Студопедия — Наталия Вико 18 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Наталия Вико 18 страница






- Очень важных, - на всякий случай добавила Ирина и даже указала рукой вверх. – Очень... - повторила еще раз, уже немного растерянно, заметив, равнодушный взгляд круглолицего. – Так вот, как придут, проводите их сюда.

- А как же я их узнаю? - недоуменно поинтересовался он. - Народу сюда много всякого приходит, - обвел рукой почти пустой зал.

- Я вижу, товарищ, - Ирина начала раздражаться, - но все же постарайтесь. О-кей?

- Угу-у, - промычал неопределенно.

- А пока попрошу принести графин водки.

- Целый? – уставился удивленно и уважительно.

- А мне, - повысив голос, продолжила Ирина, - бокал вина...

Уголки рта официанта презрительно опустились вниз, что должно было показать разочарование, внезапно наступившее после обнадеживающего начала.

-...любого белого… на ваш вкус, - по привычке сказала Ирина, но поняла, что допустила оплошность, потому что официант поднял глаза к потолку, словно пытаясь получить там рекомендации по поводу напитка, а может, вспоминал, осталась ли вообще в запасе хоть одна бутылка.

- Все? – спросил равнодушно, закончив изучение потолка.

- Еще рыбу принесите, - Ирина ткнула пальцем в меню. - Три порции, - показала на пальцах, - и еще вот этот салат. А потом, когда они придут, то скажут, чего еще хотят.

О-кей?

- Водку и все остальное сразу подавать прикажете? - поинтересовался он.

- Почему сразу, товарищ? Никого же еще нет! – удивленно воскликнула Ирина, доставая из сумочки мундштук и портсигар.

- Но вы-то уже здесь, - возразил круглолицый и, пожав плечами, начал разворачиваться с явным намерением удалиться.

- Да, я уже пришла! – повысила голос Ирина, показывая, что разговор еще не закончен, аккуратно вставила папироску в мундштук и положила портсигар на стол, нарочито громко щелкнув крышкой. - И хочу заметить, - указала в сторону фикуса, - листья у дерева протирать надо. Хотя бы иногда, – в свойственной женщинам манере перевела разговор на другую тему, чтобы застать врасплох и поставить наглеца на место.

- Зачем? – спросил официант с интонацией, которая навевала размышления о смысле жизни.

- Беспокоюсь, чтобы на одежду пыль не сыпалась, - язвительно заметила Ирина, постукивая ноготками по портсигару. – Может быть, у моих гостей - аллергия? Или астма…

Круглолицый насупился, исподлобья глядя на привередливую иностранную дамочку.

- У нас… в Нью-Йорке, - Ирина никак не могла успокоиться, - за такое безобразие уволили бы на два счета!

- У нас тут не там! - немного поразмыслив, выдал официант. - Мы тут сами по себе хозяева! – заявил и уткнулся в блокнотик, изображая, что делает пометки, а затем, довольный собственным ответом, величественно поплыл в сторону кухни, но по дороге остановился поболтать с другим официантом, недовольно и довольно громко рассказав тому про фикус, который стоял-стоял никому не мешал, про чахоточных, которые скоро к ним заявятся и резонансе, которого боится дамочка.

"При чем здесь "резонанс?" – наблюдая, как появившийся через пару минут худенький подросток в синей рубашке навыпуск, с трудом передвигает горшок с фикусом к соседнему столику, раздраженно думала Ирина, как всякая женщина, всегда слышащая все, что говорят о ней вокруг. Не найдя ответ, все-таки не выдержала и, махнув рукой, снова подозвала ворчуна, который застыл у прохода на кухню с видом человека, застигнутого мыслью настолько гениальной, что если не двигаться с места и не растрясти мысль может перерасти в открытие, жизненно важное для человечества.

- Простите… - затянулась папироской.

- Да чего уж там, не обижаюсь я, - примирительно махнул тот рукой, - с кем не бывает, - выжал из себя подобие улыбки и повернулся, чтобы уйти.

- Простите, товарищ, но я еще не все сказала! Еще не все!

- Да? – он извлек из кармана блокнотик и карандаш. - Тогда говорите.

