Глава 11. Со стороны виднее 31 страницаЕсть, конечно, такой вариант: оглушить ее и сбежать, но это мне вряд ли сойдет с рук, а бросить ребят я не могу. Что бы она ни придумала, надо выдержать. Поэтому я покорно топаю по коридорам под прицелом палочки и даже не пытаюсь сопротивляться. Очень скоро я понимаю, куда она меня ведет. Каким-то чудом я до сих пор не попадал на ночевку в подземелье в компании крыс и орудий пыток, и, судя по всему, именно она мне сейчас предстоит. В лучшем случае. В подземельях сыро, холодно и мрачно. Ну, на территории Снейпа тоже, конечно, не Африка, но все-таки здесь гораздо хуже… Сильно пахнет плесенью, с низкого потолка капает вода, стены покрывает паутина трещин. Обычная паутина тоже в наличии, а такие здоровые пауки даже у меня дома не водятся. Факелы на стенах дают слишком мало света, а Кэрроу все еще держит меня на прицеле палочки, поэтому я постоянно спотыкаюсь. Несколько раз по моим ногам кто-то пробегает – очевидно, те самые крысы, что подтверждает доносящийся из-под плинтусов противный писк. Возле одной из обшарпанных дверей Кэрроу грубо толкает меня и приказывает остановиться. Затем она открывает дверь, и мы оказываемся в маленьком, неуютном и пропахшем какой-то тухлятиной помещении с еще более низким потолком, чем в коридоре. С потолка свисают цепи, а на полу и стенах расставлены и развешаны непонятные металлические приспособления – наверное, орудия пыток. Ох, что сейчас будет… – Снимай мантию! – командует она. – Живо! Чуть помедлив, я подчиняюсь. Я не имею права с ней драться. Я ребятам нужен. И его подставлять не могу. После того, как я избавляюсь от мантии и бросаю ее на пол, она приказывает мне подойти к стене, поднять руки и расставить ноги. Как только я это делаю, запястья и лодыжки обхватывают металлические обручи, от которых змеятся тяжелые цепи. Кажется, я начинаю понимать, что меня ждет. Странно, что она не потребовала снять рубашку. Это было бы логично. – Тебе страшно, Лонгботтом? – глумливо спрашивает Кэрроу. – Очень. Нос чешется, а мне до него никак не дотянуться – просто кошмар, – говорю я, не придумав ничего умнее. – А ты шутник, как я погляжу. Ничего, скоро заплачешь. За моей спиной что-то со свистом рассекает воздух, я не выдерживаю и оборачиваюсь. Никакой плетки в руках у Кэрроу нет – только волшебная палочка, из кончика которой исходят переплетающиеся серебристые нити. Значит, магическая плеть, или Флагелло. Об этой гадости я в учебнике читал. В том самом, который «Путь к свободе». Странное все-таки название для подобной литературы. – Нервничаешь? – продолжает издеваться Кэрроу. Конечно, нервничаю, но ей об этом знать не обязательно. Снова свистит плеть – на сей раз буквально у меня над ухом – и за звуком следует удар. Я вздрагиваю и инстинктивно отшатываюсь, громыхая цепями. Кэрроу хохочет у меня за спиной. И тут же я понимаю, что никакой боли пока нет. Зато спину обдает холодом. Значит, первым ударом она просто рассекла ткань рубашки, не задев кожу… Видимо, это заклятие она практикует часто, раз добилась такого профессионализма. Было бы чем гордиться… Еще один свист – на сей раз спину пронзает резкая боль. Я закусываю губу и перевожу дыхание. Это еще терпимо. – Ну что, Лонгботтом, тебе больно? – осведомляется Алекто. – Нет пока. Просто щекотки боюсь, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Недолго тебе шутить! – заявляет она, и наносит еще один удар – гораздо сильнее, у меня даже в глазах на мгновение темнеет. Ничего, справлюсь. Не маленький. Подумаешь, плетка какая-то, пусть