Глава 11. Со стороны виднее 68 страница

Она неохотно кивает. Мерлин, ну что за фурия? Конечно, с точки зрения логики она совершенно права, но надо же иметь хоть каплю сочувствия!

– Как бы то ни было, мистер Поттер, – говорит Кингсли, – сейчас именно вы утверждаете, что профессор Снейп все это время не был слугой Волдеморта, а помогал вам.

– Да, – подтверждает Гарри. – Он передал мне меч Гриффиндора, чтобы я мог уничтожить хоркруксы.

– Как это произошло?

– Он прислал Патронуса, который привел меня к озеру, где я и нашел этот меч.

– А самого профессора Снейпа вы видели? – вмешивается Янг.

– Нет.

– Тогда с чего вы взяли, что это был именно он?

– Я видел его воспоминания.

– Мистер Поттер, пожалуйста, о воспоминаниях расскажите как можно подробней, – предлагает Кингсли.

Гарри рассказывает о «смерти» Северуса. Мерлин, как они могли вот так спокойно смотреть, как убивают человека, пусть даже и считали его в тот момент врагом? Я бы не смог. Хотя… если бы Волдеморт убивал Беллатрикс Лестрейндж, то я бы, наверное, тоже не стал бросаться на помощь. А Гарри к Северусу не лучше относился, чем я к ней.

– Что было в воспоминаниях профессора Снейпа, мистер Поттер? – спрашивает Кингсли.

– Его разговор с Дамблдором, – отвечает Гарри, с опаской поглядывая на мадам Янг, – в тот день, когда Дамблдор уничтожил один из хоркруксов Волдеморта и получил смертельное проклятие. Это произошло летом девяносто шестого…

– Когда именно? – перебивает Янг.

– Ну… я точно не знаю… – растерянно бормочет Гарри, – но когда Дамблдор приехал за мной через две недели после начала каникул, его рука была черной, а значит, он уже был проклят.

– Благодарю вас, мистер Поттер, – лучезарно улыбается Янг, и Гарри недоуменно моргает, видимо, не понимая, чем вызвана эта неожиданная вежливость. Я, признаться, тоже не понимаю.

– Продолжайте, – предлагает Кингсли.

– Они обсуждали задание, которое Волдеморт дал Малфою, говорили о том, что Малфой наверняка не справится, и тогда Волдеморт потребует, чтобы Дамблдора убил Снейп. Тогда Дамблдор и сказал, что он должен сделать это без приказа, чтобы не дать Малфою совершить убийство и не потерять доверие Волдеморта. Дамблдор ведь все равно уже умирал из-за этого проклятия. Потом он просил Снейпа защищать учеников после его смерти и… и помогать мне.

А вот сейчас Гарри рассказывает на редкость бестолково. Если уж они с Кингсли договаривались, то можно было составить какой-то сценарий. Ведь человек, который вообще не в курсе дел, просто запутается, кто, кого и о чем просил!

– Вы можете предоставить суду воспоминания Северуса Снейпа, мистер Поттер? – осведомляется мадам Янг.

– Нет! – выкрикивает Гарри, вцепившись в подлокотники.

– Почему же? Исходя из ваших слов, эти воспоминания могут снять обвинения с профессора Снейпа. Почему вы не хотите пойти навстречу Визенгамоту и ускорить рассмотрение дела?

– Потому что это личное! Вы что, мне не верите?

Над Визенгамотом взлетают смешки.

– Это суд, мистер Поттер, – снисходительно произносит мадам Янг. – Здесь никто никому не верит на слово. Требуются доказательства, сравнение показаний, очные ставки – в общем, все, что может подтвердить ваши слова.

– Снейп отдал эти воспоминания мне! – заявляет Гарри, сверкая глазами. – Я не собираюсь их всем показывать, просто не имею права! Могу только сказать, что они полностью доказывают его невиновность!

Гермиона издает едва слышный стон. Мне тоже хочется застонать. Большей глупости ляпнуть было просто нельзя. Потрясающе, муховертку ему в задницу! Воспоминания доказывают невиновность Снейпа, но я вам их не покажу! Да они теперь от него не отстанут!

