Голубая луна 25 страница

– Какие духи?

– Помимо остальных своих талантов, Говард пользуется столом Ouija. Духи предупредили нас о Леди Смерть. Женщине, которая меня погубит. И предупреждение было сделано в связи с этой сделкой. Стоило мне только услышать ваше имя, как я понял, кто такая Леди Смерть. Духи говорят, что если прямо выступить против вас, вы меня убьете.

– И вы послали Уилкса с его здоровяками, чтобы меня запугать.

– Да, и нанял пару местных, чтобы вас убить. Они мертвы?

Я улыбнулась.

– Я ваших ребят на предмет прослушивающих устройств не обыскивала, предлагаете мне это сделать?

Он, похоже, нашел это забавным.

– Думаю, не стоит. Но полагаю, эти двое уже не явятся за второй половиной вознаграждения.

– Можете смело так полагать, – ответила я.

Официантка, наконец, принесла наш заказ. Пока она расставляла тарелки, все хранили полное молчание. Поставив передо мной сироп, она поинтересовалась, не надо ли нам еще чего-нибудь. Все покачали головами, и она удалилась.

Разглядывая свои блинчики и бекон, я жалела, что все это заказала. Настроение препираться у меня пропало. И я хотела только, чтобы все это скорее закончилось.

– Если вы не собирались выступать против меня лично, то с чего вдруг планы изменились? К чему вся эта встреча?

Улыбнувшись, он отрезал кусочек омлета.

– Анита, не кокетничайте. Думаю, мы оба знаем, что у Уилкса кишка тонка для этого дела. Он мог стараться до тех пор, пока не пристрелил бы вас, но запугать вас так, чтобы вы уехали, у него не получится никогда. Его угрозам, с позволения сказать, не достает определенного фактора страха.

И он начал пережевывать свой кусок омлета.

– Ну и какая будет следующая угроза? – поинтересовалась я, поливая блинчики сиропом.

Он улыбнулся, промокнул губы салфеткой и покачал головой.

– Прибережем это напоследок. А пока можете задавать свои вопросы.

– Зачем вам эта земля?

Ричард подался вперед. Он дольше, чем я, интересовался этим вопросом.

– Где-то на этой земле находится определенная реликвия. Мне нужно владеть этой землей, чтобы перерыть ее всю и найти реликвию.

– Что за реликвия? – спросила я.

Он улыбнулся.

– Копье, которое пронзило Христа.

Я уставилась на него. И смотрела на него довольно долго. Похоже, он не шутил.

– Но это же миф, Найли.

– Вы что, не верите в Христа?

– Конечно, верю, но римское копье не могло сохраниться за тысячи лет. Оно давным-давно было утеряно.

– А в Грааль вы верите? – спросил он.

– Грааль – это исторический факт. Его дважды находили и теряли в описанной истории. А существование копья не было доказано. Слухи о нем муссируются, как о мощах какого-нибудь святого, но это всего лишь сказка для легковерных.

– Я кажусь вам легковерным, Анита?

– Нет, – ответила я. – Но как оно могло попасть в горы штата Теннеси?

– Копье подарили президенту Джеймсу Мэдисону.

Я нахмурилась.

– Что-то не помню такого из уроков истории.

– Этот факт был записан, в числе других даров от одного Средневосточного правителя. Одно копье. Римское. К несчастью, в числе других предметов оно пропало после того, как в 1814 году англичане разграбили и сожгли Вашингтон.

– Я читала про пожар в Белом Доме во время войны 1812 года. Тогда пропали многие ценные вещи. Так что, предположим, вы правы. Но как вы оказались здесь? – спросила я.

– Говард с помощью своего экстрасенсорного дара проследил его путь. Духи привели нас к этому месту. Мы наняли прорицателя, и он определил для нас границы зоны поиска. И эта зона находится на земле Грина.

