Глава 11. Со стороны виднее 24 страница

– С этим нельзя не согласиться, – усмехается Эрни. – Ладно, парни, до встречи у Хагрида!

Махнув рукой, он скрывается в хаффлпаффских территориях. Мы тоже расходимся по своим башням.

Встреча у Хагрида затягивается надолго, да и сама отработка проходит не так, как мы ожидали. Сначала нам приходится долго слушать его сетования, переживания за Гарри и сомнительной ценности информацию о том, что «Дамблдор уж точно такого бы не допустил». Затем мы некоторое время наблюдаем, как он с аппетитом ужинает подошвой – других ассоциаций это, с позволения сказать, «мясо» у меня не вызывает. После трапезы, вытерев рот тряпкой, которой побрезговал бы самый распоследний домовик, Хагрид непреклонно сообщает, что сейчас мы пойдем к его «братику».

Идти к «братику» нам не хочется, но отвертеться на сей раз не получается. Да и злоупотреблять гостеприимством Фиренце тоже желания нет. Поэтому ничего не поделаешь. Топать приходится часа два, не меньше, причем, почти все время в гору.

Граупа я, конечно, на похоронах видел. Но тогда я к нему не приближался и тем более не беседовал. А сейчас приходится. Как и Фиренце, он живет в пещере. Только размером эта пещера раза в три больше, а дорога до нее раз в двадцать длиннее. Грауп ведет себя на удивление прилично – настолько прилично, насколько это вообще возможно для великана. То есть не пытается нас убить, и на том, как говорится, спасибо. Энтони держится спокойно, можно сказать, невозмутимо, а вот Эрни забывает все красивые слова и бормочет себе под нос что-то не вполне цензурное. Представив нас этому недоразумению, Хагрид с умилением спрашивает:

– Ты рад, братишка? Теперь у тебя появились новые друзья – такие же, как Гарри, Рон и Герми.

Герми… с ума сойти… Наверное, только у великана есть шанс остаться в живых, назвав так Гермиону. Людям лично я бы не советовал.

– Эрни… Тони… Невилл… – старательно проговаривает Грауп.

– Рад познакомиться, Тони, – усмехаюсь я. – Тебе нравится новое имя?

– Да как тебе сказать… Знаешь, бывает так: вроде, и побить бы – а жалко, – серьезно отвечает Энтони.

После приступа истеричного хохота, вызванного этим высказыванием, нам удается немного расслабиться, и общаться с братцем Хагрида становится немного легче, хотя назвать это общением можно только с очень большой натяжкой. Но, по крайней мере, Эрни хотя бы перестает ругаться и возвращается к привычной для него манере разговора.

Поспать в эту ночь нам так и не удается. Пару раз мы, конечно, отключаемся за столом в хижине Хагрида, уронив голову на руки, но особой пользы это нам не приносит. Дело в том, что, как назло, именно в эту ночь Фиренце вознамерился навестить Магориан, который, как говорил Ронан, «что-то подозревает», а попадать в его поле зрения нам никак нельзя.

Хорошо, что зелье Бодрости, которое я брал с собой на самую первую отработку, по-прежнему лежит у меня в кармане. Просто на всякий случай. Мы делим флакон на троих и возвращаемся в школу в почти оптимистичном расположении духа.

За завтраком Снейп мрачно объявляет, что отныне и впредь о малейших проступках студентов все преподаватели и другие студенты обязаны докладывать обоим Кэрроу лично. Ну да. Прямо так и вижу, как профессор МакГонагалл мчится к ним сообщать о том, что я назвал Амикуса жирной свиньей, и требует наказать меня с особой жестокостью. Бабушка бы тоже посмеялась.

На этом неприятности не заканчиваются. Сначала на зельеварении я чуть было не взрываю котел, вызвав бурное веселье у Нотта и нервную усмешку у Малфоя. Не смертельно, конечно, но неприятно. Я уже давно забыть успел, когда последний раз что-то взрывал.

