Введение. Оставшиеся главы этой книги будут посвящены беглому обзору европейского континента – страны за страной и народа за народом

Оставшиеся главы этой книги будут посвящены беглому обзору европейского континента – страны за страной и народа за народом, а также граничащих с Европой частей Азии и Африки, занятых в своей основе белым населением. Использование скелетного материала, истории и общий обзор живущих людей, предшествовавшие этой секции, сделают подробные разъяснения ненужными. Для удобства читателя, интересующегося специфическими местными проблемами, а также для изучения более точно природы белого человечества в целом здесь предлагается обозреть географию белой расы по частям.

Каждая карта является двумерной, а каждая последовательно написанная работа – одномерной. Следовательно, с самого начала существует конфликт между любым географическим материалом и средством, при помощи которого его нужно описать и объяснить. Выбор начальной точки – чисто произвольное дело, и последовательность областей должна быть такой же. Возможно, из-за нашей европейской привычки начинать письменную страницу с верхнего левого угла и написания вниз строчки за строчкой при нашем изучении карты Европы мы более или менее будем следовать этой системе.

Следуя этому методу, в первую очередь мы разберемся с самой северной зоной, которая фактически является более или менее единой областью по условиям окружающей среды. В то же время это последняя часть европейского континента, получившая постоянное заселение и культурный стимул к земледелию. По этим и другим причинам, все из которых в конечном счете сводятся к тому факту, что северо-западная Европа была центром ледниковой активности Старого Света во время последней ледниковой эпохи, Крайний Север играл роль пограничной территории в биологическом смысле. Его расовая история, достаточно комплексная в абсолютном смысле, относительно проста и легка для восстановления, как было продемонстрировано в предыдущих главах.

Кроме русских славян, чье появление на севере датируется недавней историей, в этой зоне мы имеем дело с двумя языковыми группами: уральской, делящейся на финскую, угорскую и самоедскую, и индоевропейской в скандинавской и балтской формах. С расовой точки зрения в смысле больших мировых групп нас здесь интересуют две расы – белая и монголоидная. В историческом смысле мы снова сталкиваемся с делением на сохранившееся население палеолита и потомков далеких путешествий средиземноморских производителей. С точки зрения влияния условий окружающей среды на человеческую форму мы достигаем области максимальной дифференциации. Северная Европа, особенно северо-западная Европа, служила не только убежищем для древнего человека, но также и источником, из которого миграции большого диапазона распространялись в более теплые страны при неблагоприятных условиях окружающей среды. Эмигранты, вытолканные выходками ненадежного климата, не только повлияли в различной степени на остальную Европу, но также и сыграли главную роль в заселении Нового Света.

 

Лопари

 

Если белая раса распространилась далеко за границы Европейского континента на юг и восток, о севере можно сказать противоположное. В приполярной зоне, окаймленной Арктическим морем, Азия вторгается в Европу, и, за исключением Исландии, расовое однообразие этого холодного кольца по крайней мере поверхностно полное. От Гренландии до Лапландии можно найти низкое, гладковолосое население, передвигающееся по замерзшей тундре на санях с костяными лыжами, запряженных собаками или оленями; эти «гиперборейцы» одеваются в теплую меховую одежду, с одинаковыми для обоих полов штанами. Они живут в конических лачугах из коры березы или куполах из камня и дерна; они чтят медведя и верят в сверхъестественные полеты духа и чревовещания своих шаманов.

За небольшими исключениями, все они имеют низкий рост, и эта низкорослость достигает своего максимума в двух концах приполярной зоны – Гренландии и Лапландии. Эта низкорослость во всех приполярных группах выражена в относительном сокращении длины ног с бо́льшей высотой туловища. Такое же сокращение длин, возможно, произведенное тем же механизмом, было отмечено в случае с мадленскими охотниками в позднеледниковые времена. Те же мадленцы, особенно образцы из Шанселяд и мужчина из Оберкасселя, в то же время демонстрировали незначительную степень монголоидной адаптации – в той степени, насколько эта адаптация видна по черепу и особенно по лицевому скелету. Возможно, что явление частично монголоидных черт во многих группах сохранившихся потомков населения верхнего палеолита может иметь причиной сохранение черт, приобретенных за последний максимум оледенения. Таким же образом все приполярные группы демонстрируют в той или иной степени определенную монголоидность, и возможно, что монголоидная раса в целом представляет собой прогрессивную мутацию протоевропеоидной расы верхнепалеолитической разновидности, начавшуюся в позднем плейстоцене и достигшую разной степени специализации в послеледниковые времена.