– Ну, так ищите на этой земле, – вмешался Ричард. – Вам не обязательно ее для этого покупать. И чем мешают тролли искать это ваше копье?

– Оно может лежать под землей где угодно, Ричард. Не думаю, что Грин будет признателен, если мы перероем всю его собственность, если не заплатим за это.

– Удивительно, что Грин до сих пор жив, – сказала я задумчиво.

– Мы видели завещание его отца. Вы в курсе, что если умирает сын собственника, то земля становится заповедником? Он был в восторге от ваших троллей, мистер Зееман, этот последний фермер Грин.

– Я не знал, – сказал Ричард.

– А откуда? Джон Грин, его сын, пытается продать землю нам. Он рассказал нам обо всех условиях, касающихся наследства его отца. Жаловался на них, но это спасло ему жизнь. Поэтому мы должны выкупить землю, а для этого нужно, чтобы тролли исчезли – если только вы просто не перестанете оспаривать продажу в судебном порядке, – Найли мило улыбнулся Ричарду. – Сделаете это для меня, Ричард? Дадите нам просто купить землю? Обещаю, что мы постараемся доставлять вашим троллям как можно меньше неудобства.

Наклонившись ко мне, Ричард прошептал мне в самое ухо:

– Это ты водишь ногой по моей под столом?

Я посмотрела на него большими глазами и покачала головой:

– Нет.

Ричард с громким скрипучим звуком отодвинул свой стул от стола. Он передвинулся ближе ко мне и обхватил рукой спинку моего стула.

– Как только этот участок станет вашим, Найли, вы можете все на нем перерыть и сравнять с землей, и мы не сможем вам помешать. Единственное, что мы можем сделать, это помешать этой сделке.

– Ричард, вы меня разочаровываете. А я-то думал, после нашего маленького тет-а-тет в туалете, мы с вами теперь друзья.

Ричард покраснел так, что от шеи до корней волос стал почти пурпурным.

– Почему вы убили Бетти?

– Как почему? Чтобы обвинить троллей в смерти человека. Я думал, вы это уже поняли.

– Да нет. Почему именно Бетти?

Ответил Линус – своим высоким музыкальным голосом:

– Она лгала, предавала, и сама предавалась распутству. Она сама открыла себя злу.

От руки Ричарда позади меня повеяло силой. Вокруг него поднималась почти видимая волна жара. И она соприкоснулась с чем-то глубоко во мне. Я положила руку ему на бедро, и он дернулся, потом понял, что это я, и чуть расслабился. Я попыталась послать ему успокаивающие мысли, но он думал о Бетти, и его мысль была настолько сильной, что заставила всплыть у меня в памяти ее тело. Одной вспышкой – видение ее развороченной груди, и Ричард вскочил так резко, что его стул упал на пол. Упираясь руками в стол, он слегка покачивался. Я испугалась, что он может упасть.

Мне хотелось до него дотронуться, успокоить, но я боялась, что он увидит еще больше. Вместо этого его взял под руку Шанг-Да.

Вокруг нас стихли голоса. Все смотрели в нашу сторону.

– Ричард, садись. Пожалуйста, – прошептала я.

Шанг-Да помог ему сесть, и мы все терпеливо ждали, глядя друг на друга, пока гул вокруг не возобновился, и народ не вернулся к еде. Первым заговорил Говард.

– Ваши ауры на мгновение объединились, – прошептал он. – Они стали единым целым и вспыхнули. Кто вы друг для друга?

Вместо этого, Ричард сквозь стиснутые зубы выговорил:

– Бетти была не образцом для подражания, но даже она не заслужила такой смерти.

Он опустил голову на стол, и я вдруг поняла, что у него текут слезы.

Осторожно коснувшись его спины, я начала ее поглаживать небольшими круговыми движениями.

– Ваш план обвинить в ее смерти троллей провалился. Что дальше?

– Не важно, что мы будем делать дальше, Анита. Вас в городе уже не будет.

