Личность с навязчивостями и любовь 2 страница

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТИ МИ 201

сложившийся ход событий. В связи с задержкой (“за­прудой”) аффекта может возникнуть такое нарастание внутреннего напряжения, что это приводит к разру­шению механизмов подавления и прорыву аффекта в форме разрушительных действий типа амока (Ато-klaufen, разрушительное, сметающее все на своем пути двигательное возбуждение с последующим его запа-мятованием), внезапной вспыльчивости, безрассуд­ного стремления к разрушению. В своем романе “За­метки Мальте Лауридс Бригге” Рильке описал такое двигательное неистовство. Вот один из примеров соматизации эффективнос­ти и агрессивности.

Один чрезвычайно корректный и сдержанный мужчи­ на, занимавший в высшей степени ответственное по­ ложение в межчеловеческих отношениях, держался столь деловито и нейтрально благодаря тому, что удерживал­ ся от проявления каких-либо эмоций и аффектов. Что бы он ни переживал — печаль или радость, гнев или нетерпение, — он не проявлял ни малейшего раздра­ жения и был непоколебим в своем стоицизме, испы­ тывая гордость от того, что умеет держать себя в руках, быть невозмутимым и не допускать каких-либо возра­ жений. Однако у него был больной пункт: в ситуациях, когда он испытывал злость или гнев и из соображений престижа не мог их проявить, он часто чувствовал серд­ цебиение и боль в области сердца — очевидно, его “пан­ цирь” был недостаточно крепок. Конфликт на работе, связанный с нападками и соперничеством, настолько усилил эти симптомы, что он вынужден был обратить­ ся к врачу в связи с предполагаемой угрозой инфаркта и попросил его снять эмоциональное напряжение и уменьшить нагрузку. Однако определяющим в его бо­ лезни была отнюдь не повышенная профессиональная нагрузка, но чрезвычайная, неестественная сдержан­ ность и самообладание, лишавшие его возможности “открыть клапан” для своих аффектов.

202 ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА

О Бисмарке мы знаем, что при разрядке накопив­ шегося аффекта он был склонен к судорогам во вре­ мя опьянения и даже иногда кусал от злости ковер. В основе искусства трагедии лежит способность челове­ ка превращать аффекты в свою специальность благо­ даря воображению и способности воплощаться в иде­ альный образ. Я хочу еще раз напомнить об агрессивной защите, которая характерна, прежде всего, для личностей с обсессивным развитием. Своей агрессивностью они защищают свою персону, которую идеализируют и в отношении которой заявляют неоспоримые права. Поэтому эти качества особенно часто проявляются при воспитании детей, во взаимоотношениях учителя и учеников, а также в области религии.

• Биографические основы

Мы снова ставим перед собой вопрос: какие же кон- ституциональные основы и средовые факторы спо­ собствуют навязчивому развитию личности? К конституциональным факторам относится мо- торно-агрессивная, сексуальная и общая экспансив­ ная предрасположенность наряду с подчеркнутым своеобразием и постоянством характерологических черт. К предрасположенности относится также и то, что в детстве эти личности легче и чаще других слу­ жат предметом насмешек и подтрунивания и дают на это реакции. Это воспринимается их родителями как неудачливость и неловкость, в связи с чем на их по­ ведение оказывается тормозящее, подавляющее влия­ние, чтобы они стали такими же послушными и ти­хими, как другие дети. К предрасположенности

