Глава 2. Когда он подошел ближе, то обратил на себя всеобщее внимание и не только мое

Когда он подошел ближе, то обратил на себя всеобщее внимание и не только мое. И это вовсе было не из-за его внешности - ну да ладно, выглядел он великолепно, без вопросов, но все же он собирался затеять драку с другим парнем.

Оба были примерно одного возраста, на вид лет двадцати, и громко кричали друг на друга. Однако когда этого оказалось не достаточно, они начали толкаться.

Один, от которого я едва могла отвести взгляд, был небрежно одет: оборванные потертые джинсы, грязные кроссовки и черная футболка, на которой большими буквами было написано: "Я - настоящий победитель". Его волосы были темными и вьющимися, местами слишком длинными, и даже с расстояния одного метра можно было видеть, какими невероятно белыми были его зубы. Я неосознанно подумала: одежда этого победителя не очень хорошо сохранилась, но свои зубы в обиду он не даст.

Другой был пониже и коренастый, а также гораздо агрессивнее. Особенно, когда внезапно достал нож.

Женщина, увидевшая это, закричала от ужаса. Тогда и другие тоже обратили свое внимание на них, и вокруг послышался возбужденный гул голосов. Я затаила дыхание, пока прохожих становилось все больше и больше, они останавливались и наблюдали за происходящим.

Два этих типа непрерывно кричали, до тех пор, пока коренастый рассек ножом воздух, угрожающе близко от кучерявого. Тот не отступил ни на один шаг, но расставил руки, как будто бы хотел вызвать своего противника на бой.

— Что за черт, — сказал испуганно Маттиас. — Он же сейчас пырнет его! Мы должны вызвать полицию.

Коренастый замахнулся ножом, и все, что случилось дальше, произошло настолько быстро, что едва ли можно было что-то понять. Молниеносно победитель завернул руку второго и развернул его так, что нож полетел по воздуху, описав дугу. В то же время кучерявый высоко подпрыгнул и ударил коренастого по колену, на которое тот прогнулся и, ругаясь на всю Ивановскую, остался сидеть на корточках.

Кучерявый придал надписи на своей майке еще больше чести. Он поднял голову, осмотрел быстро, но победоносно, все вокруг. При этом его взгляд пал на меня, и в очередной раз я задержала дыхание. Его глаза были почти нереально голубыми, и, если бы не осторожность, то можно было бы утонуть в них на вечность. Зуд на затылке вдруг стал настолько сильным, что его едва ли можно было выдержать.

— Ты что знаешь этого типа? — шепнул мне Маттиас.— Чего он так пялится на тебя?

Возможно, потому, что это я на него так вытаращилась? Мне не хотелось ничего говорить.

Потом этот момент прошел. Победитель поднял нож своего противника, откинул лезвие и ушел.

 

Мама Маттиаса была стройной, высокой, северная, белокурая красавица с зеленовато-голубыми глазами и кожей, как фарфор. Когда я в первый раз увидела ее, то поняла, что она выглядит, как киноактриса. Я не знала, что за актриса, но, во всяком случае, известная. Ни один здравомыслящий человек никогда бы и не предположил, что Маттиас был ее сын. Во всяком случае, он бы подошел ей как носильщик чемоданов. Три дня назад, когда семья Тассельхов зарегистрировалась в гостинице, его загрузили тяжелыми чемоданами позади его мамы, в правой руке которой была косметичка, в левой — ее чемодан и поверх сумка для путешествий, все из благородной бирюзовой кожи, подходящей к костюму госпожи Тассельхоф.

Затем в Лобби вошел господин Тассельхоф с оставшимся чемоданом, и сразу стало ясно, что это был отец Маттиаса. Он был очень сильно похож на Маттиаса, только немного выше, толще и в очках. Он сказал медленно, подчеркивая:

—Будьте так любезны, у нас здесь комната забронирована. Но-мер на дв-о-их. С до-полни-тельной кро-ватью. Вы понимаете?

—На чье имя, будьте добры? — спросила дама в приемной на идеальном немецком.

—Э..Итак.Эм... Да. На имя Генриха Тассельхофа. Вместе с сыном.

Госпожа Тассельхоф при этом засмеялась, как будто это было вполне нормально, что она, как часть семьи Генриха Тассенхофа, не должна была называть свое имя.

Тем временем я знала, что ее звали Джулиана, хотя бы потому, что она умудрилась в течение трех дней перейти с моими родителями на "ты". Она и ее муж случайно встретились с моими родителями вечером в баре гостиницы и выяснили за парочкой бокалов вина, как много у них общих интересов, и уже тогда перешли на "ты".

