Глава 28 БЕЛЫЙ КАРХУ

Гнездовье Ловьятар было погружено в страшную тишину. Высокое бледное небо над скалой умолкло, опустело. Только море глухо и равнодушно грохотало внизу. Никто не парил под облаками, не падал в волны в погоне за рыбой, не поднимался вверх, поймав потоки ветра. Клан Ловьятар нынче погрузился в траур. Где-то в далеких краях погиб наследник, Рауни. Лоухи затворилась в своих покоях, выгнав оттуда всех, даже дочь, которая тщетно пыталась ее утешить. Никто не осмеливался беспокоить Хозяйку Похъёлы в ее материнской скорби — все слышали о смертоносном сампо, хотя никто никогда его не видел. Что устроит Лоухи, как отомстит южанам за смерть сына? Туны тихо сидели по гнездам, дожидаясь ее появления и опасаясь только одного — чтобы гнев хозяйки не задел их самих. Даже далеко внизу, в Луотоле, варги то и дело выходили на порог своих длинных приземистых домов и поглядывали с тревогой на молчащий, безлюдный утес. Известно, чем грозит затишье.

В самом сердце горы, в тайном хранилище, известном только ей одной, Лоухи, не помня себя от злобы и горя, вертела ручку сампо. Из ее груди рвались клокочущие, прерываемые глухими рыданиями выкрики:

— Месть! Месть роду Калева! Пусть они все сдохнут! Страшной смертью погибнут все до единого!

Лоухи прекрасно понимала: она творит то, чего делать нельзя. Но остановиться не могла и не хотела. Ей было уже все равно, что с ней будет.

За прошедшие годы сампо проявило себя исключительно коварным помощником. Самыми безопасными желаниями были простые и предметные. Безоблачный день, хороший улов, попутный ветер — все те желания, для исполнения которых достаточно было всего лишь подтолкнуть естественный ход вещей в нужную сторону, — сампо даровало сразу и без всякой платы. Более сложные, особенно связанные с успешным исходом тех или иных интриг или колдовских начинаний, сампо исполняло порой спустя долгие месяцы, и каждое из таких желаний влекло за собой черный хвост скверных последствий. Причем, чем больших благ желала себе Лоухи, тем хуже оказывались их побочные свойства. Но самыми страшными были пожелания злого. Хотя они тоже осуществлялись не быстро и через раз, но почти немедленно и жестоко били по самому желающему. В этом отношении сампо немногим отличалось от кровавых договоров с Калмой.

Лоухи приучилась трижды спрашивать себя, прежде чем войти в тайное хранилище: «А на самом ли деле ты этого хочешь, старая карга? Ты уверена, что хочешь именно этого, а не чего-то иного?» Но теперь смерть любимого сына навалилась на ее душу тяжким бременем, и Хозяйка Похъёлы жаждала освободиться от него. Когда Лоухи призвала погибель на род Калева, ей полегчало. Она еще не знала, чем придется платить, хотя понимала — платить предстоит дорогой ценою: еще ни разу она не губила столько людей сразу с помощью сампо. Но она была уверена, что род Калева обречен. Эта мысль успокоила ее настолько, что она нашла в себе силы вернуться в гнездо и лечь спать.

Следующим утром утес рода Ловьятар ожил. Хозяйка вышла из своих покоев — быстрая, резкая, уверенная в себе, как всегда. Обитатели Луотолы, в длинных домах и в скалистых гнездовьях, вздохнули с облегчением. А Лоухи тем временем послала гонцов на юг, во Врата Похъёлы. Сампо быстро выполнило ее желание, послав ей во сне озарение. Теперь Лоухи знала, как именно погибнут ненавистные карьяла.

Через несколько дней гонцы вернулись и принесли ответ: «Белый Карху согласен тебя принять».

Одинокий пик поднимался высоко над скалистой грядой, почти касаясь туч зазубренной вершиной. Далеку внизу простерлись заснеженные отроги, темнели долины, поросшие хвойными лесами. А к востоку ледяным призраком белел в облаках второй пик — близнец первого. Пики звались Клыками, горы — Пастью Похъёлы.

