Метафорическая или негеккелевская экология человека

 

Все ранее обсуждавшиеся сюжеты, несмотря на их нестандартность для эколога, тем не менее, полностью укладываются в геккелевское понимание экологии, формулируются в ее категориях.

Однако гораздо более распространенной является ситуация, когда об экологии говориться метафорически, если не поэтически, что обычно в околоэкологической публицистики.

Начать можно с вполне профессиональных работ первоклассных экологов, а именно концепции Л.Г. Раменского, которую оказалось возможным применить и к описанию социально-экономической динамики. Он различал в фитоценозах виоленты – силовики (ср. советские госструктуры, ВПК), которые определяют ситуацию, эксплеренты, способные давать краткие вспышки численности (часть теневых структур) и патиенты (терпельцы) – всегда присутствующие в угнетенном состоянии (скрытые диссиденты). При смене структуры старые виоленты выпадают, часть патиентов эксплерентизируется (челночная торговля, финансовые пирамиды как МММ), часть виолентизируется (новые русские), причем происходит несколько смен виолент (несколько переделов собственности и власти), часть так и остается патентами (правозащитники). На основании подобных представлений В.В. Жерихин [6] с сотрудниками смогли как объяснить смену экосистем в меловой период, так и описать (а отчасти и спрогнозировать) процесс распада СССР.

Очевидно, что такие представления о социальных процессах хотя они основываются на экологических концепциях, являются с точки зрения строгой экологии явной метафоризацией. Однако, средовой подход налицо, методы синэкологии явно используются, а в рассматриваемых процессах участвует человек, так что есть определенные основания отнести подобные изыскания к сфере социальной экологии (если уж не экологии человека). Точнее, это можно было бы назвать социально-экологической бионикой.

Нужно также заметить, что подобный подход может быть применен к рассмотрению экологии человека в точном смысле слова. Человек – судя по всему – на протяжении подавляющей части своей истории существовал как патиент. Именно такое существование свойственно кочевникам, собирателям, именно оно поэтизируется и мифологизируется в крайних алармистских доктринах экологистов. Использование огня делает человека видом-эдификатором в некоторых биоценозах, в которых он (подобно дубу в дубравах или сосны в бору) определяет облик всего биоценоза. В такой функции человек выступает и в агроценозах с момента их появления (например, с началом подсечно-огневого земледелия).

Взрывообразный рост населения в Новое и Новейшее время с этой точки зрения может рассматриваться менее пессимистично – это не просто логарифмический рост перед лавинообразным уменьшением численности популяции, а эксплерентизация патиента, за которой следует превращение человека в виолента, вид-эдификатор. И действительно, начиная с конца ХIХ века, человек выступает как вид-эдификатор не только по отношению к агроценозам, но и по отношению ко всем биомам (стоит вспомнить и об антропогенном происхождении пустынь, степей и тундр в более ранние времена), причем это влияние начинает носить глобальный характер (т.е. человек выступает как эдификатор биосферы).

Вторая область, в которой идет речь по существу о метафоризации, – экологический или средовой подход в архитектуре. Принять его в серьез как экологический трудно. Во-первых, архитектура всегда имела дело не только с тем или иным сооружением, а решала вопрос о его вписывании в среду. Во-вторых, экология – это не просто рассмотрение отношений со средой, а определенная традиция представления этих отношений в биологии. В-третьих, в этой области практически никак (даже метафорически) не работает аппарат геккелевской экологии.

Третья подобная область получила название «экология души» [31]. Как и предыдущая, она не в состоянии в полной мере использовать аппарат геккелевской экологии. Вместе с тем здесь «работает» средовой подход, возможно обсуждать феномены, связанные с эффектами критических концентраций. Возможны разные варианты развития этих идей с фокусированием внимания то на влиянии вполне осязаемой среды на душу, то на эффекты, рассматриваемые в трансперсональной психологии, при изучении коллективного бессознательного. Небезынтересны здесь и идеи Р.Штейнера и основанное на них отношение к живым организмам, воспитываемое вальдорфской педагогикой. Видимо рассмотрение таких проблем очень существенно при описании экологии родильных домов, больниц (в том числе, психиатрических или реаниматологических) или хосписов, в которых концентрируются люди в критических, пограничных состояниях.

