RFRF — группа женщин с повреждениями правой лобной коры.

(По: Goldgerg Е. at al. Cognitive Bias, Functional Cortical Geometry, and the Frontal Lobes, Sex, and Handedness // Journal of Cognitive Neuroscience. 1994. Vol. 6, № 3. P. 276-296.)

 

Наш эксперимент показывает, что лобные доли играют решающую роль в ситуациях свободного выбора, когда от субъекта зависит решение, как интерпретировать неопределённую, двусмысленную ситуацию. Как только ситуация лишается неопределённости для субъекта и задача сводится к вычислению единственно возможного правильного ответа, вклад лобных долей уже не является решающим, даже если все другие аспекты задачи остаются теми же самыми.

Из всех аспектов человеческой психики нет более интригующих, чем произвольность, интенциональность и свобода воли. Но эти атрибуты человеческой души полностью проявляют себя только в ситуациях, предоставляющих много выборов. Мы, люди, склонны полагать, что умственные способности, которые мы считаем высшими, являются уникально нашими. Философы и учёные многократно заявляли, что воля и интенциональность — специфически человеческие черты. В своей крайней формулировке это утверждение не может быть привлекательным для серьёзного нейробиолога. Более вероятно, что эти свойства развивались в ходе эволюции постепенно, возможно по экспоненциальной кривой. Трудно спланировать строгий эксперимент для доказательства этого, но можно высказать аргументы в пользу того, что этот процесс шел параллельно развитию лобных долей.

Специалисты по когнитивной нейронауке были не единственными, кто в ущерб себе игнорировал субъективное, адаптивное принятие решений. Намного хуже, что субъективное принятие решений также игнорировалось деятелями образования. Вся наша образовательная система базируется на обучении истинностному принятию решений. И это имеет место не только в США, но и повсюду, по крайней мере, внутри западной культурной традиции. Стратегиям субъективного, адаптивного принятия решений просто не обучают; они приобретаются каждым человеком идиосинкратически, в ходе личного познавательного развития, методом проб и ошибок. Разработка методов обучения принципам субъективного принятия решений находится в числе наиболее актуальных задач, стоящих перед деятелями образования и школьными психологами. Психология развития также сосредоточивается на истинностном принятии решений, поэтому хронология и стадии развития субъективного, адаптивного принятия решений практически неизвестны.

Однако мы знаем, что на начальных стадиях деменции адаптивное принятие решений страдает ранее истинностного принятия решений. Мой бывший докторант Алан Клюгер и я провели исследование в Милхаузеровском Центре изучения деменции Нью-Йоркского университета13. Мы сравнили степень нарушения выполнения CBT и его лишенного двусмысленности, истинностного аналога у пациентов на различных стадиях деменции типа болезни Альцгеймера. Выполнение субъективной, основывающейся на предпочтении версии задачи нарушалось в процессе заболевания значительно раньше, чем выполнение истинностной, «соответствия-по-сходству» версии. Это отражено на рисунке 6.5 (А и В).

 

 

Рис. 6.5. Ухудшения в выполнении субъективной и истинностной версий CBT при деменции Альцгеймера. Ухудшение в выполнении субъективной версии происходит на ранней стадии болезни (A). Ухудшение в выполнении истинностной версии приходит позже (В). (По: Goldberg E. et al. Early diagnosis of frontal-lobe dementias. Paper presented at the Eighth Congress of International Psychogeriatric Association, Jerusalem, Israel, 1997.)

 

Это открытие важно во многих отношениях. Оно ставит под сомнение доминирующее представление о том, что лобные доли относительно неуязвимы для деменции типа Альцгеймера. Большинство исследований подсказывает, что болезнь Альцгеймера особенно затрагивает гиппокамп и новую кору (неокортекс)¹⁴. Традиционно предполагалось, что на кортикальном уровне при болезни Альцгеймера особенно уязвимы теменные доли, а лобные доли уязвимы в меньшей степени. Это глубоко укоренившееся представление, вероятно, является недоразумением, вызванным систематическим неумением распознавать ранние когнитивные симптомы дисфункции лобных долей как ранние признаки деменции. На самом же деле, если вы внимательно слушаете больных деменцией и членов их семей, становится очевидным, что нерешительность, колебания, растущее полагание на других при принятии решений столь же распространены, как ухудшение памяти или трудности с нахождением слов на ранних стадиях когнитивного заката у стариков. К сожалению, ухудшение в субъективном принятии решений часто ошибочно диагностируется как депрессия или что-нибудь еще, оставаясь часто полностью нераспознанным как клинически значимый симптом, ранний симптом дисфункции лобных долей.

