих трудно, троих еще труднее, а четверых шибко трудновато. Однако, придется ехать и нам за ними. Опять в тайгу. - Другого выхода нет. У них одни нарты, и на запад пошел только нартовый след, - высказал свое мнение Петренко. - А как еще могло быть? - спросила Эверстова. - Могло быть и так, - объяснил лейтенант, - что один поехал на нартах на запад, а другой на лыжах, или верхом на олене подался в другую сторону. "Мысль правильная", - подумал Шелестов и решил, что одному, пожалуй, придется сойти с нарт и осмотреть следы. - Отец, - обратился майор к старому другу. - Посмотри-ка следы. Может быть, и вправду они разъединились. Только осторожно. - Понимаю, - коротко ответил Быканыров. Он, не сходя с нарт, снял лыжи, поставил их в колею от полозьев нарт, потом встал на лыжи и пошел вперед. Он прошел сначала на запад, куда вел новый след, постоял там несколько минут, затем вернулся, прошел на северо-восток. Там тоже задержался, осматривая следы оленей и нарт. Обостренное чутье и зрение старого охотника позволили ему по каким-то ускользающим, не дающимся другому глазу признакам определить, что оба преступника поехали на нартах на запад. - Они вместе поехали, - сказал он вернувшись. Шелестов подумал: "День уже наполовину прошел, надо торопиться", - и возобновил погоню. * * * Когда негреющее солнце уже погружалось в густую вечернюю дымку, оказалось, что Шелестов со своими друзьями сделал еще один круг, еще раз пересек и старый след преступников и свой собственный где-то на юго-востоке и оказался на том же месте, где был в полдень, у той же излучины реки. Остановились. Надо было дать отдых оленям. - Да они хотят, однако, сбить нас со следа, - сказал Быканыров. "Теперь это уже очевидно, - подумал майор. - Они сделали два круга, полную восьмерку и, конечно, умышленно". - Они проверили и убедились, что за ними погоня, - заметил Петренко. Шелестов протирал рукой слипшиеся от мороза веки. Последние три-четыре километра он ехал, как принято говорить, с ветерком. Оторочки его шапки, кухлянки покрывал густой слой инея. "Вот тут я утром ориентировался с картой и компасом, - думал Шелестов, еще не покидая нарт. - Вон та самая группа берез, окруженная тальником, вон видна верхушка елки, занесенной снегом. И теперь надо узнать, где же они, в каком направлении поехали?" Преступники поставили перед ними трудную задачу. Сейчас с перекрестка уходили три направления с готовым следом. По-прежнему на северо-восток, вдоль берега реки, на восток, через взгорок и, наконец, на запад. Все сидели с озабоченными лицами. Шелестов не подавал команды сходить с нарт, хотя в этом уже ощущалась явная потребность: мороз делал свое дело и, как обычно, крепчал к вечеру. Надо было походить, размять застывшие члены. Наконец Шелестов разрешил сойти с нарт, и все направились к нему, стараясь идти по уже пробитой колее, не оставляя новых следов. Надо было посоветоваться, обменяться мнениями. Шелестов, щуря глаза и хмуря брови, свесил ноги на одну сторону с нарт и сказал: - Ну и ну! Шутка сказать! Через этот перекресток за день прошло по два раза пять нарт и тринадцать оленей. Попробуй-ка, разберись в этом нагромождении. Даже Быканыров стоял, явно озадаченный, Петренко и Эверстова молча смотрели на Шелестова. - Видите, что получается, - продолжал майор. Он вычертил пальцем на снегу против себя восьмерку, обозначил начальными буквами стороны света и заговорил опять. - Попробуем исключить маловероятное. На юго-восток они не могли поехать, так как мы приехали оттуда. Они бы столкнулись с нами. Это ясно. Это направление наверняка отпадает. Ехать вторично на запад, то-есть назад, им, по-моему, нет никакого смысла. - Майор помолчал, подумал и продолжал: - Таким образом, для них остаются два направления: на восток и на северо-восток. Иной возможности я не вижу. Но куда именно они поехали, вот в чем задача? - А не вздумают ли они еще раз описать одну из двух петель? высказал предположение Петренко. Шелестов поднял голову, посмотрел на лейтенанта и как бы про себя