Глава 11. Со стороны виднее 44 страница

– Так, стоп! – перебивает Северус, едва не уронив бокал, и удивленно смотрит на меня: – Где, скажи на милость, ты этого набрался?

– В книжке прочитал, – меланхолично объясняю я, – под названием «Сексуальные девиации». Там, кстати, и про гомосексуальность было написано, так что узнал о себе много нового. Очень было весело.

– Могу себе представить, – он усмехается. – Интересная, однако, литература хранится у тебя дома.

– Да я привык уже, что в библиотеке всякое найти можно, – я пожимаю плечами. – На одной полке, представь себе, мирно соседствуют Папирус Эджертона¹ и «Правила разведения бандиманов».

– «Правила разведения бандиманов»? – недоверчиво переспрашивает Северус.

– Наличие Папируса, стало быть, тебя не удивляет?

– Просто мне не вполне понятно, за каким троллем кому-то может понадобиться разводить бандиманов, – поясняет он. – Что же касается Папируса Эджертона, то почему меня должно удивлять его наличие? Или ты забыл, где живешь²?

– Ты прав, маггловской религиозной литературы у нас в библиотеке полно, – признаю я. – Я ее даже читал.

– Неужели? В таком случае понятно, почему ты постоянно чертыхаешься.

– Вообще-то не совсем. Это из-за деда. Бабушка злилась и говорила, что он похож на неотесанного маггла, но ему нравилось. Ей, по-моему, тоже – в глубине души, – чуть помолчав, я интересуюсь: – Ты ведь не считаешь, что я похож на неотесанного маггла?

– Ты похож на неотесанного волшебника, – успокаивает меня Северус.

– Звучит обнадеживающе, – я усмехаюсь, делаю маленький глоток вина и с удовольствием облизываю губы: – Нет, какая же все-таки замечательная штука! Слушай, ты случайно не знаешь, маггловское вино сильно отличается от нашего? Их виски, по-моему, редкостная гадость, а вот пиво мне, наоборот, понравилось, – не такое приторное.

– Ну, что касается пива, то у нас оно тоже не все похоже на сливочное, – возражает он и, подозрительно прищурившись, интересуется: – И где же, позволь узнать, ты успел перепробовать такое количество маггловского алкоголя?

– Э-э-э… ну… – я чувствую, как щекам приливает краска. – Я просто… просто был летом в одном клубе! – выпаливаю я решительно и еще больше краснею.

– В каком?

– Северус, неужели я обязательно должен об этом рассказывать?

– Разумеется, должен, – подтверждает он. – В конце концов, сегодня мой день рождения, поэтому ты обязан меня веселить. Можешь приступать.

– Тебе лишь бы посмеяться за чужой счет, – укоризненно говорю я.

– Вот такой я негодяй. Так куда тебя занесло?

– В клуб «G-A-Y», рядом с Сохо. Знаешь такой?

– Слышал, – кивает Северус. – По крайней мере, теперь мне ясно, почему ты всякий раз начинаешь глупо хихикать при упоминании мисс Гринграсс. И как тебе там понравилось? – спрашивает он с любопытством.

– Понравилось, – отвечаю я. – Я не большой любитель шумных массовых мероприятий, но там чувствовалась какая-то свобода. Все вели себя непринужденно и естественно, и никого это не шокировало. У нас так не бывает.

– Ну, насчет естественности я бы с тобой поспорил, – возражает он. – Да и у нас, как я тебе уже говорил, есть соответствующие заведения. Вот только, полагаю, впечатление они производят совсем другое.

– Полагаешь? То есть ты там не был?

– Конечно, нет! Уж мне-то точно нечего там делать. К тому же, насколько я слышал, туда не так-то просто попасть. Во-первых, никакой конспирации. Согласись, в моем случае одного этого вполне достаточно, – Северус презрительно фыркает. – Но мы говорим о другом. Чем же ты занимался в этом клубе, помимо злоупотребления алкоголем?