Поиск высокочувствительных когнитивных тестов ранней деменции — центральная задача для клиницистов, исследователей деменции и фармацевтических компаний. С появлением новых лекарств для лечения деменции (а это долгожданная и все более реалистичная перспектива) станет особенно важным иметь чувствительные когнитивные тесты для измерения терапевтических эффектов новых «когнотропных» лекарств. Исключительная уязвимость субъективного принятия решений при болезни мозга открывает совершенно новую стратегию для развития когнитивных маркеров очень ранних стадий деменции и высокочувствительных средств для оценки эффектов воздействия когнотропных лекарств.

7. У каждой доли свой удел: стили принятия решений и лобные доли

Нейропсихология индивидуальных различий

Сравнение функции нормального и аномального мозга было главной задачей нейропсихологии. Всегда считалось, что заболевание мозга может принимать различные формы, каждая из которых соответствует определённому неврологическому или психиатрическому заболеванию: деменция, травма головы, инсульт и т.п. С другой стороны, традиционная нейропсихология и когнитивная нейронаука принимали как должное абстракцию «нормального мозга», трактовавшуюся как некое «среднее арифметическое» всех индивидуальных мозгов. Это упрощённое понятие часто доводилось до абсурда во многих областях нейронауки, включая функциональную нейровизуализацию — все более доминирующую методологию, позволяющую учёным и клиницистам изучать физиологию мозга, а не только структуру мозга. Данные визуализации вводятся в «пространство Талайраха» (названное по имени его изобретателя)1, которое в основе своей является мозгом одной французской женщины, по-видимому выбранным на основе допущения, что он служит хорошей аппроксимацией всех других мозгов. Ещё более ухудшает ситуацию то, что выбрано было только одно полушарие, а потом было сделано его зеркальное отображение. При этом игнорировалось все, что мы знаем о различиях между полушариями.

Специалисты по нейронауке не одиноки в признании разнообразия человеческих умов, талантов и личностей как вариаций нормы. Мир действительно был бы скучным местом, если бы все были одинаковыми и поэтому в значительной степени предсказуемыми. Отмечая, что Джо Доу математически одарен, неспособен к музыке и раздражителен, в то время как Джейн Блейн музыкально одарена, неспособна к математике и обладает мягким характером, мы не заключаем автоматически, что одно из этих лиц является нормальным, а другое аномальным. В большинстве случаев мы предполагаем, что оба нормальны, но различны. Особая область психологии возникла для изучения индивидуальных различий как многообразных выражений нормальности.

Но имеет ли мозг отношение к этим различиям, или же они целиком отражают наше различное окружение, воспитание и опыт? Нейроанатомы давно знали, что индивидуальные «нормальные» мозги существенно отличаются общим размером, относительными размерами различных частей и пропорциями. Более современные открытия показывают, что биохимия индивидуального мозга также характеризуется высокой вариабельностью. Эти отличия особенно выражены в лобных долях2.

Есть ли взаимосвязь между вариабельностью человеческого мозга и вариабельностью человеческой психики? В частности, связаны ли различия в стилях принятия решений с различиями в анатомии и химии лобных долей? Мы только начинаем задавать такие вопросы, закладывая тем самым основы для новой дисциплины — нейропсихологии индивидуальных и групповых различий. Со временем нам удастся понять, как индивидуальные нейронные различия связаны с индивидуальными когнитивными различиями. Но исследование будет разворачиваться постепенно, вначале путём установления этих связей для групп, и только потом для индивидов.

Мужские и женские когнитивные стили

Интуитивно мы понимаем, что ни один когнитивный ландшафт не является ровной поверхностью. Вместо этого он состоит из вершин и долин, где вершины соответствуют индивидуальным сильным сторонам, а долины — индивидуальным слабым сторонам. Поиск понимания отношения между индивидуальными когнитивными ландшафтами и индивидуальным строением мозга лежал в основе ранних попыток изучения корковых функций, положив начало отвергнутой сегодня френологии Галля.