Потом на маггловедении Кэрроу чуть не доводит нас до нервного срыва своими рассказами о том, что конкретно она бы сделала со всеми «маггловскими выродками». Мы с Симусом только кулаки под столами сжимаем, а Парвати и Лаванда поминутно пинают нас и дергают за рукава, опасаясь, что мы не выдержим и бросимся ее душить. Очень хочется так и сделать.

Затем на заклинаниях Крэбб «случайно» сшибает Флитвика с ног, и я уже собираюсь «случайно» оторвать ему голову, но Флитвик, поймав мой взгляд, едва заметно качает головой, а после урока настоятельно просит «не поддаваться на провокации и не связываться с идиотами». Эти слова, конечно, греют, но, тем не менее, к последнему уроку я уже с трудом сдерживаюсь. А последним уроком у нас сегодня ЗОТИ…

Видимо, специально для того, чтобы добить меня окончательно, темой урока Кэрроу избирает заклятие Круциатус. Скрипя зубами и сжимая кулаки, я слушаю подробный и образный рассказ о действии этого заклятия и заставляю себя не обращать внимания на ржание Крэбба, Гойла и Паркинсон. Затем он демонстрирует нам изображения людей, подвергшихся Круциатусу – скорчившихся на земле и вопящих от боли. Ребята бросают на меня сочувственные и предостерегающие взгляды, от которых мне еще больше хочется сорваться.

– После окончания действия заклятия какое-то время болят мышцы и дрожат конечности, но постепенно это проходит, – сообщает Амикус и добавляет с гнусной ухмылкой: – Могут быть и другие последствия. Если люди окажутся настолько глупы, что не захотят вести себя хорошо, пытка продолжится до тех пор, пока они не сойдут с ума.

Я резко и довольно громко выдыхаю, и незамеченным это не остается – Кэрроу тут же поворачивается ко мне.

– О, Лонгботтом! – восклицает он так, словно только что меня здесь заметил. – И как только я мог про тебя забыть? Ты ведь у нас не понаслышке знаешь, что такое Круциатус, не правда ли? Как мама с папой? Хорошо себя чувствуют?

– Ублюдок, – четко и внятно говорю я.

– Что ты сказал? – багровея, переспрашивает он.

– Что вы ублюдок, – повторяю я и преувеличенно вежливо добавляю: – профессор.

– Подойди-ка сюда, Лонгботтом, – свирепо требует он, похлопав по учительскому столу.

Я уже начинаю понимать, чем все это закончится, но делать нечего – приходится подчиниться. Парвати делает жест рукой, словно собираясь помешать мне, но я едва заметно качаю головой, и ее рука бессильно опускается.

– Очень удачно, что ты сегодня здесь, – ухмыляется Амикус, когда я останавливаюсь неподалеку от него, и вновь обращается к классу: – Сегодня вам всем предоставляется уникальная возможность не только услышать о действии заклятия Круциатус, но и увидеть его. Будьте внимательны, вам это пригодится в жизни.

Я ждал этого, поэтому успеваю подготовиться. Успеваю, но это все равно больно. Так больно, словно в тело вонзаются тысячи раскаленных игл. Проникают вглубь, до самых нервов. Я закусываю губу и все свои силы сосредотачиваю на том, чтобы не закричать. Этого он от меня не дождется. Нет. Кричать я не буду. Ни за что. Перед глазами мелькают яркие пятна, и класс куда-то уплывает. Кровь из прокушенной губы стекает по подбородку, позволяя сохранять хоть какую-то связь с реальностью. Мне начинает казаться, что это никогда не закончится.

Но все заканчивается. Я лежу на полу, хватая ртом воздух, и пытаюсь хоть немного прийти в себя.

– На сегодня все, можете идти, – доносится до меня голос Кэрроу.

Чьи-то руки пытаются меня поднять. Это не так уж просто, поэтому я опираюсь руками о пол и медленно встаю на ноги самостоятельно. Симус и Энтони придерживают меня за локти и чуть ли не выволакивают из класса. Тяжело идти, когда дрожат ноги.

Всей толпой ребята провожают меня в гостиную, усаживают на диван и отправляются на ужин, пообещав чего-нибудь принести. Парвати и Лаванда выражают желание остаться, но я, вовремя вспомнив о том, что являюсь руководителем АД, настаиваю, чтобы они шли с Симусом. Женской заботы я сейчас не вынесу.

