Ноября 1874 года. Сегодня еще одно письмо от Присциллы с Артуром — уже из Италии, из Пьяченцы

 

Сегодня еще одно письмо от Присциллы с Артуром — уже из Италии, из Пьяченцы. Когда я рассказала о нем Селине, она заставила меня несколько раз повторить: Пьяченца, Пьяченца... и с улыбкой вслушивалась в название города.

— Похоже на слово из стихотворения, — сказала она.

Я призналась, что раньше и сама так думала. Когда еще был жив папа, перед сном вместо чтения молитв и Евангелия я перечисляла всякие итальянские города: Верона, Реджо, Римини, Комо, Парма, Пьяченца, Косенца, Милан... Я часами представляла, как увижу их воочию.

— Ничего, еще увидите, — сказала Селина.

Я улыбнулась:

— Да, пожалуй, нет.

— Какие ваши годы — еще съездите в Италию!

— Может быть. Только, понимаете, я буду уже не той, что тогда.

— Вы будете нынешней, Аврора, или той, кем вскоре станете.

Я не выдержала ее взгляда и отвернулась. Потом Селина спросила, чем же меня так привлекает Италия, и я тотчас ответила:

— Ох, Италия! По-моему, это лучшее место на земле...

Вообразите, сказала я, чем была для меня эта страна после стольких лет работы с отцом, когда в альбомах и гравюрах — черно-белых, сероватых и тускло-красных — я видела все изумительные итальянские картины и статуи.

— Но посетить Уффици и Ватикан, заглянуть в обычную сельскую церковь с фресками — наверное, это все равно что войти в цвет и свет!

Я рассказала о доме на виа Гибеллина во Флоренции, где можно увидеть комнаты Микеланджело, его туфли и трость, кабинет, в котором он работал. Вы представляете?! А увидеть могилу Данте в Равенне! Вообразите место, где дни долги и круглый год тепло! Где на каждом углу фонтан и апельсиновые деревья в цвету, аромат которых заполоняет улицы без наших туманов!

— Люди там простые и открытые. Думаю, англичанка может свободно разгуливать по улицам и ничего не бояться. Представьте искрящееся море! А Венеция?! Город на воде, где нанимают лодку, чтобы куда-нибудь добраться...

Я разговорилась и только потом вдруг осознала, что голос мой громок, а Селина слушает и радостно улыбается. Она стояла вполоборота к окну, свет из которого придавал ее асимметричным чертам резкость и невероятную красоту. Я вспомнила свое первое впечатление, когда потихоньку ее разглядывала, и как потом сравнивала ее с «Истиной» Кривелли... Вероятно, что-то отразилось на моем лице, потому что Селина спросила, почему я замолчала и о чем задумалась.

Об одной картине, сказала я, что висит во флорентийской галерее.

Я надеялась посмотреть ее с отцом и подругой?

Нет, в то время эта картина ничего для меня не значила...

Не понимая, Селина нахмурилась; я больше ничего не сказала, и она, тряхнув головой, рассмеялась.

В следующий раз ей надо будет поостеречься со смехом. Когда миссис Джелф меня выпустила, я покинула зону и дошла до ворот, разделяющих женский и мужской корпуса; меня окликнули, и, обернувшись, я увидела мисс Хэксби, приближавшуюся с каменным лицом. Мы не виделись со дня посещения карцера, и я, вспомнив, как цеплялась за нее в темноте, покраснела. Не смогу ли я уделить ей минутку? — спросила мисс Хэксби. Я кивнула, и она, отпустив сопровождавшую меня надзирательницу, сама открыла решетку.

— Как поживаете, мисс Приор? — начала мисс Хэксби. — В прошлый раз мы свиделись в неудачное время, и я не имела возможности обсудить ваши успехи. Наверное, вы сочли это моей халатностью.

Впрочем, она доверяет надзирательницам, которые меня опекают; судя по их докладам — «в особенности ее заместителя мисс Ридли», — я прекрасно справляюсь и без ее помощи.

