Наталия Вико 14 страница

- Сидите-сидите! – остановил его Николя. – Попробуйте коньяк. Думаю, вы будете полюбить. Очень хороший аромат!

- За нашу советскую и французскую дружбу! – все-таки сказал Серегин и, выдохнув воздух, одним глотком опорожнил рюмку. Его лицо приобрело задумчивое выражение, будто именно в этот момент кто-то поинтересовался: "А скажи-ка, Серегин, друг дорогой, в чем смысл жизни?"

Николя в свою очередь сделал глоток и, продолжая держать рюмку в руке, спросил.

- Еще?

- Да... так сказать... - Серегин повел головой, - можно еще. Не распробовал.

Николя взял бутылку и потянулся к рюмке гостя, но тот энергично помотал головой.

- Не распробовал, - снова посетовал он. – Давай, пожалуй, вот сюда, - указал на бокал.

- Ну, в общем... чтобы нам было густо, а другим пусто! – снова сказал тост и опрокинул содержимое в рот.

В глазах Николя, услышавшего новую поговорку, засветился азарт коллекционера,

увидевшего редкую вещицу, предназначение которой еще до конца не понятно, но

чутье подсказывает, надо немедленно брать.

- А кому пусто? - поинтересовался он.

- Погоди... - Серегин приложил руку к животу. - Кажись, пробирает помаленьку. Так сказать, переварить надо! - на его щеках появился легкий румянец, глаза заблестели. - Кому-кому... известно кому... Им! – безапелляционно сказал он, но, подумав немного, добавил решительно - Всем! – и с сожалением оглядел опустошенный бокал. - Говорят, этот напиток больших денег стоит? – указал в сторону бутылки.

Николя пожал плечами.

- Д-а-а... - продолжил Серегин, покручивая бокал в руке. – Хотя деньги в нашей жизни не главное! Мы при коммунизме их отменим... за ненадобностью, - сказал с уверенным энтузиазмом.

- А что есть главное в жизни? – не смог не поинтересоваться Николя.

- Идея! В идее вся сила! - не задумываясь, изрек гость и откинулся на спинку кресла.

- Какая идея? - в глазах Николя засветился неподдельный интерес.

- Известно какая, - Серегин с удивлением уставился на графа, не понимающего таких простых вещей, - наша идея!

- Понял, - серьезным тоном сказал Николя и обернулся к появившейся с кофейником в руках Ирине. - Тебе помочь, дорогая?

- Помочь - ты свечи обещал зажечь. Впрочем, сиди, отдыхай, я сама.

Ирина зажгла длинные тонкие свечи и погасила верхний свет, отчего пространство гостиной сузилось и даже показалось, что стало слишком темно, но вскоре глаза приспособились к неяркому подрагивающему свету. Ирина принялась разливать кофе.

- А где еще вы успели побывать, кроме Франции? – спросила гостя, давая возможность мужу выпить кофе.

- Ну-у, где. На Украине... - по лицу Серегина промелькнула тень приятных воспоминаний, -...с конармией товарища Буденного, потом в Польше... - его глаза погрустнели, - с Тухачевским.

- А как вам Париж? – спросил Николя, отставив чашку со слишком горячим напитком.

- Богатый город... - в глазах Серегина появился жадный блеск. - Ой, богатый! Но... - поднял указательный палец, -...неравенство на каждом шагу. Куда ни глянь.

Дребезжащий звонок телефона заставил Николя подняться.

- А вы, Александр, уже ознакомились с достопримечательностями Парижа? – продолжила расспросы Ирина.

- Не случилось еще, - чуть помедлив, ответил он. - Не успел. Да и куда ж я без

проводника в чужом городе? А наши в посольстве, которые в Париже раньше бывали,

заняты все… - сказал Серегин и, вопросительно посмотрев на Ирину, забросил ногу на ногу. – Куда ж я без проводника? – повторил он.

