Операция «Бункер». 3 страница

- Давайте! – обрадовался Гриша. – Вы классно по-английски говорите!

- Спасибо. Только давай на «ты», – подмигнул Мурари.

Его «американские друзья» тоже были довольны таким положением дел.

- Это… очень… хорошо… Мы плохо… гово-…-рим… по-…русски. – сказал Бхима, тщательно выгораривая русские слова.

Гриша засмеялся. «Лёд» был полностью «расколот».

Через пару минут они уже беззаботно болтали, как будто были старыми друзьями. Гришка, раскрыв рот, слушал о легендарных пляжах, прелести обуздания строптивой волны на доске для сёрфинга, о нравах, обычаях и легендах коренных гавайцев, о хуле – традиционных гавайских танцах, и народных песнях – меле.

Нанда-кишор посетовал (и Бхима был с ним солидарен), что не догадался захватить с собой гитару – иначе обязательно исполнил бы какую-нибудь из них, и дал себе зарок, что не повторит подобной ошибки впредь.

«Ребята из Штатов» даже предложили благодарному слушателю маленький курс гавайского языка («канака» - «человек», «хале» - «дом», «охана» - «семья», ну, и конечно, «алоха» - «привет», «сочувствие», «любовь»).

- Обалдеть! – восхитился впечатлённый мальчик. – Ну почему я не живу на Гаваях?! – грустно вздохнул он. – У нас тут даже сёрфинга нет.

- На чужом огороде трава всегда зеленее, – возразил Нанда-кишор. – Тут и без сёрфинга классно! Хорошо там, где мы есть.

Да ну… - отмахнулся Гриша – Ну река, это прикольно, канеш… Ну, ещё с друзьями гулять, ну и зимой с горок кататься, да хоккей на реке, когда замёрзнет. А вообще-то – скучно здесь…

- Собираешься отсюда уехать? – проницательно поинтересовался Бхима прабху.

- Ну… Да, вообще-то. Что тут делать-то? Все мужики работают в лесхозе… Мой папа там крановщик… А я не хочу…

- А чем собираешься по жизни заниматься? – спросил Мурари.

Гриша неопределённо пожал плечами.

- Не знаю ещё.

- Лучше заниматься своим делом, пусть даже не очень хорошо, чем чужим «на ура» - глубокомысленно заметил Мурари.

Мальчуган молча кивнул.

Командир разведки светлых сил ободряюще улыбнулся загрустившему школьнику и протянул ему небольшой пластиковый контейнер, полный тёмно-коричневых, шоколадных с виду шариков в белую крапинку кокосовой стружки.

- Угощайся! Это восточная сладость, называется «бурфи». Типа «Раффаэлло», только вкуснее.

Гришка повертел в руках экзотическое угощение и с лёгким недоверием откусил небольшой кусочек.

Кришна, по большому счёту, не нуждается в наших подношениях. Он обращает внимание не на их пышность, а на отношение, с которым преданный их предлагает. Господь говорит, что отвечает человеку в соответствии с его отношением к Нему. Чем более личностно предлагается Кришне пища, тем больше милости она в себе заключает. А эти бурфи были предложены возлюбленным божествам Лалитой Мадховой прабху – главным пуджари храма Шри Шри Радхи-Шьямасундары. Генштабовцы верили, что прасад, предложенный Лалитой Мадхавой, заключает в себе много милости, но здесь, на берегу ручья в далёком русском селе, их вера преобразилась в уверенность.

Гришины глаза осоловели, выражение лица стало блаженным и он без дальнейших колебаний разом поглотил половину шарика. Преданные возликовали.

- Рецепт этой вкусности мне рассказал один мой друг-кришнаит, – поведал Бхима.

Мурари на какое-то мгновение позабыл о своих обязанностях переводчика, страшно заинтригованный таким поворотом разговора.

- Друг-кто? – переспросил Гришка, пережёвывая милость Бога.

- Кришнаит – повторил Бхима-Стич. – Никогда не слышал о таких?