К индивидуальным различиям можно подойти с точки зрения когнитивных стилей, а не только когнитивных способностей. В частности, мы можем задать вопрос об индивидуальных различиях в стилях принятия решений. Это возвращает нас обратно к различению между адаптивным и истинностным принятием решений, сделанному в этой книге раннее. Если когнитивные способности влияют на ту лёгкость, с какой мы приобретаем когнитивные навыки, то стили принятия решений влияют на то, как мы подходим к жизненным ситуациям как индивиды. Большинство более или менее сложных ситуаций реальной жизни не содержат скрытого однозначного, единственного решения (такого, какое содержит уравнение «2+2=...»). Поставленные в одну и ту же ситуацию, различные люди будут действовать различными способами; и отнюдь не обязательно, что один из них окажется однозначно правым, а все другие — однозначно ошибающимися. Как мы совершаем наши выборы и что отвечает за различия в том, как мы их делаем? И наконец, каковы мозговые механизмы, ответственные за различия в стилях принятия решений?

Мои коллеги и я подошли к этому вопросу, давая неврологически здоровым испытуемым наш намеренно расплывчатый CBT3. Вы помните, что испытуемым показывались три геометрические формы (одна цель и два выбора), и их просили посмотреть на цель и сделать выбор, который им «нравился больше» (см. рис. 6.3, образец CBT). Было ясно, что различные испытуемые демонстрировали различные типы ответов. Эти типы ответов тяготели к одной из двух различных стратегий. Некоторые испытуемые приводили свой выбор в соответствие с целью, и если цели менялись, то менялись и их выборы. Мы назвали эту стратегию принятия решений контекстно-зависимой. Другие испытуемые делали свой выбор, основываясь на устойчивых предпочтениях, независимо от цели. Они всегда выбирали голубое, или красное, или круглое, или квадратное. Мы назвали эту стратегию принятия решений контекстно-независимой. К нашему удивлению, мужчины и женщины делали свой выбор поразительно по-разному: мужчины были более контекстно-зависимыми, а женщины — более контекстно-независимыми (см. рис. 7.1). Хотя кривые перекрывали друг друга, половые (гендерные) различия были одновременно и устойчивыми, и значительными.

Рис. 7.1. Половые различия в субъективной версии CBT. При выполнении задачи мужчины более контекстно-зависимы, чем женщины. (По: Goldberg E. et al. Cognitive Bias, Functional Cortical Geometry, and the Frontal Lobes: Laterality, Sex, and Handedness // Journal of Cognitive Neuroscience. 1994. Vol. 6, № 3. P. 276-296.)

 

Гендерные (половые) различия в когнитивной деятельности — это относительно новая и все более «горячая» область. Десятилетиями специалисты по нейронауке трактовали человечество как однородную массу, игнорируя самоочевидную истину, явную для каждого мужчины и женщины «с улицы»: мужчины и женщины различны. Но мы все больше обнаруживаем, что игнорировать гендерные различия в когнитивной деятельности просто невозможно. Ранние труды по когнитивным гендерным различиям фокусировались на специфических когнитивных навыках, на том, кто в чем лучше. Эти исследования фокусировались на том, что мы называем истинностным принятием решений. Некоторые из наиболее цитируемых исследований предполагают, например, что мужчины лучше в математике и пространственных отношениях, а женщины лучше в освоении языков. Но очень мало говорилось, если говорилось вообще, о гендерных различиях в общих когнитивных стилях. В частности, почти ничего не было сказано в когнитивной литературе о гендерных различиях в общем подходе к принятию решений, в том, что мы называем здесь адаптивным принятием решений. Наша работа с CBT относится к числу первых таких исследований.

