Глава 29. Ситуация оказалась простой и противной, как дохлая крыса
Ситуация оказалась простой и противной, как дохлая крыса. Вся жизнь Веры Данильченко состоит в подглядывании и подслушивании за чужими людьми. Всунув ноги в мягкие тапочки, Вера тенью скользит по подъезду. - Люди жуткие неряхи и порядка не соблюдают, - пыталась она сейчас оправдать свое гадкое поведение, - живем‑то рядом, мало ли чего. Кстати, Славка из двенадцатой квартиры машины обворовывал, магнитолы у людей вытаскивал, а кто об этом узнал? Я! И больше Слава не ворует. - Но его никто не наказывал, - удивилась я, - не арестовывал. Как курил на лавочке с парнями, так и сидит себе. Данильченко расплылась в улыбке и парадоксальным образом стала выглядеть еще гаже. - Точно. Я пожалела Люську, его мать. Пришла к ней и выложила: вот, мол, так и так… Собственными глазами твое сокровище видела. Ишь, молодой да ранний! …Люся, чуть не упав в обморок, принялась просить сплетницу: - Вера, не губи пацана, дурак он, исправится. Сейчас ты уйдешь, такого ремня получит, на всю жизнь про воровство забудет. Данильченко поджала губы, и тут Люся кошкой метнулась к комоду, вытащила из ящичка бархатную коробочку и всунула в лапы сплетницы. - Возьми, носи на здоровье, только молчи… Вот каким образом Вера сообразила, что молчание иногда бывает золотом в прямом смысле этого слова. Самое интересное, что безудержная болтунья Данильченко, женщина, которая обожает разносить сплетни, оказывается, умеет держать язык за зубами. С того случая Вера производила тщательную селекцию полученной в результате наблюдений информации. Если некие соседи, схватившись за сковородки, побили друг друга до крови, а потом уехали в травмопункт, Данильченко сладострастно мелит языком, живописуя малейшие детали вспыхнувшего скандала. Но вот о том, что к Нине Лапиной заглядывает любовник, самый настоящий полковник, Вера никому не обмолвилась и словом, за что обрела очень симпатичную сумму. В общем, чтобы особо не растекаться мыслью по древу, скажу кратко: Данильченко шантажировала тех, кто имел настоящие тайны, и активно вслух обсуждала тех, чьи секреты, по сути, секретами не являлись. Примерно месяца за два до смерти Лизы Вера около трех часов ночи захотела в туалет и потащилась в санузел. Кругом стояла сонная тишина, но вдруг по‑кошачьи острый слух Веры уловил посторонний звук. Вера приблизилась к входной двери и глянула в глазок. Около квартиры Макаркиных стояла, согнувшись, женская фигура. Наконец дама выпрямилась, будто нашла, что искала, а Верка покрылась потом. Ну ничего себе новость! Лиза небось на ночном дежурстве, а Антон привел домой любовницу! Дамочка стояла так, что Данильченко от разочарования прикусила нижнюю губу - лица ее не удалось разглядеть: ночная гостья Антона была одета в самые обычные синие джинсы, в кроссовки и светло‑бежевую ветровку с капюшоном, хорошо закрывавшим не только волосы дамы, но и ее лицо. Вера решила, что незнакомка молода: подняв упавшие на плитку ключи, та не стала вызывать лифт, а побежала по лестнице вниз и уж очень ловко перепрыгивала через ступеньку, женщине в возрасте такое не проделать. - Может, то была Аня? - совершенно зря перебила я Веру. - Нет, - безапелляционно ответила Данильченко. - Галкина жердь заборная, длиннющая, по потолку башкой чиркает, а эта была нормального роста. - Ладно, говори дальше, - велела я. …Предвкушая замечательный куш, Данильченко решила тщательно провести следствие. До сих пор Вера имела дело лишь с опростоволосившимися бабами и легко запугивала их словами: «Пойду расскажу все твоему мужу». Но теперь ей предстояло иметь дело с мужчиной, и Данильченко слегка занервничала: вдруг Макаркин возмутится, еще ударит соседку… Следовало подготовиться как следует, собрать улики. В девять утра неугомонная Вера заняла позицию у глазка. Ждать