и магическая. От Круциатуса боль все-таки сильнее, поэтому если она надеется, что я сломаюсь после этого, ее ждет большое разочарование. После шестого удара я даже усмехаюсь. Это выводит Кэрроу из себя, поэтому седьмой, восьмой и девятый удары сливаются воедино и приходятся, судя по ощущениям, по одному и тому же месту. Муховертку ей в задницу! Это уже серьезно. И чертовски больно. Я смаргиваю непрошенные слезы и с трудом сдерживаю стон. Не дождется. – И этого тебе мало, Лонгботтом? – вкрадчиво спрашивает эта сука. – Хочешь еще? Я в рожу твою гнусную хочу вцепиться, глаза тебе выцарапать, и чтоб ты их потом сожрала!.. Нет. Она меня специально злит, чтобы повод появился еще больнее сделать. Не поддамся. Поэтому молчу. Ей, впрочем, особого повода и не требуется. Плеть свистит вновь, и на меня обрушивается еще один удар. Десятый. А следом за ним и одиннадцатый. Кэрроу мерзко хохочет, а мне уже даже шевелиться больно. Не шевелиться тоже больно. Терпи, черт возьми, не доставляй ей такой радости! Двенадцатый удар захватывает и плечо, а тринадцатый приходится ниже спины. Или она просто хочет посмотреть на мою задницу? Я нервно усмехаюсь и тут же получаю еще один удар, четырнадцатый, который, судя по ощущениям, окончательно уничтожает мои брюки. Ну, а от рубашки уже точно ничего не осталось. Следующие десять ударов следуют друг за другом. Плечи, спина, задница – ей уже наплевать, куда бить, по-моему. Я только шиплю сквозь стиснутые зубы и чувствую, как рот наполняется кровью из прокушенной губы. – Ты закричишь, Лонгботтом, – уверенно говорит Кэрроу, подходя ко мне вплотную. – Ты будешь умолять меня о пощаде! Я сплевываю кровь ей на ботинки. Она злобно усмехается и, вернувшись на место, обрушивает на мою спину новую череду сильных ударов. Мне удается насчитать двадцать два. Возможно, их было больше. Но этого я уже не знаю – без сознания считать сложно. Прихожу в себя я от того, что меня окатывает ледяной водой. – Не время спать, Лонгботтом, – хихикает Кэрроу, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как я трясу головой и отплевываюсь. На вкус это обычная вода, а по ощущениям – какое-то едкое зелье. То есть как будто мою спину смазали едким зельем, и сейчас оно стремительно уничтожает кожный покров. Стоять на ногах уже не получается – держат с трудом, поэтому я буквально болтаюсь на цепях. Кандалы впиваются в запястья, но этой боли я не чувствую. Чувствовал бы, наверное, если бы не все остальное. Убедившись, что я в сознании, тварь снова возвращается к прерванному занятию, и на спину обрушиваются еще пять ударов. Пять… Да зачем их считать теперь? Я ведь сбился уже, когда отключался. Она ведь наверняка не только водой меня в чувства привести пыталась. И до этого сколько было, я не помню… Двадцать?.. Нет, точно больше… Может, тридцать?.. Ох, да какая разница?!.. Свист… удар… и еще один… Да что ж она все время по одному и тому же месту бьет? Или теперь уже без разницы? Свист… еще несколько ударов… Я не считаю. Лучше что-нибудь другое считать. Например, сколько раз Снейп мне улыбался… Нет, нельзя! Нельзя о нем думать! Вдруг я вслух что-то случайно скажу? Это недопустимо. Свист… двойной удар… Надеюсь, у тебя нет детей, сука! Свист… удар… Сколько это уже длится? И сколько это длилось, когда Лестрейнджи пытали маму и папу? Флагелло – не Круциатус. Думаю, ей придется потратить немало сил прежде, чем я лишусь рассудка. Надеюсь, она хотя бы руку при этом вывихнет – хоть какое-то утешение. Свист… серия ударов… Кружится голова, а к горлу подступает