Гриша отрицательно покачал головой.

Вайшнавы постепенно выходили с периферии общественного сознания к более центральным его областям. Господь Чайтанья продолжал являть Свои игры даже тогда, когда по рельсам истории полноправно мчался двадцать первый век. Количество мест, где не звучало бы имя Господа сокращалось год от года, а количество мест, куда не доносились хотя бы его отголоски – ещё быстрее. Бхакти-врикши распространялись со скоростью пожара, пожирающего проклятый лес отчуждения, а гремящие по миру харинамы, Ратха-ятры и фестивали были его попутным ветром. Ни антикультовые движения, ни пропаганда безудержных наслаждений, ни другие средства системы Кали, чувствующей как почва неуклонно уходит у неё из-под ног, не могли помешать исполнению воли Божественного посланника любви. Но такова уж природа материального мира, что и в эпоху зарождающейся революции находились неохваченные милостью. Одним из них был и Гришка Милодаров.

- Н-да… вот времена… - задумчиво проговорил Бхима. – А ведь когда-то они были жутко популярны. С ними даже Шварценеггер общался…

Это простое замечание имело потрясающий эффект. Вид Гриши красноречивее любых слов кричал о том, что он не уйдёт с ручья, пусть ему придётся пустить здесь корни, пока не узнает всё о людях, бывших когда-то столь популярными, что с ними знались легенды Голливуда.

Главный Разведчик постарался доступно объяснить, кто есть преданные Кришны и каков их образ жизни. Их собеседник слушал с большим интересом, без намёка на насмешку, что весьма порадовало генштабовцев.

- Помню, когда пришёл к ним в первый раз, в Гонолулу это было, меня тоже угостили всякими интересными вещами, – поделился своим реальным опытом Бхима. – Я тогда особенно забалдел от халавы – это типа пудинга, из манки в-основном, и от гулаб-джамунов – это такие шарики, но не такие, как эти – он приподнял в руке контейнер с бурфи – а другие, в сладком сиропе.

Слова «халава» и «гулаб-джамуны» он произносил с таким смаком, словно эти блюда были у него на языке. У Гришки непроизвольно побежали слюнки.

- Можно мне ещё шарик? – попросил мальчик.

- Бери все, угостишь своих, – расщедрился Бхима прабху. – Коробочку можешь не возвращать.

Григорий принял контейнер с видом человека, который только что узнал, что богатый дядюшка завещал ему миллионное состояние и не без удовольствия отправил в рот ещё один бурфик.

- А меня лично питает то, как они поют, – сказал Мурари. – И особенно их шествия, или, как они это называют, харинамы. Представь, идёт колонна человек в тридцать-пятьдесят, а то и все пятьсот, все красивые, все поют, танцуют, лица светлые, глаза горят, а счастливые!.. Ну кто бы мог подумать, что реально без наркоты так кайфовать?

- А что означает это мантра, про которую ты говорил, «Харе Кришна»? – спросил Гриша Бхиму.

- А! Это, так скажем… мольба о бескорыстной любви.

Кажется, парень удовлетворился таким ответом и с минуту они слушали блаженную деревенскую тишину, наполненную нежным плеском ласкающего берег ручья, шершавым шелестом листвы берёзы-культуристки и мелодично-монотонным голосом кукушки.

Верховный командир откинулся на мощный ствол и произнёс размеренно:

- Мы тут с ребятами в лес хотели сходить. Какое место посоветуешь, Гриша?

Мальчик задумался.

- Не знаю, много мест есть. Сосновье – самое лучшее, наверное, только там слепней, оводов всяких полно…

- Ничего, мы к этому делу привычные… Миша ещё нам рассказывал об одном местечке, как ты говорил, оно называется – повернулся Главный Разведчик к Мурари.

- Заречное Взгорье? – догадался, куда клонит Бхима аналитик.

- Да, оно самое! – облегчённо сказал Бхима прабху.