Самые западные представители этого приполярного кольца народов – это лопари, называющие себя на своих архаичных диалектах финской речи саамами (Samen). Их страна – Лапландия – не видна на политической карте мира, но она не менее реальна. Она состоит из лесных нагорий северной Швеции, идеально позволяющих пасти оленей, покрытых тундрой областей северной Финляндии, а также норвежских береговых провинций Тромс и Финнмарк и большей часть русского Кольского полуострова. За исключением небольших островков леса и гор, лопари не одиноки в этой стране, а делят ее с более многочисленным финским и норвежским населением, с которым они смешиваются уже столетия.

Во всем мире, вероятно, не более 32 000 лопарей[543]. Из них около 21 000 живут в Норвегии, 7000 в Швеции, а 3000 более или менее поровну разделены между Финляндией и Россией. В Норвегии, которая таким образом содержит две трети общего населения, десять-одиннадцать тысяч сконцентрированы в провинции Финнмарк, где в 1920 г. они составляли 24% населения. В Швеции самая высокая концентрация наблюдается в лене Норботтен – 4500 человек. С точки зрения цифр лопари – не самый значимый народ в мире. Это одна из маргинальных, исчезающих групп, обреченных на исчезновение из-за ассимиляции. Однако их значимость состоит в их таксономическом положении, а также во влиянии, которое они имели в прошлом и могут иметь в будущем на другие народы, с которыми они смешивались и будут смешиваться.

Их предрасположенность к этому процессу смешивания так велика, что оценить их количество действительно очень трудно, и приведенные выше цифры ни в коем случае не являются определенными. Они включают лопарей, говорящих на своем языке и называющих себя Samen, и не включают тех, кто вошел в другие популяции, а именно северных норвежцев. В то же время они включают многие норвежские, шведские и финские генетические линии, инкорпорированные в культурный лопарский корпус.

Норвежские авторы обычно делят лопарей на две главные категории – оленеводов, живущих в лесах и горах, и оседлых, живущих вдоль берегов озер и рек, кормящихся преимущественно рыбой. В общем, считается, что первоначальные лопари, появившиеся в Скандинавии, были оленеводами и что для многих из них оседлая жизнь – это относительно поздняя адаптация. Однако сегодня не более 5000 лопарей все еще занимаются оленеводством, и из них 3000 живут в Швеции. Таким образом, хотя Норвегия содержит большинство лопарей мира, но лопари, сохранившие чистый лопарский тип как в культурном, так и в расовом отношении, живут за шведской границей.

Лопари представляют собой отчетливую проблему для расоведов, которая так или иначе решалась различными авторами с середины последнего столетия. Эта проблема такова: являются ли они первобытными европейскими брахицефалами, родственными альпийцам запада Центральной Европы, или же это монголоидные завоеватели из Азии? Это вопрос более чем просто таксономического значения, потому что он тесно связан с историческим положением всех западных брахицефалов, а также с обоснованностью классификаций, использующихся нынешними школами в Польше и Германии. К счастью, с выпуском в 1935 г. книги Шрейнера «К остеологии лопарей» [544]мы можем детально и определенно ответить на вопрос о лопарях с некоторой степенью уверенности. Ответ лежит частично в области истории, а частично в области соматологии.