Могут ли гендерные различия, наблюдавшиеся в наших эзотерических экспериментах, соответствовать некоторым чертам реальной жизни? Здравый смысл позволяет предположить, что могут. Представьте два подхода к личным финансам. Джейн Блейн и Джо Блоу являются консультантами, которые работают сами на себя и чей доход меняется от месяца к месяцу. Джейн Блейн практикует контекстно-независимый подход к жизни. Она всегда сберегает 5% своего дохода, никогда не покупает одежду дороже $500, и всегда устраивает себе отпуск в августе. Напротив, подход к жизни Джо Блоу является контекстно-зависимым. Когда его месячный доход ниже $5000, он ничего не откладывает, когда доход между $5000 и $7000, он откладывает 5% и когда его месячный доход превосходит $7000, он откладывает 10%. Он старается не покупать одежду дороже, чем за $500, кроме тех месяцев, когда его доход особенно высок. Он берет отпуск в любое время, когда позволяет его рабочая нагрузка. Это только один пример, но он моделирует базовые, длящиеся всю жизнь индивидуальные различия в ситуациях неопределённости.

В очень широком смысле контекстно-независимая стратегия может пониматься как «универсальная заранее предопределённая стратегия». Она представляет собой попытку организма сформулировать универсальные «лучшие» ответы, усреднённые, в некотором смысле, по всем возможным жизненным ситуациям. Организм будет накапливать репертуар таких ответов как сокращённую общую сумму всего опыта, накопленного в течение жизни. «Универсальный» репертуар модифицируется новыми ситуациями, но очень медленно и постепенно, так как сохраняет «универсальную мудрость» индивида.

Проблема с такой стратегией заключается в том, что ситуации реальной жизни часто настолько отличны одна от другой, что любая попытка «усреднения» становится бессмысленной. В статистике определение среднего значения для выборки имеет смысл только тогда, когда элементы этой выборки относятся к одной и той же популяции. Если элементы берутся из разных популяций, то среднее значение будет вводить в заблуждение. Тем не менее, такая «заранее предопределённая» стратегия может быть вашим лучшим шансом, когда вы сталкиваетесь с абсолютно новой ситуацией, для которой у вас нет специфического опыта или знания.

В противоположность этому, контекстно-зависимая стратегия отражает попытку ухватить уникальные или, по крайней мере, специфические свойства ситуации и «скорректировать» ответ организма. Сталкиваясь с новой ситуацией, организм пытается распознать её как знакомый образец, представляющий знакомый узкий класс ситуаций, «известную величину». Добившись этого, организм прилагает специфический опыт решений подобных ситуаций. Но при столкновении с радикально новой ситуацией попытка организма распознать образец провалится. В этом случае организм, направляемый контекстно-зависимой стратегией, а не заранее предопределённым выбором, будет пытаться незамедлительно ухватить уникальные свойства ситуации, даже если доступная информация может быть удручающе недостаточной. Это будет порождать «хаотическое» поведение с резкими изменениями при каждом переходе к новой ситуации.

Оптимальная стратегия принятия решений вероятно достижима с помощью динамического равновесия между контекстно-зависимым и контекстно-независимым подходами. Действительно, немногие люди придерживаются одной или другой стратегии в её чистой форме; большинство людей могут по желанию переключаться с одной на другую или применять смешанные стратегии, в зависимости от ситуации. Но некоторым образом индивиды тяготеют к одному или другому подходу в жизни. Таким же образом, наше исследование показывает, что женщины как группа имеют некоторое предпочтение к контекстно-независимости, а мужчины — к контекстно-зависимости.

Ни одна стратегия не является лучше другой в абсолютном смысле. Их относительное преимущество зависит от того, насколько стабильна среда. В относительно стабильной среде контекстно-независимый подход к принятию решений, вероятно, более надёжен. В высоко нестабильной среде предпочтителен контекстно-зависимый подход.

Выбор стратегии зависит также от того, насколько хорошо данный индивид схватывает специфическую ситуацию, с которой он сталкивается. Если он или она хорошо схватывает специфическую ситуацию, то контекстно-зависимая стратегия, вероятно, лучше. Но если понимание ситуации индивидом шатко — вследствие отсутствия у него знакомства с ситуацией или вследствие того, что ситуация внутренне сложна, — тогда более благоразумным может быть полагание на компактное множество испытанных и верных предустановленных принципов.