Неподалеку я слышу приглушенные голоса и открываю глаза. Оказывается, пока они ужинали, я успел задремать. Ну, это к лучшему, после Круциатуса сон – это то, что нужно. Жаль, зелья нет, было бы совсем хорошо. Руки все еще дрожат, а мышцы ноют. Видимо, Кэрроу хорошо меня обработал. Увидев, что я вновь нахожусь среди бодрствующих, ребята пододвигают ко мне тарелку с бутербродами. Желудок протестует, но организму сейчас требуется пища, поэтому я все-таки заставляю себя проглотить парочку.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спрашивает Лаванда.

– Все в порядке, – заверяю я. – Долго это продолжалось?

– Ну, мы не засекали, конечно, – Симус издает нервный смешок, – но, по-моему, да. Мне кажется, он ждал, когда ты начнешь кричать.

– А я кричал?

– Нет.

Я удовлетворенно киваю. Отлично. Не хватало еще доставлять ему такое удовольствие!

Через пару минут открывается проход, и в гостиной появляется недовольная Джинни. Впрочем, недовольная – это не совсем верно, точнее будет сказать – в бешенстве. Она стремительно пересекает гостиную, шлепается рядом со мной на диван, обхватывает мое лицо ладошками и внимательно в него вглядывается.

– Ты как?

– Жить буду.

– Это хорошо, – она слабо улыбается, отпускает меня и обращается ко всем: – Я сейчас хотела сходить в больничное крыло.

– С тобой что-то случилось? – испуганно спрашиваю я.

– Невилл, не говори глупости! Я узнала, что случилось с тобой, и решила попросить у мадам Помфри какое-нибудь зелье. И что, вы думаете, произошло?

– Что же? – настороженно спрашивает Парвати, явно не ожидая ничего хорошего.

– Меня туда просто не пустили! – возмущенно сообщает Джинни и поясняет: – В коридоре торчали слизеринцы во главе с Крэббом. Они заявили, что, видите ли, им поступило распоряжение свыше: не пускать в больничное крыло всякий сброд.

– Не расстраивайся, – успокаивающе говорю я. – Все равно раньше зелья Снейп готовил, сейчас от него вряд ли можно ожидать такой щедрости.

– А Слагхорн? Он ведь тоже зельевар, – напоминает Парвати.

– У Слагхорна кишка тонка, – презрительно фыркает Джинни. – Он не рискнет с ними связываться. Ну, в конце концов, Помфри и сама должна что-то уметь, не так ли? А теперь получается, что ученик на уроке порцию Круциатуса получить может, и ему при этом даже не дают возможности восстановиться! Скоты проклятые!

– Начинается, – твердо, уверенно и как-то зловеще произносит Лаванда.

– О чем это ты? – подозрительно уточняет Симус.

– Дальше будет только хуже, – тем же тоном поясняет она. – Мерзавцы на этом не остановятся.

Глава 34. Сплошной обман

Зловещее пророчество Лаванды (все-таки не зря она изучает прорицания) сбывается раньше, чем можно было ожидать. Не проходит и пары недель, как почти всем нам, кто не желает принимать новые порядки, как должное, приходится испытать на своей шкуре действие Круциатуса. Этого следовало ожидать – если Кэрроу вознамерился учить «самых способных», то нужна и практика. Империус они худо-бедно друг на друге тренировать могут, а вот для Круциатуса нужны мишени со стороны. И провинившиеся студенты для этого подходят как нельзя лучше.

Активистами выступают Крэбб и Гойл – именно они так и рвутся продемонстрировать приобретенные у своих наставников навыки, стóит только намекнуть.

Младших пока не трогают – достается только шестым и седьмым курсам. Мы все как старосты проводим на своих факультетах разъяснительные работы, внушаем, что спорить с Кэрроу не стóит. Ведь эти мерзавцы вполне способны и на первокурсника палочку направить, поэтому пусть лучше малыши притворяются, что со всем согласны. Хотя несогласных довольно много. Это, конечно, радует, но и пугает тоже. Все-таки мы отвечаем за их безопасность.