"Ого! Как осмелел... – промелькнуло у нее в голове. - Хорошо еще не подмигнул со значением, - покосилась в сторону Николя, который, повернувшись к ним спиной, негромко говорил с кем-то по телефону.

- Надо же, какое совпадение! - изобразила радость на лице. - А у меня как раз неделя свободная, потому могу предложить вам свои услуги... - смерила его бесцеремонным взглядом, -...в качестве экскурсовода...

- Согласен, - вполголоса торопливо сказал Серегин и даже кивнул несколько раз.

- Я плохо вас слышу, говорите громче… - воскликнул Николя, обращаясь к невидимому собеседнику.

Серегин воровато втянул голову в плечи.

-...или ближе к трубке! – продолжил Николя.

- Однако, дорогой Александр Васильевич, - Ирина, повторяя движения гостя,

откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу, - вам, чтобы соблюсти необходимые приличия, еще предстоит испросить разрешение у графа, - глянула обнадеживающе.

Серегин хмуро кивнул и подлил себе коньяка.

"Понятно, - покосившись на свой пустой бокал, почти весело подумала Ирина, - в новой России, где "женщины к мужчинам приравнены", похоже, каждый наливает себе сам".

- Вот, кстати, и граф к нам возвращается, - улыбнулась мужу, закончившему разговор.

- Господин граф! - откашлявшись, Серегин поднялся навстречу Николя. - Господин

граф! - повторил снова, почему-то потирая руки. - Ну... это... жена ваша... графиня... - видимо, сбившись с мысли, решительно закончил фразу, -...предложила мне город показать.

Николя вопросительно взглянул на Ирину. Та кивнула и, перейдя на французский,

поспешила на помощь гостю.

- Николя, милый, ты представляешь, мсье Серегин до сих пор не имел возможности

осмотреть достопримечательности Парижа. И мы, как гостеприимные хозяева, просто

обязаны сопровождать его. Позволь мне самой показать ему город, чтобы не отрывать тебя от дел и иметь возможность побольше поговорить с соотечественником о России, - просительно посмотрела на мужа.

- Дорогая, ты уверена, что наше гостеприимство по отношению к этому... - на мгновение задумался, подбирая нужное слово, -...не совсем обычному человеку должно распространиться настолько далеко?

Ирина умоляюще глянула на мужа.

- Конечно, товарищ Серегин, - по-русски обратился к гостю Николя, - мы будем

радоваться показать вам Париж. Графиня хорошо знает все интересные места.

- Только имейте в виду, Александр Васильевич, - поспешно дополнила Ирина, это будет поверхностное знакомство. Чтобы как следует узнать город, требуется не только время, - сделала многозначительную паузу, - но и желание.

Серегин, с напряженным вниманием выслушав ее, понимающе кивнул.

- Извинения про...прошу простить, - вдруг засобирался он. - Дела надо еще порешать. Посол наш – товарищ Красин - завтра в Канны убывает, - пояснил он. - Надобно за всем проследить. Не забыли бы чего.

- Желаю получить хорошую экскурсию, товарищ Серегин, - Николя протянул ему руку. - Надеюсь, вы будете полюбить наш... - в глазах Николя сверкнули веселые искорки,

-...наш богатый город. Позвольте, я провожаю вас.

Серегин посмотрел на Ирину, потом, будто вспомнив о чем-то важном, на графа.

- Мерси! – решил сделать приятное. - Коньяк ваш очень даже! И ваша, так сказать, жена тоже... – решительно направился к выходу.

…Ирина стояла у окна и смотрела, как от дома отъезжает такси. Николя подошел сзади и обнял ее за плечи.

- Ирэн, объясни, что этот человек имел в виду, когда сказал, что ты моя "так сказать, жена"?

- Видишь ли, Николя, - Ирина повернулась к мужу, - в русском языке, впрочем, как и во всех других, имеются слова-паразиты, которые употребляют... - задумалась, подбирая точное слово.