тошнота. Камера пыток пропитана запахами крови и пота, и от этих «ароматов» мутит еще сильнее. Хорошо, что я не ужинал. Свист… и вновь череда ударов… Интересно, она еще не устала? Я и боли уже почти не чувствую… Точнее, чувствую, но как-то отстраненно. Словно она не имеет ко мне непосредственного отношения. Это странно… Свист… но удара не следует. Следует звук, похожий на скрип открывающейся двери. Но у меня в ушах шумит так, что я уже ни в чем не уверен. Как будто кто-то говорит, но слов я не различаю. Трясу головой, пытаясь хоть немного разогнать эту пелену, и до меня доносится еще один мерзкий голос: – …совсем из ума выжила? – Амикус, он осмелился на меня напасть! Разве можно спускать такое с рук? – А Круциатус тебе на что? От него хоть следов не остается. Или ты забыла, о чем говорил Темный Лорд? – Я не… – Если забыла, то я тебе напомню! Он сказал, Алекто, что за каждого убитого или покалеченного чистокровного ученика мы будем отвечать головой! Ты решила нарушить его приказ? – Ничего подобного! Он ведь живой! Ну, шрамы останутся… – Шрамы?! А если бы я сейчас не пришел, что бы от него осталось? Чего ты добивалась? – Я хотела, чтобы он кричал, ясно тебе! Чтобы умолял меня о пощаде! – Умолял? Что ты несешь? Не помнишь, что Белла рассказывала? Его родители начали вопить и скулить только после того, как окончательно спятили! Радуйся, что я вовремя тебя остановил. Если бы сопляк по твоей вине лишился рассудка, мы лишились бы здоровья. Я не намерен корчиться под пытками из-за этих щенков! – Ладно! Все! Хватит на меня орать! Пусть он останется здесь до утра, и тогда… – До утра? Нет, ты точно свихнулась! Да его здесь до утра крысы сожрут, и мы найдем только косточки! – Прикажешь отнести его в больничное крыло на руках? – Не мели чушь! Просто освободи его, из подземелий выведи, и пусть катится на все четыре стороны. Парень здоровый, выживет. Цепи резко спадают, я с грохотом падаю, и меня тут же выворачивает на каменный пол. – Ты омерзителен, Лонгботтом, – с отвращением цедит Амикус. – Давай, поднимайся, надевай мантию и пошли. Мне хочется послать их обоих подальше. Хочется, чтобы меня оставили в покое. Хочется просто забиться в уголок и уснуть недели на две. Но здесь крысы, и без Кэрроу я вряд ли смогу выбраться. Я сплевываю приторную, с привкусом крови и рвоты, слюну и, цепляясь за какой-то металлический штырь, с трудом поднимаюсь на ноги. Даже стоять тяжело, не представляю, как я буду идти. Алекто с брезгливой гримасой носком ботинка подталкивает ко мне мантию. Держась за штырь, я поднимаю ее и пытаюсь надеть. То, что у меня сейчас наверняка творится на спине, лучше никому не показывать. Получается только с пятой попытки. Волшебная палочка лежит в кармане, но я даже не пытаюсь ей воспользоваться. У меня и Люмос сейчас не получится. Медленно, по стенке, я иду вслед за Кэрроу по темному коридору. Мне кажется, или он стал длиннее? Наконец, мы добираемся до лестницы. Чертовы садисты, ехидно пожелав мне спокойной ночи, ускоряют шаг, быстро поднимаясь наверх, и вскоре я остаюсь один.