Преподаватели, конечно, возмущаются, пытаются объяснить, что это все-таки школа, но, разумеется, все бесполезно. Снейп ведет себя, как будто так и надо. Радуется, наверное, что тупые студенты, наконец, получают по заслугам.

За это время мы еще несколько раз оставляли неполиткорректные надписи на стенах. Правда, уже не в Большом зале, который теперь запирается миллионом заклинаний, а в коридорах и холле. Кэрроу натыкаются на них случайно и ужасно бесятся. Ребята предлагали подписываться, но я это предложение отверг. Не сейчас. Увидев словосочетание «Армия Дамблдора», они всем, кто два года назад попался Амбридж, веселую жизнь устроят. А нам нужна хотя бы относительная свобода.

Тем более в свет, наконец, вышла книга Риты Скитер с гордым названием «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора», его имя и без того у всех на устах. Скитер превзошла сама себя. Дамблдор в ее книге представлен просто редкой скотиной. И на сестру больную ему наплевать, и на мать, и с Гриндевальдом он мило переписывался, и над магглами хотел господствовать.

Конечно, Скитер верить нельзя, но, как правило, она не столько выдумывает, сколько преувеличивает. А это значит, что в прошлом Дамблдора действительно есть какие-то темные пятна. Да и письмо Гриндевальду, очевидно, настоящее. С другой стороны, мало ли с кем он общался в семнадцать лет? Я же общался со Снейпом. Правда, таких диких идей мне никогда в голову не приходило.

В любом случае, я никогда и не считал Дамблдора идеальным и безгрешным, так что не могу сказать, что книга произвела на меня такое уж неизгладимое впечатление. Кстати, что интересно, о Снейпе в ней ни слова не сказано. Еще бы, Скитер наверняка уже успела спеться с нынешним правительством, а Снейп при Волдеморте – не последний человек.

Единственное, что, пожалуй, вызывает вопрос в этой книге – это то, что брат сломал Дамблдору нос. Допустим, Скитер все наврала, но нос у него действительно был сломан. Более того, он, по какой-то загадочной причине не стал ничего с этим делать. Мне ломали нос, и мадам Помфри решила эту проблему в два счета, без каких либо внешних следов. Ни один нормальный человек не станет сохранять шрамы или травмы, когда есть возможность от них избавиться. Другое дело, если эти травмы что-то значат. Возможно, Дамблдор считает, что он заслужил этот перелом? Но тогда, получается, что обвинения Скитер могут быть вполне правомочными.

Как бы то ни было, слизеринцы торжествуют и то и дело зачитывают нам самые неприятные цитаты. Ребята, конечно, бесятся, но они, к счастью, тоже не приравнивают нашего бывшего директора к Мерлину, поэтому за палочки не хватаются. В конце концов, кроме Гарри, никто из нас с ним практически не общался. А о том, что Скитер – лгунья, известно каждому. Зато на преподавателей смотреть жалко – Кэрроу их этой книжкой здорово изводят.

В общем, на фоне всего этого «Армия Дамблдора» – это будет уже чересчур. Пусть угомоняться сначала. Не будут же они с этой книгой вечность таскаться.

В дополнение к Круциатусу Кэрроу начали еще и сажать нас под замок. В подземельях. Только не там, где проходят занятия по зельеварению, и не там, где находится кухня, а совсем в другой стороне. Я пока еще не попадал, а вот Терри за подножку Алекто, в результате которой она чуть не свалилась с лестницы, всю сегодняшнюю ночь продержали в маленькой, темной комнатенке, полной плесени и здоровенных крыс. Сейчас он допивает третью бутылку сливочного пива и уверяет нас, что отныне у него раз и навсегда изменился боггарт.

– Терри, – мягко говорю я, – ну вот зачем нужно было это делать? Сопротивляться, возражать – это одно. Нарываться – совсем другое. Мы ведь уже это обсуждали. Конечно, сложно выдержать, когда они говорят все эти гадости, но поступать…

– Сложно выдержать, когда эта свиноподобная тварь спускается тебе навстречу в волочащейся по полу мантии, – возражает Терри, вызвав взрыв бурного хохота.