пришлось недолго, загрохотал лифт, из него вышла Лиза и встала около двери в свою квартиру. Данильченко подхватила приготовленное заранее помойное ведро, выскочила на площадку и старательно изобразила удивление: - Привет, Лизок, откуда утром возвращаешься? Эх, плохо за тобой Антон присматривает! - Все бы тебе глупости выдумывать, - устало отозвалась медсестра, - я же сутками работаю. - Ой, и правда, - залопотала Вера, - уж извини, неудачно пошутила! И че, целую ночь не спишь? Больные небось требовательные? - Раз на раз не приходится. - Неудобно‑то как… - Ничего, я привыкла. - На службу часто ходить надо? - Сутки в клинике, двое дома, - пояснила Макаркина и захлопнула дверь. Вера произвела в уме простые расчеты и в нужный вечер устроилась около глазка. Ничего интересного не происходило. Около восьми вечера притопал Антон, в девять к нему заявился мужик, вероятнее всего пациент, потому что Макаркин, одетый в белый халат, проводил дядьку в одиннадцать к лифту и сказал на прощание: - Главное - осторожность, никаких скручиваний. - Спасибо, - кивнул больной, - руки у вас золотые. Макаркин улыбнулся, клиент укатил вниз, на лестничной клетке установилась тишина. Любая другая женщина устала бы так долго сидеть на табуретке, но Вера не привыкла легко сдаваться. Она была уверена, что любовница обязательно придет, и терпеливо поджидала бабенку, посматривая то в глазок, то в женский журнал. В конце концов терпение ее было вознаграждено - около часу ночи послышались очень осторожные шаги, и наблюдательница приникла к глазку. По лестнице поднималась та же самая дама в синих джинсах и курточке. Голову ее вновь тщательно укрывал капюшон. Поздняя визитерша приблизилась к двери Макаркиных, но не стала нажимать на звонок, а постояла секунду у порога, потом приоткрыла створку и тенью шмыгнула внутрь. Очевидно, Антон не закрыл вход. Вера с досадой крякнула. Она снова не разглядела бабу и ничего не узнала о ней! Выслеживание обожэ Макаркина стало увлекательным делом, но бабенка шифровалась почище Штирлица. Она всегда появлялась ночью, а уходила в три‑четыре утра, форма одежды не менялась никогда: синие джинсы, ветровка с глубоким капюшоном, прятавшим волосы и лицо. Погода на дворе случалась разная, то тепло, то холодно, то дождь, но баба выказывала странное, идиотическое постоянство - одевалась так, словно не имела шмоток на смену. В одну ненастную ночь Веру вдруг осенило: на улице хлещет ливень, а незнакомка заявилась без зонтика, и курточка у нее сухая. О чем это говорит? Да ясно же: бабенка прикатила на машине. А у автомобиля есть номер, и по нему можно установить владельца транспортного средства. Вера дождалась четырех утра, увидела, как посетительница пошла по лестнице вниз, и опрометью кинулась на лоджию, схватив с подоконника приготовленный заранее сильный бинокль ночного видения. У шпиона Данильченко имеется необходимое снаряжение. Но ничего хорошего не получилось. Вера замерла на балконе, поджидая макаркинскую бабу, но из подъезда никто так и не вышел. Потом вдруг одна из машин, стоявших в глубине двора, стартовала с места. Данильченко выругалась. Быстроногая тетка оказалась на удивление проворной - пока Вера плюхала из прихожей на лоджию, любовница Антона успела добежать до автомобиля. Номер спешно уехавшей машины Данильченко не заметила. «Ну ничего, - мстительно подумала сплетница, - через два дня установлю пост на лоджии, вытащу туда кресло, оденусь потеплей и подстерегу красоту неписаную». Но через два дня дамочка не пришла. Не появилась она и спустя четверо суток, шесть, восемь, десять… Похоже, Антон расстался с любовницей. Чуть не скончавшись от злости, Вера все равно приглядывала за дверью Макаркиных, и в тот день, когда погибла Лиза, Данильченко стала свидетельницей знаменательного события. Услыхав скрип лифта, шантажистка кинулась