заметил: - Одну из двух петель... Одну из двух... А какую же? - Да любую... Шелестов опустил голову и полез в карман за папиросами. - Это очень рискованно и опасно для них самих, - сказал он после небольшой паузы. - Представьте себя на их месте. Они, попав вот сюда, тоже, очевидно, думали, в каком направлении податься, и не исключали возможности встретиться с нами. - Да, пожалуй, - согласился Петренко. - Назад они не побегут, - твердо заявил Быканыров. - Они, однако, обмануть нас хотели, и теперь пойдут вперед. - Вперед-то вперед, но куда именно? - спросил Шелестов. - На северо-восток - вперед, на восток - тоже вперед. Быканыров пожал плечами. В разговор вмешалась Эверстова. - А Таас Бас не нанюхает, куда они поехали? Шелестов посмотрел на Быканырова, а тот, в свою очередь, на Таас Баса. Пес лежал на самом перекрестке, высоко держа остроухую голову, и, услышав свою кличку, встал на ноги. - Шибко трудно, - ответил Быканыров. - Много следов. Он бы и сам учуял, а то спокоен. - Но попробовать же можно? - сказал Петренко. Быканыров закивал головой и подал собаке команду по-якутски, что в переводе означало: "Ищи, Таас Бас... чужой... ищи!" Пес сорвался с места, энергично забегал, заметался, принюхиваясь к следам, обнюхал все четыре направления и, подбежав к Быканырову, сел против него, заглядывая в глаза хозяина. Он склонял голову то вправо, то влево, и вид у него был какой-то растерянный, виноватый. - Прав, отец, - сказал Шелестов. - В такой путанице и Таас Бас не разберется... А сумерки сгущались, густела морозная дымка. Уже исчезли в ней отчетливо видимые днем отроги хребта. Олени перебирали ногами, как бы выказывая этим свое нетерпение. Шелестов сидел несколько минут молча, потом встал и сказал: - Мы должны исключить всякую возможность для преступников улизнуть от нас. И гадать, куда они поехали, не будем. Мы постараемся обеспечить все направления. И придется сделать так: ты, отец, - обратился он к Быканырову, - останешься здесь, у перекрестка. Спрячешься и будешь наблюдать. Если они решили еще раз сделать петлю, то им не миновать перекрестка. Понял меня? - Правильно. Понял. - Перед тобой будет стоять задача узнать, какое они направление изберут, если вновь появятся здесь. Но они тебя не должны видеть. Ни в коем случае. Ты должен остаться для них незамеченным. Упрячешься в тальник, вон под теми березами, и будешь ожидать. Мы оставим тебе двое нарт. Увидишь, - пропусти, ни окрика, ни выстрела, ничего. Выжди, пока они удалятся, и тогда езжай на одних нартах по их следу. Вторые нарты оставь здесь. Пусть олени отдохнут. Они нам нужны будут. Вон на той, самой большой березе, сделай зарубку, чтобы мы знали, куда ты поехал. Острием вверх - значит на северо-восток, острием направо - значит на восток. Ты меня понимаешь и знаешь, как это сделать. - Понимаю, Роман Лукич, - ответил Быканыров. - А вы как же? - Мы? - переспросил Шелестов. - Мы вот так: я поеду на северо-восток, а Петренко и Эверстова на восток. - Ага, мудро... - одобрил Быканыров. - Ясно, - сказал Петренко. - Но еще раз запомни, - предупреждал майор старого друга. - Ты один, а их двое, и как они сейчас вооружены - неизвестно. Значит, драки не затевай. В драке можно кого-нибудь из двух подстрелить насмерть, а это не входит в нашу задачу. Мы должны схватить их обоих живыми. Ты должен высмотреть, куда они поедут, и последовать за ними. А мы тебя догоним. - А если они здесь не появятся? - задала законный вопрос Эверстова. - Тогда, отец, ожидай кого-нибудь из нас, - ответил майор. - Однако, возьми с собой Таас Баса, - предложил старый охотник. - Зачем же? - Э-э! Слушай меня. Таас Бас найдет меня где хочешь. И посылать ко мне никого не надо. Сам найдет. А с ним я и вас найду. Майор согласился и сказал: - Приступаем к делу. Двое нарт с оленями отвели на взгорок, направо от излучины реки, в самые заросли тальника. Быканыров сел в засаду у берез. Они стояли метрах в двадцати от перекрестка. С места засады перекресток был виден, как на ладони. Старик снял с нарт