Численность студентов [в США] и их доля в населении соответствующей возрастной группы 4 страница

Значительная часть фундаментальных исследований проводит­ся, конечно, в университетах. В 1966 году

 

университеты и созданные при них исследовательские центры, работающие по федераль­ным контрактам, израсходовали на НИОКР почти 2 млрд. долла­ров (на долю университетов приходится 1,3 млрд. долл., контрак­тных центров — 640 млн.). Более половины этой суммы (55 про­центов) направлено на фундаментальные исследования, две пятых (39 процентов) — на прикладные, и только 6 процентов — на непосредственные разработки. Почти все ассигнования на уни­верситетские НИОКР обеспечиваются пятью федеральными ве­домствами — Министерством здравоохранения, образования и социального обеспечения; Министерством обороны; Национальным научным фондом; НАСА и Комиссией по атомной энергии. Наи­большие суммы — свыше 40 процентов всех средств — поступают по линии Министерства здравоохранения, образования и соци­ального обеспечения, преимущественно из Национальных инсти­тутов здравоохранения, и составляют основной источник финан­сирования программ в области медицины, наук о живой природе и о поведении человека.

Такова была картина в “золотые годы” НИОКР. В период администраций Д.Эйзенхауэра и Дж.Ф.Кеннеди расходы на эти цели возрастали в среднем на 15—16 процентов ежегодно. При президенте А.Б.Джонсоне рост продолжался с ежегодным тем­пом в 3—4 процента, однако в период президентства Р.Никсона имело место снижение расходов на НИОКР. В 1960—1967 годах федеральные финансовые обязательства неуклонно возрастали, причем наиболее быстро развивалась программа космических ис­следований. Долгосрочный цикл их роста завершился в 1967 году, когда бюджет НИОКР достиг своего пика в 16,5 млрд. долл.

В период с 1967 по 1970 год финансирование НИОКР неук­лонно снижалось — на 2 процента в год в текущих ценах. При пересчете в неизменные цены, т.е. с учетом инфляции, ежегодное снижение доходило до 7 процентов, и программа исследований в этот период не расширялась, а свертывалась (см. таблицу 3-28 и диаграмму 3-5).

 

Если оценить долю расходов на НИОКР в федеральном бюд­жете, то в 1940 году она составляла менее 1 процента. К 1956 го­ду этот показатель возрос почти до 5, к 1963 году — до более чем 10 процентов, а пик был достигнут в 1965 году, когда на науч­ные исследования и разработки направлялось 12,6 процента всех бюджетных расходов. С тех пор, хотя сумма ассигнований в текущих ценах оставалась относительно постоянной, их доля к 1971 году снизилась, согласно официальным оценкам, до 8 про­центов расходной части бюджета (см. таблицу 3-29).

Однако основная особенность остается прежней. В период широкой экспансии НИОКР в Соединенных Штатах главными сферами федерального финансирования были оборона, освоение космоса и развитие атомной энергии. В 1960 году на эти три ве­домства пришелся 91 процент всех федеральных расходов на на­учные исследования и разработки. К 1970 году, хотя абсолютные размеры расходов и выросли, удельный их вес снизился; в соот­ветствующий период он составлял около 82 процентов. В то же

 

время доля расходов на здравоохранение, составлявшая в 1960 го­ду 4 процента общей суммы, к 1970 году удвоилась, достигнув 8 процентов (см. таблицу 3-30).

С точки зрения распределения по видам техники 70 процен­тов всех расходов на исследования и разработки в промышлен­ности в 1969 году приходились на пять областей: управляемые ракеты и космические аппараты, электротехническое оборудова­ние, летательные аппараты, машины и химические продукты. В результате структура исследований и разработок в Соединенных Штатах имела крайне однобокий характер. Это проявлялось двоя­

ко: во-первых, с точки зрения экономического роста и производи­тельности Соединенные Штаты — как это показано в серии ис­следований Национального научного фонда, опубликованных в феврале 1971 года, — осуществляли недостаточные капиталовло­жения в гражданский сектор; во-вторых, почти не велось исследо­ваний и разработок, имеющих целью удовлетворение очевидных общественных нужд и решение обостряющихся социальных про­блем, таких, как обеспечение жильем, загрязнение воздуха и воды, разрушение окружающей среды и т.п. К 1966 году в странах Ев­ропы научных работников и инженеров, занятых в сфере иссле­дований и разработок, ориентированных на гражданские цеди иди на нужды промышленности и решение экологических про­блем, насчитывалось на 30 процентов больше, чем в Соединен­ных Штатах.