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ

относится также кротость и приспособляемость со склонностью к подчинению и послушанию, когда ребенок не позволяет себе спонтанных реакций и по­ступает в соответствии с тем, чего от него ждут взрос­лые. Позже выявляется врожденная склонность к об­думыванию всего происходящего, к основательной и продуманной точности, а также сильная эмоциональ­ная склонность размышлять о прошлом, которая со­четается с тем, что впечатления оставляют в памяти этих личностей глубокий след. И снова открытым ос­тается вопрос, являются ли эти черты характера и форма реакции на средовые факторы врожденными, или их причина кроется в особенностях воспитания. Эти вопросы не имеют однозначного решения, и по­тому в каждом конкретном случае мы должны внима­тельно исследовать, в какой среде рос и воспитывал­ся ребенок. Разумеется, при преобладании интереса и внимания к средовым факторам, особенно в случаях, имеющих отношение к правовым конфликтам, легко пренебречь наследственными факторами. С другой сто­роны, как следует оценивать средовые влияния, если у данной личности преобладающим является страх перед переменами и преходящим? Для лучшего понимания освещаемой проблемы мы, как и в двух предыдущих главах, должны остано­виться на описании ранних фаз развития личностей с преобладанием навязчивых расстройств. Речь идет, прежде всего, о возрасте между двумя и четырьмя го­дами, когда ребенок впервые сталкивается с систе­мой правил (“заветов”) и запретов. Эта фаза развития наступает после кратковременного “райского” пери­ода (Paradieszeit), который характерен для невинного раннего детства, когда не существует запретов, а по­требности ребенка удовлетворяются без каких-либо

204 ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА I

усилий с его стороны. Она возникает впервые тогда, 1 когда желания и побуждения ребенка вступают в про­ тиворечие с требованиями его воспитателя. Ребенок уже достиг того возраста, когда ему можно предъя­ вить определенные требования. Вместе с тем, у него уже так развито “Я”, так выражена самостоятельность, потребность в движении и способность выражать свои желания, что он требует от окружающих удовлетво­ рения своих потребностей точно так же, как и в без­ мятежном “райском” периоде предыдущего развития. Он способен все больше и выразительнее, в том чис­ ле и словесно, проявлять свои желания. Это требует усилий для снятия ограничений, попыток волевым путем преодолеть сопротивление. Время полной зависимости от матери сменяется новой фазой отторжения от нее и все возрастающим стремлением к самостоятельности, фазой, когда ре­ бенок впервые говорит “Я”, показывая тем самым, что узнает и переживает свое отличие от матери, от­ деление от симбиоза с нею, во время которого для ребенка отсутствует различие между “Я” и “Ты”. Одно­ временно все больше развивается способность владеть собственным телом и управлять своими движениями, стремление к экспансии, появляются капризность и своенравие. Эти проявления активности сталкивают­ ся с ограничениями, исходящими от внешнего мира. Ребенок знакомится с тем, что окружающая среда оказывает ему сопротивление, узнает реакцию внеш­ него мира на свое поведение, знакомится со своими возможностями настоять на своем и с пределами этих возможностей. В этой же фазе, кроме того, развивает­ся очень важная система ориентации в дозволенном и недозволенном как предформа категорий добра и зла. Каждый ребенок должен найти индивидуальное ре-

личности С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ

шение дилеммы между стремлением настоять на сво­ем и послушанием, между осуществлением и приспо­соблением. Результат такого выбора зависит от взаи­модействия факторов среды и предрасположенности. Первым важным и определенным образцом пове­дения, являющимся примером переживания как сво­ей самостоятельности, так и послушания, является приобретение навыков опрятности. Здесь лежат исто­ки самоопределения ребенка, его упрямства и его ус­тупчивости, от взаимосвязи которых образуются на­выки опрятности. Впоследствии, когда ребенок постепенно овладевает этими навыками, его упрям­ство нередко является следствием усиленной дрессу­ры, когда самоутверждение ребенка попирается при­нуждением и наказаниями. Мы уже говорили о том, что ребенок имеет свойство реагировать на воздей­ствия окружающей среды, которые противоречат его потребностям, в форме озлобления и непослушания. В период между двумя и четырьмя годами решается участь экспансивно-моторных и агрессивных потреб­ностей ребенка, так же как и внешнего выражения его своеобразия; в этот период он обучается способам переработки внешних воздействий в модели поведения для дальнейшего развертывания и развития личности. В этой связи решающее значение имеет то, как ребенок переносит эти первые “заветы и запреты”. Первые переживания, сопряженные с обучением об­разцам хорошего и плохого поведения, возможно, связаны с несовершенным чувством греховности. Вос­принимая определения “ты должен”, “ты не можешь”, “сейчас этого делать нельзя” и т. д., ребенок обучает­ся тому, что послушание — это хорошо, а упрямство — плохо и наказуемо. Рано или поздно он вступает в противоречие с этими требованиями, и от того, твердо

ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА

и принципиально или непоследовательно и с попус­ тительством преодолевается его упрямство и непос­ лушание, осуществляются ли требования взрослых с любящей настойчивостью или без царя в голове, — зависят ранние впечатления ребенка об окружающей его среде, его своеобразие и спонтанность. В этом за­ ложено понимание импульсов, формирующих его личность. Таким образом определяется, будет ли этот человек в будущем обладать здоровым самосознани­ ем, самобытностью и гражданским мужеством, будут ли ему свойственны упрямство или слепое подчине­ ние авторитету, которые являются основой для даль­ нейшего развития тоталитарной системы. Так приобретается опыт первого взаимодействия между волей и долгом, между “ хочу” и “могу”, меж­ ду “можно” и “нельзя”, устанавливающий направле­ ние для свободы или несвободы собственных волевых инстинктов, своего “сверх-Я”, которое психоанализ определяет как действующую с детства инстанцию, воплощающую обусловленную требованиями окружа­ ющей среды морализующую совесть, от которой за­ висит характер взаимоотношений между естественной спонтанностью и тормозимостью вследствие повышен­ ного самоконтроля. Так требования окружающей сре­ды переносятся вовнутрь (интериоризируются), пре­вращаясь во внутреннего судью, который преобразует заветы и запреты в нравственный императив. В биографии личностей с навязчивым развитием мы постоянно встречаемся с тем, что в раннем дет­стве их детская живость и аффективность упрямо и жестко подавляется и происходит такое видоизмене­ние волевых импульсов, при котором подавляется и тормозится спонтанность и здоровая самобытность ребенка. И происходит это именно в той фазе разви-

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ 207

тия, когда необходимо развивать соответствующие воз­расту способности и образцы поведения, приводящие к самостоятельности и независимости. Как показали научные исследования, первые впе­чатления и первые шаги ребенка имеют особое, судь­боносное значение для последующего развития как первоначальные задатки обучения категориальным способам поведения. Такое обучение начинается тогда, когда ребенок определенным образом оценивает происходящие со­бытия, переживая отклонения от привычного поряд­ка как опасные и вредные для себя. Реакции окружа­ющих на его “ошибочное поведение” (порицание, предупреждение, предостережение, угроза, лишение родительской любви и ласки, наказание) ассоцииру­ются и связываются им с очевидно нежелательными импульсами внешней среды. Он приобретает опыт того, что мать отворачивается от него, смотрит с уко­ризной или наказывает, если он ведет себя шумно, что-нибудь опрокидывает или ломает. При повторе­нии таких ситуаций он пытается быть более осторож­ным, задумывается о том, следует ли делать то, что наказуемо, контролирует свои действия, становится в какой-то степени неуверенным и заторможенным. Если в таких ситуациях возникает сильно выражен­ный страх, то при возникновении подобных (наказу­емых) побуждений постепенно рефлекторно разви­вается торможение и подавление. Становится более понятной упомянутая выше вза­имосвязь между окружением и “конституциональной предупредительностью” у лиц с навязчивой личност­ной структурой: живых, импульсивных, витально-моторных агрессивно-экспансивных детей, естествен­но, чаще бранят, удерживают и строго наказывают,

208 ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА

чем спокойных детей; если они не успокаиваются после порицания, то это грозит нелюбовью или на­ казанием, а быть может, и более серьезными для ре­ бенка последствиями. Предъявление ребенку чрезмерных для данного возраста требований приводит к тому, что он очень рано становится опрятным, прилично ведет себя за столом, аккуратно ест, не бьет и не портит вещи, короче говоря, никоим образом не проявляет вовне свои аффекты. Вот один гротескный пример.

В одной семье ребенка заставляли во время еды держать подмышкой монету — чтобы он не делал лишних дви­ жений и выработал хорошие манеры. Во время еды мо­ нета не должна была падать.