Почти у самой вершины, незаметная снизу, на небольшой ровной площадке располагалась старинная постройка. Когда-то здесь стояла похъёльская сторожевая башня, но необходимость в ней давно отпала, и теперь от нее остался только фундамент около двадцати шагов шириной. В остатках стен свистел и выл ветер, с неба летели редкие снежинки. Площадка не была огорожена, никаких следов тропы или лестницы, с трех сторон — пропасть, с четвертой — отвесная скала. Сорвись отсюда человек, он падал бы долго, очень долго…

«Ну ладно — я, — подумала Лоухи, плотнее смыкая крылья, чтобы не задувало снизу. — Хотя против такого ветра долететь сюда было очень непросто. Но он-то, он-то как сюда забрался?!»

Белый Карху, известный среди саами как Когтистый Старец, стоял, ссутулившись и наклонив голову, словно собственная мощь пригибала его к земле, и все равно глыбой нависал над Лоухи. Сейчас оборотень выглядел как могучий мужчина средних лет. На нем была белая доха до пят с огромным капюшоном, какие носили саамские нойда, но гладкая, без всяких чародейских вышивок и оберегов. Лицо у него было сонное и неподвижное: низкий лоб, небольшой плоский нос, тяжелая челюсть, глаза маленькие и узкие, бледно-голубые, едва заметые под нависшими веками. Порой казалось, что он слеп. Длинные седые волосы заплетены в косы на саамский лад. Ручищи Карху были пусты, но это ничего не значило. Лоухи всегда поражало, как такая огромная, медлительная туша может при необходимости быстро, легко и бесшумно передвигаться.

Заброшенная сторожевая площадка считалась ничейной территорией — с позволения Карху. Однажды туны, всегда считавшие, что им по умолчанию принадлежит любая неприступная вершина, были неприятно удивлены, когда Карху заявил свои права на всю Пасть — от пещер до неба над горами. После чего занял все земли, которые посчитал нужным, а те похъёльцы, кто пытался возражать, бесследно исчезли. Туны могли только радоваться, что Карху ограничил свой аппетит Вратами. Это позволило им сохранить лицо и даже распустить слух, что Когтистый Старец сторожит пеший путь в Похъёлу по их приказанию. Самому Карху не было никакого дела, что о нем говорят в Похъёле. Он почти никогда не покидал свои владения.

Лоухи давно знала хозяина Пасти и боялась его. Карху был коварен и непредсказуем, имел свои понятия о добром и злом, и главное — свои понятия о выгоде. Он не подчинялся ни Калме, ни другим известным богам, был старше Лоухи и, несомненно, знал о мире гораздо больше ее. Но сампо подсказало Хозяйке Похъёлы, что и его найдется чем зацепить.

— У тебя, говорят, умер сын?

Голос у Карху был хрипловатый и негромкий, словно он берег его от морозного ветра.

— Сочувствую. Я пережил многих сыновей… «А некоторых сам же и убил, лицемер!» — подумала Лоухи, вежливым поклоном принимая соболезнования.

— Как такое могло случиться?

— Хм… Все началось с того, что Рауни отправился на юг в земли карьяла…

— Зачем?

— Я послала его по семейному делу, — уклончиво ответила Лоухи.

— Не хочешь — не говори, — без всякого интереса сказал Карху. — Мне вот другое любопытно: и как эти рыболовы ухитрились прикончить сына Хозяйки Похъёлы?

Лоухи злобно фыркнула и принялась рассказывать то, что узнала о последних днях Рауни — с оговорками, всячески стараясь избегать малейшего упоминания о сампо и настоящей цели его путешествия. Карху был неподвижен, как огромный сугроб.

— Значит, Калева, — зевая, проговорил он. — Уж не тот ли Калева, что к тебе сватался? Разве вы с матерью его не прикончили?

— Как видишь, нет — съязвила Лоухи. — Он благополучно вернулся восвояси да еще и наплодил целый род. Он и теперь жив и здоров. Теперь он стал чародеем и известен под именем Вяйнемейнен. А его потомки, — голос Лоухи сорвался на шипение, — убили моего сына!

— Чего же ты хочешь от меня?

— По-моему, это понятно. Мести!

Губы оборотня едва заметно раздвинулись — он ухмыльнулся.

— Какая странная и нелепая мысль пришла тебе в голову, Лоухи. Что мне за дело до ваших свар с карьяла? Я никогда не покидаю Врата Похъёлы и впредь делать этого не собираюсь. Если они придут сюда — я с ними разберусь. Но к чему им сюда идти?

— А если я тебе заплачу?

— У тебя нет ничего, что бы меня интересовало. Земля? Власть? Пища? У меня все это есть. Моей власти хватает, чтобы получить все что угодно. И я давно уже получил все, что хотел.