Исторические свидетельства не поддерживают ни альпийскую теорию, ни теорию о том, что это население палеолита, уменьшившееся по размерам. В первую очередь, лопари говорят на финском диалекте, классифицированном как исчезнувший чудский, на котором говорили в ранних столетиях н.э. в Финляндии и регионах, расположенных непосредственно восточнее и севернее сегодняшнего Ленинграда[545]. Чудью были волжские финны, мигрировавшие в древние времена в регионы, позднее занятые их современными финскими и эстонскими родственниками, которые в конце концов их поглотили. В языке лопарей также обнаруживаются некоторые заимствованные слова из летто-литовского и другие слова из древнескандинавского. Латыши и литовцы прибыли в балтийские земли только в середине I тысячелетия н.э. Отсюда лопари не могли переселиться далеко на север задолго до этого времени. Далее, чтобы заимствовать свой язык у чуди, которая сама не могла появиться намного раньше, лопари должны были до определенной степени смешаться с ними – и в самом деле, лопарские скелеты, откопанные в Скандинавии, демонстрируют смешение с финским типом с самого начала[546]. В XIV столетии о лопарях упоминают в районе озера Ладога, а налоговые реестры XVI в. устанавливают их присутствие у озера Сайма, немного севернее; отсюда становится определенным то, что лопарей окончательно вытеснили в их арктическую среду только в недавнем времени. В Норвегии самые древние могилы, найденные в Финнмарке, могут датироваться поздними «римскими» временами, около середины I тысячелетия н.э., но присутствие лопарей в этой стране не является абсолютно определенным до IX в. В это время скандинавские торговцы и моряки плавали вокруг мыса Нордкап в неизвестные до этого провинции Тромс и Финнмарк, встречая здесь лопарей и смешиваясь с ними. Богатая могила викинга X в. в восточном Финнмарке содержит скелет двадцатилетнего молодого человека с явно выраженной смешанной скандинавско-лопарской внешностью[547].

Шрейнер собрал примерно 300 лопарских скелетов из могил вдоль норвежского побережья, все из которых были лопарской конструкции или содержали типично лопарские могильные принадлежности; спутать их с современными им могилами викингов или более древними останками людей каменного века этого региона невозможно, так как могилы лопарей явно поздние и отражают пришлое население. Далее, они географически ограничены, так как лопари достигли 63 градусов северной широты только после XVI в., и самые южные лопарские могилы, найденные до сих пор, – это могилы у Стейнхьера в Тронхейм-фьорде. Вторжение лопарей в XVIII в. в южный Трённелаг и Хедмарк происходило не с севера, а с востока – из шведских провинций Емтланд и Херьедален. Таким образом, лопари проникли на юг в центральную Норвегию только недавно, и возможности смешиваться с норвежцами в любых количествах к югу от Тюсфьорда – самой северной фьордовой долины в Нурланне – у них не было. Следовательно, они не могут быть ответственными за брахицефалию в южной Норвегии. Хотя у нас нет материала из могильников каменного века северной Норвегии, нет причин предполагать, что эти люди были предками лопарей, так как могильники лопарей и населения каменного века четко различаются, а переходных форм нет.

С исторической стороны свидетельства ясны. Что касается соматологии, мы можем быть настолько же уверены, так как в антропометрическом материале нет недостатка. Серии Брюна[548], Алетты Шрейнер[549], Йессинга[550], Гейера[551], Кайявы[552] и Золотарёва[553] представляют лопарей из Норвегии, Швеции, Финляндии и России; все эти исследования являются современными и полностью покрывают живой материал, а скелетные серии К.Э. Шрейнера обеспечивают проверку умерших. Все эти серии показывают, что лопари весьма смешаны и что они содержат не только нордическую кровь от контактов с норвежцами, интенсивными в последние четыре столетия, но также и светлый брахицефальный элемент, очевидно, происходящий от еще более обычного смешения с квенами – северными финнами. Было сделано несколько попыток выделить «чистых» лопарей, но это выделение должно быть относительным, так как они, возможно, уже были смешанными и до своего прибытия в сегодняшнюю Лапландию.

В общем, считается, что лопари изначально были темноволосыми и что свою светлую пигментацию они приобрели из-за смешения. Конечно же для таких утверждений нет фактических оснований, и если это действительно так, то лопари должны иметь больше нелопарской, чем лопарской крови. Светлый цвет по шкале Фишера был обнаружен в шести современных исследованиях[554], а в двух других[555], хотя шкалы не использовались, материал можно сравнивать. В этих сериях цвет волос взрослых мужчин-лопарей варьируется от черного до темно-каштанового в диапазоне от 40 до 80%; цвет бороды при наблюдениях светлее. Существует вопрос, являются ли чисто черные лопарские волосы по-настоящему черными или темно-каштановыми, что указывает на то, что они часто попадают в пограничную категорию. Если волосы светлые, то они обычно пепельные и почти никогда не являются золотистыми или рыжими. Выбранные «чистые» группы, оленеводы Брюна, и некоторые из лесных и горных лопарей Гейера из Швеции имеют 70 или больше процентов таких темных волос, а самые светлые лопари с большинством каштановых и светлых оттенков обнаружены в Финляндии и на Кольском полуострове.