По-видимому, эволюция ценит обе стратегии принятия решений, и обе представлены у нашего вида. Работают ли они лучше в синергетическом взаимодействии, чем каждая из них сама по себе? Как они дополняют друг друга? Какая из них лучше подходит к какому типу когнитивных задач? Какие эволюционные факторы привели к их гендерным различиям? Соотносятся ли две стратегии принятия решений с различиями мужской и женской ролей в контексте успешности нашей видовой адаптации? Соответствуют ли различия тем различным ролям, которые играли женщины и мужчины на ранних стадиях человеческой эволюции? Для начала, являются ли различия в стилях принятия решений биологически или культурно детерминированными? Обнаруживаются ли эти различия у других приматов? Или даже у большинства видов млекопитающих? Люди рождаются с ними, или же мальчики и девочки расходятся в стилях принятия решений только когда они приближаются к половой зрелости? Меняется ли стиль принятия решений у женщин с наступлением менопаузы? Стираются ли гендерные различия в стилях принятия решений по мере того, как социальные роли мужчин и женщин продолжают конвергировать? Эти увлекательные вопросы ждут ответов в будущих исследованиях.

Исследования когнитивных гендерных различий, занимающие все более видное место, иногда подвергаются нападкам, если предположение о гендерных различиях воинственно интерпретируется как предположение о гендерной неполноценности. Однажды я стал «жертвой» такой абсурдной политической корректности, когда читал лекцию в известном медицинском центре Нью-Йорка в середине 1990-х годов. Молодой доктор-стажер прервала меня и пронзительным голосом обвинила в мужском шовинизме, когда я рассказывал об открытиях, описанных в этой главе. Я ответил, что меня никогда особенно не заботила политическая корректность в моей прежней стране, Советском Союзе, где последствия политической «некорректности» могли быть весьма зловещими, и я не вижу причин волноваться из-за политической корректности в Соединённых Штатах, где самое худшее, что может случиться, — это трата моего времени на глупые споры. К своей чести, аудитория врачей и студентов-медиков реагировала взрывом аплодисментов.

Интересно было бы создать таксономию видов деятельности, которые соответствуют контекстно-зависимому и контекстно-независимому принятию решений. До некоторой степени это может быть сделано эмпирически. Но различие между контекстно-зависимыми и контекстно-независимыми стратегиями также можно охарактеризовать с помощью моделирования на нейронных сетях и другими вычислительными методами. В добавление к моделированию индивидуальных организмов, можно моделировать коллективное поведение таких организмов, когда некоторые из них являются «контекстно-зависимыми», а некоторые «контекстно-независимыми». Более того, относительное преобладание одной из этих двух склонностей принятия решений можно варьировать в различных ситуациях. Изучая такие групповые типы поведения нейронных сетей, возможно, мы начнем понимать адаптивное преимущество, которое имеет присутствие в популяции различных стратегий принятия решений. В дальнейшем такие теоретические вычислительные методы помогут разъяснить природу индивидуальных различий и адаптивного значения наличия различных типов принятия решений в обществе.

Лобные доли, полушария и когнитивные стили

Каковы мозговые механизмы различных когнитивных стилей? Зависят ли стратегии принятия решений от различных частей мозга? Различны ли эти механизмы у мужчин и женщин? Стили принятия решений, по-видимому, зависят от лобных долей. Они также обнаруживают тендерные различия и латерализацию. Это приводит нас к вопросу о латерализации функции лобных долей.

Полушарная специализация всегда была центральной областью в нейропсихологии. Однако лобные доли традиционно оставались на периферии этих исследований, некой добавкой. Это было понятным следствием преобладающего убеждения, что функциональные различия между двумя полушариями вращаются вокруг различия между «вербальным и зрительно-пространственным». Так как префронтальная кора традиционно не рассматривалась как «вместилище» языка или зрительно-пространственных процессов, она не считалась особенно важной с точки зрения этого различия.

Но будет противоречить здравому смыслу, если мы будем исходить из того, что структуры и биохимия мозга имеют более чем случайное отношение к его функции. Лобные доли демонстрируют морфологические гендерные различия и асимметрии, общие у людей с разными другими видами. Выпирание правой лобной доли над левой лобной долей, известное как «сдвиг Яковлева» (другая сторона сдвига включает выпирание левой затылочной доли над правой затылочной долей), более выражено у мужчин и менее выражено у женщин. Но оно представлено уже у ископаемого человека4. Толщина коры у левой и правой лобных долей сходна у женщин, но различна у мужчин (у них она толще у правой доли, чем у левой).