На десятой ступеньке я спотыкаюсь и падаю, едва не выбив себе зубы. Ругаюсь сдавленно, пытаясь встать, чуть поднимаю голову и вижу черные мужские ботинки. И полы мантии – тоже черные. А немного выше – протянутую руку. Эту узкую бледную ладонь я из тысячи узнáю. Снейп… Все-таки он пришел… Наверное, опять пришлось искать меня по всей школе. Как же все это… Но за руку я все-таки хватаюсь, и он помогает мне подняться. Берет двумя пальцами за подбородок, смотрит встревожено, заглядывает в глаза, а в его взгляде я различаю что-то похожее на облегчение. Затем он направляет на меня палочку и быстро произносит какое-то длинное и сложное заклинание. Боль не исчезает, зато откуда-то появляются силы, и я чувствую, что вполне способен добраться хоть до гриффиндорской башни, хоть до Выручай-комнаты. Судя по всему, заклинание действует недолго, и тот факт, что Снейп торопит меня, это подтверждает. – Идемте! – отрывисто бросает он и первым начинает подниматься по лестнице. Я следую за ним. Мы быстро добираемся до вестибюля. Снейп делает было шаг в сторону слизеринских подземелий, но с той лестницы доносятся чьи-то голоса, и мы поднимаемся наверх – в кабинет директора. По дороге никого не встречаем, и вскоре оказываемся на движущейся лестнице. Действие заклинания, очевидно, подходит к концу, потому что силы вновь меня покидают. Пошатнувшись, я машинально хватаюсь за его плечо. Он не отталкивает, – наоборот, сжимает предплечья, помогая сохранить вертикальное положение. Хорошо, что не плечи – не то я бы взвыл. Наконец, мы заходим в кабинет. Директора шевелятся на портретах, встревожено вглядываясь в наши лица. – Северус, что слу… – начинает было Дамблдор, но Снейп только отмахивается и ведет меня в гостиную, придерживая за локоть. В гостиной он первым делом наполняет стакан водой и дает мне сделать несколько глотков, затем осторожно снимает с меня мантию, помогает лечь на диван спиной вверх и даже подкладывает под голову мягкую подушку. – Сука проклятая! – неожиданно с чувством произносит он. Видимо, дело дрянь, раз обычно сдержанный Снейп так заговорил. – Все плохо, сэр? – осторожно уточняю я. – Не совсем, – уклончиво отвечает он. Я решаю больше ни о чем пока не спрашивать. Не знаю, что творится сейчас с моей спиной, но представить это несложно. Так что, нечего его вопросами донимать. Он взмахивает палочкой, и я понимаю, что одежды на мне больше нет. Совсем. Все, пора завязывать с фантазиями. Что-то они у меня осуществляются в какой-то извращенной форме. Мне становится смешно, и я сдавленно фыркаю. – Что такого веселого вы разглядели в данной ситуации? – подозрительно спрашивает Снейп. – А вы не догадываетесь, сэр? – отвечаю я вопросом на вопрос. – Могу объяснить, если хотите. – Пожалуй, не стóит, Лонгботтом. Я уже начинаю понимать. Он присаживается на край дивана. Убирает прилипшую к моей щеке спутанную прядь, проводит рукой по мокрым волосам, перебирает их ласкающими движениями. Это приятно и немного отвлекает от боли. Я закрываю глаза, чтобы сконцентрироваться на ощущениях. Другой рукой с зажатой в ней палочкой Снейп водит над моей спиной, бормоча нужные заклинания. Заживляющего среди них я не слышу. Ах да, оно же при Флагелло не работает. С этими темными заклятиями вообще сложно – обычные заклинания, как правило, не помогают. Все больше зелья. Значит, сейчас он просто кровь убирает и грязь. – Я не могу дать вам обезболивающее, Лонгботтом, – почему-то виновато говорит он. – Оно не сочетается с другими необходимыми зельями. – Все в порядке, сэр, – заверяю я. – Мне совсем не больно. – Не врите! – резко бросает он, убирая руку от моей головы. – И нечего изображать из себя героя в моем присутствии. Я вам не Кэрроу. – Извините… Снейп обрабатывает заживляющим заклинанием мои запястья и лодыжки, на которых остались следы от кандалов, затем взмахивает палочкой и призывает объемную пиалу с густым серебристым зельем, пахнущим чем-то кислым. Зачерпывает зелье руками и начинает медленно и осторожно втирать его в поврежденную кожу. Я