Джулиана Тассельхоф потащила маму на выставку, а мой папа показал Генриху Тассельхофу место раскопок в замке Тассини. У меня не было настроения посещать переполненные художественные выставки или древние раскопки. Выбраться куда-то с Меттиасом казалось мне меньшим из зол, поэтому мы проводили время вдвоем. Мы шатались туда-сюда по городу или катались на Вапоретто по каналам. Сначала мы поехали на лодке на Бурано и осмотрели на обратном пути Мурано. Этим мы занимались весь выходной, не увидев ничего захватывающего, кроме множества цветных домов (на Бурано) и много разноцветного стекла (на Мурано).

Позже мне пришлось сильно пожалеть о том, что я не пошла вместо этого с папой или, по крайней мере, спросить его о мистере Бьярнигнокки Фундштюке. Мой отец коротко упоминал, что он послал странный документ в лабораторию, чтобы проверить подлинность.

— Представь себе, — рассказывал он: — Его, очевидно, написала женщина, у которой было тоже имя, что и у тебя!

— Анна? — спросила я слегка глупо.

Он кивнул:

— Но, как сказано, еще не выяснено, действительно ли все так. Из определенных, отдельных орнаментов, которые показывают анахронические импликации при поверхностном исследовании.

Я ничего не поняла и упустила момент уточнить.

Моя незаинтересованность частично была связана с тем, что Победитель не шел у меня из головы. Я постоянно думала о нем. О его синих глазах. Как пластично он двигался. Как он посмотрел на меня!

По крайней мере, с тех пор зуд больше не возвращался, я, пожалуй, могла быть благодарной за это. И за то, что это, по-видимому, было ошибочной тревогой, потому что не произошло ничего плохого. Тем временем я все больше склонялась к мнению мамы, а именно к ее теории о прерывистых нарушениях восприятия. Простым языком это значит, что время от времени мозг придает значимость вещам. Все же я была готова принять это. Главное, чтобы оно не повторилось.

Затем наступило воскресение, день регаты. Тогда все вышло из-под контроля. В самом прямом смысле слова.

Генрих и Джулиана решили, что будет замечательно позавтракать вместе, прежде чем отправиться на мероприятие. Мои родители согласились, и поэтому мы встретились утром в воскресение в столовой, встав при этом убийственно рано. Я была такой уставшей, что могла бы еще проспать несколько часов, но Джулиана Тассельхоф объяснила, если мы не забьем хорошее место вовремя на берегу Гранд-канала, то в самом лучшем случае увидим вымпелы мачт, но никаких лодок, не говоря уже о замечательных, сказочных костюмах сидящих в них людей.

Обычно, как сообщала она, мы могли бы посмотреть представление с одной из лоджий замка. Там жил партнер по гольфу Генриха, который с радостью бы принял всех в своем стильном доме. К сожалению, он уехал.

— Очень важный человек в европейской политике, — сказала госпожа Тассельхоф.

— И банкир, — добавил господин Тассельхоф. — Играет в гольф с невероятным гандикапом.

— Он страдает физическим недостатком? — спросила я.

Маттиас фыркнул в свой чай.

Папа сдержал приступ кашля.

Госпожа Тассельхоф посмотрела на меня снисходительно.

— В гандикап обходятся без способностей игроков в гольф. Один есть у каждого вплоть до профессионалов.

— Вероятно поэтому они ездят по территории на электрических автомобилях, — предположила я. — На нем гораздо удобнее передвигаться по газонам, чем на костылях или инвалидных колясках.

Маттиас неудержимо хихикал.

— Маттиас, это не красиво смеяться над другими людьми только потому, что они ничего не понимают в игре в гольф, — резко сказала госпожа Тассельхоф.

— Мама, я смеялся, потому что Анна пошутила, — ответил Маттиас.

— Откуда ты это знаешь? — порицала его мать.

— Да, откуда? — спросила я. — Вероятно, я тупа от природы. Я уже рассказывала, что как раз осталась на второй год?

— Это все только из-за твоей беспрецедентной лени, — вмешалась мама. — И о твоей достойной сожаления дискалькулии*.

(*Дискалькулия - неспособность изучать арифметику)

— О, разве это не называется как слабость в математике? — спросила госпожа Тассельхоф сострадательно. — Как ужасно для тебя.

— Я могу с этим жить, — сказала я. — Двойка по математике не физический недостаток, по крайней мере, не для тех, кому нужна машина для гольфа.

— Собственно, я имела в виду тебя, — сказала госпожа Тассельхоф моей мама. — Для тебя это настоящий кошмар. Святые небеса, корифей в области физики, но собственный ребенок...