- Благодарю, - не смогла не выразить признательность Ирина. - Хочу уточнить, - глянула почти смущенно, - видите ли, я не очень хорошо говорю по-русски…

Круглолицый согласно кивнул.

- … и образование у меня маленькое, – для наглядности показала кончиками пальцев размер, - поэтому не дает возможности понять слово "резонанс" в контексте нашего разговора.

Круглолицый снова кивнул уже с покровительственным видом и даже попытался наморщить лоснящийся лоб.

- В тексте нашем разговоре, - начал поучительно, - выражение "резонанс" означает, что, когда человек болеет, то ему от всяких там причин может стать еще хуже. Понятно?

- Поняла! - Ирина сделала счастливое лицо. – Вы, наверное, хотели сказать слово "кризис"?

Круглолицый осуждающе насупил брови.

- Какой такой кризис? Вы что говорите, женщина? Это у вас там, - махнул рукой в сторону выхода, - по заграницам, кризисы. А у нас - резонансы! Понятно? Еще чего заказывать будете? - спросил строго, давая понять, что не испытывает желания продолжать разговор.

- Нет. Спасибо, - Ирина поняла, что снова проиграла. - Вино принесите побыстрее! О-кей?

Официант кивнул и неспешно удалился.

"Резонанс, - усмехнулась Ирина. Даст бог, будет тебе сегодня резонанс!" – почти весело подумала она, сама удивившись своей уверенности.

Вино официант вскоре принес, всем видом показывая, что причина одолжения, которое он – человек, почти постигший секрет устройства Эйфелевой башни, так и быть, сделает глуповатой дамочке, всего лишь необъяснимое и несправедливое стечение жизненных обстоятельств - ошибка судьбы, странным образом усадившей ее на место за столом, которое по праву должно принадлежать именно ему.

Едва она успела пригубить вино, как в дверях появился крупный, мордастый мужчина, сразу заполнивший пространство духом уверенной хозяйской власти. Ирине даже показалось, что в ресторане стало тесно, а угодливо бросившиеся навстречу метрдотель и оба официанта по мере приближения к важному гостю съеживались, как прохудившиеся воздушные шарики.

"Мальцев! - скорее догадалась, чем узнала Ирина матроса из Бологого. - Неужели один пришел?" – подумала обеспокоено, но через мгновение увидела за плечом Мальцева лопоухую рыжую голову с веснушчатым скуластым лицом и настороженно бегающими глазками, которые обшарили зал и безошибочно остановились на ней.

"Привел..." - подумала облегченно и почувствовала озноб, волной прокатившийся по телу.

- Ваши гости, мадам! – заискивающе сообщил метрдотель, забегая вперед гостей и отодвигая стулья.

Мальцев, при виде привлекательной корреспондентки расплылся в улыбке и даже раскинул руки так, будто собирался заключить ее в объятья, перекрыв путь семенящему за ним Тушкевичу. Краем глаза заметила, как взволнованный метрдотель подавал знаки официантам, чтобы немедленно протерли стулья для важных гостей.

- Здравствуйте, товарищи! - приветливо улыбнувшись, с легким акцентом сказала Ирина, поднимаясь навстречу. – Меня зовут Зинаида Блюмендорф.

- Товарищ Зинаи-ида! - неровное, со следами оспин лицо Мальцева засветилось, а глаза заблестели. - Ну, я ра-ад! - протянул руку с изображением якоря на внешней стороне ладони. – Весьма, даже очень рад! - басил, потряхивая ее руку. - Ай, промашка вышла! - повернул голову к Тушкевичу. - Нутром я чуял, не надо мне было тебя, Санек, с собой брать! - зычно рассмеялся, все еще удерживая руку Ирины.

- Так я могу уйти, Петр Петрович, ежели прикажете, - приглаживая редкие волосы на

голове, угодливо предложил Тушкевич.

- Да брось ты, Санек, шучу я. Не понял, что ли? - снова рассмеялся Мальцев. - Ну,

присядем, что ли? – выпустил, наконец, ладонь Ирины и грузно опустился на стул, сиденье которого буквально за мгновение до того было отполировано расторопной рукой официанта. - Ты нас, Зинаида, не ругай, что припозднились чуток, - с добродушной улыбкой откинулся на спинку стула. - Дела делали, - глянул многозначительно.- Мы ведь кто? Мы - люди государственной важности. Мы в профсоюзах на стыке стоим между партией нашей и беспартийными трудящимися. Трудовые кадры куем и перековываем.