– Мы сказали Уилксу, что уезжаем, – сказала я.

Ричард снял очки и вытер глаза.

– Посмотрите, пожалуйста, на меня, Ричард, – попросил Найли.

Возможно, все дело было в “пожалуйста”, но на одну секунду Ричард поднял глаза и посмотрел через стол. И на одну секунду Найли увидел его глаза.

– Какие красивые карие глаза. Вы счастливая женщина, Анита.

Ричард начал подниматься, и я торопливо положила руку ему на предплечье. Его мускулы были так напряжены, что звенели, я думаю, от желания перепрыгнуть через стол и покалечить Найли.

– Я хочу убедиться, что вы уедете. Не так давно духи рассказали Говарду о звере, который поведет леди. Похоже, я смотрю на того самого зверя.

– Как вы узнали? – спокойно спросила я.

Ричард надел очки и пододвинул стул обратно к столу. Плечи у него были так напряжены, что футболка трещала по швам.

– Местные вампиры вас недолюбливают, – ответил Найли. – Я обращался к ним, пытаясь собрать информацию о копье. Некоторые из них живут в этой местности достаточно долго, чтобы лично быть свидетелями событий. К несчастью, никто из них этого не застал, но они рассказали мне много интересного про вас, Ричарда и Мастера города Сент-Луиса. Они сказали, что вы – menage a trois, хотя Ричард, похоже, неохотно признает свой интерес к мужчинам.

– Не стоит верить всему, что болтают, Найли. Особенно тому, что болтают те, кто нас не любит. Враги всегда распускают более пышные слухи, чем друзья.

Найли надул губы.

– Ах, боже. Тогда мои поползновения действительно были нежелательны.

Он рассмеялся, но уже через мгновенье его улыбка поблекла.

– Думаю, пришло время для угроз.

– Давайте, не стесняйтесь, – подбодрила его я.

– Мне на ум приходит дротик со снотворным для Ричарда. При пробуждении он уже будет прикован вниз лицом серебряными цепями, и будет обнажен. Я изнасилую его, и это доставит мне огромное удовольствие. А потом разрешу Линусу перерезать ему горло, и это доставит огромное удовольствие ему, – он перевел холодный взгляд на меня. – А вас, Анита, я отдам Линусу для его хозяина.

Линус повернулся ко мне. Он выглядел так же, но теперь кожа у меня на спине хотела сползти куда-нибудь и спрятаться. Все до одного волоски на моем теле встали по стойке смирно. Сквозь ясный и погожий день шептало истинное зло.

Говард обхватил себя руками и еле дышал.

Я посмотрела на Линуса, не пытаясь ничего скрывать. Я боялась его, и того, что таилось внутри него.

Найли глубоко и довольно рассмеялся.

– Думаю, мы наконец поняли друг друга, Анита.

Повернувшись, Ричард посмотрел на Линуса. Волосы на руках Ричарда тоже стояли дыбом. Глядя прямо в глаза колдуну, Ричард заговорил:

– Как упал ты с неба, денница, сын зари!

После первой же строки эта пугающая сила отступила, а кожа стала зудеть чуть меньше. Выражение лица Линуса уже сложно было назвать приятным.

Ричард продолжал:

– Разбился о землю, попиравший народы! А говорил в сердце своем: “взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой”. Исайя.

И с последней строкой, ощущение зла прошло. Оно осталось только как запах духов в пустой комнате, но само присутствие уже не чувствовалось.

– Впечатляет, Ричард, – заметил Найли. – Так значит, вы – истинный верующий.

Ричард медленно приподнялся со стула. Он уперся рукой в стол, подался вперед, и я почувствовала, как кожу горячо покалывает щекочущий поток его энергии. Он чуть опустил солнечные очки, чтобы Найли видел его глаза, и я поняла, что он делает. Я знала, что Найли видит, как эти “красивые карие глаза” превращаются в волчий янтарь.