- Ну, это совсем дикие места, – сказал Гришка.

- А нам такие и нужны! – воскликнул командир разведки. – Что это будет за поход в лес, если он будет как прогулка по парку?

- Ну, не знаю, – с сомнением сказал Григорий. – Там люди стали пропадать.

- Серьёзно?! И давно? – изобразил удивление Бхима.

- Да, с неделю. Два человека уже пропало – один мужик с лесхоза, и ещё – милиционер… полицейский то есть… Говорят, даже полиция из области приехала искать…

- А раньше в тех местах кто-нибудь пропадал? – спросил командир разведки.

Паренёк пожал плечами.

- Сколько я помню – никто не пропадал, только счас начали.

- А есть там что-нибудь этакое… интересное… - продолжал гнуть свою линию Главный Разведчик Генерального штаба. – Может, ты слышал что-нибудь об этом… – он посмотрел на ведущего аналитика, как бы прося напомнить название места.

- Заречном Взгорье, – подсказал тот.

- Да. Может, байки какие-нибудь.

- Это он спрашивает на тот случай, если ему всё-таки захочется хапнуть экстрима, – объяснил Грише Мурари, подмигивая и озорно улыбаясь.

Мальчик коротко рассмеялся и тряхнул головой.

- Нет, вроде не слышал… Хотя нет… - вдруг припомнил он. – Дед рассказывал, будто там вроде как укрытие есть, где-то чуть ли не в войну строили…

Беззаботная расслабленность испарилась с лиц генштабовцев в одно мгновение.

- Что?! Укрытие? – подался вперёд Бхима.

- Ну да… Вроде как – неуверенно сказал Гришка, озадаченный такой переменой настроения.

- Занятно, – протянул Главный Разведчик. – Интересно, зачем оно там, – сказал он, постепенно придавая себе прежний беззаботно-туристический вид.

- Просто это немного странно, – произнёс Мурари. – Укрытие далеко в лесу, хотя логичней было бы построить его поближе к населению.

- Ну, может, это что-то секретное, – предположил Гриша.

- Я склоняюсь к тому же, – сказал Бхима.

- Лично у меня отпало желание ходить по лесам, – подал голос молчавший всё это время «гавайский мальчик». - Вариант «сгинуть вдали от родины» меня не прельщает. Предлагаю лучше пойти искупаться. Хоть и не родные Гаваи, но душновато – неутомимый фотограф отогнул воротник пропотевшей футболки.

- Никто тебя не тянет в это Заречное взгорье… Есть и другие места, где не пропадают… - решил поломаться для вида верховный командир.

- Боюсь, Конани прав, Стич, – сказал Мурари прабху. – Время уже пять, а нам ещё надо успеть на автобус.

- Ну ладно… - без особой грусти «сдался» Бхима.

- Вы уже уезжаете? – упавшим голосом спросил Гриша.

- Увы, мой юный друг! Всё хорошее в этом мире когда-нибудь подходит к концу. Вот и мы вынуждены скоро ехать… - ответил аналитик. – Хотя, могу дать свой телефон.

Григорий просиял.

У мальчика не было с собой аппарата и Мурари сделал дозвон на продиктованный Гришей по памяти номер.

- Простите меня… - сказал виновато обладатель непокорного чубчика.

- Нам не за что тебя прощать, – отозвался замаскированный пришелец с наружностью мастера спорта.

- Есть. Из-за меня вы не пошли в лес…

Главный Разведчик Генштаба расхохотался и по-братски хлопнул Гришку по плечу.

- Не бери в голову, дружище! Думаю, в России я не последний раз. Зато мы познакомились с тобой. А общение с хорошим человеком стоит множества лесов… Кстати, можно личный вопрос – что у тебя под футболкой?

Гриша и думать забыл про словарь.

- Хорошая вещь, – похвалил Бхима учебное пособие, пролистывая станицы.

- Почаще сюда заглядывай, – кивнул на книгу Мурари. – Вдруг, мы ещё вернёмся.