Послушный, выдрессированный ребенок, есте­ ственно, очень удобен для родителей, они демонст­ рируют его окружающим, гордясь своими воспита­ тельными методами и не испытывая при этом никаких угрызений совести. На более поздних стадиях разви­ тия это приводит к регулированию буквально всех аспектов поведения ребенка, и он находится как бы в заключении, когда буквально все его витальные по­ требности удовлетворяются без его личного участия. Ребенок очень рано обучается повышенному внима­ нию к самому себе, он обращен к себе, и это дается ему ценой непринужденности и спонтанности, чему способствует также преувеличенный страх перед на­ казанием и готовность к переживанию своей вины. Рождение брата или сестры в этом возрасте при­ водит к трудной для ребенка переработке: вследствие того, что в этом возрасте у ребенка развивается са­мостоятельность и агрессивность, возникает соот­ветствующая возрасту каин-авелева проблематика, при которой появившийся на свет брат или сестра вое-

личности с НАВЯЗЧИВОСТЯМИ

принимается как соперник. Если к тому же родители этого не понимают и не облегчают тяжелую ситуа­цию, то это приводит к возникновению затрудни­тельного для ребенка положения, когда он вынужден заменить враждебные и агрессивные чувства по отно­шению к братику или сестричке чувством вины, что рано пробуждает навязчивые (насильственные) ме­ханизмы.

Единственный ребенок у матери, которая из-за при­ ступов мигрени была особенно капризна и чувствитель­ на, должен бьы, приходя домой после игры в саду или с улицы, снимать обувь и не вносить сор. Когда он иг­ рал в квартире и, желая что-то показать маме, вбегал в ее комнату и сдвигал бахрому на ковре, она мягко, но весомо говорила, что он невнимателен и неаккуратен (“аккуратность” было любимым ее словом), доставала гребень, расчесывала бахрому на ковре и предлагала ре­ бенку забраться под стол, чтобы не сорить и не нарушать порядок. Ребенок вынужден был постоянно выслушивать одно и то же: “Не мешай мне, ты же видишь, что у меня болит голова, что я читаю, что у меня нет времени!”

Мы должны заметить, что все обычно начинается значительно раньше, чем об этом свидетельствует опи­санный выше пример. Приведем заметки из дневника одной матери, относящиеся к первому году жизни ребенка (исключены описания таких мероприятий, которые не вызывают сомнений в их правильности и обоснованности).

“Тебе пошел третий месяц, когда я стала приучать тебя к горшку, чтобы ты как можно скорее стал опрятным. Ты был беспокойным и живым ребенком; если ты при кормлении не успокаивался, я вынуждена была при­ нуждать тебя к порядку, сдерживать тебя и приучать быть тихим и спокойным. Позже мне было достаточно посмотреть на тебя с укоризной, для того чтобы ты стал послушным. Очень рано я убедилась, что когда я читаю

210 ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРЛ

книгу, ты не капризничаешь — это был первый уроки преодоления твоего упрямства. Если ты плакал, когда я;| входила в комнату, я даже несколько раз шлепала тебя^| рев усиливался, но я оставляла тебя одного, пока ты не ^! изнемогал от плача. Так тебе становилось понятным,'| что ты можешь сколько угодно злиться на меня, но нё'3 выражать свою злость ревом. Ты был любимым ребен^ | ком; позже я не применяла к тебе насилия, и люди ^ удивлялись тому, какой ты послушный ребенок и как достаточно одного лишь взгляда, для того чтобы тобой управлять. Иногда я должна была преодолевать саму себя и быть с тобой строгой и жесткой, но я думала, что все это делается для твоего же блага. Я была строга, потому что любила тебя. Отец в это время был на войне; я одна несла ответственность за тебя; когда он вернулся, то увидел хорошо воспитанного ребенка.”

Всего этого достаточно, чтобы показать, что та­кие дети с детства приучены тормозить и заглушать свои импульсы, так как их проявление расценивалось как нарушение поведения или помеха для родителей. Такое подавление естественных импульсов становит­ся продолжительным, как бы “второй натурой”, и в конечном счете превращается в рефлекторное, авто­матическое. Оно затрудняет исполнение каждого им­пульса, каждого побуждения, задерживая его и вы­зывая переработку в плане реакции на возможный риск, связанный с выполнением этого побуждения и необходимостью решения вопроса о том, не следует ли его отменить. Это в большинстве случаев приводит к тому, что в связи с задержкой и последующим об­думыванием импульс активности ослабевает и либо становится неосуществимым, либо задерживается в положении двойственности (когда неясно, можно или нельзя его реализовать). Эта двойственность имеет тен­денцию к расширению, становится постоянным свой­ством личностей с навязчивым развитием и является

