Молодая Элита 5 страница

— Это сделал кто-то из твоих клиентов? — спрашивает он, глядя Рафаэлю в глаза.

Не поднимая взгляда, Рафаэль поправляет воротник и перебрасывает блестящую волну волос через плечо. Он ничего не говорит, зная, что его молчание само ответит на вопрос Энцо.

— Его имя, — приглушенно требует принц.

Рафаэль не сразу отвечает. Большинство его клиентов нежны с ним, даже в страсти. Но не все. Возвращаются воспоминания о прошедшем вечере, о грубых руках на шее, об ударе о стену, о пощечине, об оскорблениях, злобно выплевываемых ему в ухо. Такое случается довольно редко, и Рафаэлю не нравится беспокоить этим Энцо.

Работа Рафаэля очень важна для общества «Кинжала». Он не наделен такой силой, как другие, и не может убивать, но он может обольщать. Многие из клиентов, потеряв голову от любви к нему, становятся верными покровителями общества. В его постели заключаются политические союзы.

И всё же. Эта работа таит в себе свои опасности. «Нужно сначала рассказать обо всем мадам. Она сама уладит этот вопрос. Возьмет с него дополнительную плату за насилие и запретит ему встречаться со мной». Но Рафаэль встречает взгляд Энцо, и его чуткое сердце черствеет. Нет, не в этот раз. Некоторые заслуживают наказание посерьезнее штрафа.

— Маурицио Салдана, — отвечает он.

Энцо кивает. Выражение его лица не меняется, однако в глазах вспыхивают ярко-красные крапинки. Он прижимает палец к груди Рафаэля. Его голос тих, но не требует пререканий:

— В следующий раз ничего от меня не скрывай.

 

* * *

 

Утром Инквизиторы находят графа Маурицио Салдана прибитым к парадной двери его собственного дома. Его рот открыт в безмолвном крике, а тело обуглено до неузнаваемости.

 

 

 

 

Магия — сокращенный термин, взятый из книги «Трюки Магиано», в которой описаны деяния известного молодого шарлатана Магиано, так и не пойманного Инквизицией.

— Из очерка Рафаэля Лорана Бассета.

Аделина Амутеру

 

 

Виолетта боялась грозы.

Когда мы были маленькими, она при первом же раскате грома тайком пробиралась в мою спальню. Забиралась в мою постель, будила меня и прижималась своим худеньким телом ко мне. Снаружи бушевала гроза, а я, обняв сестру рукой, тихо пела ей мамину колыбельную. Хоть мне и неприятно признаваться в этом, но мне нравилось ощущать ее беспомощность. В эти мгновения я чувствовала себя сильной и считала себя лучше сестры.

Так начинается мой сон. За окном грохочет гром. Во сне я просыпаюсь в своей спальне и обнаруживаю прильнувшую ко мне сестру. Она лежит под одеялами, повернувшись ко мне спиной и дрожа, ее темные локоны красивой волной лежат на моей подушке. Я сонно улыбаюсь.

— Не бойся, Виолетта, — шепчу я. — Это всего лишь гроза. — Я обнимаю ее за плечи и запеваю колыбельную.

«Это больше чем гроза», — шепотом отвечает она мне. У нее странный голос. Шипящий. Нечеловеческий.

Я обрываю песню. С моих губ сходит улыбка.

— Виолетта? — Я переворачиваю сестру лицом к себе.

У нее нет лица.

Внезапно кровать рушится подо мной, и я падаю. Падаю, падаю, падаю. Кажется, я буду падать вечно.

Всплеск.

Я отчаянно рвусь вверх. Выплыв на поверхность, хватаю ртом воздух и вытираю с глаз воду. Где я? Меня со всех сторон окружает спокойная гладь океана, ни одного островка на виду. Над головой угольно-серое небо. Вокруг — черный океан.

Я в водах Подземного мира. Мира мертвых.