- Можно мне с вами на реку? – взмолился мальчуган.

Кто бы смог отказать, взглянув в эти полные надежды глаза?

Бхима посмотрел на ребят – они едва заметно кивали.

- Что ж, пошли! – улыбнулся он двенадцатилетнему озорнику.

- Я только это… К себе зайду ладно? Всё, что там надо возьму, хорошо?.. – взахлеб затараторил Гришка…

На крыльце дома Милодаровых сидела девочка лет десяти с лучистыми, голубыми, печально-задумчивыми глазами, маленьким, аккуратным, слегка веснушчатым носиком и розовым ободком, мостиком перекинутым через бурный водопад густых каштановых волос. На ней была лёгкая светло-голубая футболочка с изображением золотоволосой принцессы в розовом воздушном платьице, с улыбкой до ушей и огромной алой розой в ручках-палочках, и джинсовая юбка до колен.

- Это моя сестра, Таня, – сообщил своим новообретённым друзьям Григорий. – Погодите секунду, я мигом! Привет, Таньк! Как водичка? – крикнул он сестре, заходя за калитку.

- Шикарна! – отозвалась Таня и тут же умолкла и посерьёзнела, увидев незнакомцев.

- Знакомься! Это – Миша, а это – Стич и… Конани! Они с Гаваев, представляешь! – с энтузиазмом воскликнул Танин брат.

«Агент Конани» приветственно поднял руку, демонстрируя девочке свою неотразимую улыбку.

Таня порозовела, резко и неуверенно изобразила жест, похожий на взмах ручкой, украдкой бросила быстрый взгляд на «гавайца» и скрылась в сенях.

- Скромняга! – сказал Бхима с ноткой одобрения в голосе.

- Я сейчас! – крикнул Гриша и исчез в доме вслед за сестрой.

Вайшнавы переглянулись.

- Скупнёмся? – спросил Мурари.

- Пожалуй, – ответил Бхима. – Время ещё есть, а желания раньше времени объясняться с полицией, лично у меня, нет. Ну и тело тоже надо порадовать, пока оно ещё есть.

Разведгруппа погрузилась в тяжёлое молчание. Они смотрели друг на друга, мысленно прося прощения за вольные и невольные оскорбления и благодаря за всё, что они друг для друга сделали.

Гриша вышел из дома с таким лицом, как будто в одночасье лишился всего самого дорогого.

- Облом! – сказал он убитым голосом. – Меня не пускают.

Мурари закрыл глаза, обращаясь к Господу в сердце, чтобы Тот помог ему прочувствовать разрывающую внутренний мир мальчика боль.

- Ужасно, – сказал ведущий аналитик. – Понимаю, как ты разочарован.

- Время-то ещё детское! - яростно зашептал Гриша. Нет, говорят, поздно, раньше, типа, надо было… Ещё и есть, нафиг, загоняют!..

На крыльцо вышла крупная женщина – очевидно, мать Гришки – в красном цветастом сарафане, с копной курчавых тёмно-рыжих волос, объемной грудью и круглым, недовольным лицом, и устремила на «туристов» подозрительно-оценивающий взгляд.

- Добрый вечер! – вежливо поздоровался Мурари прабху.

Остальные преданные молча, почтительно кивнули.

Женщина коротко кивнула в ответ, не меняя выражения лица.

Генштабовцы поняли, что лучше им здесь не задерживаться.

- Пока, Гриша, – вполголоса попрощался внук легенданого Мурзилки.

- Пока, – прошептал мальчик.

- Бывай! – бросил Бхима.

- Алоха, братишка! – сказал Нанда-кишор.

Возможно, это была лишь игра непоседливого ветра на листьях клёнов и сирени, но членам Генштаба показалось, что их ушей коснулся истаивающий призрак летящего им вслед шёпота: «Алоха!»…

 

 

Дорога на село пролегала между двух стен леса. Та, что простиралась справа (если идти в сторону моста) была довольно тонка – пройдя через неё с десяток метров, можно было выйти к спуску в ложбину, по дну которой протекал уже известный ребятам ручей.