Ричард низко и с расстановкой сказал:

– “И свет во тьме светит, и тьма не объяла его”.

Он вернул очки на место, выпрямился и вышел из-за стола. Потом протянул мне руку. Я взяла ее и позволила ему повести себя из ресторана. Шанг-Да следовал за нами.

Я рискнула оглянуться только раз. В соляной столп я не превратилась, но увидела выражение лица Найли. И поняла, поняла – ни минуты в этом не сомневаясь – что он с удовольствием увидит нашу смерть.

 

Я даже не стала спрашивать Ричарда, действительно ли мы уедем из города. Ответ был мне известен, и, честно говоря, я была с ним согласна. В том маловероятном случае, если Найли прав, и копье действительно находится здесь, мы не могли допустить, чтобы он до него добрался. И дело было даже в большем. Ричард провел жирную черту: добро против зла. А добро не может поджать хвост и сбежать. Это против всех правил.

Нам понадобилось примерно три часа, чтобы уложить вещи и создать видимость того, что мы уезжаем из города. Джамиля мы посадили в заднюю часть фургона, где он устроился меж гробов и придерживал крепления, чтобы они не мотались туда-сюда. Во время защиты моей чести Натаниель умудрился попасться кому-то под когти, и ему разодрали всю нижнюю часть спины. Правда, он признался, что не столько храбро дрался, сколько просто встал на пути пылающего страстью вервольфа. Но, так или иначе, это случилось, и он тоже ехал сзади с ранеными, и я подозревала, что он растянулся на одном из гробов. Вместе с ними сзади ехала и Шерри, думаю, в качестве миротворца. Джамиль, похоже, был в небольшом восторге от Натаниеля. Я сидела за рулем. Ричард ехал за нами в своем джипе, в сопровождении Шанг-Да и всего своего снаряжения, которое он брал с собой на все лето для лагеря в лесу и изучения больших приматов. Остальные ехали со мной.

По дороге из города нас сопровождали посланные шерифом Уилксом Мейден и Томпсон в черно-белом, или, точнее, в данном случае в сине-белом, хотя эффект был тем же. Когда мы выезжали мимо них за границу города, Томпсон радостно помахал нам вслед. Показать ему средний палец показалось мне излишним ребячеством, так что делать этого я не стала. За меня это сделал Зейн. Джейсон же послал им воздушный поцелуй.

До назначенного заранее места встречи с Верном мы ехали примерно час. Остановиться все вместе в одном доме мы не могли: толпа новых людей могла вызвать подозрения, поэтому мы разделились. Мне это не нравилось, но пришлось признать, что все вместе мы представляли собой еще то шоу.

В результате я поехала к Марианне. Точнее, мы с Зейном, Шерри и гробами поехали в кузове ее грузовичка. Из уважения к израненной когтями спине, Натаниелю досталось место в кабине. Огнестрельная рана Зейна затягивалась значительно быстрее, чем следы когтей. Не уверена, было ли это потому, что Натаниель исцелялся медленнее сам, или потому, что раны от пули исцелялись быстрее, чем от когтей.

Поездка в открытом кузове грузовика была серьезным испытанием. Втиснувшись в ближний к кабине угол, я с упоением ощущала впивающийся мне в ребра гроб Дамиана. Стоило разогнуть шею и опереться затылком о борт, как у меня тут же начинали стучать зубы. Если же я садилась выше и прямее, то на каждом ухабе что-то щелкало в шее. В остальном все это было похоже на бесконечное избиение, пока у меня не загремели все кости, а во лбу не запульсировала мигрень размером с Айдахо. Солнце казалось пятном желтого огня размером с небо. Оно жарило беспощадно, не ослабевая ни на секунду, так что по моему лицу и рукам градом катил пот.

Зейна прибило гробом Ашера к противоположному от меня углу кузова. Его черная футболка обливала его как вторая, насквозь пропотевшая кожа. Шерри сегодня выбрала белую футболку, и на нее с радостью оседала красная дорожная пыль, которая, смешиваясь с потом, превращалась в некое подобие засохшей крови.