– Ну… в общем… – я кусаю губы, не зная, как лучше побыстрей свернуть эту тему. – Я недолго там был… познакомился с одним парнем…

– Так, с этого места поподробней! – он чуть ли не руки потирает от удовольствия, так что ревности я явно не дождусь. – И перестань вести себя так, словно пятилетний ребенок попросил тебя объяснить, откуда берутся дети!

– Он был немного похож на того типа, в которого ты меня превратил, доволен? Только посимпатичней, и член побольше!

– Так ты под Оборотным зельем и член успел изучить? Впрочем, кто бы сомневался.

– Прекрати надо мной издеваться! – возмущенно восклицаю я.

– Вовсе я над тобой не издеваюсь, – возражает Северус. – Тебе и самому это отлично удается. И как все прошло?

– Ужасно, – признаюсь я, уставившись в пол. – Я чувствовал себя просто куском дерьма. Три часа в ванне отмокал, когда домой вернулся…

– Надо думать, плавал на поверхности?

– Знаешь что, хватит! Это действительно было ужасно. И, между прочим, во всем виноват ты!

– Сейчас разрыдаюсь. Только при чем здесь я?

– При том, что я из-за тебя туда пошел! – я понимаю, что говорить этого не следует, но уже не могу остановиться. – Я думал о тебе двадцать четыре часа в сутки. Стоило мне закрыть глаза, как ты появлялся, и я… я переставал себя контролировать. Поэтому я почти не спал. Мне казалось, что я смогу отвлечься…

– Получилось? – тихо спрашивает Северус странным голосом.

– Нет, – я качаю головой, не поднимая глаз. – Стало только хуже. Этот парень ведь не был ни в чем виноват, а мне даже смотреть на него потом было противно. Я не мог тебя ненавидеть – пытался, но не мог, и ненавидел себя за это… я не мог выбросить тебя из головы… я… я не должен был тебе всего этого говорить!

Я низко опускаю голову и закрываю лицо руками. Он не возмущается, но и не пытается меня успокоить. Он только негромко хмыкает и спокойно произносит:

– Знаешь, вот сейчас я действительно разрыдаюсь. А рыдать в собственный день рождения, – это, согласись, последнее дело. Поэтому будь любезен, перестань изображать из себя истеричного подростка.

Его ироничный тон странным образом успокаивает. Я глубоко вздыхаю и поднимаю голову. Северус наливает еще вина, вручает мне бокал и улыбается так, что я окончательно прихожу в себя.

– Спасибо, – говорю я и, решив в отместку немного его позлить, добавляю: – Ты очень милый.

– Еще раз так меня назовешь, и я сверну тебе шею, – обещает Северус, что ничуть меня не удивляет.

– Хорошо, милый, больше не буду.

– Невилл, ты специально это делаешь?

– Нет, милый… Ой! Прости… но, знаешь, ты действительно очень…

– Так, Лонгботтом! Не беси меня! – прикрикивает он и неожиданно усмехается: – Знаешь, сейчас ты напоминаешь одного моего знакомого.

– Он тоже называл тебя милым? – заинтересованно спрашиваю я, пытаясь представить, кто мог бы на такое решиться.

– К счастью, нет, – фыркает Северус. – Но он тоже не с первого раза воспринимал мои слова.

– Меня смущает прошедшее время… Он хотя бы жив?

– Жив, будь спокоен. Просто мы давно не виделись.

– Уже легче, Значит, и у меня есть шанс… – я преувеличенно облегченно вздыхаю и, подумав, решаю кое-что прояснить: – Слушай, я в тот день встретил одного человека, и до сих пор не могу понять, что это вообще было. Может, ты знаешь?

– Может, и знаю.

– В общем, это была женщина… то есть, не совсем женщина… – я рассказываю ему об этом странном существе по имени Белла.

Северус выслушивает меня без какого-либо удивления.

– Такое бывает, – спокойно говорит он. – В душе женщина, а биологически – мужчина. Бывает и наоборот. Малоприятная ситуация, по правде сказать.