Левая, напротив, была глухой и плотной. Земля меж её нахмуренными елями кое-где была устлана ковриками и пуфами зеленовато-белого мха и становилась всё более зыбкой по мере продвижения к реке.

- Ай да Аджита! Ай да молодец! – нахваливал Главный Разведчик заместителя Ваджры. – Сказать по правде, у меня до последнего момента не было полной веры в его вариант, а тут – с первого же захода такой результат.

- Это всё Кришна, – промолвил Мурари. – Если бы не Его рука, мы могли бы даже не встретиться с Гришей.

- Да, без Его вмешательства тут точно не обошлось, – закивал Бхима. – Не зря молились. Джай Нрисимхадев!

- Джая Гаура-Нитай! – энтузиастично подхватил Мурари.

- Джая Радхе-Шьям! – тоненько воскликнул Нанда-кишор.

- Слушай, Мурари, – сказал командир светлой разведки, когда эхо славословий скрылось в бору, петляя между настороженно застывших деревьев. – Я начинаю проникаться бóльшим доверием к твоему предположению насчёт призраков. Оба случая - и этот, и описанный тобой, так или иначе, завязаны с войной…

- Я не утверждаю, что это именно призраки, – произнёс в ответ Мурари прабху. – Однако это тоже не исключено.

- Но с другой стороны, – принялся рассуждать вслух командир. – Убежищу уже почти столетие, а исчезновения начались только сейчас…

- Заметь – люди начали пропадать не сразу. Гриша сказал, что это началось с неделю назад, а наши обозреватели регистрировали здесь аномалии ещё месяц назад, как ты говорил…

Бхима задумчиво потеребил подбородок.

- Сложно сказать что-то наверняка… Полагаю, что кто-то, тот же мужик из лесхоза, например, мог «разбудить лихо», за что и поплатился…

Им навстречу грохотал пустой камаз-лесовоз и, спасаясь от пылевого вала, шлейфом тянущегося за ним, генштабовцы укрылись в бесконечно-широком хвойном шатре правой древесной стены.

Отогнав назойливо вьющегося вокруг его головы овода, аналитик продолжил прерванную беседу:

- Не могу с тобой не согласиться, Бхима. Мы получили гораздо больше того, на что смели рассчитывать. Но это несравнимо с тем, что получил Гриша.

Разведчики не смогли сдержать улыбок.

- Точнее не скажешь, – сказал верховный командир. – Мы получили лишь интересующую нас информацию, а он – милость Господа.

- Ага! – подхватил Нанда-кишор. - В виде бурфиков от Мадхурешвары.

- И Святого имени, – добавил Мурари, одаривая разведчика-ветерана многозначительным взглядом.

- Не смотри на меня так! Я ничего не сделал. Только один раз сказал «Харе Кришна».

- Сути это не меняет, – возразил внук Мурзилки. – Если уж на то пошло – вспомни, сколько раз ты сказал «кришнаиты», а корень-то тут тоже, как ни крути – «Кришна»! Да и Шварценеггера вовремя упомянул!

- Сам не знаю, почему мне вдруг вспомнился Арнольд, – признался Бхима. – Просто к слову пришлось. Зато, может, будет у мальчика стимул для духовного развития. Как там, в «Гите» говорится? «Что бы ни делал великий человек…»

- «… Обыкновенные люди следуют его примеру. И какие бы нормы ни устанавливал он своим поведением, их придерживается весь мир», - закончил Мурари. – «Йад йад ачарати шрештхас тад тад эветаро джанах са йат праманам куруте локас тад анувартате». Истину глаголешь, брат! А главное – реализованно.

Ни для кого не было секретом, что в «кармические» времена Главный Разведчик был фанатом Элвиса Пресли. И хотя сейчас Бхима прабху говорил об этом посмеиваясь, тот факт, что в юности «король рок-н-ролла» дружил с будущим Бхакти Бхрингой Говиндой Свами, послужил одним из факторов (пусть и не самых главных), повлиявших на его решение стать жителем дома Прабхупады.