Ирина понимающе кивнула.

Мальцев, недоуменно оглядев не накрытый стол, повернул голову к стоящим неподалеку официантам и, выбрав в качестве жертвы круглолицего, пристукнул по крышке ладонью и недовольно пробасил:

- Слышь, ты, мордастый!

Открыватель секретов Эйфелевой башни немедленно прижал руки по швам и застыл, как опытный солдат на плацу, поедая начальника преданным взглядом.

- Чего пнем стоишь, инициативу не проявляешь? – грозно пророкотал Мальцев. - Не видишь, голодные мы, с работы?

- Товарищ, Мальцев! Петр Петрович! - вмешалась Ирина. - Да я уже для начала заказала все на свой вкус, даже водку. О-кей? - улыбнулась смущенно.

- Ну, а я что ему говорю? – помягчевший Мальцев, доброжелательно глянул на Ирину. -Долго еще ждать-то будем? – снова рыкнул на круглолицего. - Бегом на камбуз! Все на стол неси! Слышь, селедочку с лучком тоже не забудь! - пророкотал вслед официантам, трусцой устремившимся в сторону кухни.

Через пару минут стол был накрыт.

- Ну, как говорится, Зинаида, за знакомство! – произнес первый тост бывший матрос и опрокинул в рот стопку. Крякнул, занюхал черным хлебом и закусил селедочкой. – А теперь, - без задержки снова наполнил стопки, – за прекрасный пол! – заметив, легкую растерянность на лице Ирины, хмыкнул и добавил слово «женский».

Пока Мальцев и Тушкевич опустошали графинчик с водкой и поедали закуску, говорила Ирина. Только сейчас, оказавшись с ними за одним столом, она поняла, для чего было нужно высиживать на собрании, слушая однообразные речи. Непринужденно рассказывала им о проблемах борьбы американского трудового народа, в том числе и чернокожего, за освобождение во всемирном масштабе, и насущной необходимости правдивого освещения в газетах жизни трудящихся в первом государстве победившего пролетариата. Она говорила и говорила, удивляясь, как легко, при помощи услышанных на собрании слов, штампуются округлые бесконечные фразы, похожие на таинственные заклинания, которые, проникая внутрь, окутывают мозг дурманящей пеленой, убаюкивают и завораживают, подобно покачивающейся дудочке заклинателя змей.

Через четверть часа Мальцев удовлетворенно откинулся, достал папиросу, постучал ее концом по пачке, шумно продул и с удовольствием задымил, снисходительно поглядывая на Тушкевича, который старательно препарировал последний кусочек селедки, извлекая из него тоненькие косточки и аккуратно укладывая на край тарелки.

- Вот ты, Зинаида, говоришь, герои мы... – заговорил Мальцев. - А ведь нас, таких героев - вся страна! - затянулся папиросой, но вдруг поперхнулся, закашлялся, а потом, прикрыв рот ладонью с татуировкой, звучно чихнул.

Круглолицый официант, испуганно глянув на важного гостя, что-то шепнул напарнику, после чего горшок с фикусом их совместными усилиями был проворно удален из зала.

- Петр Петрович, если не возражаете, я буду кое-что записывать для памяти, - она достала блокнот и ручку.

- Возражений не имею, - согласился Мальцев, запыхтев папиросой и надув щеки от важности.

- Вы с товарищами своими боевыми когда и где познакомились? – спросила Ирина и приготовилась записывать.

Мальцев задумчиво посмотрел на Тушкевича.

- Слышь, Санек, ты чуток помоложе будешь, память у тебя посвежее, мы когда в первый раз познакомились?

-Тушкевич, торопливо проглотив кусочек наконец-то очищенной селедки, задумчиво поднял глаза к потолку и зашевелил губами, видно желая ответить поскорее, но побаиваясь ошибиться.

- Чего, Петр Петрович, кажись, осенью семнадцатого, да? – неуверенно глянул на Мальцева.