– Мерлин, меня вообще здесь кто-нибудь слушает? – вопрошаю я, возведя глаза к потолку.

– Конечно, слушаем! – заверяет Падма. – У тебя голос такой приятный, я сразу мамину колыбельную вспоминаю.

– Ну, знаете, это уже слишком! Где ваше уважение? – делано возмущаюсь я, стараясь не засмеяться вместе со всеми. – И, кстати, где Джинни и Луна? Им уже давно пора прийти.

Словно в ответ на мои слова, открывается дверь, и заходят они. Луна придерживает Джинни за локоть, помогает ей сесть на подушки и почему-то смотрит на меня виновато. Джинни тяжело вздыхает и убирает волосы с лица. Я замечаю, что руки у нее слегка дрожат… В следующее мгновение сознание словно отключается.

Придя в себя, я обнаруживаю, что стою, вцепившись в дверную ручку, и не повернул ее до сих пор только потому, что парни буквально висят на мне впятером, не давая сдвинуться с места, и умоляют взять себя в руки и не делать глупостей. Я трясу головой, пытаясь восстановить мыслительные процессы, и прошу ребят отцепиться.

– А ты не станешь ломиться наружу? – осторожно уточняет Энтони.

– Не стану. Честное слово, – заверяю я и поворачиваюсь к Терри: – Прости. Я был неправ.

– Да нет, это я был неправ. Сиюминутная прихоть – это одно, а праведный гнев – совсем другое, – возражает он и добавляет, потирая плечо: – А ты, однако, силен! Кто бы мог подумать…

– В самом деле, – соглашается Симус, хлопая меня по спине. – Зелье, что ли, какое-то принимаешь?

– Какое там зелье! – фыркает Джинни, слабо улыбаясь. – Он со второго курса в теплицах работает – вот и обзавелся мышцами.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, садясь рядом и взяв ее за руку.

– Все нормально, – поспешно отвечает она. – Не нужно так переживать, ты же знаешь, я не люблю, когда со мной носятся, будто я хрустальная.

– Я не ношусь. Просто считаю, что никто на свете не имеет права тебя обижать.

– Воистину, – подтверждает Майкл. – Ни одна проклятая тварь не смеет обижать наших девчонок!

– Из девчонок, по-моему, уже всем досталось, – меланхолично замечает Луна.

– Надоело все это! – взмахнув кулаком, восклицает Симус. – Надо что-то предпринять! Убить этих тварей мы, конечно, не можем, а если бы и смогли, то нам бы тут же конец пришел, но нельзя же сидеть, сложа руки! Давайте хотя бы подкараулим кого-нибудь из слизеринцев и покажем им…

– Исключено, – перебиваю я.

– Но почему? Мысль, на мой взгляд, неплохая. Тот же Малфой…

– …сейчас ведет себя тихо.

– Да, но зато раньше…

– А раньше вы называли Гермиону заучкой. Ты, Эрни, на втором курсе уверял всех, что Гарри – наследник Слизерина, а ты, Симус, на пятом курсе обвинял его во лжи. Давайте и это припомним.

– Это совсем другое дело! – в один голос возражают Симус и Эрни.

– Неважно. Никаких нападений не будет.

– Да ты вообще слушаешь, что я говорю? – возмущается Симус. – Какие нападения? Крэбб и Гойл, между прочим, с нами не церемонятся! Да и Паркинсон с Ноттом тоже.

– У меня хороший слух. То есть ты считаешь, что мы должны им уподобляться? – осведомляюсь я. – Или мало тебе того, что они нам на каждом шагу книгу Скитер под нос суют?