Конечно же, при этом речь идет о параллелизме психической и биологической (а именно с ней имеет дело экология in stricto sensu) организации (соотношение их природ – отдельная проблема), а не о феноменах биологической организации, и в этом отношении и это направление должно рассматриваться, опять же, как некоторая метафоризация экологии, а не собственно экология.

Идея экологии души, экологии сознания может трактоваться и как рассмотрение чистоты или засоренности сознания, его ясности или загрязненности. Но тогда это сюжеты скорее культурной антропологии, коммуникологии или философии культуры, чем экологии.

Тем не менее, эта идея весьма примечательна еще в одном отношении. Так или иначе для экологии души оказывается существенной оппозиция добра-зла, чистого-грязного. Очевидно, что это не точные категории с точки зрения экологии. Но, так или иначе, в экологии и ее приложениях возникает представление об экологически «чистом» и «грязном». То, что эти же категории возникают как метафоры когда речь идет о душевно-духовной сфере, весьма примечательно. Дело в том, что в упомянутых опытах с обучением обезьян языку глухонемых обнаружены подобные метафорические переносы – зафиксировано использование обезьяной слова «грязный», известного обезьяне в его прямом значении, по отношению к служителю в момент конфликта с ним. Таким образом, экологическая и душевная чистота и грязь, возможно, имеют весьма глубокую – и экологичную в том числе! – природу. Подобные идеи явно представлены и в традиционном резко негативном отношении к сквернословию (ср. выше об устах).

Еще одна версия подобной метафоризации – идея, а скорее лейбл, Д.С. Лихачева «экологии культуры». Представляется, что в данном случае, скорее всего речь идет вообще о недоразумении – экология занимается биологической средой обитания живого организма (в том числе, и Homo sapiens), а культура скорее альтернативное состояние среды обитания человека [8 – 65-69; 29]. При этом аппарат экологии вообще практически не привлекается.

Но эта идея заставляет задуматься о другом. Геккелевская экология практически не рассматривает существующий у того или иного организма образ окружающей среды. Идеи же и экологии души, и экологии культуры предполагают апелляцию именно к образу среды в сознании человека [30 – 55-69]. Вместе с тем в биологии существует, по крайней мере, две научные школы, занимающиеся этим.

Во-первых, это представление А.А.Ухтомского (кстати, создателя естественнонаучного учения о механизмах нисхождения ума в сердце – учения о доминанте) о хронотопе – пространстве-времени, в котором живет организм. Во-вторых, это учение об умвельте Я.фон Икскюля [37], еще более последовательно рассматривающее особый, отличный от физического, мир, в котором живет организм. Примечательно, что сферой приложения обеих концепций является нейрофизиология, этология, психология, но не экология. Экологию умвельта удается лишь пунктирно наметить [27 – 201-202].

Тем не менее, обе указанные концепции относятся, строго говоря, скорее к объектам зоологическим. Если же речь идет о человеке, то эквивалентом умвельта будет жизненный мир – Lebenswelt в понимании Э. Гуссерля [35]. Каких-либо попыток построения экологии (в геккелевском смысле) жизненного мира автору неизвестно. Возможно, что это и будет что-то вроде экологии культуры или экологии души.

Здесь стоит упомянуть и об экологии садов Эдема, садовником в которых надлежало быть человеку. В их отношении возникает много чисто экологических вопросов. Судя по всему, там были первичные консументы, которые (включая Адама и Еву) поедали продуцентов. А были ли там вторичные консументы? Были ли редуценты? Отвечать на такие вопросы приходиться, если задуматься о том, какова была экология человека до грехопадения, ибо все, о чем говорилось ранее, имеет отношение к экологии человека падшего.