- Молоде-ец, Санек, помнишь! - похвалил его тот. - С него самого, семнадцатого. Мы, Зинаида, - глянул хитро, - при помощи городовых познакомились.

Ирина удивленно вскинула глаза.

Тушкевич радостно закивал и торопливо начал рассказ:

- Мы тогда с товарищем Серегиным...

- Ну, это тот, который в Париже, - прервав Тушкевича, пояснил Мальцев.

-...по поручению солдатского комитета помогали сознательному населению по адресочкам ходить и бывших городовых по квартиркам отыскивать, - помотал головой и хихикнул. - Инициатива такая пролетарская была. А они - бывшие прислужники царизма и буржуазного Временного правительства, понятно, попрятались все, и вот мы их из их собственных норок-то, в которые они забились, и достава-али, - бросил взгляд на Мальцева, который смотрел одобрительно. - Да-а...Было дело... Мы их и из шкафчиков, из-под диванчиков, как крыс... Женки их да дети за ноги нас хватали, не трожь, мол, папку! А мы, понятно, говорим, для кого папка, а для кого - прислужник царского режима. Одного такого поймали вечерком и в комитет повели, а как раз на этой самой улице, Петр Петрович, - указал на Мальцева, - вместе с другими революционными матросами, которые сразу на сторону революции перешли, у костра грелся. Говорит нам, куда ведете-то, все одно, одна ему гаду мера высшей революционной защиты - расстрел то есть, так чего зря время терять да патроны тратить? - с восхищением посмотрел на бывшего матроса.

Ирина опустила глаза, открыла портсигар и достала папироску.

- Да ладно тебе, Санек, - Мальцев нахмурился, неодобрительно глянув на рассказчика, который сразу стушевался и заерзал на стуле.

- В общем, большой у них костер был… - все же пробормотал невнятно и закруглил воспоминания.

За столом воцарилось молчание. Мальцев покашлял, затушил папиросу и повернулся, высматривая официантов, которые стояли неподалеку, неотрывно наблюдая за гостем.

- Эй, браток, - снова выбрал круглолицего, - ты чего опять столбом стоишь? Подь сюда. Водки еще с камбуза неси. И огурчики. И селедочку с лучком и картошечкой повтори! Эх, селедочка, - оживился он, - с лучком да с маслицем! Ничего нет лучше - да под водочку! – расправил плечи и откинулся на спинку стула.

Ирина заставила себя улыбнуться.

- Да-а, - глубокомысленно протянул Мальцев, доставая новую папиросу, - всякое в нашей жизни бывало. Вот, к примеру, если сказать, Эфелева башня, - указал на фотографию за спиной Ирины. - Ну, вот все говорят: "Эфелева башня, Эфелева башня". А вот у нас с Саньком случай был. Помнишь? - вдруг залившись смехом и помотав головой, обратился к приунывшему было Тушкевичу. - Значится, ехали мы, Зинаида, в гражданскую, на поезде в южном направлении. Поручение важное имели по борьбе с контрреволюцией и бандитизмом в Одессе. В поезде народу - тьма. Не продохнуть. И тут одной старушке, видно из бывших, приспичило по большой нужде. Живот, не к столу будь сказано, прихватило. Пропустите, говорит, до туалету! Умора! Какое там до туалету, когда в проходах люди друг на дружке сидят! - посмотрел на Ирину взглядом, обещающем невероятное веселье.

Тушкевич оживился и, ожидая продолжения рассказа, чуть не подпрыгивал на стуле от нетерпения.

- Ну, мы ей, так сказать, говорим, - продолжил Мальцев, - мол, люди мы ваше положение понимающие, но ничем помочь, так сказать, не можем, хотя и предвидим неприятные последствия.

Тушкевич хихикнул и подлил Мальцеву водки.