Папа защитил меня.

— Это у Анны от меня. Я никогда особо не умел считать. И однажды я тоже оставался на второй год.

— Маттиас перепрыгнул один класс, — хвасталась госпожа Тассельхоф. — В следующем году он уже начинает сдавать на аттестат зрелости и хочет затем изучать стоматологию.

— Мама, — неловко и тревожно произнес Маттиас.

— У каждого человека есть свои особые способности, — пояснил господин Тассельхоф уверенным голосом. — У одних это, у других то.

Госпожа Тассельхоф положила свою руку на него.

— Как же ты прав, Генрих. Давай радоваться, что Маттиас настолько сильно талантлив. Не каждый может быть таким умным, как он.

Тут папа не дал меня в обиду.

— Анна пишет замечательные сочинения, — сказал он. — У нее есть талант к письму. И к веселым историям. Ее чувство юмора не отнять.

— Папа! — В этот раз мне пришлось почувствовать себя неловко. Дальше он начал бы рассказывать, как я однажды выиграла кубок, когда занималась вольными упражнениями.

— И Анна прекрасно выглядит, — вставил Маттиас, как будто это оправдывало тот факт, что я была слаба в математике. — Как двойняшка Майли.

— Спасибо, — ответила я.

— Что за Майли? — спросила госпожа Тассельхоф

— Майли Сайрус, — объяснил Маттиас.

— Кто она такая?

— Ну, певица. Которая так же играла главную роль в "Ханне Монтане".

—Где?

— Это сериал. Его крутят по Дисней-каналу.

Его и мои родители поняли, что они не имеют ни малейшего понятия, кто такие Майли и Ханна, но никто из них не хотел этого показывать.

— Внешность порой тоже переоценивается, — пояснила госпожа Тассельхоф.

Господин Тассельхов втянул живот.

— Ты как всегда права, дорогая.

После этого стало ясно, что нам пора выдвигаться на регату.

Госпожа Тассельхов не преувеличила, говоря, что практически невозможно было добраться до канала. На его обеих сторонах люди выискивали лучшие места. На балконах и лоджиях палаццо уже топилась изрядное количество народа. Одни предусмотрительно заранее зарезервировали в речном ресторане столик, другие для лучшей видимости спустили на воду свои шлюпки, которые крепко были закреплены к причалу. Везде были толпы людей, и казалось почти безнадежным что-либо увидеть на воде.

— Мы слишком поздно пришли, — сетовала госпожа Тассельхоф.

— Чушь, — сказал ее муж. — Соревнование начнется только через полтора часа.

— Да, но здесь полно народа. Мы просто ничего не увидим!

Мы развернулись и зигзагами прошли через несколько узких переулков, чтобы прорваться к другому месту на берегу, хотя набережная и там была переполнена.

—Как досадно, — сказала мама.

—Там, впереди, на причале, — сказал папа. — Там еще есть место.

—Как нам повезло! — воскликнула госпожа Тассельхоф.

Я увидела, как мама сморщила лоб.

— Не думаю, что там разрешено находиться зрителям. В противном случае, там бы кто-то уже сидел.

— Возможно, вы где-то видите табличку с запретом или ограду? — спросила госпожа Тассельхоф. Уверенная в победе, она прокладывала путь между людьми, как бросающееся в глаза красочное пятно в розовом костюме, который она одела сегодня.

Внезапно широкая полоса прямо возле лодочной пристани опустела, как будто ее освободили специально для нас. Люди отходили в сторону, чтобы пропустить нас.

—Да это же настоящее место в ложе! — обрадовался господин Тассельхоф.

—Да, невероятно! — согласился папа.

— Действительно невероятно, — раздраженно сказала мама. Она выглядела так, как будто ждала, что в любой момент Карабиньери или какая-то другая звезда вынырнет, чтобы предложить нам стать там, потому что место предназначалось пожарной лодке. Хотя никто не боролся с нами за место.

Некоторое время мы просто стояли там, и, пока мои родители болтали с Тассельхофами, я осматривалась вокруг.

Везде толпились люди, которые нетерпеливо смотрели на канал.

Из интернета я уже узнала, что Регата Сторика была не просто спектаклем для туристов. Даже для венецианцев это событие имело особое значение, потому что представляло для них ежегодный пик распространенного здесь гребного спорта.

Перед самой Регатой проводился исторический парад лодок со многими гондолами и барками, которые двигались по каналу Гранде в праздничной процессии. Все лодки были до мелочей исторически украшены, и гондольеры с пассажирами были одеты в костюмы в стиле пятнадцатого века.