– При чем тут Скитер? Почему уподобляться? Я же не предлагаю Темные искусства использовать! А слизеринцы все одинаковые. Вот Крэбб и Гойл…

– Во-первых, Крэбб и Гойл – это еще не все слизеринцы, – снова перебиваю я. – Если память мне не изменяет, кто-то из присутствующих уже упоминал, что судить о факультете по отдельным его представителям неправильно. Во-вторых, Скитер напирала на то, что Дамблдор ничуть не лучше Гриндевальда. Хотите всем доказать, что мы ничуть не лучше Вол… Сами-Знаете-Кого? А в-третьих, нападать толпой на одного – это подлость, какими бы искусствами толпа при этом не пользовалась. Если вы считаете, что я неправ, с удовольствием выслушаю любые возражения.

Я обвожу взглядом ребят, но конкретных возражений ни у кого не находится.

– Хорошо. Нападения исключены. Но вот небольшие сюрпризы вполне возможны.

– Что за сюрпризы? – интересуется Сьюзен.

– Сейчас поймете. Мне нужны номера «Пророка» со дня захвата Министерства магии.

Тут же на полу появляется внушительная стопка газет.

– Спасибо, – говорю я в пространство и обращаюсь к ребятам: – Разбирайте, изучайте и выписывайте все имена «маггловских выродков», которые там упоминаются. Чем больше, тем лучше.

После завтрака мы отправляемся на урок маггловедения, стараясь сохранять серьезность. Не могу сказать, что это дается нам легко. Ребята из Рейвенкло и Хаффлпаффа бросают на нас завистливые взгляды – у них маггловедение сегодня вторым уроком, и самое веселье они пропустят.

Конечно, существует небольшой риск, что Кэрроу зайдет в класс раньше, чем мы, но опыт прошлых недель подсказывает, что она, как обычно, появится через несколько минут после начала урока и зайдет в класс вместе с нами.

Так оно и происходит. Через семь минут после звонка эта пародия на женщину выползает из-за поворота, окидывает ненавидящим взглядом нас и покровительственным – слизеринцев и распахивает дверь класса.

В этот момент лично я жалею только о том, что здесь нет Колина с его фотоаппаратом. Знатные получились бы снимки. Такое количество изумленных слизеринских рож не каждый день можно увидеть.

Но Колина, к сожалению, нет. Зато есть его имя – слева на стене. А рядом – имя его брата Денниса. А на противоположной стене – Гермиона и Дин. И Джастин – чуть ниже и правее. В общем, все вертикальные поверхности в классной комнате исписаны именами магглорожденных волшебников – и тех, с кем мы знакомы лично, и тех, кого нашли вчера в списках, и тех, о ком просто слышали. Красиво получилось, по-моему.

Ни Кэрроу, ни слизеринцы, конечно, так не считают.

– Всем в класс! – срывающимся голосом требует Алекто.

В класс, так в класс. Мы заходим и даже усаживаемся на свои места, делая вид, что происходящее нас удивляет.

– Кто это сделал? Кто посмел это сделать?!

Хороший вопрос. Вам всех участников действа перечислить или ограничиться только присутствующими?

– Отвечайте!

Я отрываюсь от лицезрения имени Лили Поттер и перевожу взгляд на вопящую Кэрроу. Право, имя выглядит значительно приятней. Сам писал, как-никак. Кэрроу смотрит на меня так, словно пытается проделать на лбу дыру. Ну, ясное дело, она уже решила для себя, кто виноват.

– Молчите? Ну, хорошо, – шипит эта мегера так зловеще, что, кажется, вот-вот перейдет на серпентарго. – Если сейчас никто не признается, я буду пытать всех по очереди. Начну с девчонок. Считаю до трех. Один…

Ну, что ж, другого выхода нет, поэтому я поднимаюсь и громко говорю:

– Это я.

– Лонгботтом! Я в этом не сомневалась! Теперь… ты что-то хочешь добавить, Финниган? Ты тоже в этом участвовал?

Я с силой наступаю Симусу на ногу, и он издает только неопределенное хмыканье. Ну, в самом деле, если она нас всех пытать начнет, легче никому не станет. А Симусу и так позавчера от ее братца досталось, хватит с него.

– Итак, Лонгботтом, за твой омерзительный, противоречащий самому понятию магии…

– Что здесь происходит? – раздается за моей спиной знакомый холодный голос. Вот только его для полного счастья не хватало! – Я шел мимо и услышал шум. У вас какие-то проблемы, Алекто?