 

 

Удар нацистской Германии по СССР был вероломным и неожиданным. Но неверно было бы утверждать, что он был полной неожиданностью для всех без исключения. В высших эшелонах власти изначально не доверяли гитлеровскому режиму и подозревали, что рано или поздно это может произойти.

Представителям этих эшелонов не было чуждо понятие заботы о населении, сколько бы мракобесия ни было в их умах, и всесильная (в определённом смысле, конечно) Партия объявила о начале новой всесоюзной стройки.

На этой стройке трудились не комсомольцы-энтузиасты, студенты и выпускники строительных техникумов, с верой и надеждой смотрящие в светлое, справедливое будущее, в котором «с каждого по способностям, каждому – по потребностям», словом, все те, кого в ту эпоху принято было гордо величать строителями коммунизма.

На ней надрывали спины те, на ком общество, растящее строителей коммунизма, поставило жирный крест, те, на ком по наущению завистливых соседей сомкнул свои цепкие когти «чёрный воронок» и чей скорбный труд нашёл своё отражение в произведениях Александра Солженицына.

Этой стройке не посвящали од, о ней не слагали песен, на неё не зазывали с ярких плакатов румяные жизнерадостные колхозницы, ибо строительство особых убежищ было тайной за семью печатями, а все отчёты по нему поступали в соответствующее министерство исключительно под грифом «совершенно секретно».

Разумеется, убежища гражданской обороны особого назначения (УГООН), или «угоны», как называли их между собой работники спецслцужб, не были бы таковыми, не имей они ряд особенностей.

Во-первых, все они располагались в труднопроходимой лесной местности, что исключало возможность обнаружения объекта с воздуха. Конечно, такая труднодоступность была, с одной стороны, существенным минусом, так как не позволяла быстро и незаметно эвакуировать население, однако в случае оккупации становилась явным преимуществом.

Кроме того, такие убежища были очень разветвлёнными и имели несколько выходов по принципу мышиных норок.

Ещё одной чертой, отличавшей их от других сооружений подобного рода, было то, что условия пребывания там можно было назвать шикарными.

Они включали несколько жилых секторов, разделённых на множество отдельных четырёхместных отсеков, вместо одного помещения для размещения укрываемых, а также общий зал, оборудованный радио-громкоговорителями, где люди могли бы собираться, чтобы, к примеру, послушать последние новости с фронта, столовую, кухню и складские помещения.

Один такой «угон» находился почти на стыке Кировской области, Пермского края и Коми-Пермяцкого национального округа, в местечке, известном как Заречное Взгорье. Число жилых секторов в нём исчислялось четырьмя и, в общей сложности, укрытие могло вместить до пятисот человек. Его также предполагалось использовать, если в том возникнет необходимость (как, впрочем, и остальные УГООН) в качестве базы для партизанских отрядов.

Но необходимости не возникло. Немцу было не суждено добраться до Заречья и больше десяти лет убежище простояло без дела.

Зато в смутные годы «холодной войны» ему всё же нашлось применение: его оружейный склад обогатился несколькими ядерными боеголовками. Была даже разработана программа по размещению в нём глав компартии в случае нападения со стороны США.

Годы шли. Америка не торопилась с нападением. Над Советской землёй завитал ветер перемен, нагоняя облачка идей вроде гласности и «нового мЫшления». Казавшийся нерушимым оплот мирового социализма затрещал по швам и начал разваливаться, и в суматохе передела власти высшим чинам стало не до укрытий и об этом немаловажном стратегическом объекте просто забыли. Не вспомнили о нём и после утверждения у руля державы «единоросов». Существование зареченского «угона», и в прежние времена бывшее в массах лишь предположением, вовсе превратилось в легенду, подлинность которой могли подтвердить лишь немногочисленные смельчаки, у которых хватало сил и мужества заходить так далеко во Взгорье. Ещё более немногочисленные души осмеливались заходить внутрь, но и тех хватало не более чем на пять десятков метров.