Чисто темные глаза найдены у трети лопарей-оленеводов и только у 8% всех лопарей Норвегии[556]. Чисто светлые и смешанно-светлые глаза наиболее часто встречаются у лопарей Финляндии, где они в общем составляют от 30 до 40%, а наименее часты среди лопарей-оленеводов внутренней Норвегии и Швеции. Даже среди самых чистых выбранных подгрупп, таких, как у Гейера, который отделял от большого образца шведских лопарей немного индивидов с наиболее выраженным лопарским типом, по меньшей мере треть является светлыми или смешанно-светлыми по цвету радужной оболочки.

Цвет кожи лопарей со светлыми волосами и глазами такой же светлый, как и у норвежцев и финнов, но у большинства со смешанной или темной пигментацией глаз и волос кожа имеет тенденцию к оттенкам от матово-желтого до желтовато-бурого; некоторые относительно темные индивиды эквивалентны по интенсивности пигментации испанцам или итальянцам[557]. В целом, их кожа светлее на лице и темнее на теле, и обычно наиболее темная на животе и гениталиях[558]. Среди стариков эта кожа становится испещренной глубокими морщинами, и в ней ощущается недостаток подкожного жира. В старости глаза посажены в глубоких впадинах из-за того же дефицита жира. Волосы лопарей на голове густые, обычно прямые или только слабо волнистые; они умеренной структуры и редко грубые или жесткие, как у чистых монголоидов. Седина начинается поздно, а облысение редко. Борода, за исключением случаев явного присутствия нордической крови, очень скудная и состоит из нескольких отдельных пучков волос. Волосы на теле очень редкие, и редко они вообще присутствуют на груди или животе; даже лобковые волосы скудные, и как у мужчин, так и у женщин четко выделены по верхней границе. Внешние гениталии, которые эти волосы частично скрывают, как правило, небольшие.

Тридцать различных серий демонстрируют рост лопарей за промежуток более в 130 лет. Одиннадцать серий, опубликованных между 1870 и 1900 гг., дают средние величины от 138 до 156 см, в среднем 151 см. Двадцать семь других, измеренных между 1905 и 1934 гг. и включающих несколько тысяч лопарей, варьируются в диапазоне от 155 до 164 см[559]; очевидно, за этот период лопари выросли на семь или восемь сантиметров. Это можно считать свидетельством как продолжающегося смешения, так и влияния тенденции к увеличению роста в северо-западной Европе, или обоих этих факторов. Изучение телесных пропорций лопарей показывает, что их туловище является длинным в пропорции к ногам, которые особенно короткие в большеберцовом сегменте и часто искривлены; руки относительно длинные, особенно в плечевом сегменте. Кисти и ступни, как правило, небольшие и тонкие. Несмотря на большую относительную длину кистей, как плечи, так и бедра являются узкими, и эти особенности особенно выражены у более темной, низкой и преимущественно менее смешанной части лопарского населения[560].

Голова лопарей, хотя и большая по отношению к размерам тела, в абсолютном измерении небольшая. Длина находится в диапазоне около 180 мм, ширина – около 150 мм, а высота, вероятно, – около 122 мм. Среднее значение головного указателя находится в диапазоне от 80 до 88, и большой список серий демонстрирует отсутствие изменений за последнее столетие. Однако существуют и региональные различия: центр крайней круглоголовости находится среди внутренних групп северной Норвегии, а лопари Швеции, Финляндии и Кольского полуострова становятся постепенно более узкоголовыми. Среднее значение для самых чистых лопарей-оленеводов Норвегии – 87, для самых восточных лопарей – от 80 до 83.