Наглядное представление о ситуации дает сравнение состоя­ния в области жилищного строительства и обороны. Например, согласно оценкам Национальной ассоциации планирования, в 1968 году общие размеры частных и государственных расходов на городские сооружения, включая жилые здания, были больше, чем расходы на национальную оборону, — 92 млрд. долл. против 81 млрд. Тем не менее Министерство обороны в 1970 и 1971 го­дах затратило на исследования и разработки от 7 до 8 млрд. долл., в то время как Министерство жилищного строительства и разви­тия городов в 1970 году израсходовало на те же цели всего лишь 22 млн. долл., а в 1971 году эти траты повысились до 35 млн. долл. Планируемые в этой области расходы на 1971 год, как от­мечает сотрудник Национальной ассоциации планирования Л.Лехт, составят не более 1/4 процента всех федеральных ассиг­нований на НИОКР.

Эти два фундаментальных изменения — прекращение роста и даже снижение уровня федеральных расходов на НИОКР, с од­ной стороны, и непоследовательная их переориентация на про­блемы здравоохранения, жилищного строительства и транспор­та, с другой, — порождают очевидные проблемы. Останется ли процесс распределения ресурсов лишь механизмом быстрого реа­гирования на возникающие нужды — будь то в области обороны иди в социальной сфере, где могут быть “обнаружены” загрязне­ние окружающей среды, бедность, хаос городской жизни и дру­гие социальные болезни, — или же он превратится в систематические усилия по выработке скоординированного набора политических программ, базирующихся на четком понимании долго­срочных национальных целей? Сохранится ли нынешняя система “административного плюрализма”, при которой власть находит­ся в руках отдельных ведомств, иди же будут созданы единые правительственные агентства, координирующие науку и образо­вание? Могут ли научные исследования и разработки и впредь финансироваться большей частью на основе отдельных проектов или же будет рассмотрен вопрос о формировании системы их долгосрочного планирования и регулирования — либо путем со­здания таких возможностей в рамках федерального правитель­ства, либо в отдельных независимых институтах и ведомствах, либо во взаимосвязи с самими университетами? И если основ­ным мотивом для наращивания усилий в области НИОКР в предшествующий период было то, что именуется “внешним вызо­вом”, — быстрое расширение научного комплекса с целью укреп­ления оборонного потенциала, то будут ли приняты подобные же меры по существенной поддержке усилий, направленных на удов­летворение внутренних нужд и долгосрочных интересов науки и образования в постиндустриальном обществе?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящей главе были поставлены три задачи: оценить основ­ные структурные изменения в обществе с точки зрения их влия­ния на науку и технологии; проанализировать некоторые про­блемы измерения знания; обрисовать нынешние и будущие чер­ты класса образованных и технически подготовленных граждан. Это весьма обширные задачи, и поэтому многие вопросы были по необходимости рассмотрены лишь бегло. Более того, учиты­вая рамки книги, пришлось абстрагироваться от ряда важных вопросов. Однако при любом всестороннем обсуждении проблем знаний и техники не могут не рассматриваться такие аспекты, как: изменение организационных условий [получения, передачи и использования] знания (в частности, соотношение иерархи­ческой и бюрократической систем организации работ с ценнос­тями коллективов и ассоциаций); устои науки (например, воз­можность соединить идею автономии науки с призывом служить национальным целям); типы связей внутри научных структур (проблемы поиска информации, формальных и неформальных коммуникационных сетей и т.п.); революционный характер но­вых “интеллектуальных технологий” (например, роль имитаци­онных моделей, системотехники и других подобных методов, свя­занных с использованием компьютеров).