– Это уж точно! – с чувством соглашаюсь я. Почему-то до этого мне казалось, что это просто… заскок, что ли?.. а оказывается, все гораздо серьезней. Если бы я биологически был женщиной, то с ума бы сошел. – И как они живут?

– Ну, сейчас магглы научились восстанавливать порядок вещей. А раньше они жили, как есть.

– Ужасно! – восклицаю я, поежившись. – А у волшебников такое бывает? Ни разу не слышал…

– У волшебников не бывает, – подтверждает он мои подозрения. – Магия страхует нас от подобных ошибок природы, как страхует от онкологических заболеваний, от венерических и…

– Венерических? – переспрашиваю я.

– Да, магглы передают их друг другу половым путем – так же, как я тебе свой сарказм – а потом долго и мучительно лечат, – со смешком поясняет Северус. – Или не лечат, но в этом случае им можно только посочувствовать, поскольку последствия, насколько я знаю, весьма плачевны.

– Как же они справляются?

– У них есть специальные средства предохранения, которые используются еще и для контрацепции. Справляются, как могут.

– А почему у нас нет таких заболеваний?

– Потому что нас меньше, – он пожимает плечами.

– В смысле? – не понимаю я.

– Хоть ты и не любишь животных, но должен знать, что все люди – и магглы, и волшебники – являются частью животного мира. Знаешь, как природа контролирует численность популяций?

– Конечно. Когда численность становится слишком большой, начинаются эпидемии.

– Верно, – кивает Северус. – Магглов слишком много, все эти заболевания более или менее сдерживают прирост. В противном случае они бы уже сидели друг на друге. Эпидемии, впрочем, у них тоже имеют место. Равно как и у нас. В частности эпидемия драконьей оспы в Британии в середине прошлого века, или эпидемия в Новой Зеландии в восьмидесятых.

– Да, об этом я слышал, – вспоминаю я. – Элджи рассказывал, что выжил только один человек.

– Ирония судьбы, – он криво усмехается. – Этот человек был целителем.

– Ничего себе! Хорошо еще, что такое бывает очень редко. А магглы, бедняги, всю жизнь должны быть начеку.

– Начеку должны быть все, – возражает Северус. – Но во многом магглам действительно хуже. У нас вообще нет никаких заболеваний, связанных с сексом, не считая легких инфекций, излечивающихся простейшими зельями. Более того, нет заболеваний – ни врожденных, ни приобретенных, – которые могли бы как-то повлиять на воспроизводительные функции.

Он смотрит на меня многозначительно, и я тут же понимаю, что означают его слова.

– Постой… ты хочешь сказать, что дядя… что он просто наврал, что не может иметь детей?

– Вполне вероятно. Если, конечно, он не ставил на себе опасные эксперименты с Темной магией.

– Едва ли. Ну и гад! – восклицаю я, стукнув кулаком по столу. – Сам жениться не хочет, так меня решил заставить! Впрочем, я уже дал ему понять, что на меня можно не рассчитывать, так что, пусть теперь либо сам род продолжает, либо помалкивает.

– Волевое решение настоящего гриффиндорца, – серьезно произносит Северус, и я опять не могу понять, шутит он или издевается.

– Слушай, откуда ты только все знаешь? – спрашиваю я. – Положим, про онкологические заболевания нам рассказывали на маггловедении, но о венерических ни слова не говорили, да и вообще…

– Ну, вам и на зельеварении не рассказывают о контрацептивах, – справедливо замечает он. – А знаю я еще и не такое, тем более… И что тебя так развеселило, позволь узнать?

– Ничего! – сквозь смех с трудом говорю я. – Просто представил такую лекцию в твоем исполнении!

– Прекрасная была бы лекция, между прочим, – заявляет Северус. – Во всяком случае, удалось бы немного поднять планку нравственности в стенах школы. Едва ли кому-то из учеников в ближайшее время захотелось бы секса.

– Мне бы захотелось.

– Так тебе и контацептивы не требуются, – резонно возражает он.