– Да вы сами посмотрите, Северус! – с отвращением отвечает она. – Посмотрите, на что похож мой класс! Все эти грязнокровки…

– Вы нашли виновного? – прерывает ее Снейп.

– О, да! Лонгботтом, кто же еще!

– Действительно.

– Я как раз собиралась наказать его…

– Не тратьте время на этого мальчишку, Алекто, – мягко говорит Снейп. – У вас сегодня еще несколько уроков, да и с этим, – он обводит взглядом исписанные стены, – тоже необходимо разобраться. Лонгботтома я накажу сам.

– Хорошо, Северус, – соглашается она с явной неохотой, – но я надеюсь, что вы накажете его по всей строгости.

– О, не сомневайтесь, Алекто! Мальчишка получит то, что заслужил, – зловеще обещает он и поворачивается ко мне: – За мной, Лонгботтом!

По коридорам мы следуем в полном молчании. Снейп, как всегда, несется со сверхзвуковой скоростью, я сосредотачиваюсь на том, чтобы не отстать, мысленно желаю ему споткнуться и пытаюсь угадать, куда он меня ведет. В коридорах безлюдно – студенты сейчас на уроках, а те, у кого уроков нет, наверняка сидят в гостиных, чтобы не попасть под чью-нибудь горячую руку и не заработать порцию Круциатуса.

Мы проходим через холл и направляемся к лестнице, ведущей в подземелья. Проходим мимо кабинета зельеварения и идем к кабинету Снейпа. Муховертку мне в задницу… Я был уверен, что никогда снова там не окажусь.

Снейп открывает дверь в лабораторию, и я чувствую, как внутри что-то переворачивается. Ну зачем он это делает? Понимает, что мне до сих пор больно, и хочет поиздеваться? Я не мазохист, но сейчас предпочел бы Круциатус.

А в лаборатории все по-прежнему. Все те же шкафы с ингредиентами. Стеллажи с книгами. Низкий черный столик и два кресла. А в том шкафу, что возле двери в кабинет, хранится огневиски и, возможно, сливочное пиво. Хотя теперь уже вряд ли. Посреди широкого рабочего стола извивается какая-то черная масса. Я приглядываюсь.

– Вы должны нарезать этих слизней, Лонгботтом, – сухо сообщает Снейп. – Нарезать так, как полагается. Пока я не буду доволен результатом, вы отсюда не уйдете. Вам ясно?

– Да, сэр, – спокойно отвечаю я и, взяв нож, приступаю к мерзкой работе.

Отвратительные на ощупь слизни извиваются в пальцах и ужасающе воняют, и я радуюсь, что на завтрак ограничился чашкой кофе. Даже она просится наружу, представляю, что было бы, вздумай я умять яичницу! Я режу этих проклятых слизней, стараясь не думать о том, где нахожусь. Слишком велик соблазн представить, что ничего не изменилось.

– Скажите, Лонгботтом, – неожиданно произносит Снейп, отрываясь от книги, – получается, что ночью вы проникли в класс маггловедения и в гордом одиночестве написали на стенах более сотни имен и фамилий, используя не самые простые заклинания, чтобы их зафиксировать?

– Да, сэр, – сглотнув, отвечаю я. Мерлин, почему я опять нервничаю в его присутствии?

– Очень интересно, Лонгботтом, – хмыкает он. – У вас, очевидно, масса скрытых талантов. И какова же была цель данного действа?

– Ч-что?

– Цель, Лонгботтом, – повторяет он иронично. – Намерение, стремление, желаемый результат…

– Я знаю, что такое «цель», сэр, спасибо, – мрачно отвечаю я, отпихивая в сторону очередного слизня. – Если хотите знать, мы собирались слегка намекнуть всем остальным, что магглорожденные – такие же волшебники, как и чистокровные. Может, Дамблдор, и наделал глупостей в молодости, но потом ведь он это понял! И вы тоже говорили мне об этом, помните? Вы говорили, что магглорожденные могли бы учиться даже…

– Заткнитесь, Лонгботтом, и придите в себя, – свирепо цедит Снейп, и я мгновенно замолкаю.