-...па-ра-зи-ты, - рассмеявшись, продолжил Николя, обняв Ирину и поглаживая по спине.

Она засмеялась вслед за ним, но, вдруг посерьезнев, сказала горестно, уткнувшись мужу в плечо:

- Не-ет, мой милый, трагедия в том, что для них паразиты - это такие, как ты и я…

Вскинула голову.

- Спасибо тебе, Николяша…

 

* * *

 

- А теперь, Александр Васильевич, взгляните направо, - Ирина протерла ладонью запотевшее окно автомобиля.

Серегин, сдерживая зевоту, нехотя повернул голову.

- Видите особняк? Знаете, чей?

Не обращая внимания на скорбное выражение лица экскурсанта, продолжила:

- "Короля жемчуга" - Леонарда Розенталя. Он, кстати, часто устраивает здесь приемы

для русских и очень помогает эмигрантам.

Серегин поморщился: слово "эмигрант" явно вызывало у него раздражение.

- Говорят, начало огромному состоянию Розенталя, - продолжила Ирина, - положила маленькая жемчужина, которую он, работая подростком в ресторане, нашел, открыв раковину устрицы. Выдумка, конечно, но, согласитесь, красиво!

Серегин пожал плечами.

По всему было видно, что экскурсия по Парижу вызывает у него тоску и скуку. На лице будто было написано заглавными буквами: "И на хрена мне все эти ненужные, не имеющие никакого практического значения замысловатые названия и рассказы об истории чужой страны и незнакомых мне людях, которые жили невесть когда? Ну, жили и жили, ну сделали там чего-то, но почему я об этом должен слушать и какая мне от этого польза?" Оживился лишь один раз, когда такси остановилось на площади, где раньше возвышались крепостные стены Бастилии.

- Порушили, говорите, без остатка? - переспросил Ирину и, получив утвердительный ответ, пробормотал недоуменно:

- А где ж они тогда арестованных буржуев и, ну, прочую контру, так сказать, после революции содержали? Поспешили французские товарищи, ой, поспешили!" – сокрушенно сказал он и впал в задумчивость...

..."И что же дальше? - размышляла Ирина, поглядывая на Серегина, сидевшего рядом с ней на заднем сиденье такси. - Во время экскурсий по Парижу трудно вызвать человека на откровенность. С чего это вдруг ему захочется рассказывать о своем "боевом" прошлом заигрывающей с ним скучающей бабенке, которой не хватает романтики, приключений и острых ощущений?»

Поморщилась, удивившись слову «бабенка», проскочившему в мозгу помимо ее воли.

«Нет, в голову его словечки впускать нельзя! Его речь заразна, как холера или чума!» - подумала она, хотя вполне сознательно, общаясь с Серегиным уже второй день подряд, начала, подстраиваться под него, употреблять несвойственные слова, копировать движения и жесты, словно пытаясь проникнуть внутрь этого человека, завоевать его доверие, заставить раскрыться, и уже потом сделать то, что ей нужно...

- Хотите перекусить, Александр Васильевич? – спросила, уже приказав водителю такси остановиться у кафе.

- Не откажусь, - обрадовался Серегин, вылезая из автомобиля.

У входа в кафе грустный слепой музыкант пел дрожащим голосом бульварную песенку:

Маделон, наполни стаканы

И пой вместе с солдатами.

Мы выиграли войну.

Веришь ли ты, что мы их победили?

 

- О чем он поет? – поинтересовался Серегин, проходя мимо.

- Предлагает наполнить стаканы по случаю победы в войне, - решила не утруждать себя подробным объяснением Ирина.

Серегин одобрительно хмыкнул и толкнул дверь.

- Но вы не думайте, Александр Васильевич, что раз уж покушать зашли, так и экскурсии нашей конец! Вовсе нет! – войдя вслед за ним, сказала Ирина и скинула пальто на руки встретившему их подростку лет четырнадцати, который радостно заулыбался и поздоровался с ней по имени.