Волосы у меня превратились в копну мокрых от пота колечек. Не тех милый кудряшек, как у Ширли Темпл. Ничего даже близко такого же опрятного, просто кудрявый беспорядок. У Зейна и Шерри волосы просто прилипли к голове.

Мы даже не пытались говорить. Мы погрузились в жару и вытрясывающую душу поездку, как в кому, которую нужно скорее перенести, чем разделить друг с другом.

Наконец, мы выехали на дорогу с покрытием, и внезапно наступившая плавность произвела на нас почти потрясающее впечатление. Я снова обрела способность слышать.

– Слава Богу, – выговорила Шерри.

– Машина едет, прячьтесь, – крикнула нам Марианна.

Мы дружно нырнули под брезент, которым были накрыты гробы. Подо мной был еще один кусок брезента и веревки. Брезент пах сухой плесенью. На нем чередовались более прохладные места – из-за того, что они были в тени, и места горячие от недостатка воздуха. Мне показалось, что я слышала, как мимо прошуршала по гравию машина, но Марианна не велела нам вылезать, так что я не стала. Сквозь горячую дымку я разглядела Зейна. Мы с минуту тупо друг друга рассматривали, потом я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Все это начинало казаться смешным. Мы достигли того уровня дискомфорта, когда надо начинать либо кричать во весь голос, либо смеяться.

Грузовик последний раз качнулся и остановился. В неожиданно наступившей тишине я услышала, как Зейн смеется. Послышался голос Шерри:

– Ну, и чего такого чертовски смешного?

– Вот мы и дома, мальчики и девочки, – сказала Марианна. – Можете вылезать.

Мы с Зейном, не переставая хихикать, выползли на воздух. Шерри нахмурилась.

– Чего смешного?

Мы почти одновременно покачали голосами. Тут уж либо понимаешь, в чем ха-ха, либо нет. Объяснить, даже себе, это практически невозможно.

Ко мне подошла Марианна.

– Рада, что у вас повысилось настроение.

Запустив руки в волосы, я почувствовала, что их уже можно выжимать.

– Могла бы тоже быть в хорошем настроении. День вряд ли станет лучше.

Марианна нахмурилась.

– Столь юному созданию пессимизм не подобает.

В своей белой, завязанной на талии рубашке без рукавов она выглядела очень хладнокровно и собранно. Рубашка не открывала живот, но создавала такую иллюзию. Наряд довершали светло-голубые шорты и белые теннисные туфли. Светлые волосы были забраны в узел и состояли из разноцветных прядей: серебристо-седых, светло-платиновых и совсем белых. У глаз и рта обнаружились морщинки, которых не было видно ночью. Ей было больше пятидесяти, но, как и у Верна, ее тело было все еще стройным и крепким. Она выглядела уверенно, спокойно и как-то слишком опрятно.

– Мне нужен душ, – заметила я.

– Поддерживаю и присоединяюсь, – вздохнула Шерри.

Зейн только кивнул.

– Добро пожаловать в мой дом, – пригласила нас Марианна.

Грузовик остановился на гравиевой дорожке у двухэтажного белого дома. У дома были желтые ставни, и с одной стороны от крыльца он был оплетен вьюнком с розовыми цветками. На широких ступенях крыльца располагались две большие кадки с белой и розовой геранью с буйно растущими, сочными цветами. Остальной двор был коричневым и просто помирал от летнего зноя. В целом, я это поддерживала. Не верю я в траву, которую надо поливать. В сухом грунте во дворе копалась небольшая компания пестрых кур.

– Мило, – сказала я.

Она улыбнулась.

– Спасибо. Вон там за деревьями коровник. У меня несколько молочных коров и лошадей. А за домом есть сад. Его будет видно из твоей комнаты.

– Отлично, спасибо.