стискиваю зубы и морщусь. Само зелье лишней боли не причиняет, а вот прикосновения… – Потерпи, Невилл, – тихо и почти ласково произносит Снейп. – Скоро все закончится. – Вы назвали меня по имени или мне показалось? – недоверчиво спрашиваю я и поднимаю голову, глядя на него. – Назвал, – подтверждает он с легкой улыбкой. – Вы теперь всегда будете так меня называть или только сегодня? – А как бы тебе хотелось? – Чтобы всегда, – признаюсь я. – Хорошо, Невилл. Н-да, стоило испытать столько мучений ради того, чтобы он обращался ко мне по имени… Его руки скользят по моей спине и плечам. Боль пока не проходит, но постепенно мне становится легче. – Вы испугались за меня, сэр? – А ты сам как думаешь? – ворчливо говорит Снейп. – Думаю, что да. Я и сам испугался, если честно. Не следовало мне ее оглушать. Но она хотела, чтобы я применил Круциатус к Лаванде, вот я и разозлился. Но все равно это моя вина. – Насколько мне известно, последнюю неделю ты вел себя на удивление тихо, – замечает он. – Так что, полагаю, во всем виновато накопившееся раздражение. Зачем ты столько времени сдерживался? – Не хотел, чтобы вы опять из-за меня нервничали, – со вздохом говорю я. – А получилось только хуже. Простите. – Ты не виноват. Меня так и подмывает спросить этого человека, кто он такой, и что он сделал с профессором Снейпом. Нет, он, конечно, никогда не вел себя со мной грубо или по-хамски, не считая пары-тройки случаев, которые никак не влияют на общую картину. Но сейчас он почти ласков, и это необычно. И приятно. – У нее дети есть? – спрашиваю я через несколько секунд. – Прости? – У Кэрроу. – Избави Мерлин, конечно, нет! Она ненавидит детей. Даже от Крэбба старалась держаться подальше, пока он не подрос. – Хорош преподаватель, – хмыкаю я. – Из нее такой же преподаватель, как из Хагрида – министр магии, – брезгливо заявляет Снейп. – Или из Симуса целитель. Он вопросительно поднимает бровь, и я рассказываю о том, как наш «мастер» умудрился превратить ладонь в ступню. Снейп усмехается и сообщает, что никогда и не сомневался в том, что «мистер Финниган колдует отнюдь не руками». Всерьез его слова я не принимаю – сами точно так же над ним подшучивали. – Профессор, я подумал… – неуверенно говорю я, сомневаясь, что эту тему вообще стóит затрагивать, – когда вы только меня нашли… вы так мне в глаза заглядывали… Вы боялись, что я… ну… уже не в себе… Его руки замирают на секунду, но потом продолжают движение. Некоторое время он молчит. Лучше бы и я молчал – ему и так сейчас хуже некуда. – За столь короткое время дело не могло зайти так далеко, – наконец, тихо произносит он. – Просто хотел убедиться, что в данный момент ты в состоянии адекватно мыслить. – Понимаю… конечно… маму и папу Лестрейнджи, наверное, несколько часов пытали… – он молчит, и я мысленно обзываю себя идиотом. – Простите, сэр. Мне не следовало говорить об этом. – Можешь говорить все, что захочешь, Невилл. – Спасибо. А вы не пожалеете об этом разрешении? – Уже жалею, – усмехается он, и я не могу не улыбнуться. Скоро Снейп заканчивает обрабатывать мою спину и плечи и переходит к ягодицам. Я вздрагиваю от его прикосновения. – Больно? – спрашивает он, отдергивая руки. – Не в этом дело, – я мотаю головой и зарываюсь носом в подушку. – Просто глупо. Видимо, он понимает, что я имею в виду, потому что, не говоря ни слова, возвращается к прерванному занятию. Да, Невилл, мечтал почувствовать его руки на своей заднице – теперь получай сполна… К счастью, заканчивает Снейп довольно быстро, заклинанием очищает руки от остатков