- Добрый день, Жак, - приветливо ответила она.

- Вас вроде здесь знают? - настороженно осматриваясь, спросил Серегин, проходя

в небольшой уютный зал с тесно стоящими столиками. Посетителей было немного - парочка влюбленных в самом углу, да старик с газетой в руках, попыхивающий трубкой.

- Давайте к окну сядем, - предложила Ирина. - Вид уж очень красивый.

Серегин, опередив ее, быстро уселся за стол возле пальмы в кадке, жизнерадостно растопырившей зеленые пальцы. Сел так, чтобы быть лицом к входу. Она опустилась на услужливо отодвинутый официантом стул и открыла меню, краем глаза наблюдая за сотрапезником, с глубокомысленным видом изучающим написанные по-французски названия блюд.

- Подобрали что-нибудь? – через некоторое время поинтересовалась, скрывая сочувственно-насмешливую интонацию.

- Ну, так сказать... – неуверенно сказал Серегин, откладывая меню в сторону. - Вы уж сами...

- Тогда, - она опустила смеющиеся глаза, - вот, могу предложить на выбор «морские моллюски», «устрицы экстра», «омары по-арморикански», «почка теленка, вымоченная в арманьяке», «копыта в Шабли», «морской еж в...»

- Не очень- то я и голодный, – прервал ее Серегин, скривившись, - чтобы копыта и ежей кушать.

- Что ж, - она задумалась, - вот есть еще круасаны с сыром, - и, на всякий случай, пояснила, что это булочки.

- Можно и их, - важно сказал Серегин, - если, конечно, это ихняя национальная еда, - достал пачку папирос и огляделся. - Здесь курить-то можно?

- Пепельница на столе есть - значит можно, - пояснила Ирина.

- Во-от, опять, - ворчливым голосом сказал он. - Повсюду буржуйские условия. У нас - повсюду можно, есть пепельница или нет! - достал папиросу, постучал ее концом по столу и продул.

Появившийся официант смахнул щеточкой крошки табака со скатерти.

- Мне как обычно вино, сыр и круасаны, - сделала заказ Ирина.

- Да-да, мадам, графиня, конечно, - услужливо склонил голову тот.

- Мерси, Пьер, - улыбнулась официанту и повернула голову к окну, по которому, обгоняя друг друга, потекли тонкие струйки вновь начавшегося дождя. – Итак, продолжим экскурсию, Александр Васильевич?

Серегин, только что с удовольствием затянувшийся папиросным дымом, недоуменно взглянул на неугомонного экскурсовода.

- Вон, взгляните. Видите, здание на том берегу Сены? – указала рукой в окно. - Это - гостиница "Лютеция". Тоже, кстати, достопримечательность. И не только из-за названия, которое повторяет давнее именование Парижа, но и потому, что здесь несколько раз в году устраиваются большие благотворительные балы в пользу детских русских приютов и богаделен.

Серегин нехотя посмотрел на здание.

- Билеты распространяются среди обеспеченных эмигрантов дамами-патронессами, - сказала Ирина, отметив по недоуменному взгляду Серегина, что последнее слово оказалось для него незнакомым, но переспрашивать он не стал.

- Публики собирается много, - продолжила она. - Молоденькие хорошенькие девушки продают цветы... – заметила тоску в глазах Серегина. - Красиво. Вам бы понравилось... - свернула рассказ.

- Ну, я, так сказать, сомневаюсь, - Серегин выпустил папиросный дым. - Потому что я не эмигрант, - сказал с гордостью. - С родины не убегал. Так что мне ихняя красота без надобности.

"Они бы тоже не убегали, когда б такие подонки как ты, их не выгнали!" – подумала Ирина и опустила глаза.

Официант поставил перед ними два бокала и развернул бутылку этикеткой вперед, подтверждая, что это именно то вино, которое было заказано.