Марианна снова улыбнулась.

– Мне почему-то кажется, что тебя сейчас не очень интересует, как уродились мои помидоры.

– Дай мне принять душ, и я тут же ими заинтересуюсь.

– Мы можем выгрузить гробы, потом твои верлеопарды смогут принять ванну. Надеюсь, там хватит горячей воды на три ванны. Если двое из вас смогут объединиться, это сэкономит воду.

– Я не объединяюсь, – быстро сказала я и посмотрела на Шерри.

Она пожала плечами.

– Мы с Зейном можем пойти вместе.

Видимо, все ясно отразилось у меня на лице, потому что она добавила:

– Мы не любовники, Анита. Хотя и были. Нас… успокаивают прикосновения друг к другу. В этом нет ничего сексуального. Это… – она запнулась и посмотрела на Марианну, словно прося о помощи.

Марианна в очередной раз улыбнулась.

– Прикосновения – это одна из тех вещей, которые связывают стаю или пард. Они постоянно друг друга касаются. Приводят друг друга в порядок. Заботятся друг о друге.

Я покачала головой.

– Предпочитаю быть в ванной одна.

– Никто тебя и не просит брать с собой еще кого-то, – сказала Марианна. – Есть много способов сохранять связь со стаей, Анита.

– Но я не член стаи, – заметила я.

– Есть много способов быть членом стаи, Анита. Я нашла среди них свое место, но при этом я не лукои.

Оставив нас с Зейном и Шерри выгружать гробы, она повела Натаниеля в постель. Шерри с Зейном помогли затащить гробы в подвал и отправились принимать свою общую ванну.

Вход в подвал располагался снаружи, как в старомодных погребах. А задняя дверь была деревянной, с сеткой от насекомых. Когда верлеопарды зашли в дом, она громко хлопнула. У этой же двери меня встретила Марианна, преградив мне путь.

Она спокойно улыбалась и казалась в полном умиротворении, словно в центре собственной вселенной. От одного удовлетворенного выражения ее лица мне становилось не по себе. Мне хотелось заорать и наброситься на нее, пока ее вселенная не станет такой же беспорядочной, как моя собственная. Как она смеет быть такой удовлетворенной, когда я в таком замешательстве?

– Что не так, дитя мое? Я чувствую твое смятение, словно в стенах жужжат пчелы.

Позади дома, как ряд солдат, выстроилась шеренга сосен. В воздухе пахло вечным Рождеством. Обычно мне нравился еловый запах, но не сегодня. Видимо, настроение у меня было не рождественское. Я прислонилась к стене дома, которая пережила много непогод, а Марианнаа осталась стоять на маленьком крыльце заднего двора и смотрела на меня.

Мне в спину впивался файрстар. Вытащив его, я с облегчением сунула его спереди за джинсы. Плевать, даже если кто-нибудь заметил.

– Ты видела Верна? – спросила я почти утвердительно.

Она посмотрела на меня, и в серых глазах было невозможно ничего прочитать.

– Я видела, что ты сделала с его шеей, если ты это имеешь в виду.

– Ага, именно это я и имею в виду.

– Твоя метка у него на шее доказала нам всем две вещи. Что ты считаешь себя равной ему – не слабое заявление – и что ты пока не в восторге от его гостеприимства. Что-то из этого не так?

Мгновение я над этим размышляла, потом ответила:

– А я вообще никого не признаю доминантом. Может, они и смогут избить меня или убить, но от этого они не лучше меня. Сильнее – не значит лучше, или доминантнее.

– Есть те, кто с тобой поспорил бы, Анита, но я к ним не отношусь.

– И да, я пока не в восторге от здешнего гостеприимства. Я для вас убила большинство вампиров Колина. Верн был доволен до чертиков, но все равно не разрешил мне прошлой ночью взять свои пистолеты. А если бы вчера у меня с собой были мои стволы, то плохие парни не подобрались бы так близко к тому, чтобы убить Джамиля, Джейсона, Зейна и – черт побери – меня.