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ 211

способом аннулировать или затормозить побуждения, которые расцениваются как опасные и рискованные. На основании сказанного становится понятно, что у личностей с навязчивым развитием сомнения, в самых различных вариантах, играют большую роль. Они являются защитой от опасной спонтанности и такой утраты самоконтроля, которая впоследствии может вызвать раскаяние или сожаление. По мере развития обсессивной личности сомнения могут абсолютизи­роваться, приобретая самодовлеющее значение и пред­ставляя собой замену продуктивной деятельности. Все эти сомнения имеют, в конечном счете, одни био­графические первопричины: либо я самостоятелен и делаю так, как хочу, либо я должен быть послушным и подавлять свои побуждения. Такие сомнения спо­собствуют возникновению у лиц с навязчивостями характерной для них медлительности, склонности к колебаниям, нерешительности, откладыванию неот­ложных дел и волоките. Они оказываются в положе­нии буриданова осла, который остается голодным, находясь между двумя мешками с сеном и не зная, какому из них отдать предпочтение, так как испыты­вают постоянные сомнения между влечением к дея­тельности и страхом наказания за нее и не могут при­нять окончательного решения. Таким образом, их ре­шения затрудняются вследствие конфликта между первоначальным стремлением и страхом, вызванным последствиями этого стремления и связанным с сис­темой наказаний и дрессурой. Схематично это можно выразить таким образом: сила и глубина сомнений и колебаний зависит от соотношения инстинктивных по­требностей и страхов за их реализацию в детстве. Медлительность личностей с навязчивым разви­ тием, их двойственность и мучительная нерешитель-

ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА

ность станут еще более понятными, когда мы усво­ им, что у этих людей сохраняется самообладание и спокойствие только при принятии окончательного и категоричного решения, которое является “абсолют­ но правильным”, иначе за ним последует наказание. В связи с этим они растягивают процесс решения про­ блем, так как принуждены находить единственно пра­ вильное их решение; в противном же случае их охва­ тывает страх. Лица с навязчивым развитием личности придают каждому своему действию осмысленность: их свой­ ство во всем сомневаться носит рефлекторный харак­ тер и возрастает до такой степени, что каждая мысль этих людей сопровождается противоположной по со­ держанию. Если импульсы и противоимпульсы быст­ ро сменяют друг друга, может возникнуть ситуация, когда они встречаются (т. е. возникают одновременно). В таких случаях наступает пауза, во время которой сменяющие друг друга стремления — “да — нет — да и т. д.” — соматизируются (переходят из сферы пси­ хического в сферу телесного) и сопровождаются дро­ жанием или заиканием, означающим состояние “чего- то хочу, но не могу” или “хочу высказаться, но не могу”. В конечном счете, оба противоположных им­ пульса возникают одномоментно и вызывают тоталь­ ную блокаду деятельности и кататоническое застыва­ ние, когда человек одновременно говорит и не говорит, закрывает и не закрывает (дверь), т. е. приво­дят к полному параличу деятельности. Конечной сту­ пенью такого развития является состояние, когда раз­дражитель и импульс больше не воспринимаются и не поступают в сознание, так как в целях рефлек­торной защиты импульс обесценивается при самом его возникновении.

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ

Люди с навязчивым развитием личности уже в раннем детстве понимают, что окружающий мир тре­бует от них поступать лишь определенным образом и что многое из того, что они делали бы охотно, запре­щено. Так возникает представление о том, что они должны думать и действовать абсолютно правильно, откуда вытекает их стремление к совершенству. Это стремление возводится в принцип; им подходят лишь такие жизненные условия, когда все происходит в соответствии с их представлениями о долге, потому что, как они не устают повторять, “не может быть того, чего быть не должно”. Однако даже у детей, которые растут в хаотичной среде, могут развиться навязчивые процессы, кото­рые носят реактивный и компенсаторный характер: они не находят в окружающем мире никаких надеж­ных ориентиров, никакой поддержки, свобода их стра­шит, так как в ней содержится возможность произво­ла. Они ищут внутренней поддержки и опоры, потому что не могут найти ее вовне. Таким образом, они пы­таются распространить вовне развитый внутренний порядок и принципиальность и следят за его соблю­дением в целях безопасности. Все это принимает на­вязчивые формы, так как окружение всегда несет в себе угрозу и требует все больших усилий для поддер­жания порядка.