- Думаю, дегустировать не будем, - сказала она, - коли вы, Александр Васильевич, мне верите, - взглянула с улыбкой.

Серегин, не спеша, поднес папиросу к губам и, прищурившись, посмотрел на Ирину так, чтобы стало понятно – вопрос о доверии еще до конца не решен.

- Право, изумительное вино! – Ирина сделала знак официанту, чтобы разливал.

Тот, аккуратно обернув бутылку салфеткой, наполнил бокалы.

- Национальное французское? – поинтересовался Серегин и, не дожидаясь подтверждения, выдохнул и опустошил бокал. Официант снова наполнил. Серегин снова выпил до дна и, наконец, посмотрел на Ирину, которая сделала лишь небольшой глоток.

- Я пить сильно хотел, - пояснил он и уронил пепел на скатерть. Ирина придвинула

пепельницу и спросила, указывая на бокал:

- Так вам понравилось?

- Вполне, - одобрил Серегин, - но коньяк предпочтительнее будет, – наклонил голову и сдул пепел со стола. - А водка по-привычнее, - не преминул добавить. - Ну, и что дальше делать будем? – покручивая бокал за ножку, вопросительно взглянул на Ирину.

- А что бы вы сами хотели, Александр Васильевич? – вскинула она глаза, изобразив, что не поняла вопрос.

- Я… что я? Почему именно я? – неожиданно смутился он и раздавил папиросу о дно пепельницы.

- Хотите, еще про «Лютецию» расскажу? – предложила она, глядя простодушно.

- Валяйте, - махнул рукой.

- Так вот, между прочим, именно в "Лютеции" начали проводить конкурсы, на которых выбирали самую красивую девушку. Победительница получала титул "мисс Россия". По-моему, это затеял журнал "Иллюстрированная Россия". Слышали такой?

Серегин поморщился.

- Я другие газеты читаю. Наши. "Правду", к примеру.

- Какое интересное название! - воскликнула Ирина.

- Ну! А то! - Серегин оживился. - Что ни слово, то - чистая правда. Наша, народная! Я когда ее читаю, думаю, ой не зря мы революцию затеяли и всех гнид-эксплуататоров, которые, ну, на народной крови жировали - коленкой под зад! Скоро мы и до мировой буржуазии доберемся. Пусть трепещут! – неожиданно стукнул кулаком по столу так, что сидящие неподалеку влюбленные испуганно отпрянули друг от друга, а старик, оторвавшись от газеты, недоуменно глянул на шумного посетителя и недовольно запыхтел трубкой.

- Я, к слову, этот журнал, ну, "Иллюстрированная Россия", тоже не люблю, -

на всякий случай торопливо сказала Ирина. - Там мерзкий главный редактор, Миронов. Представьте, во весь рот - золотые зубы. Такой неприятный человек!

- Когда зубы золотые во рту – это хорошо! – вдруг расплылся в улыбке Серегин. – Искать долго не нужно, куда буржуй золото спрятал, - засмеялся довольный собственным остроумием.

Перед ними поставили тарелку с сыром и корзиночку с круасанами, манившими душистым ароматом свежей выпечки.

- Обожаю этот запах, - Ирина с наслаждением вдохнула.

Серегин наклонил голову к корзиночке, приподнял край салфетки и тоже принюхался, потом пригляделся к сыру.

- А что там зеленое? – ткнул пальцем в кусок «Рокфора». – Тухлый что-ли дали? И воняет, - скривился пренебрежительно. - Никак отравить хотят, – глянул подозрительно. – Я такое есть не буду нипочем, - заявил решительно. – А это как здесь едят? – указал на круасаны. – Этими? - ткнул пальцем в вилку с ножом, - Или так, по-простому, как люди?

- Можете "по-простому", - пряча улыбку, ответила она.

Серегин глянул недоверчиво, не шутит ли?

- В общем, как удобно, так и кушайте, Александр Васильевич, - подбодрила его Ирина.