- А бабка, - Мальцев обхватил стопку огромной ладонью, но пить не стал, - сидит, вся скукожилась, платочком лицо отирает, ну, чуть не плачет. Видно шибко ее подперло. Я ей тогда предлагаю, надо ж помочь человеку, правильно? – весело посмотрел на Ирину, - ты, говорю, давай - в окно. Мы тебя, так сказать, высунем, да и придержим. Она сначала - ну ни в какую! Точно, из бывших, - повторил он. - А потом, видать, совсем скрутило - согласие дала. Мы с братками в окно ее этим местом высунули и... ну, в общем, сработало. Обратно ее передаем с рук на руки, веселимся, понятное дело, ничего, мол, не горюй, со всяким может приключиться. Так она на место села, голову обхватила и, взамен того, чтоб облегчению радоваться - в слезы. "Это ж надо такое - со мной! – говорит. - Со мной, которая Эфелеву башню видела!" Ну, я и говорю ей: «Ты, конечно, Эфелеву башню видела, а мы по твоей милости - жопу твою глядели. И не известно, кому больше интересу было!» - засмеялся он. - Ну, братва, понятно, за животы схватилась от такого развеселья. Да-а, - вдруг замолк, покручивая стопку в ладони. - А она, слышь, Зинаида, так сразу плакать перестала, глазами зыркнула и затихла, вроде как задеревенела, - снова помолчал, а потом опрокинул стопку в рот. – В общем, померла бабка в дороге-то, - поморщился. - Вроде как заснула. Сразу видно, из бывших, - бросил в рот кусочек черного хлеба. - Вот тебе, Зинаида, и Эфелева башня! – закончил рассказ и взглянул на Ирину, видимо, ожидая похвалы за веселье, но она поспешно отвернулась, сделав вид, что рассматривает появившихся на небольшой полукруглой сцене печального мужчину с гитарой и темноволосую женщину в черном платье и накинутой на плечи яркой цыганской шали.

- Сейчас концерт будет, - сообщил Тушкевич, услужливо наклоняя графин к стопке Мальцева, но тот перехватил его руку и направил горлышко графина в бокал для вина, двумя глотками опустошил, крякнул, слегка поморщился и с хрустом откусил соленый огурец.

- Может и будет... – сказал равнодушно и насадил картофелину на вилку.

- Петр Петрович, не сомневайтесь, точнехонько говорю - будет. Сейчас уж начнут, - Тушкевич вытянул шею, наблюдая за приготовлениями артистов.

- А вообще я тебе, Зинаида, так скажу, - Мальцев доел огурец и выпрямился, сделавшись вдруг собранным и серьезным. - Напиши там в своей газете, пусть американские товарищи знают: мы своих жизней для власти нашей советской не жалели, мы и голодали, и мерзли, и стрелять по нам стреляли, и пули в нас еще сидят белогвардейские, и шрамами боевыми тела наши изранены. Но скажи партия наша: "умри" - умрем, и не спросим, зачем. Для нас слово партии - выше всего! Выше всякого личного и мещанского! Всяких там фарфоровых слоников! Потому как знаем, что для партии нашей пролетарской мы - кровные дети, и она никогда нас так запросто на гибель верную не пошлет, хоть и знает, что каждый из нас готов. Партия нам жизнь новую дала, людьми сделала. Кем мы были и кем стали? Потому и в "Интернационале" - песне нашей партийной, слова есть: "Кто был ничем, тот станет всем"! Вот мы и стали! – вдруг стукнул кулаком по столу.

Метрдотель, наблюдавший из дальнего угла, зыркнул глазами на официантов, которые заметались по залу, не зная, чем еще угодить гостю. Артисты неуверенно переглянулись, сомневаясь, можно ли начинать петь.

- И теперь - мы тут хозяева! Навсегда! - Мальцев бросил угрюмый взгляд на

метрдотеля, который съежился и исчез, будто растворившись в воздухе. От удивления бывший матрос даже потряс головой. - А пока пусть нэпманы нас кормят! - зычно пробасил в направлении, где, по его разумению, должен был находиться метрдотель, и перевел мутный взгляд на Тушкевича, беспокойно ерзавшего на стуле.

- Ты чего, Санек, на стуле-то егозишь и морды корчишь, а? В гальюн никак собрался отчалить? Так прямо и скажи! Дело житейское. У нас от товарищей, - умильно улыбнулся Ирине, - секретов нету! Потому как сообща одно дело делаем! - плеснув водки себе и Тушкевичу, вопросительно посмотрел покрасневшими глазами на Ирину, потянулся к ее бокалу, и недоуменно пожал плечами, когда она решительно накрыла бокал ладонью.