Прежде мне в голову не приходило, что я могу быть темой «докладов» или каких-либо обменов мнений между мисс Хэксби и ее персоналом. Вспомнилась огромная черная «Книга характеристик», что лежала на столе начальницы. Интересно, есть ли в ней специальный раздел «Гостьи».

Однако вслух я лишь выразила признательность всем матронам за то, что они столь отзывчивы и любезны. Мы ждали, когда караульный отопрет решетку — в мужском корпусе ключи мисс Хэксби были бесполезны.

Потом начальница спросила, что я думаю об узницах. Некоторые — скажем, Эллен Пауэр и Мэри Энн Кук — очень тепло обо мне отзываются.

— По-моему, вы расположили их к себе! — сказала мисс Хэксби. — Они дорожат вашим отношением. Несомненно, внимание дамы подстегнет их собственный интерес к себе.

Надеюсь, сказала я. Мисс Хэксби на меня взглянула и отвернулась. Разумеется, сказала она, всегда есть опасность, что подобная дружба собьет заключенную с толку и станет причиной ее чрезмерного интереса к собственной персоне.

— Нашим подопечным предписаны долгие часы одиночества, что иногда порождает в них весьма причудливые фантазии. Гостья называет заключенную «другом», но потом возвращается в собственную жизнь, которая, разумеется, не имеет ничего общего со здешней.

Можно ли надеяться, что я осознаю опасные последствия этого?

Полагаю, можно.

Беда в том, что иногда понять проще, чем соответственно поступать...

— Я вот все думаю, — заключила тираду мисс Хэксби, — не стал ли ваш интерес к некоторым нашим подопечным чуть более... особым, чем следует?

Кажется, я споткнулась и зашагала немного быстрее. Разумеется, я тотчас поняла, о ком речь, но спросила:

— Кого вы имеете в виду, мисс Хэксби?

— В частности, одну заключенную, мисс Приор.

— Наверное, вы говорите о Селине Дауэс, — сказала я, не поднимая глаз.

Матрона кивнула. Надзирательницы сообщили, что большую часть времени я провожу в камере Дауэс.

Мисс Ридли настучала, зло подумала я. Неудивительно. Селину остригли и лишили цивильной одежды. Заставляют потеть в грязном тюремном платье и уродовать руки в бесполезном труде. Неудивительно, что теперь у нее постараются отнять те крохи покоя и утешения, которые она уже привыкла получать от меня. Я опять вспомнила, как впервые увидела ее с фиалкой в руках. Я понимала, уже тогда понимала: если ее застанут с цветком, то отнимут его и растопчут. Как сейчас хотят растоптать нашу дружбу. Она была вопреки правилам.

Слава богу, мне хватило ума не выказывать свою злость. Да, сказала я, случай Дауэс меня особенно заинтересовал, но я полагала обычным делом, когда Гостья обращает внимание на отдельных узниц. Мисс Хэксби сама о том говорила. Мол, дамы помогли многим ее подопечным: пристроили на службу и направили к новой жизни вдали от позора и старых связей, а порой — через замужество в колониях — и вдали от Англии.

Мисс Хэксби сверлила меня острыми глазками: это что же, я строю подобные планы касательно Дауэс?

В отношении Селины у меня вообще нет планов, ответила я. Моя цель — дать ей немного утешения, в котором она нуждается.

— Уж вы-то должны это понимать, ибо знаете ее историю, — сказала я. — Наверняка вы отметили, сколь необычны ее обстоятельства.

Такую девушку в горничные не пристроишь. Она сама чувствует и мыслит почти как дама.

— По-моему, суровость тюремной жизни сказывается на ней сильнее, чем на других.

Помолчав, мисс Хэксби ответила:

— Вы явились к нам с собственными идеями. Однако наши подходы здесь, как видите, весьма ограниченны.

Она усмехнулась, поскольку мы вошли в коридор, где пришлось подобрать юбки и двигаться гуськом. Между узницами не существует различий, кроме тех, что установлены правилами, и Дауэс, сказала матрона, уже пользуется всеми благами. Если же я и дальше буду уделять особое внимание одной заключенной, я лишь вызову в ней недовольство ее окружением, а кончится все тем, что закапризничают и другие женщины.