спальный мешок, влез в него по самую грудь и сказал: - Теперь меня и мороз не возьмет. - А мы вам и свои мешки оставим, - предложила Эверстова. - Зачем они нам в дороге? Лишний груз. - Тоже верно, Надюша. Ночевать мы не собираемся, - сказал майор. Три спальных мешка: Шелестова, Петренко и Эверстовой, постелили один на один, и получился большой меховой матрац. - Совсем ладно, - одобрил Быканыров, кладя сбоку от себя двустволку. Шелестов подумал и сказал: - Вообще все вещи с наших нарт правильнее оставить здесь. И палатку, и печь, и мешки с продуктами. Оставим при себе только заплечные мешки. А ну, быстро, все сюда! Через несколько минут весь груз с двух нарт перенесли на место засады Быканырова. - Очень ладно, очень ладно, - сидя в мешке и попыхивая дымком, сказал Быканыров. - Совсем легко будут бежать ваши олени. Уходя с места засады, Шелестов, Петренко и Эверстова меховыми рукавицами выровняли снег и замели следы, ведшие от перекрестка до Быканырова. Шелестов посмотрел в сторону, где остался Быканыров, и сказал: - Отлично. Отсюда сейчас ничего не видно, а ночью и подавно. Ну, а теперь, лейтенант, садитесь на свои нарты с Надюшей и езжайте на восток по следу. Дорога вам уже знакома. Я же поеду по следу на северо-восток. И запомните главное: мы должны встретиться на этой петле и не выйти из нее. - А если они выйдут из петли и пойдут новой дорогой? - спросил Петренко. - Безразлично, - твердо сказал Шелестов. - Сходимся на кругу и не выходим из него, даже если обнаружим новый след. Ясно? - Ясно. - Вот так. Если я наткнусь на новый след, буду ожидать вас, вы наткнетесь - ожидайте меня. Тогда решим, что делать. И еще учтите, - не загнать оленей. Через час-полтора делайте хотя бы десятиминутную остановку. Ну, а если встретитесь с ними, руководствуйтесь одним. Вы слышали, что я сказал товарищу Быканырову, то же скажу и вам. Оба они должны быть схвачены живыми. Я затрудняюсь сейчас сказать вам, как это сделать. Трудно в таких случаях дать рецепт. Но потому я и посылаю вас двоих. Сообразуйтесь с обстановкой и помните, что эти типы не остановятся ни перед чем и в средствах не будут разбираться. Не горячитесь. Знайте, что в спину убивают и храбрых. Действуйте. - Есть действовать! - отчеканил лейтенант Петренко и, пропустив вперед себя Эверстову, направился к своим нартам. Шелестов тоже уже хотел садиться на нарты, но вспомнил про собаку. - Таас Бас! Таас Бас! - окликнул он пса. Но собаки не было видно. - Таас Бас! - вновь позвал Шелестов и услышал голос Быканырова: - Иди, иди, Таас Бас... Иди, так надо... Псу, видно, непонятно было, зачем и почему он должен покидать своего хозяина, но он все же выполнил команду и подошел к майору. Тот погладил собаку, достал из кармана кусочек сахару и дал Таас Басу. Сахар хрустнул на зубах у собаки. Она повиляла хвостом и посмотрела в сторону Петренко и Эверстовой, удаляющихся на нартах на восток. - Со мной пойдем, Таас Бас, со мной, - заговорил майор, усаживаясь на нарты. - Мы же с тобой старые знакомые. Зачем терять дружбу? Э-гей!.. крикнул он на оленей... И перекресток опустел. * * * В холодном сиянии дрожащих звезд спала тайга. С черно-бархатного и, казалось, низкого-низкого неба падали едва ощутимые игольчатые пылинки инея. Томительно и нудно текло время. Быканыров сидел, притаившись, на нартах, всматривался, вслушивался, выжидая возможного появления врага, и боялся кашлянуть, закурить, выдать себя неосторожным движением. Одиночество приучило Быканырова разговаривать с самим собой, но сейчас он воздержался и от этого. Он сидел молча, тихо, точно застыл, и только непрошенные грустные мысли приходили в голову. Вспомнилась жена, умершая два десятка лет назад, вспомнился сын, погибший от рук белобандитов. И старому охотнику думалось, что очень несправедлива судьба бывает к людям: молодые уходят из жизни, а старые остаются, живут. Конечно, всем жить хочется, и старым, и молодым, но горько и обидно, что жена, которая была на десять лет моложе его, умерла раньше его. И сын тоже...
|