• Примеры навязчивых переживаний

Вот образец навязчивых симптомов, представляющих основу уже существующей, но еще незаметной и не­значительно выраженной обсессивной личностной структуры.

214 ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА

Молодой человек, воспитанный в духе бюргерских принципов, после бала провожал домой соученицу по курсам бальных танцев. Девушка ему очень нравилась, и по дороге у него возникло желание взять ее за руку и поцеловать. Он испугался смелости своей фантазии и одновременно испытал страх перед тем, что она будет считать его неловким и неуклюжим. В результате он стал считать деревья, встречавшиеся на пути, переключив­ шись с опасных импульсов на нечто нейтральное. Та­ кой возникший однократно выход из положения при­ вел к тому, что в ситуациях, когда у него появлялся страх или чувство вины вследствие инстинктивных же­ ланий, возникал навязчивый счет, отвлекавший мо­ лодого человека от реализации этих желаний. В трудных для себя ситуациях он уклонялся от принятия решений и активного поведения с помощью навязчивого счета, длящегося на протяжении всего периода искушения. Он не понимал этих взаимосвязей и страдал от бессмыс­ ленной и не зависящей от его воли навязчивости, ис­ пытывая при этом тягостное чувство.

В данном случае повод, возникновение и функция навязчивого симптома хорошо распознаются: пово­дом является ситуация искушения, сопровождаю­щаяся страхом. Он не может решить, следует ли ему отказаться от реализации желания или осуществить его, и для того, чтобы уклониться от такого реше­ния, переключается на нейтральную деятельность, которая оберегает его до тех пор, пока не минует опасность. У этого молодого человека имеется более длитель­ная предыстория навязчивых расстройств.

Его мать рано овдовела и сама страдала достаточно вы­ раженными навязчивыми расстройствами. После смер­ ти мужа она старалась сохранить все в квартире таким же, каким оно было при его жизни, хотела, чтобы все повторялось так же, как при его жизни, и даже во вре­ мя обеда ставила на прежнем месте его столовый при-

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ

бор. Его письменный стол и книги содержались точно в том же порядке, какой был при его жизни. Все это обо­ сновывалось следующим образом: “Когда он вернется, то найдет все таким же, каким оставил”. В доме возник­ ла атмосфера музея, где свято чтятся традиции, согласно которым любые, даже единожды выраженные отцом, воззрения и высказывания расценивались как неопро­ вержимая истина. В связи с этим авторитет отца казался сыну непоколебимым и совершенным, однако одно­ временно это затрудняло его отношения с женщина­ ми: мать внушила ему, что женщины настолько пре­ красны и нежны, что мужчины по сравнению с ними выглядят неотесанными мужланами, которые не пони­ мают, как надо общаться с женщинами, и только один отец был среди них исключением: он был рядом с ма­ терью на протяжении многих лет; не будучи назойли­ вым и надоедливым, он бьы полон внимания и уваже­ ния к ней; он “носил ее на руках”. Для молодого человека было очевидно, что если он встретит женщину, кото­ рая ему понравится, то должен будет соответствовать тому недосягаемому идеалу мужа, который создала его мать.

Так как его навязчивый симптом не обеспечивал ему достаточной защиты, он был вынужден прибег­нуть к более сильным средствам. Как только у него возникали мысли о сексуальном, в противовес этому немедленно появлялись другие реакции. Иногда в кри­тических для него ситуациях возникало “нарушение сознания” в виде внезапно наступавшего кратковре­менного абсанса, который всегда бьы эффективным выходом из критического положения. В других случаях он испытывал внезапно наступавшую усталость. Ко­роче говоря, он использовал различные возможнос­ти, которые насильственным образом облегчали не­выносимую для него ситуацию соблазна и помогали избежать конфликта или предотвратить его.