Повернулся к Тушкевичу, на лице которого было написано нечеловеческое страдание.

- Так что предлагаю, прежде чем ты, Санек, отдашь швартовы в направлении гальюна, выпить за партию нашу и власть советскую. За товарища Ленина… - начал подниматься...

Ирина нарочито неловким движением смахнула портсигар на пол и наклонилась за ним.

- …и товарища Сталина! – продолжил Мальцев. - Вот так! – выпил стоя, чокнувшись с подскочившим с места Тушкевичем, - Да, ладно, беги уж, страдалец, - махнул рукой, опустился на стул и стал извлекать папиросу из пачки.

Тушкевич сорвался было с места, но потом, словно, одумался и, нелепо переставляя ноги, направился в сторону выхода.

- Рыбку как, уже нести прикажете? - заискивающим голосом тихо поинтересовался будто ниоткуда появившийся круглолицый официант, сумевший подкрасться незаметно.

Она кивнула и, провожая взглядом Тушкевича, соображала, как бы выпроводить Мальцева, который, оставшись с ней один на один, попыхивал папиросой, постукивал вилкой по краю тарелки и поглядывал плотоядно, видно сомневаясь можно ли говорить с ней напрямую, без обиняков о тех естественных и понятных вещах, которые возникают в голове каждого нормального чуть выпившего мужика при виде красивой бабы, хоть бы и иностранки. Не решился, опустил голову, прислушиваясь к чему-то внутри себя, раздавил папиросу о дно пепельницы и, опершись на стол, тяжело поднялся, опрокинув стул.

- Пожалуй, товарищ Зинаида, я на время тоже отчалю. А то у нас на флоте не принято товарища одного оставлять, - указал головой в сторону выхода. - Но - не надолго, - глянул с пьяной усмешкой. - Смотри тут у меня, - погрозил пальцем и, неестественно прямо держа спину и чуть покачиваясь, двинулся между столиками к метрдотелю, лицо которого осветилось подобострастной улыбкой, а тело сломалось в поклоне. - Слышь, браток, - донесся до Ирины подобревший голос бывшего матроса, - проводи-ка меня прямым курсом до заведения…

Со стороны сцены послышались гитарные переборы, известившие о начале выступления. Женщина, окинув долгим тоскливым взглядом немногочисленных гостей, затянула романс про милого друга, который ее покинул и не смотрит на нее.

Официанты торопливо расставили на столе тарелки с осетриной, украшенной зеленью и

ломтиками лимона, подняли мальцевский стул, смахнув с него несуществующую пыль, и поспешно ретировались ближе к кухне.

"Пора открывать книгу! – решила Ирина и, сделав вид, что поправляет веточку зелени на блюде Тушкевича, высыпала из перстня немного коричневого порошка в ореховую подливку. - Теперь - матрос", - потянулась было к тарелке на противоположной стороне стола, но заметила Тушкевича, который с умиротворенным лицом вошел в зал. Сделала вид, что протягивала руку за спичками, лежащими на пачке папирос у тарелки Мальцева, и приветливо улыбнулась сотрапезнику.

- Хорошо, что вы пришли! – чиркнула спичкой и закурила. - Ну, сколько можно играть эту заунывную музыку? – указала головой в сторону сцены. - Право, будто хоронят кого-то! – воскликнула почти возмущенно. - А ведь никто не умер пока, - сказала с ласковой улыбкой. - Пойдите и скажите, пусть сыграют что-нибудь другое! – приказала капризным голосом.

- О, даже не беспокойтесь, Зиночка! Это мы - мигом организуем! – с готовностью воскликнул Тушкевич и направился к сцене.

Ирина, не сводя глаз с его сутуловатой спины, потянулась к тарелке Мальцева, будто бы положить спички на место и быстрым движением открыла перстень.

Мальцеву досталось больше, чем Тушкевичу.

«Так он и сам больше», - усмехнулась она.

Романс прервался, будто певица неожиданно для себя самой глотнула воды. Тушкевич, размахивая руками, что-то объяснял музыкантам.

"Все! – откинулась на спинку стула. - Теперь надо, чтобы они съели рыбу и подождать полчаса", - посмотрела на часы.