зелья, перемещает пиалу на стол и поднимается. – Оно должно полностью впитаться, поэтому пока лежи, – предупреждает он, заметив, что я зашевелился. – Хорошо, сэр. Снейп подходит к столу, и некоторое время просто стоит, постукивая по нему костяшками пальцем. Затем прохаживается по гостиной и останавливается у окна, обхватив себя руками. Я слежу за ним глазами. Как же ему, должно быть, сейчас тяжело! Он директор школы, он отвечает за нас и даже не имеет возможности вышвырнуть вон тех, кто над нами издевается! Хочется сказать ему что-нибудь ободряющее, но я молчу. Неизвестно, как он на это отреагирует. Хотя, что это я? Прекрасно известно. Поэтому и вправду лучше помалкивать. Зелье, судя по ощущениям, начинает действовать, потому что я чувствую приятную истому, какая бывает перед погружением в сон. Может, и правда, поспать? Мысль хорошая. Проснусь – и все уже закончится. – Невилл, не смей спать! – резкий голос вырывает меня из состояния полусна, я поспешно поднимаю голову и удивленно моргаю. Снейп, сидящий теперь в кресле напротив, поясняет немного смущенно: – Я тебя не предупредил. Спать нельзя ни в коем случае. Зелье восстанавливает ткани, но сон может повлиять на процесс, и останутся некрасивые шрамы. – А так не останутся? – уточняю я. – Почти нет… только в некоторых местах, где… – он запинается. – …где она несколько раз прошлась, – ровным голосом заканчиваю я. – Да. Но даже они не будут бросаться в глаза. – Ерунда это все, сэр. У меня шрамов и так полно. Джинни говорит, что с ними я выгляжу мужественней. – Мисс Уизли настолько хорошо осведомлена о твоих шрамах? – усмехнувшись, спрашивает Снейп. – Ну, она видела меня в трусах, если вы об этом, – с ухмылкой сообщаю я. Раз уж спать нельзя, можно попробовать втянуть его в двусмысленный разговор. Наверное, сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений, но зато он не может меня выгнать, а это дает мне огромное преимущество. – Ах, да, она ведь теперь проживает в вашей комнате… – Я вам даже больше скажу, сэр: в самую первую ночь мы спали в одной постели. – Даже так? – подняв бровь, говорит он. – Решил сменить ориентацию? – Нет! – со смехом возражаю я и поясняю: – Джинни – это совсем другое. Знаете, она ведь была первой, с кем я подружился в этой школе. До поступления в Хогвартс я не общался с ровесниками и боялся, что не сумею завести друзей. Собственно, так оно и вышло. Гермиона помогала мне с учебой, но потом начала общаться с Гарри и Роном, и дальше дело так и не пошло. С Гарри я тоже пытался подружиться, после того, как он за меня заступился, но быстро понял, что ему эта дружба не нужна. С Джинни мы не сразу стали друзьями. На втором курсе я увидел ее плачущей и потратил немало сил, чтобы успокоить. Какое-то время мы просто иногда общались как приятели. А постепенно я понял, что она – самая лучшая девушка на свете. Если бы у меня была сестра, она бы вряд ли могла значить для меня больше чем Джинни… Сейчас вы скажете, что все это сентиментальная чушь… – вздохнув, добавляю я. – Почему же? Не такая уж чушь, – возражает Снейп с задумчивой улыбкой и тут же ехидно замечает: – А вот с сентиментальностью ты действительно перегнул палку. – Может быть, сэр, – не спорю я. – Просто я очень к ней привязан. Знаете, я бы даже Гарри врезал, если бы он ее обидел. – А вот это уже серьезное заявление. Может, имеет смысл сделать ей предложение? – Да ну вас, – фыркаю я. – Я же говорю, что это совсем другое дело. Кстати, можно вас кое о чем попросить, профессор? – Ну, рискни. – Могу я сегодня остаться