на свой пост и крайне разочаровалась. В квартиру к Лизе входила Виола Тараканова, жена милицейского генерала Олега Куприна… - Мой муж майор, - попробовала я внести поправку. - Ага, - кивнула Вера, - тебе, конечно, лучше знать, но весь двор говорит: твой Олег - очень большой начальник. Впрочем, хорошо тебя понимаю, только раструби о служебном положении мужа, народ мигом с просьбами попрет. Я поняла, что переубедить идиотку Веру не удастся, и махнула рукой. - Черт с тобой, продолжай! И Вера продолжила. …Виола пробыла у Лизки недолго, живо убежала. Но не успела Вера подумать о том, что надо бы ей сходить в магазин, как случилось невероятное. На лестнице послышались знакомые осторожные шаги, и перед глазами Данильченко предстала та самая тетка в синих джинсах и ветровке. Вера прилипла к глазку, испытывая почти предынфарктное состояние. Это что такое получается, граждане! Любовница мужа средь бела дня заявилась к его законной жене! Это не правильно, так себя не ведут! Не успела Данильченко прийти в себя, как пассия Антона вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. Кипя от любопытства, Вера бросилась к лоджии, но была остановлена телефонным звонком. - Алло! - заорала Вера в трубку. - Говорите скорей, тороплюсь! - Мама, - защебетала невестка Данильченко, - я на работу опаздываю, выйди к метро, забери у меня деньги, Сережка велел тебе передать. - Прямо сейчас? - дернулась Вера. - Ну конечно! - А сама зайти не можешь? - спросила свекровь, с тоской поглядывая на балкон. - Ой, да пока до тебя доеду… - защебетала невестка. - В переулке одностороннее движение, придется кругаля давать, а у меня совещание. Тебе ж две минуты дойти. - Лучше завтра! - нервно воскликнула Вера. - Ну ты даешь! - взвизгнула жена старшего сына. - Забыла, что ли, мы в Тунис в пять утра улетаем? Сережка хочет денег маме оставить, а она кочевряжится, лень ей шажок ступить… А еще говорят: пенсионеры нуждаются. Похоже, кое‑кто совсем мани‑мани не хочет… - Иду, - процедила сквозь зубы Вера и стала натягивать туфли. Супругу своего первого сына Данильченко терпеть не может за бесцеремонную манеру разговора и дурацкие шуточки. А теперь еще из‑за невестки Вера снова упустила любовницу Антона. Получив конверт, сплетница ощутила прилив хорошего настроения. Данильченко очень любит деньги, они для нее лекарство от всех хворей, поэтому, решив махнуть рукой на Макаркина с его бабами, Данильченко отправилась в супермаркет и купила себе вкусный сыр, копченую колбаску и даже баночку икры. Конечно, ее старший сын очень невнимателен, а его жена просто дура, но в жадности отпрыска упрекнуть нельзя: Сергей отлично зарабатывает и «отсыпает» матери десятину. Вот Володя, младший, тот чистый мерзавец, пьет… - Эй! - окликнула я Веру. - Не увлекайся живописанием подробностей своей личной жизни. Что случилось дальше с Макаркиными? - Так уже объясняла тебе! - округлила глаза Вера. - Пришла, вижу, у них дверь приоткрыта. Глянула - Анька стоит, в лапах пистолет, сама вся в крови, с волос капли льют красные, руки по локоть… - «Руки по локоть в крови», - перебила я Веру, - это не про Аню, а про душителей свободы и демократии, всяких диктаторов, расхожий газетный штамп. Насколько помню, раньше ты вещала лишь об испачканных туфлях. -..