Господин Б. страдал от невроза, наступавшего в конце недели. Как только приходила суббота, он испытывал

ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА

неопределенный и непонятный страх и угнетенное со­ стояние с безотчетным чувством вины, а недовольство и такие соматические симптомы, как усталость, разби­ тость, головная боль, доводили его до изнеможения. Подобное самочувствие длилось все воскресенье и с удивительной регулярностью прекращалось после по­ лудня в понедельник.

В результате длительной психотерапевтической работы бьыо получено следующее описание основ его заболевания.

Родители господина Б. составляли исключительно пло­ хую семью. Самым драматичным было то, что в конце почти каждой недели они имели обыкновение напи­ ваться допьяна. При этом они устраивали шумные сце­ ны со скандалами и рукоприкладством, во время кото­ рых мальчик и его маленькая сестра испытывали страх и чувство протеста. Они боялись, что вспыльчивый отец во время опьянения, протекавшего с буйством и угро­ зами, может причинить матери увечье или даже убить ее. К страху присоединялись обида и ненависть к отцу, которые усиливались от того, что пьяный отец компро­ метировал своего сына, делая ему бестактные замеча­ ния, внезапно сменявшиеся сентиментальностью При этом ребенок испытывал отвращение, но не мог укло­ ниться от отцовских поцелуев. Когда в воскресенье ве­ чером мальчик ложился спать, он слышал, как родите­ ли спорили, предъявляли друг другу претензии, угрожали разводом и т. д. Рано утром в понедельник отец уходил на работу, мать отсыпалась после загула, и дети должны были сами готовить себе завтрак перед тем, как идти в школу, не повидав родителей. В школе г-н Б. чувствовал себя еще неважно: его преследовал страх, что, пока он спал, между родителями произошло что- то такое, чего он боялся, и, быть может, мать выпол­ нила свою угрозу и ушла из дома К тому же он испы­ тывал глубокое чувство вины и горечь из-за того, что происходило в его семье; он не мог, как его сверстни­ ки, рассказать о хорошо и весело проведенном уик-энде Он пытался прекращать такие разговоры с товарищами

ЛИЧНОСТИ С НАВЯЗЧИВОСТЯМИ

или уклонялся от них, чтобы не сделать очевидной свою ущербность. Все это усиливало его вполне понятную ненависть к родителям. Его чувства были тем более слож­ны и противоречивы, что одновременно с ненавистью он испытывал жалость и сострадание к родителям, чу­тьем понимая, что они сами несчастливы и страдают Когда в понедельник после полудня он возвращал­ся домой и находил, что там все спокойно и не про­изошло никакой катастрофы, он испытывал облегче­ние и начинал верить, что теперь все будет хорошо. Так продолжалось до конца недели, когда его вновь охва­тывал страх До конца недели он оставался беззабот­ным и радовался, когда у него появлялось свободное время; события, связанные с родителями, не казались уже столь трагичными. Ему казалось, что если он будет послушным, откажется от своих желаний и будет иг­рать роль жертвы, которая является как бы заклинани­ем от несчастья, то все будет хорошо С годами, когда реальные основания его детских пе­реживаний прошли, он по-прежнему в конце недели испытывал чувство страха и виновности, а “заклина­ния” в форме самоотречения использовал как защиту от неприятностей и угроз, которые могут возникнуть в любое время. Он по-прежнему радовался, когда закан­чивался уик-энд и он снова приступал к работе, и по-прежнему не знал, как использовать свободное время и куда себя деть в субботу и воскресенье. В детстве у маль­чика нередко появлялось желание выплеснуть в лицо отцу свою горечь и свою ненависть, но тотчас же воз­никал противоположный, тормозящий импульс, свя­занный со страхом перед тем, что от такой его реакции положение может осложниться И как же мог ребенок разрешить этот конфликт? Ему представлялось, что отец после этого изобьет его до смерти, ситуация в доме ухудшится, мать будет страдать еще больше, а гнев отца станет неуправляем. Все эти сложные проблемы послу­жили основой для формирования невроза, который сам по себе явился защитой от опасного для мальчика по­ведения и имел функцию магического заклинания, т. е. раскаяния, жертвенности и самонаказания. Аффекты