Гендерные различия в толщине коры лобных долей, как и различия в толщине левой и правой коры у мужчин, присутствуют как у людей, так и у разных других видов млекопитающих5.

Биохимические различия, обнаруженные в лобных долях, также общие у людей и других видов. Рецепторы эстрогена симметрично распределены в лобных долях у женщин и асимметрично у мужчин — и таким же образом у разных других млекопитающих6. Некоторые из основных видов нейротрансмиттеров также демонстрируют полушарную асимметрию. Дофаминовые проводящие пути обычно более преобладают в левой, чем в правой лобной доле, а норадреналиновые проводящие пути обычно преобладают в правой лобной доле, по сравнению с левой. Эта двойная асимметрия обнаружена и у людей, и у обезьян, и у крыс7.

Поэтому весьма вероятно, что лобные доли функционально различны у мужчин и у женщин. Вероятно также, что левая и правая лобные доли функционально весьма различны у мужчин и в меньшей степени у женщин. При этом крайне маловероятно, что эти функциональные отличия ограничены различием между языковыми и невербальными процессами — по той простой причине, что это различение невозможно у обезьян, крыс и им подобных.

Как и ранее, мои коллеги и я чувствовали, что лучший шанс решить эту проблему нам давало применение наших недетерминистических, субъект-центрированных задач. Мы выбрали для изучения пациентов с изолированными повреждениями левой лобной доли или правой лобной доли, мужчин и женщин. Вначале мы ограничили наше исследование праворукими пациентами. Когда мы проанализировали поведение пациентов на CBT, возникла весьма примечательная картина.

Поведение мужчин с повреждённой правой лобной долей было в крайней степени контекстно-зависимым, а поведение мужчин с повреждённой левой лобной долей было в крайней степени контекстно-независимым. Неврологически здоровые нормальные испытуемые из контрольной группы были где-то в середине распределения. Итак, оказывается, что у мужчин две лобные доли делают свои выборы весьма различным, в известном смысле противоположным, способом. В нормальном мозге эти две стратегии принятия решений сосуществуют в динамическом равновесии, когда то одна, то другая принимает ведущую роль в зависимости от ситуации. Но эта гибкость в принятии решений утрачивается при повреждении мозга, и поведение сдвигается в сторону той или другой неадекватной крайности. У женщин картина была совсем иной. Как левое, так и правое лобные повреждения порождали крайне контекстно-зависимое поведение, тогда как неврологически здоровые нормальные женщины демонстрировали, как мы уже знаем, контекстно-независимое поведение.

Разумеется, следующим логическим шагом является изучение нормальных испытуемых с помощью функциональной нейровизуализации, и этим мы занимаемся, когда пишется эта книга. Мы ожидаем, что здоровые праворукие мужчины с преобладанием контекстно-зависимого принятия решений будут демонстрировать при выполнении задачи особую активацию левой префронтальной коры. В отличие от этого, здоровые праворукие мужчины с преобладанием контекстно-независимого принятия решений будут демонстрировать при выполнении задачи особую активацию правой префронтальной коры. У женщин ожидается совершенно отличная картина. Здоровые праворукие женщины с преобладанием контекстно-независимого принятия решений будут демонстрировать особую активацию обеих сторон префронтальной коры, а женщины с преобладанием контекстно-зависимого принятия решений будут демонстрировать особую активацию обеих сторон задней коры.

Когнитивные стили и организация мозга

Мужские и женские стратегии принятия решений различны, и также различна у них латерализация функций лобных долей. Давно было известно, что структурные, биохимические и функциональные различия между полушариями сильнее выражены у мужчин, чем у женщин8. Поэтому не должно удивлять, что и функциональные различия между двумя мужскими лобными долями больше, чем между двумя женскими лобными долями.