и потолок, и стены в кровище, - продолжала Вера, будто не слыша меня, потом осеклась. - Туфли? Да, точно! И баретки по колено! - Ноги, - устало поправила я, - у ботинок колен нет! - Чего ты ко мне придираешься? - обиженно надулась Вера. - Лучше ответь, за что тебе Макаркин тысячи дал. Вера дернула плечом. - Ну… так… - Говори! Данильченко ухватила меня за локоть. - Вилка, я же голову на плечах имею! Смотри, эта баба в капюшоне - любовница Антона. Она небось скандал Лизе устроила, и подрались они, вот как! - То есть ты думаешь, что незнакомка убила Лизу? Вера отшатнулась. - Нет, нет! Ее Аня пристрелила! Я, после того как все случилось, вечером уже, пошла к Макаркину и решила его предостеречь. …Данильченко змеей проникла в квартиру к мужчине и нагло заявила: - Вы бы поосторожней были. - А что случилось? - тихо спросил свежеиспеченный вдовец. - Я, конечно, буду молчать, - пообещала Вера, - но ей пока лучше не приезжать. - Кому? - прикинулся непонимающим Макаркин, и тут Вера выложила ему все про тетку в синих джинсах. Антон посерел, потом воскликнул: - Подождите! Вера осталась на кухне, хозяин сбегал в глубь квартиры, принес стопку купюр и сказал: - Вот, возьмите. Спасибо за заботу, только никакой любовницы не имею. - Ага, - кивнула Вера. - Не любитель я заводить шашни. - Ага. - Лизу убила Аня. Очень благодарен вам, что помогли взять ее с поличным. Насколько знаю, вы ремонт делать собрались. Вот хочу помочь, в благодарность за поимку мерзавки. Вера огребла денюжки и мирно ушла… Я подскочила с табуретки. - Данильченко, ты сволочь! Сплетница сердито дернула головой. - Я, конечно, являюсь простым человеком, всего лишь в метро контролером стою, книжек не пишу, мужа‑генерала не имею, отца‑артиста тоже. Куда мне до тебя. Только почему ты решила, что имеешь право оскорблять честную скромную женщину? Вот в какое мы время живем! Значит, раз ты богатая, то я сволочь? Нет уж, раньше‑то, при коммунистах, лучше было, тогда равенство имелось, никто золотом не хвастался! Меня затрясло от негодования. - Нашлась бедная, честная женщина! Согласилась за тридцать сребреников покрыть настоящую убийцу! - А что, - насторожилась Вера, - мало взяла? Так улик никаких, одни мысли. Впрочем, если Антон на этой куртке потом женится, то можно и еще стребовать. Да, ты права, надо его потрясти… Перестав воспринимать звуки, я вылетела из квартиры Данильченко, побежала к себе, схватила телефон и начала лихорадочно нажимать на кнопки. Только бы Рита сидела на месте… - Алло, - пропел из трубки веселый голосок, - Чердынцева у аппарата. - Господи, Ригуля, - выдохнула я, - ты на службе! Вот удача! - Привет, Вилка! - заорала Чердынцева, потом, сбавив тон, спросила: - А где же мне быть? Ясный перец, у компа тухну. Вяну, словно роза без навоза! - Помоги! - Случилась беда? - растеряла всю свою веселость Рита. - Да! - Какая? - Нет времени объяснять. - Что надо? - Запиши число, адрес и время, - нервно попросила я и стала диктовать сведения. - Ну и дальше? - поторопила Рита. - Чего делать‑то? - Узнай как можно скорей, кто занимается делом Галкиной. Имя, фамилия, телефоны, место жительства. - И зачем тебе это? - Надо! - Очень? - До смерти! Потом все расскажу, а сейчас, умоляю, поторопись! Речь идет о жизни человека. - Жди звонка, - коротко рявкнула Ритка и отсоединилась. Я уставилась на аппарат. Чердынцева работает пресс‑секретарем у очень высокого сотрудника МВД, потому способна получить необходимую мне информацию быстро. Надеюсь, Ритуся прониклась важностью момента и не станет тормозить. Рита не подвела. Через четверть часа я набирала рабочий телефон Говоркова Филиппа Юрьевича. - Куницын, слушаю, - булькнуло из трубки. - Мне Говоркова. - Отсутствует. - Простите, а где он? - По надобности пошел. - Можно подождать у телефона? - Кого? - Говоркова. Он же не станет в туалете год сидеть! - воскликнула я. - Вы чего? Какой сортир? Он по делам уехал! - Но сами же только что сказали: «По надобности пошел», - напомнила я. - Гражданочка, - каменным голосом заявил неизвестный мне Куницын, - Говорков по служебной надобности отлучился. Из трубки понеслись гудки, и я мигом набрала цифры мобильного. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Ладно, рано сдаваться, у меня есть еще домашний номер и, между прочим, адрес. Если не сумею поймать парня на телефоне, просто поеду и сяду у двери. Когда‑нибудь же он придет домой!
|
