Абсолютно— Я всегда присутствую, — сказала сова. — Как это? — спросил кролик.
— Это потому что я всегда отсутствую, — объяснила сова. — Кажется, я припоминаю, что ты говорила, что присутствуешь только тогда, когда отсутствуешь, — заметил кролик насмешливо.
— Это тоже верно, — ответила сова учтиво, — мое относительное отсутствие — это мое' абсолютное присутствие, а мое относительное присутствие — это мое абсолютное отсутствие. — Несколько запутанно, — сказал кролик. — Я не испытываю подобных преобразований. —
— Ничто не меняется, — ответила сова сурово, — абсолютно, Я всегда присутствую, относительно, мое видимое присутствие является моим видимым отсутствием как Я. — Ты не можешь решить, что для тебя предпочтительнее? — спросил кролик, отступая к своей норке.
— Предпочтения относительны и иллюзорны, — оборвала его сова. — Абсолютно, нет ничего, что бы присутствовало. или отсутствовало. — Тогда что ты такое? — спросил кролик, готовясь нырнуть в нору.
— Само присутствие, — заухала сова, расправляя свои огромные крылья, — само отсутствие. С точки зрения бесконечности нет ничего, что могло бы присутствовать или отсутствовать. — Почему? — спросил кролик через плечо.
— Нет абсолютно никакого «где», чтобы там могло быть «что-то», и никакого «что-то», которое могло бы быть «где-то», — крикнула сова, неистово хлопая крыльями. — А ты? — спросил кролик, выглядывая из норы.
— От бесконечности к бесконечности только Я ЕСТЬ как Я. К-чеее-мууу, кууу-дааа, к-кооо-мууу, — заухала сова, величественно взлетая и паря в небесах.
— Ее нет? — пропищала белка из-за дерева. — Относительно, — добавил кролик, выглядывая из норки, — но Абсолютно — она ЗДЕСЬ.
— Абсолютно рехнулся! — заключила белка, прыгая с сука на другое дерево.
— Все видимое, — сказала сова, — есть Я, Я смотрю. Все воспринимаемое, — продолжила она, — есть Я, Я сознаю. Все понятое, — заключила она, — есть Я, Я постигаю. — Какое это, должно быть, развлечение для тебя! — сказал кролик вежливо.
— Развлечение для «тебя», да, — резко ответила сова, — или чертов ад, смотря по обстоятельствам! — Почему для меня? — спросил кролик невинно.
— Потому что «ты» переживаешь это, или «страдаешь» от этого — описание переживания, в котором принято винить Будду. — Почему я должен переживать или «страдать», когда ты видишь или постигаешь? — спросил кролик.
— Потому что только «ты» можешь переживать удовольствие или боль, — сказала сова терпеливо, — как же Я могу переживать что-либо? — Почему бы и нет? — спросил кролик, поднимая вверх оба уха.
— Потому что только Я ЕСТЬ, конечно же, — заухала сова. — Ты, отличный от меня, абсолютно не существуешь! — Какая жалость! — пробормотал кролик, опуская одно ухо. — Я, кажется, вполне хороший кролик!
— Кажется, кажется! — заухала сова. — Конечно, ты «кажешься». Ведь даже те двуногие вертикально ходящие монстры находят тебя «вполне хорошим кроликом», когда запекают в том, что у них называется «пирогом». — И это все, на что я гожусь? — скромно спросил кролик.
— Все, Аб-со-лют-но все, — заключила сова, — и если бы сейчас было время обеда, я бы представила тебе практическую демонстрацию! — Нет нужды, в этом совсем нет нужды, — торопливо ответил кролик, — я всегда верю тому, что ты говоришь мне!
— В таком случае в следующий раз, когда ты проголодаешься, я спущусь к тебе, если ты окажешь мне честь отобедать мной, — предложила сова галантно. — Ты очень добра, — сказал кролик, глубоко тронутый этим предложением, — но, видишь ли, я строгий вегетарианец!
— Как пожелаешь, — ответила сова равнодушно, — как пожелаешь. Я всегда в твоем распоряжении феноменально. Эти жесты совершенно взаимны в относительности.
— Когда абсолютный объект отрицается абсолютным субъектом, я остаюсь как Я, — заявила сова. — Разве ты не почувствуешь себя одиноко, — спросил кролик, — если это когда-нибудь случится?
— Кто может там быть, чтобы что-то чувствовать? — ответила сова. — Никакого «тебя» нет. — Тогда кто остается? — спросил кролик, приподняв одно ухо.
— Я, конечно, как Я могу не остаться? Нет такого «я», которое могло бы не остаться. — Тогда кто это, кто остается? — настаивал кролик, приподняв другое ухо.
— Я остаюсь, конечно, — терпеливо настаивала сова, — нет никакого «кто». — Слишком трудно для бедного вегетарианца! — сказал кролик смиренно.
— Всякие «кто» растянуты в «пространстве» и «продолжительности», будь то вегетарианцы или нет, — объяснила сова, — а таковых не существует. — А мне жаль, — вздохнул кролик, удрученно опуская оба уха, — что за жизнь без них?
— Что за жизнь с ними? — сказала сова. — Та еще авантюра, признаю, — сказал кролик, цинично помахивая ушами, — но я бы чувствовал себя одиноко.
— Невозможно, — объяснила сова, — грызуны — всего лишь пространственно-временные концепции, а «одиночество» — относительная форма «множественности». Как Я, ты не можешь знать ни того ни другого. — Но как ты, я не был бы «мной», — возразил кролик.
— А также был бы не «я», если бы твоя грамматика была получше, — поправила его сова. — В любом случае, «я» — это чепуха, есть лишь Я. — А «я» нет, как ты часто объясняла?
— Именно, — согласилась сова, — «я» быть не может, но Я есть. — Однако ты есть? — возразил кролик.
— Нет, нет! — объяснила сова с неисчерпаемым терпением. — Я есть, но не может быть такой «вещи», объекта, как «ты» или «я». — Так, значит, ты есть?
— Относительно. Грамматические абсурдности создают лингвистическую путаницу! — объяснила сова. — Я есть, и ты есть только как Я. — Ты имеешь в виду, что я есть только как ты?
— Разумеется, нет, — сказала сова устало, — Я есть только Я, и нет никакого «меня», и не важно, кто говорит это, или думает, что говорит, совершает это, делает это или проживает это! — Я думаю, что почти понял, — сказал кролик благодарно, помахивая обоими ушами.
— Ты не понял, — заухала сова, — пока «думаешь, что понял». «Думание» и «понимание» — это относительные трюки расщепленного ума в контексте времени. Только прямое осознание целостного ума может обнаружить виртуальность. — И как мне это сделать? — спросил кролик слегка утомленно.
— Выйди из норы и оставь свое «я» позади! — сказала сова с пронзительным взглядом своих сияющих глаз.
|