– Однако это странно, – замечает усатый Мендус. – Мистер Поттер выступает в защиту Северуса Снейпа, однако доказательства предъявлять категорически не желает…

– Это личное! – упрямо повторяет Гарри. – Вы думаете, что я лгу?

– Мистер Поттер, никто не обвиняет вас во лжи, – успокаивающе произносит бабушкин приятель. – Однако вы еще слишком юны и многого не знаете. Мы должны убедиться, что воспоминания не были подделаны.

– Я видел подделанные воспоминания! – Гарри со злостью ударяет кулаком по подлокотнику. – Ничего похожего! Подделку легко отличить!

– Вы очень наивны, мистер Поттер, – усмехается Янг. – Талантливый волшебник может так подделать воспоминание, что вы вообще ничего не обнаружите без специальных тестов.

Гарри растерянно моргает.

– Так ведь не в своей же голове! – снова выкрикивает с места Гермиона. – Профессор Снейп не просто сунул Гарри флакон с воспоминаниями, он извлек их из собственной головы на наших глазах! Он был при смерти, все произошло в считанные секунды! Как, по-вашему, он должен был их подделать в такой ситуации?

– Если вы еще раз позволите себе вмешаться в допрос свидетеля, вас выведут из зала суда, мисс Грейнджер, – сурово заявляет мадам Янг и вновь обращается к Гарри: – Итак, мистер Поттер, вы предъявите воспоминания Визенгамоту?

– Нет!

– Это ваше последнее слово?

– Да!

– Вы ведь, кажется, никогда не ладили с профессором Снейпом, мистер Поттер, – меняет тактику Янг. – Откуда такое желание во что бы то ни стало защитить его частную жизнь?

– Он мне помогал! – заявляет Гарри.

– Только в последний год?

– Простите?

– Профессор Снейп начал помогать вам только после смерти профессора Дамблдора?

– М-м-м… нет… – признается Гарри.

– А когда же? – прищурившись, спрашивает Янг.

– На первом курсе он спас мне жизнь, – бормочет Гарри. – Квирелл проклял мою метлу, а Снейп пытался снять проклятие. Мы тогда решили, что он хотел меня убить, но оказалось, что все наоборот.

– Вы поблагодарили его за это?

– Что?

– Есть такое слово – «спасибо», мистер Поттер, – издевательски произносит Янг. – Обычно его употребляют, когда хотят за что-то поблагодарить. Например, за спасенную жизнь.

– Да он бы меня убил! – выпаливает Гарри.

– С чего вы взяли? Он ведь спас вас.

– Только чтобы вернуть долг жизни моему отцу! Он меня ненавидел и постоянно издевался! – Гарри, окончательно потеряв над собой контроль, вскакивает с кресла.

– Да? – Янг совершенно невозмутима. – То есть, вы не давали ему никакого повода? Не грубили, не хамили, выполняли все его указания, не отвлекались на занятиях, не нарушали правил, вели себя уважительно…

– Я… он… – Гарри растерянно моргает и оглядывается по сторонам в поисках поддержки.

– Шайенна, – вмешивается Кингсли, понимая, что допрос слишком далеко зашел, – мне кажется, все это не имеет прямого отношения к рассматриваемому делу. Прошу вас! – добавляет он с нажимом, видя, что она мешкает.

– Что ж, у меня больше нет вопросов, господин министр, – нехотя подчиняется Янг и недовольно поджимает губы.

Мерлин Великий, да если бы не Кингсли, она бы Гарри вместе с мантией сожрала! И откуда, интересно, столько агрессии? Может, она тоже когда-то враждовала с его отцом? Да нет, это вряд ли, у них разница в возрасте лет десять. Хотя, нельзя не признать, что она в чем-то права. Если бы я узнал, что человек, которого я считал преступником, на самом деле спас мне жизнь, меня бы совесть пинками погнала благодарить и просить прощения. Иначе я бы этому человеку потом просто в глаза смотреть не смог. И что это еще за долг жизни отцу Гарри?.. Мерлин, ну конечно! Фактически Джеймс Поттер действительно спас его, вытащив из Воющей хижины! Ага, и заодно дал понять, насколько его жизнь никчемна… Хорош долг жизни, ничего не скажешь! И откуда, интересно, Гарри вообще это взял? Хотя чего я думаю, кто у нас считает, будто имеет право за других решать? Чтоб ему вечно в аду гореть, этому старикашке!