Продолжая такого рода размышления, следует обратить внимание на то, что в христианстве существуют разные идеальные типы поселений, с соответственно различной экологией. Так, идеалом общественного устройства является Град Божий, в котором можно ожидать идеальные урбанистические биоценозы, а в заупокойной молитве говорится об упокоении в Небесных селениях, в которых, видимо, были агроценозы.

Наконец, следует упомянуть уж вообще о безграничных расширениях понимания экологии, когда она начинает сливаться с экономикой и выступать вместе с ней как разные аспекты домостроительства. Обычно такие разговоры ограничиваются какими-нибудь совсем поэтическими, метафорическими и сентиментальными сентенциями, ничего общего не имеющими с аппаратом геккелевской экологии.

Не отрицая плодотворности подобных сближений, надо ответить, по крайней мере, на два вопроса:

1) Почему эту сферу изысканий хочется называть экологией? В чем целесообразность этого? В акцентировании идеи дома?

2) Чем не подходит для обозначения этой сферы (тем более, если речь идет и о духовных аспектах дома) старый и испытанный термин «икономия»?

___________________________

 

Итак, существует достаточно широкий спектр параэкологических идей, соотносимых с человеком. К сожалению, большей частью они столь метафоричны и не артикулированы, что их содержательность крайне трудно обсуждать. В других случаях совершенно очевидна содержательность поднимаемых в таких обсуждениях проблем, но их предметная отнесенность и надлежащий способ обсуждения крайне непроясненны. Но, так или иначе, всегда это некоторые точки роста идей, хотя частенько и очень туманных.

 

Итоги

 

Как представляется, в итоге проведенного рассмотрения удается довольно ясно очертить область, которую уместно называть экологией (в строгом биологическом, геккелевском, смысле) человека. Эта область мыслится как некоторая оппозиция и вместе с тем дополнение экологии Homo sapiens как биологического вида. В некоторых случаях удается проследить и характер изменения экологии человека, вовлеченного в духовную жизнь.

Несмотря на стандартность привлекаемых для этого представлений, возникающие в этой области проблемы порою очень непривычны для экологов. Некоторые из них столь драматичны, что практически не могут быть охвачены человеческим сознанием; они требуют ответа на предельные вопросы человеческого бытия.

Кроме этого можно говорить и о негеккелевской, метафорической экологии человека. Эта очень разнородная сфера разнообразных параэкологических изысканий, которая интересна прежде всего как точка роста новых идей. Однако, каждый раз надо разбираться в том, в какой мере возникающие области действительно относятся к экологии и не дублируют какой-либо уже сложившейся области.

Такое метафорическое понимание экологии отражает естественный процесс развития содержания понятия путем трансонимизации. Вместе с тем, чтобы сохранить какую бы то ни было определенность обсуждаемых проблем, нужно, по крайней мере, четко осознавать, что понимается под экологией человека в каждом конкретном случае.

При обсуждении экологии человека преднамеренно совершенно не затрагивался экологизм как общественно-политическое движение, вообще не имеющее, по сути, отношения к экологии, и, к тому же, перетекающий время от времени то в зеленый фашизм, то в зеленое язычество, которое, обожествляя природу, превращая ее в идол, вообще стремится исключить из нее человека, в том числе, человека верующего [14; 28 – 22-23].

 

Литература:

1. Андреев Д. Роза Мира. – М., 1991.

2. Баранов А.В. Социальные аспекты экологии человека. // Проблемы экологии человека. – М., 1986.

3. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. – М., 1996.

4. Джемс У. Многообразие религиозного опыта. – М., 1910.

5. Дымшиц В.А. Лечебник на иноземцев. // Спекулятивная биология человека. – Вильнюс, 1996.

6. Жерихин В.В. Основные закономерности филогенетических процессов. Автореф. дисс.... д. биол. н. – М., 1997.

7. Каганский В.Л. Экологический кризис: феномен культуры? // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. – 1994. – № 6.