Любитель еды «по-простому» взял круасан рукой и откусил, уронив золотистые крошки на скатерть.

- Угу,...орово... усная булка... - удовлетворенно проговорил с полным ртом, запил вином и потянулся за следующим круасаном.

Воцарилось молчание. Ирина отпила глоток вина и тоскливо посмотрела в окно. Целый день она водила и возила Серегина по городу, и до сих пор не знала, как разговорить и вызвать на откровенность? Точнее, знала, но боялась признаться себе самой, что не может найти другого способа.

«Неужели придется ложиться с подонком в постель? - подумала она, поглядывая на жующего спутника. - Ах, Софи, Софи...» – вдруг вспомнила старшую сестру Леночки –неотразимую светскую львицу и неутомимую приверженку Эроса, одного взгляда которой было достаточно, чтобы мужчины, безропотно поджав лапки, двинулись за ней куда угодно как крысы на звук волшебной дудочки. Последний раз с Софи она виделась в 1919 году. Тогда после долгих мытарств очутились в Одессе, куда, как выяснилось, очень кстати, перебросили для укрепления местной "чрезвычайки" одного из Софочкиных ухажеров. Здесь на берегу моря под ласковым южным небом Ирине даже показалось, что все самое страшное позади, что ничего с ней уже случиться не может. Софи со своим "папочкой", как она его называла, жили отдельно, в доме на Французском бульваре, а так как условием "папочки" было полное отсутствие видимых контактов девушек с Софи, то они с Леночкой поселились неподалеку от набережной, сняв крохотную комнатку в квартире у неопрятной, непрерывно брюзжащей особы неопределенного возраста, которая подрабатывала стиркой белья для товарищей из местной ЧК, присланных сюда из разных губерний России для борьбы с контрреволюцией и бандитизмом на юге. Чекистское белье она стирала с таким остервенением, будто хотела протереть до дыр, при этом без умолку разговаривала сама с собой, в основном, причитая и бормоча что-то недовольным голосом. Ворчание прекращалось только поздно ночью, когда вконец измученный брюзжанием хозяйки, ее собственный организм, наконец, отказывал и - в несколько секунд укладывался спать. Со стороны казалось, будто кто-то невидимый, подкравшись сзади, ударял ее по голове чем-то увесистым. Хозяйка мгновенно засыпала, однако и во сне время от времени вскрикивала что-то про гадов проклятых, которые «лазют тут и лазют» и желала передохнуть как белым, так и красным. Ирину хозяйка невзлюбила сразу. "Буржуазка", как она ее называла, была слишком брезглива, и на многие проявления простой, "народной", как говорила хозяйка, жизни реагировала неправильно - приступами тошноты или позывами к рвоте. Подумаешь - вши в тюках с бельем, подумаешь - тараканы в доме или алюминевая миска скользкая, да рыбой воняет!

В конце концов, девушки переехали в другую квартиру, которую им при помощи «папочки» подобрала Софи. Квартирка была маленькая, но сравнительно чистая, а, главное, кроме них там никого не было. День был загружен - надо было постоять в очереди за керосином несколько часов, потом бежать на другой конец города за хлебом, затем - уборка, стирка, десятки мелких дел. Софи вскоре помогла и с питанием, пристроив их в столовую, где можно было за восемнадцать рублей поесть суп или борщ без мяса и "гречаную" или "пшеную" кашу с куском хлеба. Правда, деньги постепенно кончались, вещи для продажи тоже, и страшно было подумать, как придется жить дальше.