– Можете занять свое место в зале суда, мистер Поттер, – разрешает Кингсли, задав Гарри еще несколько общих вопросов.

Гарри с несчастным выражением лица плетется к своей скамье. Многочисленные зрители провожают его глазами.

– Господин министр, – подает голос мадам Янг. – Вы говорили, что есть еще один свидетель.

– Да, – подтверждает Кингсли, – для дачи показаний вызывается Невилл Фрэнк Лонгботтом.

Я поднимаюсь со скамьи. Те, кто не в курсе дел, изумленно таращатся на меня. Оно и понятно – все-таки Гарри у нас главный герой войны, логично, что именно он должен быть ключевым и последним свидетелем. И тут вдруг я непонятно откуда взялся.

Сидеть на жестком стуле еще неудобней, чем мне казалось. Металлические перекладины врезаются в спину, сиденье слишком жесткое. А ведь допрос, чует мое сердце, затянется надолго.

– Скажите, мистер Лонгботтом, – произносит Кингсли после окончания стандартных речей, – чем вы занимались в Хогвартсе после смены руководства?

– Возглавлял армию сопротивления, господин министр.

– Какие функции выполняла эта армия?

– Мы сопротивлялись диктатуре Кэрроу, – объясняю я. – Всячески мешали им, подстраивали ловушки, выводили их из себя.

– Профессору Снейпу было известно о вашей деятельности?

– Да, господин министр. То есть, сначала я думал, что он ничего не знает, но с тех пор, как мы начали сотрудничать…

Мысли путаются. Кажется, мои показания еще сумбурней, чем показания Гарри.

– Как скоро после начала учебного года вы начали сотрудничать с профессором Снейпом, мистер Лонгботтом? – приходит мне на помощь Кингсли.

– Еще осенью, сэр, – отвечаю я. – После смерти профессора Дамблдора я, как и все остальные, считал профессора Снейпа предателем. Но через некоторое время догадался, что он на нашей стороне. С тех пор мы начали сотрудничать.

– В чем заключалось ваше сотрудничество?

– Я докладывал профессору Снейпу обо всех наших планах и задумках, – поясняю я. – Он давал советы и прикрывал нас.

– Тем не менее, студенты часто подвергались пыткам в стенах школы, – замечает Кингсли.

– Профессор Снейп не вездесущий, – со вздохом говорю я, – он просто не мог оградить нас от всего. Да и у Кэрроу нельзя было вызывать подозрений. Они не блещут умом, но все-таки не совсем идиоты. Тем более, он в первую очередь старался защищать девочек.

– Он не пытался пресечь вашу бурную деятельность? Ведь всем было бы проще, если бы вы не оказывали сопротивление Кэрроу, – снова влезает в допрос неприятный обладатель пышной растительности над верхней губой.

– Кэрроу – садисты, – возражаю я. – Им просто нравилось нас мучить. Если бы мы не сопротивлялись, они бы решили, что им удалось нас сломать. Профессор Снейп хорошо знал, что представляют собой эти двое, поэтому считал, что мы должны давать отпор.

– То есть, эта ваша армия сопротивления была его идеей? – не унимается усатый.