Значительная часть главы касалась фактов, цифр, количествен­ных оценок. Д.Юм, этот шотландский скептик, в свое время го­ворил: “Взяв в руки любой том богословской иди школьной мета­физики, спросим себя: содержит ли он какие-либо абстрактные умозаключения, касающиеся количества и чисел? Нет, не содер­жит. Содержит ли он основанные на экспериментах умозаключе­ния, касающиеся фактов реальной жизни? Нет, не содержит. Тогда бросьте его в огонь, ибо он не содержит ничего, кроме софисти­ки и иллюзий”.

Можно учесть предупреждение скептика, однако следует от­давать себе отчет в существовании сферы, в которой ничто не может быть измерено или взвешено, — сферы психологических ценностей и нравственного выбора. Важнейшей особенностью последней трети XX столетия — назовите ее постиндустриаль­ным обществом, обществом знания, технетронной эрой иди ак­тивным обществом — является то, что сегодня требуется более совершенное социальное управление и более широкое использо­вание экспертных оценок⁹⁶. В определенной степени мы сталки­ваемся со старой технократической мечтой. Однако прежние мечтатели, такие, как А. де Сен-Симон, считали, что в технокра-

⁹⁶ Огромная работа по анализу социологических основ этого качественно нового вида общества была проделана А.Этциони в его книге “Активное обще­ство” (см.: Etzioni A. Active Society. N.Y., 1968). Совершенно правильно отме­тив, что исторический метод исследования и полученные социологические мо­дели, даже когда с их помощью удается показать факт социального прогресса, оказываются непригодными при рассмотрении его направления и открываю­щихся возможностей, он предпринял попытку построения системы новых соци­ологических понятий. Мне, однако, кажется несовершенным использование А.Эт­циони в качестве ключевых элементов исследования понятий “сознание” и “ки­бернетика”. Кибернетическая модель, если даже она включает обратную связь и самонастройку, является по своей сущности механистической и закрытой. Сознание же, как и использование расширяющегося кругозора человека и его способностей осуществлять контроль над природой и обществом, могут реали­зовываться только в открытой системе.

 

тическом обществе политика исчезнет, так как все проблемы ста­нут решаться, экспертами. Люди будут подчиняться компетент­ности специалистов, подобно тому, как они следуют указаниям врача, дирижера оркестра или капитана корабля⁹⁷. Однако сегод­ня представляется более вероятным, что в постиндустриальном обществе роль политики станет большей, чем когда-либо ранее, в силу того, что теперь выбор становится осознанным, а центры принятия решений оказываются более видимыми³⁸. Природа ры­ночного механизма общества предполагает рассредоточение от­ветственности и “производство” решений на основе множествен­ных потребностей рассредоточенных потребителей. Однако ре­шение о выделении средств на определенный научный проект, а не на какой-то другой, принимается, в противоположность рын­ку, политическим центром. Поскольку политика есть сплав инте­ресов и ценностей, зачастую очень противоречивых, усиление конфликтов и напряженности в постиндустриальном обществе становится фактически неизбежным.

Вследствие того, что знание и технологии стали основным ресурсом общества, некоторые политические решения оказыва­ются предопределенными. Поскольку институты знания претен­дуют на определенные государственные средства, общество по­лучает неоспоримые права предъявлять к ним некоторые свои требования.

В результате мы сталкиваемся с множеством обстоятельств, требующих как от всего социума, так и от сообщества знания принятия ряда трудных решений, касающихся их взаимосвязан­ного будущего.

Финансирование высшего образования. Очевидно, что акцент в сфере высшего образования смещается от частных учебных за­ведений к государственным колледжам, однако сегодня даже ча­стная высшая шкода не может больше существовать без значи­тельной помощи со стороны общества; при этом в обоих случаях

⁹⁷ Более разработанный вариант этого аргумента дан Р.Аэйном в его эссе:

Lane R The Decline of Politics and Ideology in a Knowledgeable Society //American Sociological Review. October 1966.