– Логично, – соглашаюсь я, посмеиваясь. – И это радует.

– Еще бы. Беременность едва ли тебя бы украсила. Я и без того подумываю о расширении дверных проемов.

– Да иди ты со своими шуточками!

– О, именно это я и собираюсь сделать – уйти со своими шуточками, – серьезно говорит Северус. – Сейчас вот допью вино, – он опустошает бокал и ставит его на стол. – Встану, – он поднимается с кресла. – И отправлюсь вниз, – он делает шаг к камину.

Я слежу за ним глазами, не вполне понимая, что от меня требуется в этой ситуации.

– Ты идешь? – осведомляется он, останавливаясь посреди комнаты.

– Да! – я вскакиваю и подхожу к нему.

– Очень хорошо, – в его голосе появляются бархатистые нотки, от которых мне моментально становится жарко. Он кладет руку мне на щеку, проводит большим пальцем по губам и произносит многообещающе: – Сегодня ты так просто от меня не отделаешься.

У меня перехватывает дыхание, и я почти не замечаю, как мы добираемся до спальни. В голове крутится только один вопрос: действительно ли в его словах прозвучал намек, или я просто услышал то, что хотел услышать? И могу ли я надеяться, что сегодня все будет по-другому?

И все действительно по-другому. Совсем по-другому. Это очевидно хотя бы потому, что я сразу же оказываюсь распластан на кровати, и не имею никакой возможности пошевелиться. Я могу только стонать, пока его руки гладят мое тело, язык скользит вокруг сосков, а зубы прикусывают кожу. Раньше я всегда проявлял инициативу, а сейчас об этом не может быть и речи. Но мне она и не нужна. Мне хорошо, и хочется только, чтобы ему тоже было хорошо. И я чувствую, я знаю, что это нравится ему не меньше, чем нравится мне. Так и должно быть.

Что-то словно вырывает меня из состояния блаженства, но я понимаю, что к чему, только после того, как Северус в третий раз произносит мое имя.

– Что?.. – сдавленным голосом спрашиваю я. – Что-то не так? Если тебе нужно срочно закончить зелье, лучше убей меня, потому что я все равно не дождусь твоего возвращения.

– Невилл, – он не принимает шутливый тон, – ты уверен, что хочешь этого?

– Уверен, – я с трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. – Уже давно хочу. Хочу тебя.

– Это больно, ты понимаешь?

– Да, конечно. Но ведь это временно.

– Да, – он поджимает губы. – И тем не менее.

– Я знаю, что такое боль, – напоминаю я. – Ведь это не может быть хуже Круциатуса, не так ли?

– Не смей сравнивать это с Круциатусом! – резко говорит он, и я виновато моргаю. Вот уж действительно ляпнул! – Это другое. И все может оказаться совсем не так хорошо, как тебе сейчас представляется.

– Ну, в таком случае, я завтра же наложу на свою задницу защитные заклинания, – заявляю я. – Северус, я хочу этого! И ты тоже хочешь, я знаю! Так зачем все эти разговоры? Насколько мне известно, от секса еще никто не умирал!

– Поговорим об этом, когда тебе перевалит за сотню, – хмыкает он.

– Я не доживу. Общение с тобой вгонит меня в гроб раньше, чем я…

– Заткнись! – командует он.

Мне и вправду приходится заткнуться. Потому что его губы смыкаются на моем члене, и после этого я могу только жмуриться от удовольствия, стонать и комкать простыни, мечтая одновременно и о разрядке, и о том, чтобы это никогда не заканчивалось.

Вдруг это заканчивается, но совсем ненадолго. Губы снова начинают скользить по члену, а к отверстию прикасаются смоченные в любриканте пальцы. О, да! Я раздвигаю ноги как можно шире, чтобы ему было удобней. Пальцы поглаживают анус дразнящими движениями, а затем один из них проникает внутрь. Пару секунд я чувствую небольшой дискомфорт, но это быстро проходит. Ощущения не феерические, но приятные, а в сочетании губами и языком на моем члене и вовсе крышесносные.