здесь? – выпаливаю я и зажмуриваюсь. – Что значит – остаться? – подозрительно спрашивает он. – Ну, на ночь… – я открываю глаза и смотрю на него умоляюще. – Понимаете, просто я не уверен, что готов сейчас разговаривать обо всем этом. Особенно с Джинни. Мне хочется немного покоя, сэр. Совсем чуть-чуть. Хотя бы сегодня. – А твои друзья не объявят тревогу? – Кэрроу сказала, что до утра я вряд ли вернусь в гостиную, поэтому ждать меня они не будут, – говорю я. – Отправлю к ним Лауди, он скажет, что со мной все в порядке. – И ты считаешь, что их это успокоит? – Нет, сэр, – я мотаю головой. – Но искать не пойдут. Пожалуйста, мне действительно это нужно! – Из тебя мог бы получиться отличный манипулятор, – раздраженно замечает он, но тут же смягчает тон легкой улыбкой: – Ладно уж, оставайся, раз тебе тут так нравится. Я благодарю его, не скрывая ликования. Отлично! Несколько минут мы молчим, и вскоре меня снова начинает клонить в сон. Веки становятся тяжелыми и опускаются сами собой. – Невилл! – окликает меня Снейп. – Ну что мне сделать, чтобы ты не спал? – Ну… вы можете, например, поцеловать меня. Тогда я точно не усну, – говорю я прежде, чем успеваю подумать. К щекам приливает краска, я отворачиваюсь и крепко зажмуриваюсь. – А не многого ли ты хочешь? Я начинаю думать, что манипулятор из тебя уже получился. Его голос звучит совсем близко. Не веря своим ушам, я открываю глаза и поднимаю голову. Снейп стоит на коленях возле дивана, на его губах играет насмешливая улыбка. У меня перехватывает дыхание, когда он медленно проводит тонким пальцем по моей щеке. Его лицо приближается, и в следующее мгновение губы легко прикасаются к моим щекам, глазам, подбородку и, наконец, губам. Я приоткрываю рот, и он целует меня. Этот поцелуй совсем не такой, как предыдущий. Тот был страстный и подчиняющий, а этот мягкий и нежный. Тот демонстрировал силу и власть, а этот воплощает заботу и чуткость. Мне хочется обнять его и прижаться покрепче, но сейчас приходится лежать, поэтому я просто нахожу его ладонь и сжимаю. Когда он отстраняется, я не могу сдержать стон разочарования. – Хватит с тебя, – спокойно говорит Снейп. – И отпусти мою руку. Я мотаю головой, подношу его руку к губам, целую узкую изящную ладонь и только после этого разжимаю пальцы. Несколько секунд он смотрит на меня странно, а потом снова садится в кресло. Я слежу за ним глазами. Что обо всем этом думать, я не знаю. С одной стороны, он сам поцеловал меня. Правда, по моей просьбе, но все же… С другой стороны, это могло быть сделано из жалости. Ну, может, не совсем из жалости, а чтобы успокоить. Вот если бы он по собственной инициативе меня поцеловал, тогда другое дело, а так… Надо поговорить с ним прямо, но вот как это сделать, чтобы ничего не испортить, я пока не знаю. Через несколько минут он поднимается с кресла и, прихватив другую пиалу с зельем голубовато-белого цвета, снова подходит ко мне, присаживается на диван и, глядя в сторону, говорит извиняющимся голосом: – Сейчас придется потерпеть. Будет больно. «Больно» оказывается жутким жжением в ранах – таким жутким, что я не могу сдержать крик. Кожа словно горит огнем, и на глаза наворачиваются слезы. Я инстинктивно пытаюсь вырваться, но руки безжалостно прижимают меня к дивану и втирают зелье в раны. Не знаю, действительно ли я ору, как ненормальный, или мне это просто кажется. Не знаю, сколько это продолжается – минуту, час или неделю. Но постепенно боль отступает, пока не проходит окончательно. А я почти начал к ней привыкать… – Теперь зелье нужно