Я сразу же это понимаю, потому что свет здесь совсем не такой как в мире живых — яркий и чистый, отгоняющий тени своим теплом. Тут свет мертвый, настолько слабый, что всё кругом окрашено серым. Нет ни цвета, ни звуков. Только неподвижный океан. Я вглядываюсь в темную воду, и желудок сжимается от страха. Черная, безбрежная океанская глубь заполнена скользящими, призрачными силуэтами монстров.

«Аделина», — шепотом зовет меня кто-то.

Я поднимаю взгляд и вижу девочку, идущую ко мне по поверхности океана. У нее бледная, фарфоровая кожа, костлявое тело, прикрытое белыми шелками, и длинные черные волосы, застилающие водную гладь бесконечной паутиной. Это Формидите, ангел Страха, дочь Смерти. Мне хочется кричать, но из горла не выходит ни звука.

Она наклоняется ко мне. Там, где у нее должны быть глаза, нос и рот, я вижу лишь кожу, словно на ее лицо плотно натянута ткань. Это она, а не Виолетта прижималась ко мне в спальне.

«Страх — это сила», — шепчет она.

Костлявая рука хватает меня снизу и утаскивает под воду.

 

 

* * *

 

 

Я сажусь в постели, дрожа всем телом. Океан исчез, его заменила моя пустая спальня во дворце Фортуны. Тихо стучит в окна дождь.

Чуть успокоившись, я устало опускаю голову на руки. Перед глазами стоит образ сестры из сна и призраки. Идет ли дождь там, где сейчас Виолетта? Мучает ли ее бессонница из-за грозы?

Что мне делать? Я пытаюсь (уже в который раз!) ухватить спрятанную в глубине меня энергию и вытащить ее наружу, но опять безрезультатно. Что, если я уже никогда не смогу этого сделать? В какой-то степени это хорошо. Возможно, мне не стоит больше использовать свою силу. И в то же время от этой мысли екает сердце.

Что, если мне сегодня сбежать? Скрыться от общества «Кинжала»?

В голове крутятся зловещие слова Рафаэля. Он сказал, что народ Снежных земель чтит мальфетто и Элиту — я могу сначала спрятаться в Кенетре, а потом уплыть на север. Однако, даже обдумывая эту возможность, я всё равно понимаю, что бежать — бессмысленно и опасно. «Не горячись, Аделина», — говорю я себе. Если мне и удастся убежать, то меня быстро догонят. Молодая Элита отточила до совершенства способность управлять своей силой. Я — нет. Что я буду делать, если Главы Инквизиции сядут мне на хвост? Скорее всего, в этот самый момент они как раз прочесывают юг Кенетры и ждут, когда я сделаю неверный шаг. Если мне не удалось скрыться от Инквизиторов, то глупо надеяться на то, что я смогу удрать разом и от них, и от Элиты. Общество «Кинжала» не успокоится, пока не поймает меня и не заткнет мне рот до того, как я выдам его секреты. Вероятно, меня поймают прежде, чем я успею добраться до гавани. Если же мне удастся сесть на судно, плывущее в Снежные земли, Элита запросто схватит меня там. Они и сейчас, наверное, за мной следят. Если сбегу, придется всё время их опасаться. Да и шансы на побег почти равны нулю.

Я перехожу к обдумыванию второго варианта развития событий. Что, если я стану одной из них? Разве мне есть что терять? Мне везде грозит опасность — что с ними, что в одиночестве. Однако если я хочу выжить, то должна остаться и доказать, что мое место рядом с ними. И чтобы сделать это, нужно не только научиться контролировать свою силу, но еще и найти себе союзников. Друзей. Я уже пыталась справиться со всем одна, и ничем хорошим это не окончилось. Меня передергивает от воспоминаний о том, как я отреагировала на ночной камень, и как Рафаэль всколыхнул и поднял таящуюся внутри меня тьму.

Что, если я именно такая и есть? «Будь сама собой», — сказала мне однажды Виолетта, когда я тщетно пыталась расположить к себе отца. Это расхожая фраза. Все часто ее говорят, ничего под ней не подразумевая. На самом деле, никто не хочет, чтобы ты была сама собой. Все хотят, чтобы ты была такой, какой нравишься им.