Через некоторое время он добавляет второй палец. Это сопровождается несколько бóльшим дискомфортом, но после того, как пальцы задевают простату, внутри меня словно что-то взрывается, и я вскрикиваю от острого наслаждения. В какое-то мгновение я почти готов на него обидеться – за то, что так долго отказывался, и не давал мне возможности испытать такой кайф. Но очередное прикосновение напоминает о том, что он все-таки согласился.

Третий палец проходит незамеченным. Никакого дискомфорта я не чувствую. А может, и чувствую, только не замечаю ничего – удовольствие слишком сильное, чтобы обращать внимание на что-то другое.

Мой член глубоко проникает в его рот, пальцы то и дело задевают простату, и вскоре я окончательно перестаю что-либо соображать и кончаю, выкрикивая его имя и непроизвольно сжимая мышцы.

– Не останавливайся! – прошу я, слегка отдышавшись.

– И в мыслях не было, – он вытирает рот и, наклонившись к моему лицу, впивается в мои губы глубоким поцелуем, не переставая двигать пальцами.

Он подготавливает меня так долго, что я уже почти готов взвыть от нетерпения. Губы, пальцы и язык вытворяют такое, что вскоре я снова начинаю возбуждаться, хоть и кончил совсем недавно.

– Северус! – не выдерживаю я. – Сделай это, или я с ума сойду!

Он тихо усмехается и убирает пальцы. Без них словно чего-то не хватает, и я ежусь, как от холода. Он шире раздвигает мои ноги, приставляет к отверстию обильно смазанный любрикантом член и смотрит на меня как-то неуверенно. Затем вздыхает и осторожно вводит внутрь головку.

Каким-то чудом мне удается не вскрикнуть. Это и в самом деле больно. Гораздо больнее, чем я думал. Не Круциатус, конечно, но Северус прав – это нельзя сравнивать! Я крепко зажмуриваюсь и стискиваю зубы. Мышцы непроизвольно сокращаются, от чего боль становится еще сильнее. Это просто несправедливо, что такая потрясающая штука должна быть такой мучительной вначале! А ведь он предупреждал меня… Да только в глубине души я никак не мог в это поверить. Ну дискомфорт, ну жжение, ну боль – но ведь не настолько же! Я чувствую, что в уголке глаза появляется предательская слезинка, скатывается по виску и исчезает в волосах. Надеюсь, не заметит.

Замечает. Собирает влагу губами и тихо просит открыть глаза. Я подчиняюсь, и он осторожно говорит:

– Я могу прекратить, если…

– Нет! – перебиваю я. – Действуй! Мне это нужно. Надо же когда-то…

Северус судорожно кивает, и я замечаю, что его бьет дрожь. Мерлин, представляю, как тяжело ему сейчас сдерживаться! Я ведь был на его месте и прекрасно все помню. Только ему еще хуже, потому что нужно дать мне привыкнуть. Я не хочу, чтобы он так себя мучил, но если он начнет двигаться слишком быстро – как я когда-то – меня просто на части разорвет.

Он медленно двигается назад, вытаскивая член, и я скриплю зубами от боли. Такое ощущение, что меня сейчас вывернет наизнанку. Такая вот нелепая смерть. Был бы у него член поменьше… Впрочем, потом я, наверное, еще и радоваться буду. Надеюсь, что буду. Я издаю нервный смешок, переходящий в стон, и стараюсь дышать глубоко и размеренно, чтобы абстрагироваться, дать себе возможность привыкнуть, хоть как-то контролировать болезненное спазматическое сокращение мышц.