⁹⁸ Технократические утопии таких авторов, как А. де Сен-Симон, О.Курно, Ф.У.Тейлор и Т.Вебден, а также их ограниченность в условиях политизирован­ного мира, рассматриваются мною в шестой главе.

 

степень оказываемой поддержки требует централизованных уси­лий на федеральном уровне". В этой связи возникает неизбеж­ный вопрос: кому и как следует помогать? Должно ли любое учеб­ное заведение — крупное и мелкое, общественное и частное, ре­лигиозное и светское, младший, старший иди профессиональный колледж — получать поддержку независимо от качества своей деятельности? Если это не так, кто должен принимать решение об оказании помощи? Если возникает необходимость создания новых колледжей, должно ли соответствующее решение быть пре­рогативой властей штатов, зачастую не принимающих во внима­ние региональные и национальные нужды? Если учебные заведе­ния будут финансироваться за счет общественных средств, ка­ким образом будет при этом учитываться общественное мнение?

Оценка знания. Если для получения знания используются об­щественные ресурсы, то каким образом и кем должны оценивать­ся результаты научных исследований, становящиеся предпосыл­кой новых расходов? Если ввиду ограниченности средств возни­кает необходимость выбора между использованием интеллекту­ального потенциала и финансовых возможностей на исследова­ние космоса и, скажем, на создание ускорителей элементарных частиц (общая стоимость которых может превышать миллиард долларов), — как должны приниматься подобные решения?

Условия творческой деятельности. Является ли знание про­дуктом “общественной кооперации”, коллективных усилий, воп­лощающихся в деятельности лаборатории и исследовательской группы, или же оно есть результат работы отдельного мыслите­ля, плод индивидуального гения? И если такая постановка воп­роса означает утверждение слишком жесткой иди даже неверной антиномии, то каковы условия и формы обеспечения творческой деятельности и продуктивности в науке?

Распространение технологий. Каковы процессы, посредством которых лабораторные открытия могут быстро воплотиться в технических образцах и быть запущены в производство? Отчас­ти эта проблема носит информационный характер, что порожда-

⁹⁹ См. материалы симпозиума по проблеме финансирования высшего обра­зования, помещенные в: The Public Interest. No. 11. Spring 1968; особенного внимания заслуживают выступления К.Керра, Д.Трумэна, М.Мейерсона, Ч.Хит-ча и других докладчиков.

 

ет, например, вопрос об ответственности федерального прави­тельства за учреждение широкой программы “внедрения” новой техники, которая не ограничивалась бы лишь публикацией информации о технических новшествах, а включала бы меры активного поощрения их использования промышленностью; в частно­сти, если рассматривать этот вопрос как составную часть более широкой проблемы распространения технических знаний в ма­лоразвитых странах, она принимает форму программ культура ной и технической помощи.,

Темпы развития знания. Если знание в целом и отдельные” научные дисциплины претерпевают все более ускоренную диф­ференциацию, что нужно сделать, чтобы преподавание не отста­вало от этих процессов? Не возникла ли необходимость оцени­вать характер учебных курсов с точки зрения “структуры зна­ния”, о которой говорит Дж.Брюнер, или “концептуальных но­ваций”, отмечаемых вдоль тех структурных линий, о которых я писал ранее?¹⁰⁰

Опасности перемен. Учитывая, что американское общество, как и всякое другое, переживает ряд происходящих одновремен­но революций (включение социально обездоленных групп в со­став общества; усиление взаимозависимости и создание нацио­нальных сообществ; ускоряющаяся замена рыночного механизма принятия решений политическим; создание полностью урбани­зированных обществ и сокращение сельского населения; массо­вое внедрение новых технических устройств и т.д.), не нуждаем­ся ли мы в использовании более чувствительных средств “конт­роля” за социальными изменениями и в создании механизмов, позволяющих прогнозировать будущее?¹⁰¹

Вернемся к нашей притче. Вавилонская башня описана в кни­ге Бытия как один из первых примеров человеческого опыта. “И сказал Господь: "Они один народ и у них всех один язык; и вот что они начали делать; и теперь ничто не удержит их от того, что они вознамерились сделать. Иди и смешай их язык, чтобы они не могли понять речь друг друга" ”.