Она не испытывала страха или сожаления. Наверное, эти чувства придут потом. Просто она должна была это сделать. Потому, что иначе никак нельзя. Показалось даже, что ненависть ушла, уступив место ожиданию. Кто будет первым?

- "Очи черные" для вас, Зиночка, заказал, - сообщил вернувшийся Тушкевич и опустился на стул.

Со сцены донеслась знакомая мелодия.

Тушкевич наклонил голову к тарелке, внимательно рассматривая блюдо, и втянул воздух, принюхиваясь, как собака, к аппетитной косточке.

- Кажись, осетринка?

- Осетринка, - безмятежно улыбнулась Ирина.

- Я рыбку люблю-ю, - протянул он. - А вот кстати, - вдруг указал на руку Ирины, - перстенечек то какой у вас примечательный! – посмотрел, показалось, подозрительно. - Весь вечер рассматриваю. Будто книжечка какая, - его бегающие глазки, вдруг остановились, вглядываясь в Ирину.

- Подарок… от доброго друга… - она заставила себя улыбнуться.

- Открывается книжечка? – поинтересовался он.

- А как же книгу читать, если не открывать? – попробовала отшутиться Ирина.

- Это верно, - Тушкевич взял вилку. - А я вот любил в юности книжонки всякие почитать, - вдохновенно сообщил он. – Книжка ведь это что? – задал риторический вопрос. - Книга, как известно, источник знаний и жизненных сюжетов! – наживил кусочек осетрины на вилку. - Иной раз, бывало, так увлечешься, читая, что представляешь, будто ты герой какой! – положил рыбу в рот…

- Свистать всех наверх! - пророкотал вернувшийся к столу Мальцев. - Ну! – строго, как муж, глянул на Ирину. - И как вы тут без меня? – подозрительно посмотрел на вдруг засуетившегося приятеля. - Не скучали? – спросил ревниво.

- Вот, музыку заказали, - будто оправдываясь, пролепетал Тушкевич.

- Покушайте, Петр Петрович, а то остынет, - Ирина заботливо придвинула тарелку ближе к Мальцеву.

- Остынет – подогреют! – пробасил тот, бросив взгляд на метрдотеля, который с готовностью закивал, приложив руки к груди. - Чегой-то? Рыба, что ли? – поморщился. - Рыбка, рыбка, где твоя улыбка, - неожиданно развеселившись, срифмовал он. – Честно сказать, я рыбу не очень уважаю, ну, кроме селедки под водочку, конечно. На флоте вот так наелся! - провел ребром ладони по горлу.

- Так за чем дело? - Ирина взяла графин и, ласково глядя на матроса, налила ему полный бокал. – О-кей?

- Ну, коли под водочку, да из твоих, Зинаида, рук – то «о-кей». Как говорится: что верно - то правильно, - с удовольствием выпил, крякнул и принялся за еду…

Кушали молча. Рыба оказалась вкусной, но Ирина съела совсем чуть-чуть, делая вид, что увлечена романсами, звучавшими со сцены.

- А что рыбку не доели? - встревожено поинтересовался официант у Ирины, когда подошел убирать посуду. - Не понравилась?

- Очень вкусно. Просто я не ем так много. Спасибо.

- Может, бисквитик к чаю желаете? – с почти искренним интересом спросил у нее круглолицый официант.

Мальцев отрицательно помотал головой.

- Сладкое не ем, у меня от него живот крутит. Я лучше покурю и вот их послушаю, - развернулся в сторону сцены, где певица выводила романс, время от времени поглядывая на него и Тушкевича, с немым вопросом, то ли поет?

На глазах как-то вдруг сразу запьяневшего Тушкевича выступили слезы.

Мальцев слушал внимательно, опершись локтем на спинку стула. Дослушав до конца, повернулся к Ирине.

- Любите музыку? – поинтересовалась она.

- Хорошо поет! Надо бы расстрелять, - весело загоготал он.

- Так любите или нет? – снова спросила Ирина, которой показалось, что она ослышалась.

- Может, и люблю, - Мальцев хмыкнул. - Да времени нет, на любовь-то. У нас Куклин большой любитель, да? - повернулся к пьяно улыбающемуся Тушкевичу.