Среди возможных последствий этих различий одно является особенно интересным. Оно относится к тому факту, что различные заболевания мозга поражают мужчин и женщин с неодинаковой частотой. Шизофрения9, синдром Туретта10 и синдром дефицита внимания с гиперактивностью11 чаще встречаются у мужчин, чем у женщин. Как мы увидим далее в этой книге, все три расстройства понимаются сегодня как дисфункции лобных долей или структур, тесно связанных с лобными долями. Может ли быть, что мужчины более, чем женщины, уязвимы перед любым расстройством, затрагивающим преимущественно лобные доли? Это возможно как следствие того факта, что две женские лобные доли более функционально схожи и поэтому каждая из них в состоянии взять на себя функции другой в случае латерализованной дисфункции лобной доли. Действительно, есть основания предполагать, что шизофрения12, синдром Туретта13 и, возможно, синдром дефицита внимания с гиперактивностью14 характеризуются односторонней, а не двусторонней дисфункцией мозга.

Должно ли все это означать, что женская кора в общем менее функционально дифференцирована, чем мужская кора? Традиционно этот вопрос был поставлен более узко, только по отношению к мозговым полушариям, и ответ был «да». Но современные исследования дают основание предполагать, что в определённых отношениях женская кора более функционально дифференцирована, чем мужская кора. Наша собственная работа также указывала в этом направлении, когда мы сравнивали влияние задних (теменных и височных) повреждений на стратегии выбора ответа15.

Влияние задних (теменных и височных) повреждений у мужчин и женщин на выполнение CBT было значительно меньшим, чем влияние лобных повреждений. Этого следовало ожидать, если субъективное принятие решений в основном находится под контролем лобных долей. Тем не менее, влияние задних повреждений также было различным в зависимости от пола. У мужчин направленность эффектов от задних повреждений была такой же, что и при передних повреждениях, хотя и значительно слабее: левосторонние повреждения делали поведение более контекстно-независимым, а правосторонние повреждения делали поведение более контекстно-зависимым. Но у женщин эффекты задних повреждений были противоположны эффекту лобных повреждений: они делали поведение менее, а не более контекстно-зависимым.

В совокупности результаты наших исследований у мужчин и женщин ведут к интригующему заключению. Они ставят под сомнение ту установившуюся точку зрения, что мужская и женская кора головного мозга характеризуются одним и тем же принципом функциональной дифференциации, но более сильно выраженным у мужчин, чем у женщин. Наши данные позволяют предположить, что это различие не просто в степени, а по виду, что имеется качественное различие. Женская кора не менее функционально дифференцирована, чем мужская кора, — но и не более. Два пола ставят акцент на различных аспектах функциональной корковой дифференциации. В мужском мозге различия между левым и правым полушариями выражены лучше, чем в женском мозге. Но в женском мозге различия между передними и задними разделами коры выражены лучше, чем в мужском мозге!

Этот вывод подкрепляется исследованиями эффектов повреждений16, анализом локального мозгового кровотока17 и функциональной магнитно-резонансной компьютерной томографией (fMRI) активаций у мужчин и женщин18. Когда задача состояла в обработке вербальной информации, у мужчин была видна коактивация лобной и задней областей внутри одного и того же левого полушария. В отличие от этого, у женщин активация была симметричной («гомологичной»), и это означает, что была зарегистрирована коактивация двух противоположных полушарий.

Каким может быть механизм этих двух альтернативных акцентов в мужской и женской функциональной корковой организации? Этот вопрос может быть изучен наилучшим образом, если вместо функциональной дифференциации мы рассмотрим функциональную интеграцию. В отличие от дифференциации, степень функциональной интеграции между мозговыми структурами зависит, в свою очередь, от степени взаимодействия между ними. Чем больше взаимодействие между мозговыми структурами, тем больше их функциональная интеграция. Чем более ограничено взаимодействие между этими структурами, тем больше их функциональная дифференциация.

С учетом этих соображений, рассмотрим, что известно об основных взаимосвязях внутри мозга. Мозолистое тело является структурой, которая вместе с передней и задней комиссурами связывает кору двух полушарий. Определённые отделы мозолистого тела толще у женщин, чем у мужчин19. В той степени, в какой мы предполагаем более или менее прямое взаимоотношение между структурой и функцией (привлекательное, хотя и рискованное предположение), это может объяснить большее функциональное взаимодействие и, следовательно, — большую функциональную интеграцию и меньшую функциональную дифференциацию между мозговыми полушариями у женщин.