На миг Лоухи усомнилась в своей идее — уж слишком уверенно говорил Карху. В самом деле, что ей известно о его желаниях? Многие века он живет отшельником в этих горах и всем доволен. Но она вспомнила о сне, который ей послало сампо, и вкрадчиво спросила:

— А как насчет бессмертия?

— О чем ты говоришь? Я старше этих гор, Лоухи…

— Но ведь не бессмертен?

— Нет, — промедлив, ответил Карху.

И по тому, как едва заметно дрогнул его голос, Лоухи поняла — сампо ее не обмануло. Она угадала с выбором наживки.

— Выслушай-ка меня еще раз.

И Лоухи принялась рассказывать снова. О пророчестве, грозящем рождением героя — такого же опасного для Похъёлы, каким был его предок Калева. О том, как она послала сына на разведку — узнать, в чем именно заключается опасность. И наконец — о тайне крови.

Карху выслушал ее, ни разу не шевельнувшись, прикрыв глаза.

— А ты знаешь, — проговорил он, когда Лоухи закончила, — что с тем же предложением ко мне прилетал твой сын?

— Что?!

— Он предложил мне то же самое — кровь богов — в обмен на услугу.

— Какую такую услугу? — с подозрением спросила Лоухи.

— Пусть это останется нашей с ним тайной. Лоухи быстро прикинула — что могло понадобиться ее сыну от Карху? «Он мог пожелать только поддержки. Но в чем? Не в расправе же над жалкими карьяла? Уж не хотел ли он забрать себе сампо?! Рауни много раз выражал недовольство моей „нерешительностью“! Я-то, дура, сама рассказала ему о крови — чтобы предостеречь его от простых решений! А он, значит, задумал и карьяла погубить, и обрести могучего союзника!» В этот миг Лоухи почти перестала жалеть о смерти сына.

— И что ты ему ответил?

— Это уже неважно.

Лицо Карху было неподвижно, как маска, — да это, в сущности, и была маска, — но почему Лоухи казалось, что он над ней издевается?

— Ну что, теперь, может, расскажешь мне, что у тебя стряслось на самом деле?

Лоухи собралась с духом и уставилась на него честными глазами.

— Я рассказала все!

— Ты не сказала мне ничего нового. Я давно знаю о свойствах крови богов. Только она не дарует бессмертие, а наоборот — убивает.

— Она ядовита для тунов, — уточнила Лоухи. — Но ты ведь не тун. И не демон, да? Ты не порождение Калмы.

— Это верно, — медленно сказал Карху.

— Единственный из людей, из ныне живущих обитателей Среднего мира, в котором есть кровь богини, — Вяйнемейнен. Мы оба это знали, но даже тебе он не по зубам. Пророчество говорит, что свойства крови возродились в его потомке. Это молодой охотник, его зовут Ильмаринен. Он-то и убил моего сына.

— Какое совпадение, — насмешливо сказал Карху. Но Лоухи чувствовала — наживка проглочена. Она прилетела во Врата не напрасно. Карху выслушал ее и сделал некие выводы. Какие — она могла только гадать. Но желание было озвучено, и сампо уже начинало исполнять его.

— В конце концов, — добавила она, вспомнив старую саамскую сказку, — если ты съешь его или кого-нибудь другого из этого проклятого рода, то ничего не потеряешь.

На этом Лоухи и распрощалась с оборотнем. Каждое мгновение в обществе Карху лишало ее уверенности в своих силах. Стрелой взмыв в небо, Лоухи не удержалась и с любопытством взглянула вниз — посмотреть, каким образом Карху спустится с отвесной скалы. Но он все еще стоял там, провожая ее взглядом. Лоухи, по спирали поднимаясь еще выше, описала круг над пиком — что за чудеса? Только что Карху был там, а вот его уже нет. Куда же он делся?

«Хорошо, что он не тун!» — подумала она, улетая на север.

Лоухи вернулась к утесам гавани Луотолы в сумерках и еще издалека почуяла угрозу. Что-то стряслось дома в ее отсутствие. Небо над скалами, такое пустынное, когда она улетала, стало красным — и это был не отсвет заката — и усеянным черными точками. Сотни тунов метались над гнездовьями Ловьятар. Лоухи сложила крылья и ринулась вниз. Черные точки неслись ей навстречу. Вскоре они превратились в тунов — обезумевшие родичи улепетывали прочь от гнездовий, не обращая никакого внимания на хозяйку клана. Лоухи невольно замедлила полет. Она растерялась. Никогда прежде она не видела тунов в такой панике. И вдруг накатил ужас — она вспомнила, где уже видела подобное зрелище. Перед глазами встал одинокий остров среди моря и чайки, что с криками бросались на скалы, разбиваясь о корень Мирового Древа…

— Мама!