– Да нет же! – раздраженно говорю я. – Армию Дамблдора – так мы назывались – организовал Гарри еще в девяносто пятом. Тогда мы только тренировались, изучали ЗОТИ. А после смены власти решили снова собраться. Профессор Снейп здесь не при чем, он просто помогал нам, чем мог. Например, давал мне нужные зелья. Ребятам я, конечно, говорил, что беру ингредиенты у профессора Спраут и сам все готовлю. Пару раз я делал вид, что краду зелья у профессора Слагхорна. Важно было сохранять тайну, поэтому мне приходилось обманывать друзей. Это, конечно, неприятно…

– Куда уж неприятней, – подает голос Янг, и я обреченно поворачиваю голову в ее сторону. – Меня кое-что удивляет, мистер Лонгботтом. До вас здесь выступало множество свидетелей. И все они были убеждены, что профессор Снейп является слугой Волдеморта. Его коллеги и близкие знакомые, если и подмечали некоторые несоответствия, то не придавали им значения. Единственными, кто высказался определенно, были целитель Лежен, который общался с профессором Снейпом только в мирное время, и, в некоторой степени, Нарцисса Малфой, которая знала его со школьной скамьи. При этом ни студенты Слизерина, ни преподаватели, ни члены Ордена Феникса даже не предполагали, что профессор Снейп – не слуга Волдеморта. И вдруг вы, студент Гриффиндора, каким-то образом обо всем догадываетесь… Вы можете как-то объяснить эту странность, мистер Лонгботтом?

Я закусываю губу и вспоминаю, как метался по Выручай-комнате, пытаясь разобраться, что к чему. Ну, не рассказывать же мне об этом!

– Просто я заметил, что он слишком мягко с нами обходится, – медленно говорю я. – И потом, профессор МакГонагалл и Хагрид продолжали работать в школе, а ведь они были членами Ордена Феникса, и профессор Снейп об этом знал.

– Профессор МакГонагалл тоже заметила, что он щадит студентов, – возражает Янг. – Но ничего подобного ей в голову не пришло. Получается, что вы здорово рисковали, делая такие выводы, мистер Лонгботтом.

– Да нет! Просто… – я глубоко вздыхаю, – просто я, наверное, знал его немного лучше…

– Вы знали его лучше, чем его собственные студенты и коллеги? – интересуется Янг, поднимая густые брови. – Почему вы так считаете?

– С пятого курса я посещал дополнительные занятия по зельеварению, – поясняю я.

– Насколько мне известно, все студенты профессора Снейпа сдают зельеварение, и он не назначает никому дополнительных занятий, – вмешивается приятель бабушки, которому уж лучше бы помолчать – и без него умников хватает.

– Да, это так, но я сам попросил его, – объясняю я. – У меня были серьезные проблемы с этим предметом… точнее, с самим профессором Снейпом… по правде сказать, я до смерти его боялся…

Раздаются смешки.

– И что вы в итоге получили за экзамен СОВ? – живо интересуется Янг.

– «Превосходно», – сообщаю я, слегка смутившись.

– Поздравляю. И что же было потом, когда дополнительные занятия закончились?

– Ну… На шестом курсе я иногда заходил к нему…

– Зачем?

– Ну… поговорить… – бормочу я, чувствуя себя полным идиотом. – Или чаю выпить… или кофе…

В зале раздаются изумленные возгласы. А мне и голову поднимать не надо, чтобы знать, что все наши на меня сейчас таращатся. Никто ведь не знал, что я к Северусу и на шестом курсе бегал. Думали, я счастлив, что дополнительные занятия закончились.

– Иными словами, мистер Лонгботтом, вы довольно тесно общались с профессором Снейпом на протяжении двух лет? – спокойно уточняет мадам Янг.

– Да! – обрадовано киваю я. – С ним было интересно общаться.

– Вы знали, что он – Пожиратель смерти?

– Да. На пятом курсе я увидел, как Волдеморт его вызывает, и сразу понял, в чем дело. Тогда я и узнал, что он шпион Дамблдора.

– Вас это не смущало? – осведомляется Янг.

– Меня это восхищало, – признаюсь я. – Шпионаж – опасное занятие.

– И вам не приходило в голову, что профессор Снейп, возможно, шпионит не в пользу Дамблдора, а в пользу Сами-Знаете-Кого?

Я покрепче сжимаю подлокотники и несколько раз глубоко вздыхаю. С этой женщиной лучше не хитрить. Иначе только хуже будет.