Короче, мисс Хэксби и ее подчиненные были бы весьма обязаны, если б в будущем я реже навещала Дауэс и сократила время визитов к ней.

Я смотрела в сторону. Первоначальная злость стала превращаться в нечто, похожее на страх. Я вспомнила смех Селины, а ведь первое время она даже не улыбалась, была угрюмой и печальной. Вспомнила ее слова о том, что она с нетерпением ждет моих посещений и огорчается, когда я не прихожу, потому что время в Миллбанке тянется ужасно медленно. Если нам не дадут видеться, подумала я, это все равно что навеки посадить ее в темную!

И тебя тоже, шепнул какой-то голосок.

Я не хотела, чтобы мисс Хэксби догадалась о моих мыслях. Но она по-прежнему буравила меня взглядом, а затем у ворот первого корпуса с любопытством уставился караульный, и я почувствовала, что щеки мои запылали. Я стиснула руки, но тут сзади раздались шаги, и меня окликнули по имени. Оглянувшись, я увидела мистера Шиллитоу. Как удачно, что мы встретились! — сказал он. Директор кивнул мисс Хэксби и взял меня за руку. Ну-с, каковы мои успехи?

— Все хорошо, как я и надеялась. — Голос мой, слава богу, был весьма ровен. — Однако мисс Хэксби советует быть осторожнее.

— Угу, — сказал директор.

Совет в том, что не стоит выделять заключенных, одаривая их привилегиями, вмешалась матрона. Дескать, у меня появилась «фаворитка» — она как-то странно произнесла это слово, — но девица менее уравновешена, чем выглядит. Речь о Дауэс, «спиритке».

Мистер Шиллитоу снова «угукнул», но уже иным тоном. Он частенько вспоминает Селину Дауэс, сказал директор, и думает о том, как она переносит новые для себя порядки.

Очень тяжело, ответила я. Она слабая натура... Это его ничуть не удивляет, перебил мистер Шиллитоу. Слабость свойственна всем личностям подобного сорта и превращает их в разносчиков неестественных воздействий, кои они именуют спиритическими. Пусть болтают что угодно, только они безбожники, у кого за душой ничего святого и доброго, и рано или поздно их злонамеренность выходит наружу. Дауэс — лучший тому пример! Будь его воля, всех этих спиритов он бы запер в камеру вместе с ней!

Я была ошарашена. Мисс Хэксби поддернула на плечах накидку. Мистер Шиллитоу прав, выговорила я. Вероятно, эту Дауэс впечатлила некая странная сила, которая потом ее использовала. Но она человек мягкий, и тюремное одиночество на ней сказывается. Если возникает какая-нибудь фантазия, узница не может от нее избавиться. Она нуждается в руководстве.

— Как и всеми другими, ею руководят смотрительницы, — встряла мисс Хэксби.

Здесь необходимо руководство Гостьи — друга, обитающего вне тюремных стен, возразила я. Ей нужен объект, на котором она может сосредоточить мысли, когда работает или замирает в тиши тюремной ночи.

— Полагаю, именно в эти моменты она подвержена некоему тлетворному влиянию. Как я уже сказала, человек она слабый, и все это ее... смущает.

Матрона фыркнула: если потакать заключенным каждый раз, когда они возомнят себя смущенными, потребуется войско дам, чтобы справиться с работой!

Однако мистер Шиллитоу сощурился, задумчиво притоптывая ногой по плиткам пола. Мы с мисс Хэксби вперились в него, точно две неистовые матери — одна подлинная, другая подложная, — что оспаривали перед Соломоном право на дитя...

Наконец директор взглянул на матрону и сказал, что «возможно, мисс Приор все-таки права». Их долг не только карать, но и защищать узниц. Может быть, в случае Дауэс защиту следует применять более... вдумчиво. А уж от войска дам он бы не отказался!

— Мы должны быть благодарны мисс Приор за то, что она охотно посвящает свои труды этой задаче.

Она благодарна, сказала мисс Хэксби и сделала перед директором книксен, глухо звякнув ключами.

Матрона ушла, а мистер Шиллитоу опять взял мою руку и сказал:

— Как гордился бы вами отец, если б видел вас!