8. Каганский В.Л., Лютикова Г.В. Биология – жизнь – культура. // Знание-сила. – 1992. – № 12.

9. Киприан, архмт. Антропология Григория Паламы. – Париж, 1950.

10. Книга Левит. Гл. 11.

11. Козлова Т. В. Художественное проектирование костюма. – М., 1982.

12. Козлова Т. В., Стрепуче Р.А., Рытвинская Л.Б., Петушкова Г.И. Основы теории проектирования костюма. Конспект лекций. – М., 1980.

13. Линней К. Система природы. Класс 1 животного царства. – М., 1924.

14. Лютикова Г.В. Экологический терроризм в Финляндии. // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. Вып. 6. – М., 1991.

15. Мейен С.В. Олигомеризация и полимеризация в эволюции древнейших растений. // Значение процессов полимеризации и олигомеризации в эволюции. – Л., 1977.

16. Олескин А.В. Голограмма мира. // Человек. – 1990. – № 3.

17. Оскольский А. Экологизм как жизненная ниша. // Пчела. – 1997. – № 11.

18. Сопиков А. Деятельность сознания как детерминанта облысения головы мужчины. // Знание – сила. – 1995. – № 8.

19. Спекулятивная биология человека. Тезисы докладов Школы по теоретической биологии. Молодежное, 1.2.1993 - 5.2.1993. – Вильнюс, 1996.

20. Топоров В.Н. Семантика мифологических представлений о грибах. // Balcanica. Лингвистические исследования. – М., 1979.

21. Харрисон Дж., Уайнер Дж., Теннер Дж., Барникот Н., Рейнолдс В. Биология человека. – М., 1979.

22. Чебанов С.В. Биологические основания социального бытия. // Очерки социальной философии. Очерк 8. – СПб., 1998.

23. Чебанов С.В. Взаимодействие христианства и экологии. // Христианство и экология. – СПб., 1997.

24. Чебанов С.В.Концепция рефрена. // Палеофлористика и стратиграфия фанерозоя. – М., 1989.

25. Чебанов С.В. Культурный статус колбасных изделий. // Знание-сила. – 1995. – № 8.

26. Чебанов С.В. Представление о форме в естествознании и основания общей морфологии. // Orgaanilise vormi teoria. X teoreetilise bioloogia kevadkool. – Tartu, 1984.

27. Чебанов С.В. Умвельт и корпускулярно-волновая модель живого существа. // Научные чтения «Белые ночи». 2-4 июня 1998 года. Тезисы докладов. – СПб., 1998. – С. 201-202.

28. Чебанов С.В. Что такое экологизм и как с ним бороться? // Экохроника. – 1995. – № 3 (21).

29. Чебанов С.В.Язык, культура, биосфера как компоненты жизненного мира человека. Доклад на Русской сессии Международной академии наук Сан-Марино «Язык – культура – экология» 2 января 1992 г. – М, 2003.

30. Шуков В.А. Образ биологической реальности как исходное основание философии биологии. // Природа биологического познания. – М., 1991.

31. Bateson G. Okologie des Geistes. – Frankfurt-am-Main, 1988.

32. Budiansky St. The Covenant of the Wild. Why Animal Chose Domestication. – Rome-London, 1994.

33. Hoffmeyer J. The Swarming Body. // Presentation at the 5th Congress of The International Association for Semiotic Studies. – Berkeley. – 1994. – June, 13-18.

34. Hoffmeyer J. Signs of Meaning in the Universe. – Bloomington-Indianapolis, 1997.

35. Husserl E. Die Krisis der europaischen Wissenschaften und die Tranzendentale Phеnomenologie. // Husserliana. Bd.VI, 1954.

36. Jacobs N. Revolution in plant description. // Miscellaneous papers. – 1980. – № 19.

37. Uexkull von J. Umwelt und Innenwelt der Tiere. – Berlin, 1909.

 

 

Доклад опубликован в сокращенном виде в «Гуманитарном экологическом журнале», 2002. – Т. 3, вып. 1. – С. 12-24.