смыть, – тихо говорит Снейп, делая вид, что не замечает, как я размазываю слезы по щекам. – Только не принимай ванну – ты там уснешь, магию к тебе сейчас применять нельзя, а у меня нет ни малейшего желания таскать такие тяжести. Я сдавленно фыркаю и уже собираюсь встать с дивана, когда вспоминаю, что, мягко говоря, не одет. Глупо, конечно, стесняться в такой ситуации, но я все-таки не уверен, что мне стóит сейчас разгуливать перед ним в непотребном виде. Снейп правильно понимает причину моих колебаний и отворачивается. – А где тут ванная, сэр? – уточняю я. – Поднимешься по той лестнице, – он взмахом руки указывает направление, – и там первая дверь слева. Смысла одеваться я не вижу, поэтому просто, не глядя, хватаю одежду, быстро пересекаю гостиную, взлетаю по лестнице и скрываюсь за дверью. Попадаю в широкий коридор, ведущий, судя по всему в спальню. Первая дверь слева тоже обнаруживается – позолоченная и с ручкой в форме головы льва. Вообще, вокруг слишком много всего золотого, позолоченного и львиного. А это значит, что этой ванной комнатой Снейп не пользуется. Наверное, все осталось, как при Дамблдоре. Ужасно, по-моему. Не думал, что у нашего бывшего директора такой дурной вкус. Все-таки чрезмерно большое количество золота – это кич. Ванная комната, слава Мерлину, выглядит вполне обычно, уж не знаю, почему. Я включаю воду, бросаю одежду на пол и забираюсь под душ. Хоть ничего и не болит, кожа слишком чувствительная, поэтому напор приходится делать минимальным. Я быстро смываю зелье, вытираюсь белоснежным полотенцем и, встав перед зеркалом, пытаюсь разглядеть шрамы. Что бы там не говорил Снейп, я ожидаю увидеть нечто ужасающее, однако бледно розовые – местами почти красные – полосы выглядят не так уж кошмарно. Судя по всему, постепенно они должны совсем потерять цвет. Подавив вздох, я поднимаю одежду и ругаюсь сквозь зубы. Вот не мог посмотреть, что схватил! Вместо того чтобы взять мантию, притащил сюда брюки и рубашку – разорванные и окровавленные. Гениально, ничего не скажешь. Но не могу же я в таком виде выйти! Так, ладно. К счастью, палочка тоже здесь – видимо, из кармана мантии выпала, значит, можно попробовать трансфигурировать. Держа брюки на весу, я избавляюсь от засохшей крови и произношу нужную формулу. Чуть помедлив, они все-таки становятся целыми. Отлично! Сутки продержится, а больше мне и не надо. Все равно утром я отсюда уйду. О нижнем белье, конечно, речи вообще не идет – его уже не вернуть. С рубашкой тоже решаю не возиться. Во-первых, она уже на рубашку не похожа – просто тряпка, а во-вторых, прикосновение ткани к коже причиняет пусть и не боль, но дискомфорт, и если сидеть в директорской гостиной без штанов я не могу, то без рубашки – вполне. Пусть смотрит, в конце концов. Девчонки говорят, что у меня фигура хорошая – может, и он оценит. Мое появление с обнаженным торсом Снейп никак не комментирует, а на вопрос, не смущает ли его мой внешний вид, отвечает, что видел вещи и похуже. Затем просит подойти поближе и повернуться спиной. Внимательно изучает шрамы, проводит по ним пальцем, от чего я каждый раз вздрагиваю. – Ну что ж, очень неплохо, – серьезно говорит он. – Очень неплохо тебе удалась трансфигурация. Я усмехаюсь. Интересно, он просто шутит или намекает на то, что все это время разглядывал мою задницу? Снейп указывает на диван и, когда я сажусь, вручает мне кубок с зельем. – И что со мной после этого будет, сэр? – Уснешь. – Надолго? – как-то не хочется мне дрыхнуть до утра. Это я мог бы и в нашей спальне сделать.
|