Рассмотрим, далее, основные связывающие структуры между передним (лобным) и задним отделом одного и того же полушария: продольные пучки, состоящие из белого вещества, соединяют отдаленные друг от друга корковые зоны внутри полушария. Недавние исследования показали, что эти структуры несколько толще у мужчин, чем у женщин20. Следуя логике анализа, принятой нами в этой главе, это может объяснять большее функциональное взаимодействие и, следовательно, большую функциональную интеграцию и меньшую функциональную дифференциацию между лобными и задними отделами полушария у мужчин.

Возникает довольно элегантная, «справедливая» картина двух дополняющих друг друга акцентов корковой интеграции у мужчин и женщин, которая может объяснять некоторые фундаментальные когнитивные различия между полами. Как именно эти два типа интеграции воздействуют на познавательную деятельность? Какой тип связности «лучше» для какой когнитивной задачи? Каково адаптивное эволюционное значение наличия двух дополняющих друг друга типов нейронной организации, представленной внутри вида в примерно равных пропорциях (телеологический вопрос, который я продолжаю задавать, рискуя навлечь гнев некоторых специалистов по эволюции).

Это увлекательные и фундаментальные вопросы. Пытаясь ответить на них, соблазнительно использовать то обстоятельство, что нейроанатомические гендерные различия, описанные здесь, поддаются формализации в вычислительной модели. По моему мнению, лучше всего для ответа на эти вопросы подходит экспериментирование с вычислительными моделями, возможно формальными нейронными сетями, в ходе которого сравниваются эмерджентные свойства усиленных связей внутри слоёв с эмерджентными свойствами усиленных связей между слоями в двухкамерной модели. Среди многих нерешенных задач когнитивной науки, те, для которых возможны естественные (в противоположность надуманным) теоретические модели, особенно привлекательны, так как они помогают продвигать область нейропсихологии из чисто эмпирической сферы в сферу развитых теоретических дисциплин. Загадка когнитивных различий между полами может оказаться одной из таких проблем.

Мятежники в меньшинстве: левши и поиски новизны

Может показаться, что поиск новизны должен быть кардинальным атрибутом нашего неугомонного вида, но это не так. Люди склонны быть консервативными, тяготея к знакомому. Во время моих выступлений перед широкой публикой меня всегда забавляет, насколько люди хотят слышать то, что они уже знают, а не то, что является поистине новым. Журналисты, берущие у меня интервью о мозге для различных публикаций в популярной прессе, имеют ту же склонность.

Фактически, можно было бы даже утверждать, что обезьян новизна привлекает намного больше, чем людей. В эксперименте Мортимера Мишкина и Карла Прибрама, проведенном в 1950-е годы, обезьяна должна была выбирать между предметом, идентичным ранее показанному, и отличающимся предметом21. Обезьяна видела предмет. Затем обезьяна видела другой предмет, который был либо идентичен этому предмету, либо отличен от него. Сравнивались два условия: когда подкрепляется идентичный (знакомый) предмет и когда подкрепляется отличный (новый) предмет. В целом, обезьяны научались реагировать на новые стимулы быстрее, чем на знакомые, что дает возможность предположить, что их скорее привлекает новое, чем знакомое.

В сравнимой ситуации люди действуют совсем иначе. Предпочтения, продемонстрированные нашими субъектами при CBT (когда их просили посмотреть на цель и выбрать одну из двух фигур, которая «нравится им больше»), весьма отличались от предпочтений обезьян. Люди почти неизменно выбирали предметы, скорее более похожие на цель, чем отличные от нее. Это было справедливо как для здоровых праворуких испытуемых, так и для праворуких пациентов с поврежденным мозгом.

Такой акцент на знакомом понятен, так как люди, по крайней мере взрослые люди, в значительно большей степени, чем другие виды, зависят от раннее накопленных знаний. Другими словами, у взрослых людей — в сравнении с другими видами — пропорция вновь открытого к ранее накопленному объему знания относительно мала. Это потому, что ни один другой вид не имеет механизма хранения и передачи коллективного знания вида, накопленного многими поколениями во внешних культурных носителях — книгах, фильмах и т. п. Поэтому наша предрас