И теперь убежище стояло, умершее и забытое, похожее на обветренный обнажённый череп сильно уменьшенного Агхасуры с разверстой пастью, добавляя жути и в без того зловещую атмосферу сумеречного леса, по которому неотвратимо расползалась ночная мгла, тёмным плотоядным зверем выглядывающая из каждого куста.

Краски дня выцвели, как на старой фотографии, уступая место стремительно темнеющей серости. Деревья, чернея, всё более походили на сказочных ведьм, навеки застывших посреди диковатого танца в разгар шабаша. Их тени, удлиняясь, постепенно заполняли пространство вокруг, словно разливающаяся по весне тёмная река.

Лишь яркой линией мелькала меж стволов жёлтая лента полицейского оцепления. Но те, кто натянул её, были далеко отсюда – после того, как пропало ещё несколько служителей закона, полиция зареклась приближаться к проходам в УГООН после заката. Безмолвными и безлюдными были мрачнеющие дебри…

Но тише! Безлюдными ли? Вот шевельнулись кусты возле коряги, похожей на голову прикорнувшего лешего с причудливой причёской изо мха и торчащих во все стороны корней. Что это?! Ветер? Нет… Даже травинка не шелохнётся…

Взгляните – кажется ли мне или действительно что-то отделилось от чуть волнующихся ещё кустов, что-то будто бы бестелесное, неуловимое, как колебание знойного воздуха? Или это просто марево от земли, отдающей пространству накопленное за день тепло?..

Чу! Вот несколько опавших шишек с шуршанием скатились на покрытое белой дымчатой простынёй тумана дно оврага, увлекаемые потоком бурой палой хвои, устилающей его края и склоны…

…Нет, это было не марево. Призрачный, колеблющийся силуэт осторожно, точно сомневаясь, стоит ли делать следующий шаг, беззвучно скользил по дну оврага в сторону входа в бункер.

Однако его обладатель не торопился растворяться во тьме тоннеля – он замер где-то на полминуты совсем рядом с ним, чуть сдвинулся на шаг в обратном направлении и, вдруг отбросив осторожность, молниеносно взлетел по склону вверх и на какое-то мгновение скрылся из вида.

Затем последовал глухой удар, словно кто-то приземлился в овраг с небольшой, но ощутимой высоты и спустя несколько секунд там возник Бхима прабху, на сей раз в своём настоящем инопланетном облике.

Он скользнул сквозь кустарник обратно, на прогалину, где его с нетерпением и волнением ожидали остальные участники операции, помотал головой, выставив перед собой скрещенные руки в ответ на вопросительный кивок Чандрананды, и тяжело опустился на землю рядом дочитывающими свои круги бывшими членами «туристической группы» и погружённым в мантру Гаятри Агни-хотрой, прислонившись спиной к щедро нагретому солнцем валуну.

В виднеющемся сквозь просветы меж хвоистых косм ветвей перламутровом небе, по которому ещё не успели рассыпаться микроскопические мерцающие самоцветы звёзд, проплывало светлое облачко, которое внезапно, нарушая все законы земной физики, плавно развернулось и устремилось в обратном направлении – это Самвартака прабху неусыпным стражем курсировал между убежищем и деревней, где базировались полицейские, ставшие их невольными коллегами.

Волшебники один за другим скрылись в овраге, прикрываемые с тыла Маха Вирой со штурмовой винтовкой наперевес и Мадхусуданой, сжимавшим в руке из плоти и крови пистолет.