Лоб лопарей узкий в пропорции к теменной ширине; профиль головы при виде сверху – это короткий овоид. Затылок плоско-изогнутый с некоторым уплощением в точке ламбда. Надбровные дуги, как правило, отсутствуют, а лоб обычно крутой и часто имеет лобные выпуклости. Лица лопарей очень короткие, с хорошо установленным средним значением 112 мм. Его можно сравнить со средними значениями 124–126 мм, обычными среди норвежцев или финнов. В этом лопари сильно отличаются как от европеоидов, так и от монголоидов, и крайнюю абсолютную коротколицесть нужно рассматривать как отличительную черту лопарей. При дальнейшем рассмотрении можно увидеть, что эта коротколицесть почти полностью находится в жевательном сегменте высоты лица; альвеолярные границы верхней челюсти весьма мелкие, а нижняя челюсть очень низкая, слабая и малоразвитая[561]. Однако челюсть не является узкой сзади, так как бигониальный диаметр у норвежских лопарей составляет 108 мм, и он больше даже у «чистых» кочевников[562]. Челюсть быстро переходит в небольшой, острый и часто срезанный подбородок. Зубы очень маленькие, а их корни короткие. Таким образом, лопарское лицо отличается сокращением размеров челюсти и узостью рта, возможно, уникальной среди всего человечества. Это нужно считать лопарской специализацией, сочетающейся с их низким ростом, и особенно с укорочением периферийных сегментов ног.

По другим параметрам лица лопари во многих отношениях занимают промежуточное положение между европеоидами и монголоидами. Скуловой диаметр в 140 мм или около того находится в пределах значений белой расы; он узкий в пропорции к своду, но он кажется широким по отношению к челюстям и лбу. Незаметно, чтобы скулы выступали в поперечной плоскости, но они выдаются вперед. Нос в целом низкий и уплощенный, с прямой или вогнутой переносицей, низким корнем и особенно острым, вздернутым кончиком. Это выступание кончика сохраняется при смешивании. В целом нос мезоринный, и в этом отношении лопари не отличаются от финских и славянских народов Восточной Европы. Глаза широко разведены, посажены в низких орбитах, и над ними в некоторых случаях нависают средние или сильно выраженные складки, изредка с монголоидным эпикантусом.

В целом черепа лопарей, как и их мягкие ткани, занимают промежуточное положение между обычными для европеоидов и монголоидов формами. По некоторым чертам лопари уникальны – как в развитии жевательного аппарата, где Хисингер-Эгершёльд обнаружил любопытное устройство костей[563]. Обладание этими особенностями и примитивными чертами не позволяет рассматривать лопарей как гибридную между монголоидами и европеоидами расовую форму. По сравнению с монголоидами Центральной Азии лопари слабо специализированы. Свидетельствами этого отсутствия монголоидной специализации являются мягкие и часто тонкие волосы на голове, отсутствие иссиня-черного оттенка волос, низкая частота монголоидной складки и отсутствие чрезмерного развития скул или большой ширины лица.

Многие черты придают лопарям инфантильную внешность, что не может быть случайным; они включают в себя пропорции туловища и конечностей, редкость волос на теле, небольшие гениталии, выпуклый лоб с гладкой надорбитной областью, слабо выраженный подбородок и низкий, похожий на детский нос[564]. Вероятно, это сокращение размеров и инфантилизм[565] произвел какой-то механизм окружающей среды, влияющий на минеральную экономику этой периферийной человеческой группы.

Мнение Шрейнера, основанное на тщательном изучении краниологии лопарей, а также материала живых людей, простое и адекватное. В смысле настоящего исследования это означает, что первоначальные предки лопарей представляли собой стадию в эволюции как верхнепалеолитических европейцев, так и монголоидов, и что пока монголоиды специализировались по-своему, а европейцы ледниковой эпохи изменялись из-за смешения и практического поглощения их наступавшими послеплейстоценовыми производителями, предки лопарей в свою очередь стали отличаться в основном общим уменьшением размеров и увеличивающимся инфантилизмом. Самая легкая для обнаружения специализация – это уменьшение челюсти лопарей.

Учитывая известную историю европеоидов верхнего палеолита и монголоидов, это расхождение лопарских и прочих форм должно было происходить в лауфенском отступлении ледника. Их областью специализации была, очевидно, Западная Сибирь, где у них было свое пространство для специализации и они слабо соприкасались с другими народами. Оттуда они, должно быть, распространились в Финляндию и северо-западную Россию, откуда они появились в северной Скандинавии где-то во время I тысячелетия н.э., постепенно просачиваясь туда. В своих северных скитаниях они могли встретиться с самоедами и перенять у них оленеводство и производство оленьего молока. Так как, согласно Лауферу и Хатту[566], эта последняя черта не могла развиться на своей центральноазиатской родине задолго до середины I тысячелетия до н.э., то лопари не могли приобрети эту практику задолго до своего прихода в Скандинавию. Приобретение этой превосходящей экономики, должно быть, дало им импульс к северной экспансии, как это было восточнее у тунгусов.