– Верн сожалеет о прошлой ночи и о том, что не предложил тебе себя.

– Отлично, замечательно, но я не собиралась ставить на него отметину. Правда, не собиралась. Понимаешь, Марианна? Я сделала это не специально. Точно так же, как прошлой ночью с мунином, утром я не владела собой. Меня захватил запах крови и теплой плоти. И это было… жутко.

Она рассмеялась.

– Жутко? Это лучшее определение, которое ты смогла придумать, Анита? Жутко! Ты – Палач, сила, которая устрашает, и при этом такая… молодая.

Я посмотрела на нее и хмыкнула.

– Хочешь сказать – наивная.

– Ты не наивна в принятом смысле. Уверена, что ты видела больше крови и смерти, чем я. Это видно по твоей силе, жестокости. Ты и притягиваешь это, и преследуешь. Но при всем этом в тебе остается нечто свежее, и неизменно детское. Не важно, какие трудности встают у тебя на пути, в тебе всегда останется определенная часть, которой будет проще сказать «ой!», чем «черт возьми!».

Под ее внимательным взглядом мне хотелось поежиться, или лучше – сбежать.

– Я потеряла контроль над своей жизнью, Марианна. А контроль для меня очень важен.

– Я бы сказала, что контроль – одна из самых важных для тебя вещей.

Я кивнула, и мои волосы запутались в чешуйках высохшей краски на досках дома. Оттолкнувшись от стены, я встала прямо перед ней.

– Как мне вернуть контроль, Марианна? Похоже, у тебя есть ответы на все вопросы.

Она снова рассмеялась, смехом, который больше подошел бы атмосфере спальни.

– Не на все. Но возможно, есть на те, которые интересуют тебя. Я знаю, что к тебе снова явится мунин. И это может случиться, когда ты будешь меньше всего этого ожидать, или когда тебе больше всего будет нужен твой драгоценный контроль. Он может захватить тебя и стоить жизни небезразличным для тебя людям, как это могло произойти прошлой ночью. Только посредничество Верна позволило Ричарду добраться до тебя, никого не убив.

– Да уж, Райна была бы в восторге, если бы свела одного из нас в могилу.

– Я чувствовала удовольствие мунина от разрушения. Тебе тоже присуще насилие, но только если оно служит высшей цели. Это инструмент, которым ты умело пользуешься. А ваша прежняя лупа любила насилие само по себе, как нечто разрушающее. Разрушение было в ней самой. Какая ирония судьбы, что в таком преданном всему отрицательному существе был еще и целитель.

– Жизнь полна этих маленьких ироний, – заметила я, не пытаясь скрыть сарказма.

– У тебя есть шанс изменить ее мунин, преобразовать ее сущность в нечто абсолютно позитивное. Определенным образом ты можешь помочь ее духу несколько исправить ее карму.

Я нахмурилась.

Она замахала на меня руками.

– Прошу прощения. Сведем философию к минимуму. Я верю, что могу помочь тебе вызвать и укротить мунин. Верю, что вместе мы сможем начать использовать все те виды силы, которые тебе теперь подвластны. Я могу научить тебя управлять не только мунином, но и этим твоим мастером вампиров, и даже твоим Ульфриком. Ты их ключ друг к другу, Анита. Их мост. Их чувства к тебе – весомая часть образовавшейся между вами троими связи. И я могу сделать тебя всадницей, а не лошадью.

На ее лице появилась жестокость, которая заставила мое тело откликнуться. Она говорила, что думала, верила в это. И, что странно, я тоже.

– Я хочу это контролировать, Марианна. Все это. И хочу этого сейчас больше, чем чего-либо другого. Если я не могу этого прекратить, то хочу это контролировать.

Она улыбнулась, и от этого у нее сверкнули глаза.

– Хорошо. Тогда начнем наш первый урок.