Постепенно у меня даже начинает получаться. А когда его член задевает простату, вспышка яркого удовольствия на мгновение перекрывает болезненные ощущения, и у меня вырывается стон – на сей раз это стон наслаждения. Северус не торопится и ускоряет движения так медленно, что я практически не замечаю этого. Эрекция, о которой я уже давно забыл, вновь дает о себе знать – во многом благодаря тому, что он скользит рукой по моему стволу, поглаживая большим пальцем уздечку. Его член задевает простату при каждом проникновении, и вскоре вспышки удовольствия сливаются воедино. Это отвлекает от боли. Полностью не избавляет, к сожалению, – спазмы и дискомфорт от трения по-прежнему сопровождают каждое его движение. Но, по крайней мере, я могу сосредоточиться на приятных ощущениях. И начинаю понимать, что со временем это действительно пройдет. Правда, уже явно не в этот раз. И, наверное, не в следующий. Но пройдет обязательно. И тогда ничто не будет отвлекать меня от этого невероятного кайфа.

Я смотрю на его лицо. На лбу и над верхней губой блестят капельки пота, а в глазах столько страсти и нежности, что я не могу отвести от него глаз, – очень уж завораживающее зрелище. Его движения ускоряются, и, кажется, он все хуже себя контролирует. Я подаюсь навстречу, чтобы дать ему понять, что обо мне больше не нужно беспокоиться. Не сейчас. Не так уж все и страшно. Его член пульсирует, причиняя боль и доставляя наслаждение одновременно, а рука быстро движется по моему стволу.

Вскоре лицо Северуса искажает гримаса, и я чувствую, как внутри меня выплескивается сперма, и от этого ни с чем несравнимого ощущения по всему телу пробегает дрожь. В его стоне я различаю свое имя. Невероятно! Он еще ни разу не называл меня по имени во время секса – он вообще никак меня не называл. Да ради одного этого я готов прямо сейчас повторить, и плевать, что боль в заднице снова усиливается!

Повторять мне не приходится. Он осторожно выходит, скатывается с меня, сползает ниже и берет мой член так глубоко в рот, что я чуть не давлюсь собственным криком и судорожно вцепляюсь пальцами в его волосы. Несколько быстрых движений, и я тоже кончаю, содрогаясь всем телом.

Потом мы просто лежим, прижавшись друг к другу, совершенно умиротворенные. Я удобно устраиваю голову у него на груди, и он гладит мои волосы, пропуская их сквозь пальцы. Он улыбается, и мне не нужно видеть его лицо, чтобы знать это.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спрашивает он.

– Прекрасно! – почти честно отвечаю я – боль еще не прошла. – Это было невероятно круто!

– Не ври!

– Ну, может, не настолько круто, как я рассчитывал, – признаю я, – но все-таки круто! Тем более, так ведь не всегда будет. Кайф и вправду нереальный, а когда мышцы привыкнут, боль исчезнет. Ну, если, конечно, ты не станешь прицельно с разбегу…

– Дурак! – фыркает Северус, несильно дергая меня за волосы. – Лучше бы ты не ехидничать у меня учился, а варить зелья. К ним у тебя есть хоть какие-то способности.

– Я целый год учился их варить, – возражаю я. – А мне хочется всесторонне развиваться. И вообще, ребята говорят, что я жутко остроумный.

– Это они тебе льстят, – заверяет он.

– Может быть, – сейчас мне совсем не хочется с ним спорить. – Как бы то ни было, я надеюсь на повторение в ближайшие дни. Что ты на это скажешь?

– Ты, кажется, просился к кентаврам…

– Потом как-нибудь, – отмахиваюсь я. – Они не в моем вкусе, знаешь ли.

– Надо подождать хотя бы несколько дней.

– Ладно. А когда…

– Невилл, – мягко перебивает он. – Ну откуда же я могу точно знать? Думаю, тебе понадобится меньше времени, чем мне, а я еще осенью…

– Осенью, – перебиваю я, поднимая голову и пристально глядя на него: – Ты сказал, осенью?

Северус закусывает губу и отводит глаза. Я резко сажусь на кровати, не обращая внимания на резкую боль. Мне хочется уйти. Иначе я просто не знаю, что сделаю.

– Невилл, послушай…

– Да не хочу я слушать! – яростно выкрикиваю я. – Как ты вообще мог? Почему ты не сказал, что у тебя это впервые? Я ведь… Ох, черт!..