Их слаженная работа завораживала. Почти одновременно достали они из-под мантий каждый своё орудие – тонкую, изящную, но прочную палочку из красного дерева, жезл, напоминающий серебряную, немного укороченную верхнюю струну бас-гитары с рожками, похожими на ветви камертона на конце, и полупрозрачный, наполненный голубовато-зелёным фосфоресцирующим светом скипетр, увенчанный, как свеча пламенем, кусочком чистейшего горного хрусталя. Также одновременно и даже как-то торжественно маги воздели их над головами…

- Бхим! – донёсся сзади голос Мурари.

Бхима отвлёкся от разворачивающегося внизу феерического шоу.

Слегка приобняв брата за плечи, аналитик увлёк его чуть подальше от оврага. Его чёрные, обычно безмятежные глаза были серьёзны как никогда.

- Ты тоже нарвался на… барьер? – спросил он.

Разведчик чуть закусив губу, кивнул.

- Прости мне моё любопытство Бхим… Просто мне интересно… каково это? Если ты предпочтёшь промолчать, я тебя пойму.

Бхима не стал делать секрета их своих ощущений, хотя они были не из приятных.

Темнота никогда не смущала глаза Главного Разведчика. Он отчётливо видел каждую деталь на тронутых плесенью монолитных стенах тоннеля, служившего как бы «предбанником», в конце которого виднелись уходящие вниз ступени. Голые бетонные стены и пол, ничего особенного, но он хорошо знал, сколь обманчиво бывает первое впечатление в местах, где реальность неустойчива больше чем наполовину и шёл, тщательно выверяя каждый шаг, припадая к пахнущей прелой хвоёй земле, словно пытаясь раствориться в голубой дымке, тонким ковром расстелившейся перед нелюдимым проходом.

То, чего он опасался, случилось. Лишь только он приблизился к незримой границе, отмеченной краями боковых колонн, что-то взмыло из глубины убежища, заполняя «предбанник» и всё вокруг, пронзая каждую клетку тела миллиардами игл. Это нечто не было живым, но, казалось, имело собственный разум, в котором не было места ничему кроме приказов, требований, угроз… Нависнув над пришельцем готовым обрушиться цунами, оно пыталось заставить его бежать сломя голову, бежать, сбивая ноги, бежать, молясь о том, чтобы забыть дорогу сюда…

На плечи верховного командира как будто опустились Гималаи, одеревеневшие мышцы отказывались слушаться, а ум, казалось, разбил паралич.

Не более удачной оказалась и вторая попытка. Ему показалось, что он прыгнул в прорубь, буран безумной ненависти буквально выплёвывал его из тоннеля… Бхима не помнил, как оказался на другом конце оврага. Внутренности будто бы обдали на морозе ледяной водой, запыхавшееся сердце недовольно бухало, как бы жалуясь на такое количество стресса зараз, кровь, носящаяся по телу, как на американских горках, ревела в ушах с громкостью реактивного самолёта. Он содрогнулся, тяжело вздохнул, приходя в себя, и отключил маскировочный браслет…

- Да уж!.. – протянул Мурари. – Выйдешь на пенсию – требуй надбавки за вредность.

- Если доживу, – рот Бхимы дёрнулся в полуулыбке. – И если к тому времени пенсию не упразднят.

Маги, тем временем, устраивали перед входом на военный объект настоящую «дискотеку» - звуки творимых заклятий слагались в фантастические композиции, а их всполохи, фейерверками озарявшие лес, служили своеобразной цветомузыкой. Время от времени они замолкали, чтобы через минуту возобновиться в других вариациях и с иными спецэффектами.

Заключительным треком чародейной «вечеринки» прозвучал треск, сопровождающийся шумом, походившим на замедленный и растянутый во времени звук бьющегося стекла, завершившийся гулким холодным хлопком и покрывшим землю, траву, кусты и деревья возле оврага инеем – почерк Чандрананды трудно было не узнать.

Здесь, в глухой чащобе они были довольно далеко от цивилизации, и вряд ли нужно было опасаться, что кто-то заподозрит, что под покровом темноты было совершено проникновение в оцепленную зону. И всё же жизнь научила Главного Разведчика, что в некоторых случаях лучше перебдеть, чем недобдеть…