– Какой урок? – нахмурилась я.

– Заходи в дом, Анита. Если твое сердце и разум этому открыты, то первый урок тебя ждет.

И она, не дожидаясь меня, ушла в дом.

Я осталась стоять на летней жаре. Если мое сердце и разум этому открыты. Что, черт возьми, это значит? Ну, как говорит избитое выражение, есть только один способ узнать. Я открыла сетчатую дверь и вошла. Меня ждал урок номер один.

 

Марианна отвела меня в комнату, в которой расположился Натаниель. Комнатой оказалась большая спальня на нижнем этаже. Несколько часов назад она была залита светом утреннего солнца, но теперь, к трем часам дня, в комнате царил полумрак. Окно было распахнуто, и нас наконец достиг легкий ветерок, приподнимавший белые кружевные занавески. На кухонном табурете стоял работающий вентилятор, так, чтобы гнать воздух на кровать. Обои были почти белыми с приятным рисунком из розовых цветов. В углу на потолке, как огромная чернильная клякса, расплылось коричневое пятно от воды.

Кровать была большая, с четырьмя латунными столбиками, выкрашенными в белый цвет. Покрывало было сделано из лоскутков с сиреневыми и розовыми цветками, явно ручная работа. Свернув покрывало, Марианна положила его на большой, стоявший под окном деревянный сундук.

– Слишком жарко для одеял, – заметила она.

На кровати в розовых простынях вниз лицом лежал уже раздевшийся Натаниель. Марианна спустила простынь ему на бедра, и по-матерински похлопала его по плечу. Я уже собиралась начать возражать против подобного стриптиза, но впервые увидела его раны.

Нечто с когтями нанесло ему широкие и глубокие порезы примерно от середины спины вниз, через левую ягодицу. Раны были рваные и более глубокие сверху, уменьшаясь к низу. Надевать поверх них одежду было наверняка чертовски больно.

Меня удивило, что Натаниель не показал мне свои ранения раньше. Обычно он достигал небывалых высот в деле демонстрации мне своего тела. Интересно, что изменилось?

Марианна показала на телефон у кровати.

– На случай, если позвонит твой друг из полиции. У меня есть и беспроводной телефон для обычных звонков, но этим аппаратом у кровати я пользуюсь, если дело касается стаи.

– Чтобы никто случайно не настроился на волну беспроводного телефона, – кивнула я.

Кивнув мне в ответ, Марианна подошла к туалетному столику с массивным овальным зеркалом и мраморными ручками ящиков.

– Когда я была совсем маленькой, и мне было больно или грустно, особенно, когда было так жарко, моя мама обычно расплетала мне волосы и расчесывала их. И расчесывала до тех пор, пока они не расстилались по спине как шелк, – она повернулась к нам с щеткой для волос в руках. – Даже сейчас, когда я падаю духом, мне доставляет необыкновенное удовольствие, если кто-то из близких людей расчесывает мне волосы.

Я удивленно посмотрела на нее.

– Ты что, предлагаешь мне тебя расчесать?

Она улыбнулась так очаровательно и ослепительно, что я насторожилась.

– Нет, я предлагаю, чтобы ты расчесала волосы Натаниелю.

Я не пошевелилась.

– Как-как?

Не переставая радостно улыбаться, Марианна подошла ко мне и протянула щетку.

– Отчасти твоя собственная щепетильность делает тебя такой уязвимой для Райны.

– Я не щепетильна.

– Ну, тогда, ханжество, – пожала она плечами.

Я нахмурилась.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что каждый раз, когда раздевается кто-то из ликантропов, ты смущаешься. Каждый раз, когда кто-то из них тебя касается, ты воспринимаешь это как сексуальный интерес. А это далеко не всегда так. Здоровая стая или пард построена на тысяче нежных прикосновений. На миллионе проявлений утешения. Это сродни построению отношений с любовником. Каждое прикосновение образует и укрепляет их.