– Мадам Янг, вы спрашивали, каким образом я – посторонний человек – мог обо всем догадаться, – медленно говорю я. – Мне кажется, дело здесь вот в чем. Честно говоря, профессора Снейпа никто особенно не любил, тем более, после первой войны он подозревался в пособничестве Волдеморту. Но все доверяли профессору Дамблдору. А Дамблдор, в свою очередь, доверял профессору Снейпу. Поэтому его и принимали как должное. А после того, как профессор Снейп убил Дамблдора, все сразу же решили, что он предатель, – потому что и раньше ему не доверяли. Доверяли Дамблдору, но не ему, понимаете? А я с профессором Дамблдором не разговаривал ни разу, – тут я даже душой не кривлю, с живым Дамблдором я и вправду не разговаривал. – А вот профессору Снейпу доверял. То есть, именно ему. В итоге все решили, что ему удалось обмануть Дамблдора, а у меня просто в голове не укладывалось, что он на такое способен. Наверное, поэтому я и догадался. У всех остальных предательство профессора Снейпа не вызывало удивления – они только удивлялись, что Дамблдор его не раскусил, – а для меня это было просто дикостью. Как если бы Гарри вдруг нацепил маску Пожирателя смерти, уж извините за такое сравнение.

Я поднимаю голову и разглядываю зрителей. Да, как я и ожидал, на лицах моих друзей написано безмерное изумление – даже на лице Джинни. Преподаватели, кажется, шокированы еще больше, чем студенты. Ну и пусть. Между прочим, никто им не мешал раскрыть глаза и получше приглядеться к человеку, с которым они столько лет вместе работали. И наши отношения тут не при чем. Я начал ему доверять задолго до того, как впервые увидел во сне.

– Скажите, мистер Лонгботтом, – вкрадчиво произносит мадам Янг, – чем же профессор Снейп заслужил ваше доверие? Как вытекает из предыдущих показаний, он был хорошим деканом для своих студентов. Но по отношению к представителям других факультетов не высказывал никакого расположения – напротив, «топил» при любой возможности.

– Это не совсем так, – возражаю я. – Каждый декан ставит на первое место своих студентов, это вполне нормально. Просто у него характер такой. Если он, например, заявляет: «Лонгботтом, вы безмозглый криворукий болван!», это не означает, что он меня ненавидит и мечтает сплясать на моей могиле, а говорит лишь о том, что я рассыпал ингредиенты для зелий.

– Никому не приятно слышать такое в свой адрес, – замечает Янг. – Неужели вас это не задевало?

– Я привык, – я пожимаю плечами.

Еще бы я не привык, когда мне с детства внушали, что я – никчемное существо. Потому и в похвалы Спраут долгое время не верил, думал, она просто меня жалеет. Северус – другое дело. Он мне помог на деле разобраться, чего я стою.

– И потом, у него чувство юмора такое, – добавляю я.

– Какое? – заинтересовано спрашивает Янг.

– Ну, я даже не знаю, как это назвать… Вот вроде бы и наговорил гадостей, но, черт возьми, как же красиво!.. – я невольно улыбаюсь, вспоминая его шуточки.

– Он над Амбридж издевался, – неожиданно заявляет Джинни, – когда она нас схватила и начала требовать у него Веритасерум. Чуть до нервного срыва ее не довел, а ведь даже голоса не повысил! Я тогда еще подумала, что он, наверное, не такой уж гад – просто характер скотский. Нас-то он прикрыл и помощь вызвал.

– И над Алекто Кэрроу он тоже издевался, – говорит Луна. – Помнишь, Невилл, мы тогда чудом смех сдержали?

Я-то помню, а вот Луне хорошо бы помолчать – не хватало еще, чтобы история с Ризус Моверией всплыла. Вряд ли нас за это отправят в Азкабан, но лучше не рисковать. Я пока как будто даже на Янг неплохое впечатление произвожу, а от моих показаний многое зависит.