Накануне я "загуглила" еще несколько фото и сообщений со своего iPod'a и уже приблизительно знала, что меня ожидало.

—Великолепнейшая лодка в Бусинторо, — перекрикивала госпожа Тассенхоф общий шум. — Это роскошная барка дожа.

—Ты отлично владеешь информацией, — прокричала мама в ответ.

—Я прочитала о Вене все, что нужно знать. Когда посещаешь иностранные города, нужно быть информированным о них. Об истории или культуре - можете спрашивать меня обо всем, — она показала на канал: — Посмотрите, вон первая лодка! Этим креплениям на носу гондолы уже за 50 лет. Они состоят, если рассмотреть детальнее, из шести частей. Каждая часть символизирует часть Венеции. Одну шестую, если быть точным. Собственно говоря, есть шесть частей города Венеции, поэтому их называют также сестрами. Отдельно существуют Сан Марко, Сан Поло, Каннарегио, Дорсодуро, Санта Гросе и Гвидекка.

—Интересно! — прокричала мама.

Скоро я услышала, как она тихо сказала папе:

— Эта женщина начинает меня нервировать.

— Только сейчас? — спросил папа в ответ.

—Я вас слышу, — сказала я.

— Это было по секрету, — отчитала меня мама. — И эта история с тележками для гольфа была несмешной. Нельзя шутить над инвалидами.

—Как по мне, это было очень смешно, — сказал папа.

—Я уже вижу первую лодку! — восхищенно воскликнула госпожа Тассельхоф.

Со стороны устья канала Гранде приближались украшенные в историческом духе лодки, и уже издалека можно было видеть, какими яркими они были.

—Посмотри, там и красная гондола, — сказал Маттиас.

Да, она приближалась. Веслами снова управлял одноглазый старый мужчина, одетый так же, как и несколько дней назад. Гондола двигалась немного в стороне от остальных, ближе к стенке набережной. К моему удивлению, она полностью отделилась от колоны. Одноглазый старый мужчина несколькими сильными движениями весел привел ее к причалу, где стояли мы.

— Что он делает? — спросила мама.

— Без понятия, — произнес папа.

Гондола приблизилась к ступенькам, вделанным в набережную.

Жестикулируя, старик подал нам знак.

—Выглядит так, как будто он хочет, чтобы мы сели в гондолу, — сказала госпожа Тассельхоф.

— Мне кажется, что он, скорее всего, хочет прогнать нас в сторону, — возразила мама.

— А мне нет, — сказала госпожа Тассельхоф.

— В любом случае, он чего-то хочет, — сказала мама.

— Очевидно, сто пятьдесят евро предоплаты, — предположил господин Тассельхоф.

Старый мужчина услышал это и покачал головой. Он снова подзывал нас, в этот раз нетерпеливее. Он хочет нас прогнать? Возможно, он был в пожарной дружине. Хотя я нигде не видела пожарного инвентаря, но, судя по ярко-красному цвету, все подходило.

Вдруг на набережной возникла давка. Люди двигались ближе, и внезапно вокруг меня началась суматоха.

—Но мы были здесь с самого начала, — возмутился господин Тассельхоф.

Госпожа Тассенхоф приняла решение.

— Мы должны сесть в гондолу. Перед тем, как нас кто-то опередит. Дадим ради приличия старику пару евро и готово.

—Извините! — Кто-то в толпе двигался вперед и при этом расталкивал окружающих в стороны. Видимо, грубо отталкивая людей, он изначально послужил причиной давки. Я не видела, кто он, но зато его было хорошо слышно. Он злостно ругался на итальянском, потому что движение казалось ему слишком медленным. Потом он что-то прокричал старику в гондоле над головами окружающих и тот ответил. Звучало, как команда.

Госпожа Тассельхоф сделала большой шаг вперед и села в гондолу.

— Кто первый встал, того и тапки! — она посмотрела вверх на нас. — Идите сюда, чего вы ждете? Никогда в жизни мы не нашли бы места с лучшим видом!

Господин Тассенхоф и Маттиас послушно взобрались и сели в гондолу. Тем временем мужчина, послуживший причиной давки (я могла видеть только его темноволосый чуб), растолкал в стороны последних людей, которые еще стояли на пути. К сожалению, это были я и мои родители.

Папа начал ругаться, потому что мама была на волоске от падения. Он еле ее удержал.

Я же потеряла равновесие и полетела в воду, описывая дугу. Шлепнувшись, я приземлилась в канал, и пошла ко дну, словно камень.