Впрочем, я бы и без него замолчал. Заметил уже, что забылся на секунду. Почувствовал вдруг, что все ненадолго стало так же, как прежде. Вот я за рабочим столом подготавливаю ингредиенты, а он читает книгу. А когда я закончу, мы вместе будем варить какое-нибудь зелье для больничного крыла. А потом он принесет из соседней комнаты чай. Расскажет что-нибудь интересное. Я буду задавать в меру дурацкие вопросы, а он – либо отвечать на них, либо давать подсказки, с помощью которых я сам смогу во всем разобраться.

Противно признаваться в этом, но я по-прежнему скучаю по нему. Сидя в Выручай-комнате с ребятами из Армии Дамблдора, очень легко об этом не думать, но здесь, в лаборатории, безумно хочется, чтобы все вернулось. Но ничего уже не вернется. Да ничего и не было, если задуматься. Сплошной обман.

Подавив вздох, я снова беру нож и возвращаюсь к грязной работе, которой, по мнению Снейпа, заслуживаю.

С ребятами мне удается поговорить только за обедом. Второго урока у меня нет, поэтому с легкой руки Снейпа это время я провожу у него за все той же грязной работой. Руки теперь ужасно болят и воняют соответственно – мыло не помогает, поэтому нормально поесть нет никакой возможности. Стóит только поднести вилку ко рту, как я чувствую запах, вспоминаю эту мерзкую шевелящуюся массу, и к горлу подкатывает тошнота. Плюнув на обед, я шепотом спрашиваю Симуса, удалось ли Кэрроу избавиться от нашей самодельной доски почета.

– Какое там! – довольно усмехается он, прожевав кусок мяса. – Так весь урок и было. Она то лекцию читала, то натыкалась взглядом на очередное имя и изрыгала проклятия. Наши, – он кивает на столы Хаффлпаффа и Рейвенкло, – утверждают, что на их уроке то же самое творилось. По-моему, она пока не знает, как все это убрать.

– Да, хорошо мы поработали.

– Хорошо, что ты за лето столько всяких штучек изучил, – добавляет Джинни и с опаской спрашивает: – Что Снейп с тобой делал?

– Ничего криминального, – заверяю я. – Я просто несколько часов резал слизней. Так что если вам кажется, что чем-то воняет, вы абсолютно правы – это мои руки.

– Ну, в нынешней ситуации слизни – это не так уж плохо, – справедливо замечает Симус. – Снейп, конечно, редкая сволочь, но, по крайней мере, не поклонник пыток. Меня он на прошлой неделе заставил жаб потрошить, а ведь вместо этого я мог на полу корчиться под ногами этих тупых гадов Крэбба и Гойла.

– Ну, логично, – хмыкает Парвати. – Больно Снейпу охота самому с этими жабами возиться! Он и раньше студентов к грязной работе привлекал. Я, правда, в прошлые годы у него на отработках не бывала…

– Ну да, вы ведь тоже к нему попадали, – кивает Симус.

– Так, стоп, – вмешиваюсь я, – с этого места поподробней. Почему я обо всем узнаю последним? Никакого порядка, в самом деле! Парвати, ты-то когда успела у него взыскание заработать?

– Дня три назад, кажется, – сдвинув брови, неуверенно говорит она. – Лаванда, ты не помнишь?

– Не три, а четыре, – поправляет Лаванда. – Это воскресенье было. Кэрроу нас уже на Круциатус тащил, когда Снейп вынырнул, как чертик из коробочки, и заявил, что ему срочно требуются студенты для грязной и вредной для здоровья работы. Кэрроу с радостью передал нас в его пользование.

– И что вы делали? – спрашиваю я, решив, что о дисциплине поговорю с ними в Выручай-комнате.

– Прямо руками растирали в порошок каких-то жуков. Вот полюбуйся, – Парвати сует мне под нос руку с обломанными ногтями, покрытую зеленоватыми пятнами. – Еще год назад я бы билась в истерике, будь уверен!