Но Луна и сама, видимо, что-то понимает, потому что тему решает не развивать.

– В общем, с ним вполне можно нормально общаться, если не принимать все близко к сердцу, – заключаю я. – Другое дело, что такие шуточки кажутся людям смешными, когда они направлены на кого-то другого, в идеале – на кого-то неприятного. А над собой посмеяться мало кто способен. Не говоря уже о том, чтобы красиво ответить в тон.

– С этим трудно не согласиться, – усмехается мадам Янг.

– Мистер Лонгботтом, профессор Снейп не рассказывал вам, почему он решил принять сторону Дамблдора? – спрашивает усатый.

Я встречаюсь взглядом с Гарри, который смотрит на меня очень подозрительно. Наверное, пытается понять, что мне известно. Не слишком много, но не так уж и мало. Но выплескивать здесь столь личную информацию я категорически не собираюсь.

– Сам он ничего не говорил, сэр. А я предпочитал не задавать таких вопросов.

– Почему? Неужели вам не было любопытно? В вашем-то возрасте…

Интересное дело, почему многие думают, что, если мне семнадцать, то я обязательно должен обладать мозгами тролля и тактичностью великана?

– Потому что меня это не касается! – резко отвечаю я, не сумев справиться с раздражением. – Профессор Снейп помогал нам, защищал, как мог, без него мы бы просто не выжили! Я благодарен ему и не считаю себя вправе лезть к нему в душу и топтаться там грязными ботинками!

Мендус, слегка смутившись, ерзает на скамье.

– У кого-нибудь еще есть вопросы к мистеру Лонгботтому? – поспешно интересуется Кингсли, решив сгладить ситуацию.

– У меня есть, – произносит бледная волшебница. – Нам известно, что Амикус и Алекто Кэрроу запирали студентов первого курса в подземельях. Почему профессор Снейп никак им не помешал, несмотря на свои полномочия?

– Первокурсников Кэрроу запирали только один раз, – отвечаю я. – Они хотели таким образом поймать нас, рассчитывали, что мы отправимся их вызволять. Незадолго до этого в школу наведался Волдеморт и велел ужесточить меры. Вот они и воспользовались. Профессор Снейп не мог рисковать, если бы его сняли с должности за неподчинение приказам, он вообще ничем не сумел бы нам помочь.

Волшебница поджимает губы. Члены Визенгамота переглядываются, но молчат.

– Вам есть, что добавить к своим показаниям, мистер Лонгботтом?

Я качаю головой. Вроде бы все уже сказал из того, что можно было говорить. Есть, конечно, еще кое-какие моменты, которые можно было осветить, но, думаю, лучше не перегибать палку. Эти ребята – народ подозрительный.

Похоже, все, наконец, закончилось, меня сейчас отпустят на место, а Северуса оправдают. Но отпускать меня Кингсли почему-то не спешит. Вообще, он ведет себя как-то странно. Поглядывает на меня украдкой, вздыхает, теребит пальцами свою серьгу, кусает губы. Точно он не министр магии, который проводит судебное заседание, а подросток, лихорадочно размышляющий, признаваться родителям, кто разбил вазу, или понадеяться, что они обвинят кота.

– Мистер Лонгботтом, – наконец, произносит он, глядя куда-то в сторону, – я должен задать вам еще один вопрос.

– Конечно, господин министр, – я киваю, не скрывая удивления.

– До меня дошли слухи, что вас и профессора Снейпа связывали отношения, более близкие, чем это допустимо между учеником и директором школы. Иными словами, вы состояли в предосудительной связи, – монотонно говорит Кингсли, по-прежнему не глядя на меня. – Вы можете подтвердить или опровергнуть эту информацию?

В зале суда воцаряется тишина. Я холодею и почему-то перестаю чувствовать пальцы на ногах. Откуда, черт побери, он узнал??? Я смотрю на Джинни, но она делает большие глаза и едва заметно мотает головой. Аберфорт? Нет, он только руками разводит… Да и с чего бы им так подло меня подставлять? Они порядочные люди, и мы дружим… Но кто тогда?