Софи грустила. У "папочки" было слишком много работы. Если в Москве была на время отменена смертная казнь, то Украинская Социалистическая Советская Республика воспользовалась своей самостийностью - из Харькова пришло разъяснение, что все это к Украине не относится, здесь, мол, продолжается контрреволюция и посему террор должен продолжаться. Располневшая Софи со знанием дела просвещала подруг: "Одесса - гнездо воров и налетчиков! - важно сообщала она, непрерывно что-то жуя. - Задача момента - беспощадно убивать уголовных. Белым офицерам объявлены сроки - кто сам заявится - тому будет смягчение". «Папочка» то и дело оставлял ее, уезжая по "зову долга" и умоляя лишь об одном - прекратить беситься "с нравственного жиру".

Леночка, занимавшаяся поиском работы, по вечерам рассказывала собранные ею за

день слухи. То вся Одесса говорила, что украинцы где-то рядом. Затем украинцы

оказывались румынами, превратившимися в каких-то союзников, а затем - не то в

сербов, не то в болгар. После болгар пришла очередь поляков, затем - немцев...

Деньги все-таки кончились, пришлось достать остатки "деникинских" тысячерублевок

- "колокольчиков", которые, несмотря на официальное запрещение, котировались на

подпольной бирже Одессы. Но и их хватило ненадолго. От голода, даже не подозревая об этом, девушек спас нарком просвещения Луначарский. Спасительным стал его циркуляр, в котором предписывалось для развития у рабочих и солдат гуманных чувств и смягчения классовой ненависти обратиться к образованным лицам с предложением читать различного рода лекции с предоставлением свободы в выборе тем. Денег за лекции не платили, но выдававшийся продовольственный паек позволял выжить. Слушателям особенно нравилось после лекции под аккомпанемент Ирины, игравшей на фортепиано, петь любимую революционную песню солдат и матросов про Стеньку Разина. Когда храбрый атаман бросал княжну, а посему - буржуйку, за борт, стены дрожали от радостных криков.

Правда, огорчали постоянные Леночкины хвори - у нее была какая-то странная легочная болезнь - никто не мог поставить диагноз, а, следовательно, и вылечить. В довершение всего Софи завела "шикарный" роман с бывшим атаманом казачьего войска Степаном Терским и, заявившись однажды поздним вечером к ним на квартиру, бодро сообщила: «Девочки, я влюбилась, а мой "папочка" завтра возвращается из Киева и меня, конечно, убьет. Я должна срочно бежать. И вам здесь тоже оставаться нельзя. Надеюсь, вы готовы? - вопросительно посмотрела на онемевших от неожиданности подруг. - Что вы на меня так смотрите? Ах, да, вас интересует, какой он мой Степан... - мечтательно улыбнулась. – Не поверите, такого у меня еще не было, - закатила глаза. – Он - эдакая смесь Распутина, Троцкого и Толстого...".

" Господи, а Толстой-то здесь причем?" – закашлялась Леночка.

"Ах, Ленуся, милая, как ты не понимаешь, это так чудесно, когда все это вместе - и Распутин, и Троцкий, и Ле-е-в Николаевич с его непротивлением злу насилием. То есть - лаской, девочки, нежностью и ла-аской..." – томно сказала Софи. Заметив осуждение в глазах младшей сестры и веселое недоумение на лице Ирины, суетливо открыла сумочку и извиняющимся тоном спросила: "Девочки, хотите кокаину?"

"Благодарствуйте, Софочка, мы постимся!" - серьезным тоном ответила ей тогда Ирина.

На лице Софи, глядящей на смеющихся подруг, появилась растерянная улыбка. Она со слезами на глазах обняла и расцеловала их.

"Не ругайте меня, девочки. Разве в этой жизни может быть хоть что-то прекраснее любви? Даст Бог, свидимся в Крыму".

Побег из Одессы был организован новым ухажером Софи и оказался делом непростым. По всему побережью большевики установили запретную полосу, версты на две от берега. Дальше ее заплывать было нельзя. Изображая из себя рыбаков, которым ночью приспичило половить рыбки, двое крепких казаков, выделенных им Терским, налегли на весла - и через сутки, вконец измученные качкой, отсутствием воды и провианта - в спешке успели прихватить с собой в шлюпку только пару дынь - они увидели маяк. Это была их цель - коса Тендра. Вскоре они уже сидели в кают-компании яхты "Лукулл" и

пили чай с членом правительства Врангеля адмиралом Саблиным, оказавшимся добрым

знакомым отца Ирины. Утром яхта взяла курс на Севастополь...