Так тому и быть. Если я хочу нравиться и быть любимой, значит нужно сделать вот что: добиться одобрения Энцо. Впечатлить его.

Я чувствую себя изможденной, когда в комнату начинается просачиваться рассвет, заливая ее бледно-золотистым светом, и замираю, услышав тихий стук в дверь.

— Входите, — зову я.

Дверь приоткрывается. Это не служанка. Ко мне пришел Рафаэль. Сегодня он в красивой черной одежде с золотым узором по краям, с широкими и свободными рукавами. Тонкие золотые цепочки охватывают его лоб и шею. В свободно заплетенной, лежащей на плече косе цвета воронова крыла посверкивают сапфировые пряди. Глаза толсто подведены темным. Он выглядит еще ослепительней, чем я запомнила его, и, поймав себя на том, что уставилась на него, я смущенно отвожу взгляд.

— Доброе утро, — говорит он и, подойдя ко мне, целует в обе щеки. От него веет спокойствием. Ни следа не осталось от сомнений, выказанных им после происшествия с самоцветами. — Энцо и остальные вернулись. — Рафаэль серьезно смотрит мне в глаза. — Давай не будем заставлять их ждать.

Я поспешно одеваюсь. Рафаэль снова ведет меня по потайному туннелю, в том же направлении, в каком мы шли к комнате, где он проводил тест на определение моей энергии. Правда в этот раз мы минуем ее и идем дальше, пока нас не поглощает темнота. В тишине слышно эхо наших шагов. Кажется, что потолок становится всё выше и выше. Тут холодно и влажно. Пахнет затхлостью.

— Какой же длинный этот туннель, — шепчу я.

— Под улицами Эстенции проложены катакомбы мертвых, — льется на меня сверху певучий голос Рафаэля.

Катакомбы. По телу пробегают мурашки.

— Эти туннели проходят через весь город, — продолжает он. — Они соединяют некоторые из наших убежищ, домов и особняков покровителей. Под городом так много туннелей и склепов, что о большинстве из них уже давно забыли.

— Здесь влажно.

— Весенние дожди. К счастью, мы находимся на возвышенности.

Наконец мы подходим к высоким двойным дверям. В тусклом свете блестят врезанные в дерево драгоценные камни. Такие же, какие использовал Рафаэль, тестируя меня.

— Я попросил вставить их в эту дверь, — объясняет Рафаэль. — Взаимодействовать с этими самоцветами может только Элита. Получив энергию от прикосновения, камни взамен своей энергией открывают замки в дверях. — Он кивает мне. — Вырази свое почтение, Аделинетта. Мы сейчас в мире мертвых.

Он произносит короткую молитву богине мертвых Моритас и просит у нее позволения пройти внутрь. Я вторю ему. Закончив, Рафаэль кладет ладонь поверх одного из вделанных в дверь самоцветов.

Все камни начинают светиться. Друг за другом раздаются щелчки, словно деревянные двери сами собой отпираются изнутри. Я потрясенно смотрю на них. Гениальнейший замок! Рафаэль бросает на меня взгляд, и в его глазах светится понимание.

— Будь храброй, — шепчет он и толкает двери.

Нам открывается большой грот размером с бальный зал. Факелы на стенах высвечивают собравшиеся на полу лужицы воды. Каменные арки и высокие колонны выглядят так, словно их вырезали много веков назад — большинство из них целы, но некоторые обрушились, рассыпавшись осколками по полу. Вода поблескивает, отражая льющийся на нее бледный свет, и тот падает на окружающий камень подрагивающей паутинкой. Всё здесь отливает зеленым. Откуда-то издалека доносится звук капающей воды. Стены украшают фрески с богами — их краски, в былое время яркие, поблекли от собирающейся здесь столетиями воды. Я сразу понимаю, что этим фрескам несколько веков — они нарисованы в стиле другой эпохи. Ниши стен заполнены пыльными погребальными урнами, хранящими прах забытых поколений.

Но что действительно привлекает мое внимание, так это маленький полукруг людей, ожидающих нас с Рафаэлем. Их четверо, не считая Энцо, одетых в темно-синюю мантию общества «Кинжала». Они разворачиваются в нашу сторону. Их лица непроницаемы и в тусклом освещении жутковаты. Сколько им лет? Они должны быть моими ровесниками — в конце концов, в кровавую лихорадку выжили только дети. Один из них просто громадный, его мантия не может скрыть мускулистые руки, которые, кажется, спокойно разорвут человека на части. Рядом с ним уперла руку в бедро невысокая хрупкая девушка. Она одна кивает мне в знак приветствия. На ее плече восседает огромный золотистый орел. Я нерешительно улыбаюсь ей в ответ, нервно уставившись на птицу. Бок о бок с ней стоит стройный худощавый парень, а около него — широкоплечая девушка с длинными волнистыми волосами и слишком светлой для кенетреанки кожей. Девушка из Снежных земель? Она с интересом рассматривает меня, скрестив руки на груди и чуть склонив голову на бок, и в ее глазах холод. Моя улыбка тает.

Впереди них стоит Энцо — волосы цвета крови, руки сложены за спиной, жесткий взгляд прикован ко мне. Сегодня он совсем не такой, каким был при нашем первом разговоре в моей спальне. Его лицо безжалостно и сурово — молодого принца сменил хладнокровный наемный убийца. Свет факелов отбрасывает на его глаза тень.

Мы останавливаемся в метре от них, и Рафаэль заговаривает первым:

— Это Аделина Амутеру, — произносит он своим чистым, певучим голосом. — Новый потенциальный член нашего общества. Она обладает силой создавать иллюзии, способностью изменять у людей восприятие реальности.

Я чувствую, что должна что-то сказать, вот только не знаю что. Поэтому, собравшись с духом, просто храбро смотрю им в лица.

Энцо переводит взгляд на меня. Не знаю почему, но меня тянет к нему так же, как в нашу первую встречу. Он держится так по-королевски — прямая осанка, гордо поднятая голова… При виде его во мне просыпается стремление к власти.

— Скажи мне, Аделина, — начинает он, и его слова эхом разносятся по гроту, — ты когда-нибудь слышала стих:

«Рожденный младенец впервые вздохнет,

И бурю тем вздохом он призовет,

Смертельным дождем зарыдает гроза

И многим навеки закроет глаза».

— Да, — отвечаю я.

— Все взаимосвязано. Любое твое действие, даже самое незначительное, влияет на что-то в мире ином. В каком-то смысле ты уже связана со всеми нами.

Энцо делает шаг ко мне. Остальные не двигаются.

— Ты первая из Элиты, так отреагировавшая на ночной камень. В тебе есть тьма, что-то, что наделяет тебя невероятной силой. — Он сужает глаза. — Сегодня я хочу вытащить ее на поверхность и научить тебя вызывать ее по собственному желанию. Научить тебя подчинять ее своей воле. Ты согласна?

А у меня есть выбор? Секунду помолчав, я поднимаю подбородок.

— Да, Ваше Высочество.

Энцо одобрительно кивает.

— Тогда мы должны использовать все наши силы, чтобы пробудить твою.

Рафаэль отходит от меня, и я остаюсь одна. Сомнения сдавливают грудь, и я вдруг осознаю, что хочу, чтобы он — единственный человек, который не пугает меня здесь — стоял рядом со мной. Остальные тихо переговариваются между собой. Я оглядываю полукруг из их лиц, ища помощи, но крупинку доброты получаю лишь от девушки с орлом на плече. Видя, что я нервничаю, она мне еле заметно, подбадривающе кивает.

Энцо поднимает руку вверх.

— Начнем.

Он щелкает пальцами, и все факелы одновременно тухнут.

Грот погружается во тьму.

На мгновение меня охватывает паника. Я совершенно ничего не вижу. Накатывает страх. Мой самый худший кошмар — что я когда-нибудь потеряю свой единственный глаз и всю оставшуюся жизнь проведу в полной темноте. Я дико озираюсь, моргая. Вокруг — тишина. Потом я чувствую порыв холодного ветра, слышу чье-то дыхание и эхо шагов. Сердце гулко бьется в груди. Пожалуйста, пусть зажжется свет. Я усиленно всматриваюсь во тьму, заставляя зрение адаптироваться к темноте.

Начав слабо различать каменный пол под ногами, я замечаю, что все исчезли.

Откуда-то из темноты раздается голос Энцо:

— Паук. Звездная воровка.

Я напрягаюсь, но ничего не происходит.

Затем новый порыв ветра приносит из ниоткуда шум хлопающих крыльев. И внезапно их тысячи, миллионы — пронзительно визжащих созданий, бьющих меня мясистыми крыльями, невидимо кружащих вокруг меня во тьме. Закричав, я падаю под их напором на колени, пригибаюсь и прикрываю голову руками. Летучие мыши. Это летучие мыши. Их крошечные когти царапают мою кожу. Я крепко зажмуриваюсь.

Что-то большое яростно отбрасывает меня назад. Пролетев несколько метров, я больно падаю на пол. Удар вышибает из легких весь воздух, и я судорожно пытаюсь вздохнуть. Кожу предплечья вспарывает острый металл. Вскрикнув, я прикрываюсь руками, и вторую руку постигает та же участь. Из порезов сочится теплая кровь. Я неистово кручу головой, ища нападающего. Ничего не вижу. Кто-то бьет меня ногой по спине, и я выгибаюсь от боли. Еще один пинок, а за ним грубые руки хватают меня и вздергивают в воздух. Я отчаянно взываю к своей силе, жаждая вытащить ее наружу, но у меня ничего не выходит. Я вырываюсь из жесткой хватки, когда у моего лица раздается низкий голос:

— И это волк? — рычит Паук. — Нет, всего лишь овечка.

Сжав зубы, я брыкаюсь в попытке высвободиться, но молочу ногами по голому воздуху. Наконец, я падаю на пол.

— Она ранена, — говорит кто-то. Кажется, Рафаэль.

Загорается один факел, и я осматриваюсь, щурясь. Тысячи летучих мышей визжат, неистово хлопая крыльями, раздраженные источником света, а затем сплошной массой улетают в темноту одного из туннелей. Словно их здесь никогда и не было. Недалеко от меня стоит здоровяк — должно быть, Паук — и девушка с орлом. В тенях у колонн я замечаю остальных. Один парень тихо посмеивается. По моим рукам текут тонкие струйки крови. Порезы оказались меньше, чем я ожидала, учитывая то, как жжет рассеченную кожу. «Они даже не напрягаются, — думаю я лихорадочно. — Они просто играют со мной. Как Паук видит меня в такой тьме?».

Свет гаснет. В этот раз зрение быстрее привыкает к темноте, и я вижу силуэт пригнувшегося Паука. Сорвавшись с места, он мчится на меня, но, не добежав, скрывается из виду. Я озираюсь, проклиная отсутствующий глаз и скудную видимость.

Он появляется сзади и обхватывает меня за шею прежде, чем я успеваю среагировать. Мускулы на его руках напрягаются. Я вырываюсь, задыхаясь. Зрение. Внезапно я понимаю, что его сила дает ему способность видеть тогда, когда другие зрения лишены.

— Сегодня пол моей спальни застелет овчинка, — насмехается он.

Я со всей силы бью его локтями. Должно быть, он не ожидал от меня особого сопротивления, потому что одним локтем я заезжаю ему прямо по кадыку. Поперхнувшись, он выпускает меня из рук, и я падаю на колени. Резко развернувшись, Паук с яростью смотрит на меня сузившимися глазами, и я морально готовлюсь к следующему нападению.

— Достаточно, — повелительно произносит Энцо. В его голосе, доносящемся из теней, слышится неодобрение.

Паук отступает. Я облегченно расслабляюсь, глотая воздух окружающей тьмы. Снова загораются факелы. Мы с Пауком пристально смотрим друг на друга: в его зеленых глазах — злость, в моем — шок. Я не ощущаю ничего, кроме громко стучащего в груди сердца.

Паук выпрямляется и убирает свой клинок в ножны. Он не удосуживается помочь мне встать.

— Одноглазая слабачка, — с презрением выплевывает он. — Лучше бы оставили тебя Инквизиторам. Чего ради мы тебя спасали? — Он отворачивается от меня.

Меня охватывает ярость. Я представляю, как душу его, как мои тени-иллюзии просачиваются в его горло, перекрывая доступ воздуху. Обладаю ли я подобной силой? Таящийся в сознании шепот, голодный и алчный, отвечает мне: «да». Да, да, да.

— Трус, — выдыхаю я в спину Пауку.

Он меня не слышит, в отличие от девушки с орлом. Она удивленно моргает.

Энцо с интересом разглядывает меня, пока Рафаэль говорит ему что-то на ухо. Они одобряют? Мгновением позже Энцо возвышает голос:

— Шагающая по ветру.

Шагающая по ветру? Я осматриваю грот, ища своего нового противника. Наконец, вижу ее. Это высокая, бледная девушка, та, что не похожа на кенетреанку. Она идет ко мне тихо посмеиваясь, гибкая и пугающая. Я отступаю.

— С превеликим удовольствием, Ваше Высочество, — отвечает она Энцо.

Мой пульс учащается. «Успокойся. Сосредоточься», — говорю я себе, однако всё еще дрожу после столкновения с Пауком, а от предчувствия того, что меня ожидает, по коже бегут ледяные мурашки. Паук обладал способностью видеть в полной темноте. Какой силой одарена Шагающая по ветру? Может, она летает?

Слух пронзает оглушительный крик. Вздрогнув, я вскидываю руки, закрывая уши ладонями в напрасной попытке приглушить звук, но он лишь становится громче. Этот звук разрушает всё вокруг меня, ослепляя, окрашивая мир в красные тона, заполняя собой разум. Я не могу видеть. Не могу думать. Острый как бритва крик режет уши точно нож. Они, наверное, кровоточат. Я смутно ощущаю кожей холодный камень. По щекам текут слезы. Я отрешенно осознаю, что упала.

Что-то в глубине меня шевелится, я тянусь к нему, но промахиваюсь. Что это за сила такая? Как с ней сражаться? Как оборвать крик, идущий из твоей собственной головы? Я пытаюсь подняться, но крик отвлекает, мешает. Он снова и снова вспарывает воздух, грозя меня поглотить.

Каким-то образом через весь этот хаос я слышу голос Шагающей по ветру. Она словно стоит рядом со мной. Дернув головой в сторону, я вижу ее.

Она смеется.

— Смотри под ноги, волчонок, — усмехается она.

Внезапно меня обхватывает и отрывает от пола воздушный кокон. Руки Шагающей по ветру вытянуты в моем направлении. Подняв меня выше, она делает резкое, режущее движение ладонью. В ушах свистит ветер — я лечу в другой конец грота. Ударившись спиной о стену, я сломанной куклой падаю на пол. Крик не прерывается.

Совершенно ничего не в состоянии сделать, я сворачиваюсь в клубок, когда Шагающая по ветру подходит ближе. Она опускается передо мной на колени, и всё, что я вижу — ее ухмылку. От боли в спине прерывается дыхание, а крик в сознании выматывает душу. Этот крик похож на мой собственный. Я вижу, как отец, глядя мне в глаза, тащит меня за волосы под дождем. Виолетта за нашими спинами умоляет его остановиться. Он не обращает на нее внимания.

Больше я терпеть этого не буду. Во мне растет ярость, и я тянусь к неподдающейся моей воле силе. Надо мной нависает призрак отца, нас с ним пеленой окружает крик сестры. Дезориентированная, я со сдавленным стоном хватаюсь руками за воздух.

Ладонь что-то задевает. Крик неожиданно обрывается, и отец с сестрой исчезают. В этот раз я не слышу никаких смешков. Шагающая по ветру согнулась в метре от меня, держась за шею. Струйка крови течет по ее руке в том месте, где я расцарапала ее ногтями. Я пораженно осознаю, что ударила ее, думая, что бью отца. Внутри меня всё еще бурлит ярость — черная, жгучая… почти податливая.

Я сжимаю зубы.

— Ну и как тебе? — зло цежу я. — Нравится нападать на меня, пока я беззащитна?

Шагающая по ветру молча смотрит на меня. Затем отнимает от шеи ладонь, показывая мне глубокие порезы.

— Ты далеко не беззащитна. — Подойдя, она помогает мне встать на подгибающиеся ноги. — Неплохо. — В ее голосе нет ни толики злости. — Вижу, любишь, когда тебе бросают вызов.

Моя ярость постепенно сменяется смятением. Это что, был комплимент?

— Что, — удается выдавить мне, — у тебя за сила такая?

Шагающая по ветру смеется, видя недоуменное выражение моего лица. Ее, похоже, совсем не волнуют раны на шее, и почему-то она кажется мне дружелюбной.

— Сила ветра. Я могу всё, что может он. Выть, шуметь, отрывать от земли.

Она оставляет меня. Другие перешептываются между собой, их тихие голоса эхом отдаются в пустом пространстве грота. Энцо выходит вперед, спокойно заложив руки за спину.

— Уже лучше. — Он поджимает губы. — Но недостаточно хорошо.

Я жду продолжения, покачиваясь на ослабших ногах и пытаясь отдышаться. Взгляд Энцо прожигает душу, и меня затопляет волной страха и возбуждения.

— Проблема в том, Аделина, — говорит он, подходя ко мне, — что ты просто не боишься.

Сердце подпрыгивает и начинает неистово биться.

— Я боюсь, — выдыхаю я, но мой голос выдает сомнения.

Что он собирается сделать со мной?

— Ты знаешь, что твоей жизни ничего не грозит, — продолжает Энцо. — И не примешь тьму внутри себя, пока не посмотришь в глаза смерти. Именно поэтому ты не можешь использовать силу ярости и страха. — Он расцепляет руки. — Посмотрим, смогу ли я тебе в этом помочь.

Вокруг нас встает стена огня, освещая весь грот. Языки пламени поднимаются до самого потолка. Ощутив кожей жар, я в ужасе шарахаюсь в сторону. В горле зарождается крик. Нет, нет, нет. Только не огонь. Что угодно, только не он. Всё, что я вижу — глаза Энцо, смотрящие на меня — темные и решительные. Как много огня.

«Я не привязана к столбу, — успокаиваю я себя. — Всё в порядке. Мне не страшно». Но я не верю самой себе. Мысленно я уже на месте своей предстоящей казни — Инквизиторы убьют меня на глазах у всех, наказывая за смерть отца и наслаждаясь тем, как пламя пожирает мою плоть. Боги, спасите меня. Нападения Паука и Шагающей по ветру блекнут в сравнении с этим. Мне кажется, что огонь сужает круг. Так и есть. Мне трудно дышать.

Энцо напоминает мне, каково это — смотреть в глаза смерти.

Пламя ревет вокруг нас. Энцо подходит ко мне так близко, что я чувствую исходящий от его тела жар — чистую энергию, скрытую в нем. Страх, растущий в моей груди с самой первой атаки Паука, затопляет меня с головой. Я деревенею. Энцо касается рукой моей поясницы. Всё тело опаляет жаркой, жгучей волной. Языки пламени лижут края моих рукавов, и я с ужасом смотрю на то, как ткань сворачивается и чернеет. Энцо излучает опасность. Он всем своим видом говорит о том, что готов убивать во имя справедливости. Мне отчаянно хочется отстраниться. И прижаться к нему. Меня разрывают эти противоречивые желания, и я не могу унять дрожь.

— Я знаю, что ты боишься. Страх — твоя сила. — Дыхание Энцо обжигает мою обнаженную шею. — Дай себе волю. Взрасти свою силу, возлюби ее, и она усилится десятикратно.

Я стараюсь сосредоточиться, но всё, что чувствую — жар. Столб, поленья под ногами. Взгляд мертвого отца, преследующий меня в моих снах. «Ты убийца», — шепчет его призрак. Но скольких убили Инквизиторы? Разве я сама не стала бы одной из их жертв, если бы меня не спасла Молодая Элита?

Меня трясет после всего пережитого. Окружающий меня огонь, опаляющая ладонь Энцо на моей пояснице и его слова помогают наконец страху, ненависти, злости и желанию слиться внутри меня воедино. Я ощущаю неумолимо растущую во мне тьму, миллионы ниточек соединяющих в этом мире одно с другим, жестокость в душе Энцо и пороки всех вокруг нас. Теперь я могу дотянуться разумом, ухватить эти нити и притянуть к себе. Тьма кланяется мне, жаждая моих объятий. Я закрываю глаз, открываю свое сердце новому для меня чувству и с восторгом окунаюсь в него.

«Покажи мне, на что ты способна», — шепчет призрак отца.

С пола поднимаются черные силуэты — жуткие, с алыми глазами и клыками, с которых капает кровь. Они собираются вокруг нас, становясь всё выше и выше, пока не достигают потолка. Они терпеливо ждут моего приказа. Ощущение силы пьянит, кружит голову, но и пугает тем, что я сама нахожусь в полной ее власти.

Энцо убирает руку с моей поясницы.

Я теряюсь, внезапно потеряв с ним контакт, и силуэты демонов мгновенно испаряются, просочившись сквозь пол. Исчезает и стена огня Энцо. Мы стоим в тишине грота, без пламени снова вернувшего себе жутковато-зеленый цвет. Я устало сутулюсь. Больше никто не смеется. Я бросаю взгляд на Рафаэля. Он выглядит потрясенным и в то же время печальным.

Энцо отходит от меня, и я разворачиваюсь на подкашивающихся ногах. Я не уверена, но, кажется, он и сам немало удивлен.

В чем я уверена — так это в том, что хочу снова это пережить. Хочу почувствовать прикосновение Энцо. Окунуться в ощущение власти и силы. Увидеть страх на лицах Молодой Элиты.

И еще я хочу чего-то гораздо большего.

 

 

Бессмысленно верить в то, что ты видишь,
Если ты видишь только то, во что веришь.

— «Реквием по богам», том XI — «Адмирал».

Переведено Кевалле.

 

Аделина Амутеру

 

 

Спустя два дня после моего тестирования толпа пьяных картежников сожгла мальфетто прямо посреди рыночной площади. Через несколько дней произошло еще одно убийство. Как будто наше истребление могло вернуть городу былое величие. Стоя во внутреннем дворике, открывающим вид на Эстенцию, я видела, как орава кричащих людей тащила по главной улице свою рыдающую жертву. Проходящие мимо Инквизиторы не обратили на это ни малейшего внимания.

Мне нужно поскорее всему научиться. Мир ополчился против нас.

— Обоих мальфетто обвинили в том, что они обладают сверхъестественными способностями, в том, что они — Элита, — рассказывает мне Рафаэль. Мы с ним расположились перед зеркалом в моей спальне. — Это, конечно же, неправда, но родственники несчастных всё равно их оклеветали. Инквизиторы хорошо платят за подобную информацию, а в такое тяжелое время, как сейчас, люди не упускают возможности озолотиться.

Скользнув взглядом по расставленным на комоде кремам и пудрам, я смотрю на свое отражение в зеркале. Моя служанка сегодня сводила меня в дворцовую купальню и отмыла чуть ли не до блеска. Кожа теперь пахнет медом и розами. Удивительно, как быстро я привыкла к роскоши.

Переведя взгляд на Рафаэля, я спрашиваю:

— Почему общество «Кинжала» не спасло их?

Взяв в руки баночку с кремом, Рафаэль дает один из тех ответов, которые ничего не объясняют:

— Такая травля случается очень часто. При необходимости мы реагируем.

Я стараюсь не выдать своего раздражения его ответом, размышляя над значением его слов. Мы не рискуем спасать их, потому что они — не Элита.