Я дурак. Среди тех, кто в курсе, есть только один человек, способный поступить со мной – с нами – подобным образом. Альбус Дамблдор. Гнусный старик даже из мира мертвых продолжает портить нам жизнь. Конечно, он решил отомстить мне за то, что я тогда на него наорал! Вот и растрепал все Кингсли, которому я сам советовал поговорить с портретами директоров. Но почему тогда Финеас ни о чем меня не предупредил? Может, Кингсли беседовал с ними после того, как я к нему заходил? Но ведь мог же он найти какой-то способ! Да и эльфы тоже – они ведь всегда знают, что творится в школе. Хотя у них сейчас нет ни минутки свободной…

– Мистер Лонгботтом, я прошу вас ответить на вопрос.

В зале по-прежнему царит тишина. Видимо, присутствующие никак не могут уложить в своих головах эту информацию. Я, низко опустив голову, изучаю свои ногти. Сил моих нет смотреть на эти изумленные лица. А если встречусь взглядом с бабушкой, то вообще умру на месте. Представляю, какой это для нее удар: единственный внук – гей!

Зачем вообще Кингсли понадобилось об этом спрашивать? Если бы он промолчал, не было бы никаких проблем, никому бы и в голову не пришло ничего подобного! Неужели он до такой степени ненавидит геев, что просто не смог закрыть на это глаза? А я еще считал его хорошим человеком, хотел поговорить с ним о родителях…

– Мистер Лонгботтом, вы собираетесь отвечать?

Знать бы еще, что отвечать! Если бы речь шла только обо мне, я бы, пожалуй, плюнул на возможные – да что там, неизбежные! – последствия, и высказал бы все, что думаю и об этой гомофобии, прикрытой семейными ценностями, и обо всей двуличности магического мира в целом! И посмотрел бы, какие у них будут рожи. Но речь не только обо мне, а принимать такие решения за Северуса я не имею права. Он ведь вообще не такой, как я. И Кингсли, между прочим, прекрасно известно о его чувствах к Лили Поттер! Так что, он еще и Гарри гадость сделал, а не только нам. Нет, Северус точно не придет в восторг от того, что наша связь стала достоянием общественности…

Но, с другой стороны, а как еще я могу сейчас поступить? Твердить, что это неправда? Во-первых, я слишком долго думал, а, во-вторых, наживка уже заброшена. И сегодня же в нее вцепится стайка пираний, в народе именуемых журналистами. Уж они наверняка раскопают что-нибудь компрометирующее. А не раскопают, так придумают – дурное дело нехитрое. И будет только хуже. Нет, единственный способ хоть как-то сохранить лицо и остатки репутации – не только своей – это вести себя так, словно наша связь – нечто само собой разумеющееся.

– Мистер Лонгботтом! – повышает голос Кингсли.

– Нет нужды так кричать, господин министр, – спокойно отвечаю я, закидывая ногу на ногу. – Просто я никак не мог разобраться в специфических терминах, которые вы употребили. «Более близкие отношения, чем это допустимо», «состояли в предосудительной связи» – голову сломать можно! Если вы хотели спросить, не были ли мы любовниками, то да, сэр, так оно и было.

От синхронных изумленных возгласов вибрирует воздух. Уж не знаю, что их больше изумило – сам факт нашей связи или то, что я так спокойного признал ее наличие, но подозреваю, что все-таки второе. На зрителей я по-прежнему не смотрю – сейчас все зависит от членов Визенгамота. Которые тоже не скрывают изумления и даже ужаса.

– То есть вы предпочитаете мужчин? – выпаливает бледная волшебница и бледнеет еще больше, что кажется просто невероятным.

– Полагаю, в противном случае я бы не стал с ним спать! – нахально заявляю я, откидываясь на спинку кресла и всем своим видом показывая, что восседаю на троне. На самом деле, металл так сильно врезается в спину, что завтра наверняка будут синяки.

– Так их, Невилл! – раздается громкий выкрик. – Пусть знают наших!