Ей навстречу черной ласточкой метнулась Ильма. Тоже бледная, встрепанная, с вытаращенными от страха глазами. Но, по крайней мере, в здравом рассудке.

— Мама, наконец-то ты вернулась! Там такое… такое…

— Что случилось?!

— Я боюсь…

— Хватит мямлить, дура! Что?

— Сампо! — выпалила Ильма, зажмурившись. — Оно меняется! Превращается — само, без приказа!

Лоухи мгновенно приняла решение:

— Быстро, летим в мою пещеру!

Они обогнули утес, и взгляду Лоухи предстало воистину устрашающее зрелище. Вся южная сторона утеса, обращенная к морю, была залита багровым светом. Из ее пещеры, словно из жерла вулкана, выбивалось пульсирующее, нестерпимое для глаз пламя. Его отсветы полыхали в небе, отражаясь на облаках. Ни единого туна на южном склоне не осталось — все давно сбежали, включая личную охрану. «Я бы и сама сбежала на их месте, — подумала Лоухи, изучая склон. — Но они не знают, чего бояться, — а я знаю».

Чем ближе Лоухи и Ильма подлетали к пещере, тем более пугающей становилась картина. Теперь к багровому свечению добавились гул и вибрация, которую они чувствовали всей кожей. Все это в самом деле напоминало пробуждение вулкана. Но жара не было, совсем. «Это магия! — подумала Лоухи. — Сильнейшая магия!» Казалось, слои мира рвутся, и где-то внутри горы открывается дверь в мир богов. Если бы это в самом деле было так, всех жителей Среднего мира, оказавшихся поблизости, ждала смерть. Но Лоухи смело бросилась прямо в красное свечение, а Ильма последовала за ней.

Влетев в пещеру, они совершили частичное превращение и, прикрывая крыльями глаза, спотыкаясь на дрожащем полу, побежали внутрь. В самом дальнем коридоре, где раньше начинался тайный ход в хранилище, теперь разверзлась широкая трещина, из которой лился почти осязаемый багровый световой поток. Ильма тронула мать за плечо и что-то прокричала. Лоухи дернула плечом и вошла в трещину.

Сперва ей показалось, что она нырнула в кипящую лаву. Хозяйка Похъёлы затаила дыхание, крепко зажмурила глаза и призвала на помощь колдовское умение, недоступное людям, — смотреть глубже в красное. И постепенно перед ней предстало невероятное зрелище…

Стенки хранилища разошлись в стороны, пол треснул, свода больше не было. Разорванное пространство пещеры занимало нечто огромное, похожее на человеческую постройку. Вот глухие стены, вот круглая крыша-купол… Башня? Храм? Но что бы это ни было, из него вырастало каменное дерево. Или это сама скала проросла рудными жилами? Толстые корни выходили из стен пещеры, в них же и уходили. «Нет, — поняла Лоухи, — постройка дала корни!» И тут она догадалась: огромное, пышущее жаром здание и есть сампо! Корень Мирового Древа дал побег! Куда он растет, разрывая скалу? Вверх или вниз?

Вот и ручка нашлась — гигантская, искореженная, поросшая уродливыми скалистыми выростами. Но кто теперь ее повернет? Какие великаны?

По телу скалы снова пробежала дрожь. Полыхнули стенки сампо. Сверху посыпались крупные камни. Лоухи развернулась, схватила за руку Ильму и выбежала наружу.

— Уходим! — крикнула она, когда они вылетели из пещеры. — Здесь находиться слишком опасно. Пока оно не успокоится, во всяком случае.

— Ты думаешь, это надолго? — дрожащим голосом спросила Ильма. — Но где мы теперь будем жить?

— Пока уведем клан на летние гнездовья, а потом начнем искать новое жилище.

— Мама, но что будет с сампо? Его же нельзя бросить просто так, без присмотра…

— А что мы можем сделать? Теперь с сампо могут совладать только боги.

Внезапно Лоухи захихикала.

— Зато теперь оно точно останется здесь навсегда! Посмотрю я на того карьяла, который явится сюда, чтобы его украсть!