Мерлин, я ведь старался не причинить лишней боли! Но он говорил… И я практически не сдерживал себя… Я просто убью его, если не уйду прямо сейчас!

Он прикасается к моему плечу, но я грубо отталкиваю его руку и пытаюсь нашарить под кроватью брюки. Они же были где-то здесь, я точно помню!

Северус снова хватает меня за плечо.

– Да отцепись ты! – кричу я. – Дай мне уйти!

– Никуда ты не пойдешь в таком состоянии, – заявляет он.

Я вырываюсь из его захвата и чувствую, как по щекам катятся слезы ярости, и сдержать их никак не получается.

– Еще как пойду! Отпусти меня, сволочь ты эгоистичная! Ненавижу тебя, ублюдок! Как ты мог так поступить?

– Тихо! Успокойся! – Северус неожиданно крепко обнимает меня и прижимает к себе, лишая возможности двигаться, и, запинаясь, потрясенно произносит: – Я… я не хотел, чтобы ты забивал себе голову… Я и подумать не мог, что ты так бурно отреагируешь…

– Дерьмово же ты меня знаешь… – бормочу я.

Меня трясет так, что стучат зубы, но ярость понемногу отступает. Впрочем, придушить его хочется по-прежнему.

– Ну прости, – шепчет он, касаясь губами моего уха. – Прости, слышишь! Я был неправ.

Ярость сдается под натиском удивления. Чтобы Северус вот так признал свою неправоту и попросил прощения…

– Ты гад, – сообщаю я, обнимая его в ответ, и прижимаюсь мокрой щекой к его шее. – Обещай, что больше никогда так не сделаешь!

– Тебе не кажется, – он издает смешок, – что это несколько странная просьба? Едва ли у меня получится провернуть это повторно.

– Нет! – я отстраняюсь и, обхватив руками его лицо, заглядываю в глаза: – Ты понимаешь, что я имею в виду. Обещай, что больше так не поступишь!

– Хорошо, – серьезно говорит он через пару секунд. – Я обещаю, Невилл. Обещаю. А теперь ложись. До утра я тебя не отпущу.

Северус опускается на подушки и тянет меня за собой. Я не сопротивляюсь. Мне все еще хочется рвать и метать, но что это даст? Ох, как представлю, что я мог… Нет, об этом лучше даже не думать! Одна мысль о том, что я мог причинить ему боль, вызывает самый настоящий ужас.

Я обнимаю его за талию, прижимаюсь лбом к его груди и доверительно сообщаю:

– Знаешь, ты самый жуткий тип, какого я когда-либо встречал.

– Тогда считай, что тебе повезло, – он негромко смеется и ерошит мои волосы. – Спи давай.

– Угу.

Я прижимаюсь к нему еще тесней. Жуткий тип. Правда, жуткий. Но с каждым днем я все отчетливей понимаю, что жить без него, конечно, смогу, но вряд ли когда-нибудь захочу.

___________________________________________________________________________

¹ – Папирус Эджертона
Неканонический отрывок из Евангелия от Иоанна
(прим. авт.)

² – Мой дом
В Кентербери, недалеко от которого я живу, полным-полно церквей, поэтому, видимо, наш дом буквально забит религиозной литературой. То ли мои предки общались с религиозными магглами, то ли просто тащили в дом все, что плохо лежит, – это уж я не знаю.
Вообще, городок довольно милый. И церкви мне нравятся. Они не похожи на обычные маггловские здания, иногда мне даже кажется, что в них есть какая-то магия. Если и так, то инквизиторы в Средние века явно ничего об этом не знали. Но сами церкви не виноваты, не так ли?
Я люблю иногда там гулять. Правда, прохожие все время порываются что-то у меня спросить, но в таких случаях я довольно успешно притворяюсь иностранцем.

Глава 52. Избиение младенцев

Кажется, я теряю бдительность. Об этом я еще неделю назад подумал, когда не успел вовремя отразить очередное заклятие Крэбба, которое он исподтишка послал мне в спину. Просто голова другим занята. Эх, если бы не война!..