– Чарли! Ты что, нас вся страна слушает… – миссис Уизли осекается, сообразив, что страна не может видеть, кто именно кричал, а она сама только что «сдала» собственного сына.

Мне внезапно становится смешно. Я не скрываю этого и ухмыляюсь во весь рот.

– Мистер Лонгботтом, – Кингсли изо всех сил пытается держать себя в руках, но получается плохо, – я должен спросить вас… не было ли со стороны профессора Снейпа какого-либо… хм… давления или принуждения?..

Теперь меня разбирает самый настоящий хохот. Его я тоже не сдерживаю. Северус в роли насильника – просто прелестно!

– Ну, вообще-то инициатива была моя, – сообщаю я, отсмеявшись. – И, надо заметить, мне пришлось потратить немало сил.

Цвет лица министра приобретает какой-то сероватый оттенок. Не будь он чернокожим, наверняка сейчас бы покраснел, точно помидор, или, наоборот, побелел, как снег.

– Еще один вопрос, мистер Лонгботтом, – сдавленно произносит он. – Когда именно вы… ваши отношения… хм…

– Когда мы стали любовниками? – я охотно прихожу ему на помощь, вызвав новую волну потрясенных восклицаний и приступ хохота у Чарли Уизли. – Сомневаюсь, что вас интересует точная дата, но это произошло, когда я уже учился на седьмом курсе. Так что ни о каком растлении малолетних речи не идет. Тем более, он не был у меня первым, – добавляю я, окончательно «добивая» присутствующих.

Мерлин, я бы дорого дал, чтобы здесь не было бабушки! Конечно, рано или поздно мне пришлось бы рассказать ей о своей ориентации, но делать это вот так слишком жестоко. Но у меня просто нет другого выхода. Наглость и уверенность в собственной правоте – это единственное, что может сейчас помочь. А с бабушкой я потом поговорю – у нее нервы крепкие.

– Значит, в течение года вы состояли в связи с профессором Снейпом? – резюмирует Кингсли.

– Меньше года, – поправляю я. – Сначала мы просто общались.

– Вы осознаете, – неожиданно подает голос усатый тип, – что эта связь предосудительна и даже преступна?

– Нет, не осознаю, – отвечаю я, вспомнив, как Северус разговаривал с Дамблдором. – Гомосексуальные отношения уже давно не считаются преступлением. Даже у магглов.

– Отношения между студентами и преподавателями недопустимы! – выпаливает он, багровея.

– В военное время обычные законы не действуют, – парирую я. – За наши действия против преподавателей в мирное время нас бы мигом исключили, но почему-то никто нас не осуждает.

– Это разные вещи!

– Вовсе нет! Мы в этой школе с ума сходили, пытаясь хоть как-то контролировать ситуацию! У нас что, нет права хоть иногда расслабляться? Мы же люди, в конце концов!

У него делается такое лицо, словно он сейчас сожрет собственные усы. И меня заодно. Может, я заблуждаюсь, но, по-моему, таких, как я, он недолюбливает.

– Вот как вы заговорили! А как теперь прикажете разобраться, действительно ли Снейп помогал вам и Гарри Поттеру, или вы просто прикрываете своего… – Мендус брезгливо кривится, – партнера?

На несколько секунд у меня пропадает дар речи. Недолюбливает? Да он ненавидит таких, как я, лютой ненавистью! Сотню муховерток ему в задницу, мне и в голову не могло прийти, что у кого-то могут возникнуть такие дикие подозрения!

– Мендус, позвольте мне продолжить, – Кингсли пытается взять инициативу в свои руки и поворачивается ко мне: – Мистер Лонгботтом, мне очень неприятно, но я должен просить вас прокомментировать эти слова.

– Да вы издеваетесь? – восклицаю я. – Это же просто глупо!

– Не вам давать оценки! – звереет Мендус. – Чем вы можете доказать, что это Снейп вам помогал, а не вы ему?

Мне безумно хочется схватить его за грудки и отправить в полет до ближайшей стены. Это же надо такое придумать! И все из-за ориентации!