«Ах, Софи, Софи, как бы мне сейчас пригодился твой совет", - грустно подумала Ирина, глядя в окно, за которым начали сгущаться ранние сумерки. – Господи, скорей бы весна..."

- Так надоела зима, - негромко сказала она.

Серегин, оторвавшись от процесса поглощения последнего круасана, встрепенулся:

- А чего здесь зимой бывает? - поинтересовался, подбирая пальцами крошки со стола и отправляя их в рот.

- Зима здесь, Александр Васильевич, вы, наверное, еще не успели оценить это в полной мере, - хуже не придумать. Утром - дождь, в полдень - снег, вечером - дождь, к ночи - мороз. Все ходят больные, простуженные, кашляют, чихают…

- Все не как у людей, - беззлобно сказал разомлевший Серегин и закурил с блаженным выражением на лице.

- Кстати, - Ирина указала в окно, - видите, во-он, справа огонечки? Не хотите пойти в синематограф? Там очень мило. Я, между прочим, знакома с режиссером Марселем Лербье. У него студия на окраине Парижа. Он даже мне предлагал сниматься у него. Представляете?

Серегин затянулся папироской.

- Представляю, - сказал ревниво. - Губа не дура! Вы, ну, так сказать, очень привлекательная. В общем… - покрутил пустой бокал, - слышь Ир, - вдруг перешел на "ты", - не приучен я вот так, ну, вокруг, да около скакать! Скажу прям в лоб - нравишься ты мне, - решительно заявил он, - глядя с похотливой усмешкой.

Ирина обмерла.

"Ну, наконец-то! Сам решился! – почти весело подумала она. - А то я думала, придется канкан на столике танцевать! Спасибо, Софи! - мысленно обратилась к подруге. - Даже воспоминание о тебе действует на мужчин возбуждающе".

Не вовремя подошедший официант попытался налить Серегину вино в бокал.

- Да я и сам могу. Что я, не мужчина? - отодвинул руку официанта, взял бутылку, поднес ее к своему бокалу, но под взглядом Ирины замер и со словами: "Вам освежить?" – налил сначала ей, а все, что осталось вылил себе.

Она сделала знак официанту, чтобы принес еще.

- Что скажешь? – уставился на нее покрасневшими глазами.

- Вы, Александр, кстати, имейте в виду, - уклонилась она от ответа, - с непривычки вино может показаться легкой водичкой, а потом... Контроль можно над собой потерять...

Серегин, презрительно хмыкнув, допил вино, вытер рот ладонью и самодовольно

сказал, чуть заплетающимся языком:

- Ты, Ир, об моем пьянстве не беспокойся. Меня не прошибет. Я к этому делу сызмальства привычный. В гражданскую сколько раз чистый спирт принимал - и чего? Только злее контру рубил! - махнул рукой, показывая, как это делал. - В капусту! А контролировать себя - пусть те, у кого камень за пазухой контролируют, а мне скрывать нечего, я - весь вон какой есть, открытый. Что в голове - то и говорю!

Ирина вдруг почувствовала усталость и опустошенность.

"Серегин начал пьянеть, - попыталась мысленно оценить обстановку. - Что дальше? Неужели уже сегодня?" – почувствовала озноб.

- А хотите, сходим в театр? – улыбнулась, взяв себя в руки

Серегин чуть не поперхнулся и изумленно уставился на нее.

- Здесь много артистов из России, - словно не замечая его ошеломленного взгляда, продолжила Ирина. - Многие не знают языка, поэтому не смогли поступить во французский театр. Да если бы и знали... - махнула рукой. - Кому они тут нужны?