Впрочем, если бы не война, вряд ли мы с Северусом сейчас были бы вместе. Возможно, когда-нибудь потом, да и то не факт. А в мирное время он бы точно на такое не пошел. Да я бы и предложить не посмел. Получается, в каком-то смысле я должен радоваться, что все так сложилось. Все-таки любит судьба над людьми поиздеваться.

Тем не менее, сейчас я почти счастлив. Чувствую себя примерно так же, как и в самом начале наших отношений. Нет, даже лучше, потому что сейчас все идет так, как должно идти. Раньше я все время нервничал, боялся сделать что-то не так, не мог расслабиться на все сто процентов. А сейчас просто блаженствую.

Нет, конечно, я не валяюсь, как бревно, пока Северус делает то, что нужно. Но ведет он, и от него все зависит. Не то, чтобы я так уж любил подчиняться, но так хочется иногда ни за что не отвечать! В последнее время слишком много всего навалилось. Да и не только в последнее, сказать по правде. Сколько себя помню, я всегда все взвешивал, оценивал, думал, что лучше и как лучше, и никогда не мог пустить все на самотек. А Северус… Наверное, ему тоже это нужно. Он ведь бóльшую часть жизни кому-то подчиняется – сначала Волдеморту, потом Дамблдору. Даже сейчас, когда последнего уже нет в живых.

Как бы то ни было, у нас, по-моему, все просто потрясающе. Было бы совсем хорошо, если бы не некоторые внешние факторы. Болезненные ощущения окончательно оставили меня в покое, поэтому я наслаждаюсь так, как никогда в жизни. Неудивительно, что мне не до Крэбба.

Впрочем, справедливости ради надо заметить, что на моей бдительности сказывается не только это. Еще Гарри. Я, конечно, давно привык к этой связи, но у меня такое впечатление, что он постепенно сходит с ума. Я чувствую, что он одержим какой-то идеей, только никак не могу уловить ее смысла. Это ужасно раздражает и отвлекает от окружающей действительности. Уже молчу про то, что в последнее время у меня постоянно крутятся в голове разнообразные сказки барда Бидля, которые я не открывал с самого детства, да и вообще старался пореже вспоминать. Чаще всего это «Сказка о трех братьях», которая когда-то была моей любимой. Дед утверждал, что палочка, мантия и камень действительно существуют, и называл их «Дары Смерти». Бабушка только пальцем у виска крутила и советовала не принимать всерьез его слова. В детстве я, конечно, верил ему, но сейчас хорошо понимаю, что он был не только подписчиком «Придиры», но и большим фантазером, в противовес рациональной бабушке. А сейчас эта дурацкая сказка практически не выходит у меня из головы!

Но это, однако, не дело. Не могу я расслабляться. Просто права не имею. Нет Луны, нет Сьюзен, нет Ханны. Ребята нервничают. Кэрроу звереют все больше и готовы замучить нас до полусмерти за одно только выражение лица. Поодиночке мы стараемся не ходить, потому что слизеринские семикурсники запросто могут подкараулить в коридоре целой толпой. А я никак не могу позволить себе все время разгуливать в компании, поэтому терять бдительность нельзя ни в коем случае.

Забавно. Я иду по коридору в гордом одиночестве, размышляя о бдительности, и вдруг спотыкаюсь на ровном месте и неуклюже падаю на пол. Либо это туго натянутая невидимая веревка, либо просто заклятие подножки. Даже не знаю, что унизительней. Я пытаюсь выхватить палочку, но в ту же секунду она вылетает у меня из кармана, а в грудь ударяет обездвиживающее заклинание. Болван! Это же надо так глупо попасться!

В поле зрения появляются тяжелые ботинки с налипшими комьями земли и полы мантии, из-под которой выглядывают ужасающе грязные брюки. Обладатель всего этого добра садится на корточки, и перед моим лицом появляется глумливая рожа Крэбба.