Следовательно, мы не должны искать предков лопарей в большеголовом населении типа борребю мезолитической и неолитической Дании, а также в населении, оставившем могильники каменного века в северной Норвегии. Если мы находим похожие на лопарские физические черты среди восточноевропейских брахицефалов и даже среди западноевропейских альпийцев, как это делают Чекановский, Мыдларский и другие, мы должны помнить, что некоторые из лопарских особенностей, включая, возможно, и их специализированную форму кончика носа, могли быть их общим с верхнепалеолитическим населением достоянием. Как мы увидим ниже, могли существовать и переходные формы между лопарями и европейцами, и этот общий класс человечества мог отвечать за широкоглазых брахицефалов, которые, как мы видели в наших исторических главах, появлялись время от времени в южной России и Польше, начиная с неолита.

 

 

3. Самоеды[567]

 

На восточной границе своей территории лопари делят Кольский полуостров со своими соседями-оленеводами самоедами[568]. Однако лопари представляют собой гораздо более древнее население, так как самоеды живут здесь только несколько столетий. Согласно русским авторам, в мире всего 16 500 самоедов; из них 4000 живут на Кольском полуострове, еще 5000 – между Белым морем и устьем Енисея, а остальные – между Обью и Енисеем и в истоках Енисея. Таким образом, масса самоедов все еще живет на своей сибирской родине. Все они говорят на языке, составляющем одно из двух первичных подразделений уральской речи. Этот язык кажется определенно родственным финно-угорскому, хотя его предполагаемое родство с тунгусским, монгольским и тюркским под вопросом.

Другие самоеды, тюркизированные по языку и во многом по образу жизни, обитают в южной Сибири, в области Енисейска, Томска и Иркутска, а также в Монголии. Они именуются сойотами, карагассами и урянхайцами; они более многочисленны, чем собственно самоеды. Какова бы ни была их древняя история, без особых сомнений можно считать, что самоеды как этническая и языковая группа происходят из региона, расположенного севернее Алтайских гор, общего центра алтаеязычных монголоидов[569]. Их распространение на север в Сибирь и оттуда в арктический край Европы, должно быть, было относительно недавним явлением.

В Центральной Азии тюркизированные самоеды определенно и в полной мере монголоидны, принадлежа к бурятско-монгольскому типу, с которым мы встретились среди авар. Живущие в Европе принесли тот же физический тип, только с небольшими изменениями. По черепным особенностям они напоминают лопарей по размерам свода[570], но самоедский лицевой скелет шире и больше, с более близким к монголоидному развитием скул.

Нашего материала по живым людям достаточно как по количеству, так и по детальности, чтобы подтвердить их монголоидный характер[571]. Рост со средним значением 154 см в 1887 г. вырос до 156,8 см в 1914 г., при условии, что были представлены одни и те же группы. Как и лопари, самоеды низкого роста и имеют относительно длинные тела. Они брахицефальны, но не до такой степени, как западные лопари в Норвегии; они характеризуются эурипрозопией и мезоринией.

Хотя монголоидность самоедов можно легко увидеть в их уплощенных, круглых лицах, вывернутых губах и вздернутых носах с низкой переносицей, а также в скудости бород, их нельзя назвать чистыми или полными монголоидами. Фотографии самоедов[572] демонстрируют значительное количество человек с частично европейскими чертами. Данные Сомье по цвету глаз и волос опять же показывают, что примерно 30% имеют светлые или смешанные глаза, и такое же количество имеют волосы, варьирующиеся от каштанового до светлого. Как и в случае с лопарями, женщины заметно темнее по цвету глаз и волос, чем мужчины. Эта изменчивость пигментации, связанная с полом, указывает на то, что самоеды, как и лопари, но в меньшей степени, подверглись смешению с народами европейского расового типа. Это смешение можно объяснить несколькими способами: 1) сохранением древнего немонголоидного состояния, унаследованного от древних уральскоязычных предков, 2) контактом с центральноазиатскими нордиками до начала движения самоедов в Европу, 3) смешением с уграми, финнами, славянами и другими в западной Сибири и северной России.