Ирина смотрела непонимающе, переводя взгляд с одного на другого.

- Это у нас товарищ есть такой, Куклин, - слегка заплетающимся языком пояснил Тушкевич. - Он как-то давно у Шаляпина в гостях был. Ну, помереть - не встать! Да, Петр Петрович? Можно рассказать?

- Валяй, Санек! - Мальцев облокотился на стол и, подперев голову руками, опустил

отяжелевшие веки.

Тушкевич оживился.

- Пил, значит, Куклин водочку с Шаляпиным С ними финляндский коммунист Рахия и еще пара наших была. Не просто водочку, а эстонскую - из картошечки ее гонят. Выпили чуток, да и начали о театре, актерах, то да сё. Куклин и скажи сгоряча: «Таких мол как Шаляпин, надо резать!» Спрашивают его, почему? Отвечает: "Талант - нарушает равенство!". Несправедливо это, говорит, когда один может, а другой нет.

Мальцев приоткрыл глаза.

- Кстати, Санек, он прав. Этот лозунг надобно по всем театрам развесить. Очень даже пролетарский лозунг.

- И начал потом Куклин вопить спьяну-то, - продолжил Тушкевич, - что вы, актеры, для пролетариату сделали? А? Какой такой от вас прок для революции? А Шаляпин как заорет голосом царя Ивана Грозного: "Встать! А ну, подобрать живот, как ты смеешь со мной так разговаривать, сукин сын!".

- А то он слышал голос Ивана Грозного, - буркнул Мальцев, на лице которого обильно выступил пот и появились багровые пятна.

- Слышал-не слышал, Петр Петрович, да только Куклин вскочил по стойке смирно, да

чуть от страха в штаны не наложил! – Тушкевич хихикнул, но вдруг растерянно замолчал. - Статью-то как напишите, нам подарите? - спросил Ирину и вдруг, приложив руку к животу, начал бледнеть.

"Ну вот, кажется, и все", - подумала Ирина и подняла руку, подзывая официанта.

- Пожалуйста, товарищ, воды принесите. И - соды немного. Мне что-то нехорошо, -

глянула на Тушкевича, в глазах которого появился недоуменный испуг. – О-кей. Статью непременно подарю. Только придется еще раз встретиться дня через два. Мне нужны будут ваши воспоминания о событиях гражданской войны...

"Пора!" - решила и попыталась подняться, обеими руками ухватившись за руку

подошедшего со стаканом воды официанта.

- Мне плохо! – вскрикнула она и начала медленно оседать на пол, краем глаза заметив, как захрипевший Мальцев, падая вбок, потянул за собой скатерть. Бледный Тушкевич кинулся было ему на помощь, но вдруг, скрючившись и хватая ртом воздух, рухнул на колени и тоже завалился.

- Врача... - шепнула Ирина и закрыла глаза, слыша звон бьющейся посуды и испуганные крики…







Дата добавления: 2015-09-07; просмотров: 339. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Ваготомия. Дренирующие операции Ваготомия – денервация зон желудка, секретирующих соляную кислоту, путем пересечения блуждающих нервов или их ветвей...

Билиодигестивные анастомозы Показания для наложения билиодигестивных анастомозов: 1. нарушения проходимости терминального отдела холедоха при доброкачественной патологии (стенозы и стриктуры холедоха) 2. опухоли большого дуоденального сосочка...

Сосудистый шов (ручной Карреля, механический шов). Операции при ранениях крупных сосудов 1912 г., Каррель – впервые предложил методику сосудистого шва. Сосудистый шов применяется для восстановления магистрального кровотока при лечении...

Гидравлический расчёт трубопроводов Пример 3.4. Вентиляционная труба d=0,1м (100 мм) имеет длину l=100 м. Определить давление, которое должен развивать вентилятор, если расход воздуха, подаваемый по трубе, . Давление на выходе . Местных сопротивлений по пути не имеется. Температура...

Огоньки» в основной период В основной период смены могут проводиться три вида «огоньков»: «огонек-анализ», тематический «огонек» и «конфликтный» огонек...

Упражнение Джеффа. Это список вопросов или утверждений, отвечая на которые участник может раскрыть свой внутренний мир перед другими участниками и узнать о других участниках больше...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия