И попробуй не станцевать, зажатый в ряд молодых шотландцев, отплясывающих джигу!

Не получится!

Не можешь - научат, не хочешь - заставят.

Это как один механизм, ровно и точно прыгающий и выделывающий кренделя ногами, под звуки волынок и барабанов.

Эх, размахнись рука, раззудись плечо! Черт побери...

И угораздило же нас очутиться в центре этой поперечной сороконожки...

Тут шотландцы опять что-то гаркнули, топнули и по ряду пошло движение руками. Когда до нас дошел этот кордебалет, у Антоновича вырвали книжку и она, в буквальном смысле, пошла по рукам.

Я заорал благим матом и попытался вырваться из строя. Рядом со мной, на чужих руках, повис, высунув язык, обалдевший Антонович. По-моему, он попытался как-то прокомментировать происходящие события, но уход книги несколько выбил его из колеи.

Выскочить из строя мне не удалось; зато я увидел, как из конца ряда, пройдясь колесом, на авансцене объявился наш проводник из тринадцатого вагона. Он сорвал со щеки бинт и, прижав нашу книгу к груди, лихо взмахнул повязкой, а потом пошел вприсядку.

Какой-то обезумевший казак!

Вот уж где неповторимая веселуха!

Наконец, мне удалось покинуть джигающих и потащить за собой закашлявшегося Антоновича.

В это время проводник из тринадцатого вагона...

В общем, джига вдруг приостановилась и пошла задом наперед. Музыка излилась бредом сбрендивших барабанщиков и волынщиков. Точно так же, наизнанку, стали двигаться джигающие.

Лицо проводника выразило разочарование и он (вприсядку!) пошел назад в строй.

Только я подумал обрадоваться, что вот, сейчас мы снова присоединимся к танцорам и книга к нам вернется...

...а на кой, она мне/нам, собственно сдалась?..

...потому что так мне подсказала логика, как Антонович заматерился пуще прежнего и повис в воздухе вверх ногами. При этом он держался за мою руку. Это его, видно, и спасало.

Меня так и подмывало сесть на пол и развести руками. Но не очень-то хотелось, чтобы Антонович улетел вверх.

Поэтому я схватил его покрепче и заорал:

-На хрен эту книгу!..

Надо было увидеть морду хозяина тринадцатого вагона, когда я выпалил это. Она вытянулась во все стороны сразу, полетела, покрылась темно-коричневыми пятнами с салатовыми точками и захлопала крыльями (точнее крылышками).

-Да-антес! - прогремело у меня за спиной.

Книгокрад виновато заулыбался и зарядил телепомехами.

Сверху, скатертью свесился белый транспарант: «ЭТО У НИХ». Я махнул рукой и посмотрел на кричавшего.

«Бедная, бедная Пеппи-Лотта...»

Медленно передергивая затвор многоствольного авиапулемета, украсившись роковой улыбкой, в противоположном углу стены, возвышался Рэмбо. Вот только голова у него была, почему-то подозрительно пушкинская.

-Там, на невидимых крупинках

Следу упитанных макак! - нараспев отчеканил А.С. Рэмбо и, удивительно мелодично расстрелял книгокрада.

 

Гнома: Видеть во все казнь - означает, что Вы скоро пострадаете из-за неосторожности других.

Г.Х. Миллер. там же

 

А на меня рухнула ошеломленная туша Антоновича. Я упал под ним, и мы оба застонали. Он - высоко, я - пониже...

События играли в чехарду и сразу после этого я уже, раскрыв книгу, где попало, читал во всю глотку:

-АШ НАЗГ ДУРБАТУЛУК, АШ НАЗГ ГИМБАТУЛ,

АШ НАЗГ ТРАКАТУЛУК, АГ БУРЗУМ ИШИ КРИМПАТУЛ!

Когда я сообразил, что эта тарабарщина занесет нас в толкчеповское средиземье, причем, причем прямо в жерло Ородруина, я закрыл глаза и тяжело вздохнул.

И когда я понял, что кругом царит тишина, которую нарушает лишь стук колес, голос проводницы: «Гомель!» и дыхание Антоновича, то все равно глаза открыл не сразу.

Мне казалось, что стоит только раскрыть глаза, как последним мною увиденным, будет или толпа разъяренных орков, или гномовский топор. А то и драконий огонь.

Меня взяли за шкирки и слегка встряхнули. Глаза открылись, не спрашивая моего мнения. Передо мной стоял растерянный Антонович.

-А-а?..

-Пошли, мы уже в Гомеле, - полушепотом проинформировал меня Игорь.

В тамбуре меня ожидал сюрприз. Вместо мистического проводника, у выхода стояла приятной наружности девушка. Несколько, правда, озабоченная и серьезная.

Я, признаться, туго соображал. Но мне хватило смекалки, посмотреть в сторону, где шарил усталый взгляд девушки.

Из последнего купе, прямо через окно, люди в траурных одеждах вытаскивали гробы - один, второй... третий.

Вот тебе и бабушки. Ехали в одном вагоне, с чертом и трупами...

Я обратился к девушке, пытаясь как-то хоть упорядочить окружающую нас фантасмагорию:

-Скажите... А проводника разве не было?

Она одарила меня таким взглядом, будто я говорил на суахили.

-Ясно, - сказал я.

И столкнулся лицом к лицу со своим двойником из сна.

У него, правда, не было татуировки на лице. Но своему образу он не изменил. Разве что, в отличие от Сна, где он был неизменно лишен улыбок, здесь он еще и усмехался - краешками рта и глазами, чуть-чуть; но от этого еще более контрастно.

Я остолбенел.

Антонович хлопнул меня по плечу:

-Я пошел. Созвонимся.

Я постарался собраться мыслями и полюбопытствовал у двойника. Голос мой оставлял желать лучшего:

-Как ты сюда попал?

Двойник чуть заметно пожал плечами:

-Все изменилось, джемело миа. Все изменилось.

Ночь

Мой двойник спал вместо меня. Только мы приехали домой, он командным тоном отправил меня учить иврит. Самое интересное, что я молча удалился на кухню. Сделал себе кофе, обложился литературой и принялся грызть гранит языка, который считал чуть ли не инопланетным. Спать не хотелось ни под какой эгидой. Целую ночь слушал MIKE OLDFIELD и KLAUS SCHULZE. Ничего лучше для такой обстановки человечество, по-моему не придумало.

Джемело спал тихо, как Сфинкс.

Джемело - близнец на эсперанто. Мы договорились, что я буду называть своего двойника именно так.

Я родился в стране Бессонии.

Сплю нормально.

Не высыпаюсь.

Кошмары меня замусолили

И я на части рассыпаюсь.

Тут ухо отвалилось.

Там потеряна рука.

Кровища

Лужею разлилась

Средь моего мирка...

Вдоль жизненного моего пути

Потроха мои валяются.

С солью, луком, перцем.

Мысли

Пьяной толпой шатаются...

В живых осталось только сердце.

Огромное такое,

Красное.

Пульсирует.

Гремит литаврой.

ползет вперед ужасное.

Как оживший динозавр.

А люди глядят - шарахаются!

А дамы воют в истерике

(Ну прям как в кино из Америки!)

А оно

Все такое ранимое,

Настырно ищет любимую.

Сквозь судьбу

И эру с эпохами

Путь держит,

Питаясь крохами.

А я

(Чтоб когда-нибудь вспомнили!)

Что-то сделать тщетно стараюсь

Но,

Я родился в стране Бессонии.

Сплю нормально.

Не высыпаюсь.

Под утро меня тошнило от кофе, иврита и стихов. Потиху рвало башню.

Я включил телевизор и смотрел всякую белиберду, пока физиология не взяла свое и я не погрузился в сон.

Не было никаких дверей.

Мне снилось, что я пытаюсь вдеть нитку в иголку, но у меня ничего не получается. А у ног валтузились двое котят - белый и черный. Причем, белый, явно филонил...