¹⁰⁰ См.: Bell D. The Reforming of General Education. N.Y., 1966; Brnner J. The Process of Education. Cambridge (Ma.), 1960.

¹⁰¹ Этот вопрос рассматривается в пятой главе, в связи с концепцией “соци­ального доклада”.

 

Выброшенное из Эдема понимания, человечество пребывает в поисках общего языка и единого знания, набора “исходных прин­ципов”, которые, в рамках теории познания, могли бы быть по­ложены в основу субординации данных опыта и категорий логи­ки, тем самым формируя набор незыблемых истин. Вавилонская библиотека есть издевка над этой человеческой гордыней; как в бесконечном космосе, там все есть и там ничего нет; и, как в теореме Геделя, — осознание некоего противоречия устраняет его по существу. В конце, говорил поэт, заключено начало. Это парадокс, [требующий] неизбежного смирения человека в его усилиях измерить собственное знание.

 

ГЛАВА IV

Субординация корпорации:

противоречие между экономизацией и социологизацией.

 

Как явствует из предыдущих глав, в постиндустриальном обществе произойдет громадный рост “третьего секто­ра”, под которым подразумевается сфера, лежащая вне пределов коммерческих и правительственных структур и вклю­чающая шкоды, больницы, исследовательские учреждения, доб­ровольные общественные организации и тому подобное. Но не­смотря на это, деловая корпорация останется в течение опреде­ленного времени центральным институтом общества. В корпо­ративном секторе создается около 55% валового национально­го продукта; почти 9,5% ВНП ежегодно вкладываются небан­ковскими корпорациями в новые инвестиционные проекты и обо­рудование 1.

Когда говорят о корпорациях в общепринятом смысле слова, обычно имеют в виду в первую очередь индустриальные гиганты и “магическое число” 500, столь популяризированное журналом “Форчун”. Для этого есть немало оснований. В самом деде, в Соединенных Штатах существует не менее 1,5 млн. корпораций, Они распределяются по отраслям следующим образом: рознич­ная и оптовая торговля — 450 тыс.; финансы, страхование и не­движимость — 400 тыс.; сфера обслуживания — 200 тыс.; про­мышленное производство — 195 тыс.; строительство — 115 тыс.; сельскохозяйственное производство и горнодобывающая промыш­ленность — 45 тыс.

Если в качестве образца индустриальной Америки взять про­мышленный сектор, то окажется, что эти 195 тыс. корпораций обладают активами, оцениваемыми примерно в 500 млрд. долл.

 

1. Все данные приведены по Statistical Abstract of the United States (1971).

 

Однако около 192 тыс. корпораций, иди 98% от их общего числа, имеют активы менее чем в 10 млн. долл. каждая, а вся эта группа в целом владеет лишь 14% всех промышленных корпоративных активов. Немногим более 500 фирм с капиталом свыше 25 млн. долл. владеют 83 % корпоративных активов, 200 фирм с капита­лом свыше 250 млн. долл. обладают 66 % всех активов в промыш­ленности, а на долю 87 фирм, каждая из которых располагает более чем 1 млрд. долл. капитала, приходится 46 % из суммарных 500 млрд. долл.

Эти 500 корпораций, на предприятиях которых было занято в 1970 году 14,6 млн. рабочих, что составляет более 75% рабочей силы в промышленности, символизируют собой уровень могуще­ства, которое периодически возбуждает беспокойство обществен­ности. Оно заметно и в наши дни, хотя и не по тем причинам, как, скажем, три десятилетия назад, когда такие компании, как “Дженерал моторе”, тратили миллионы долларов на вербовку го­ловорезов, на слезоточивый газ и оружие для подавления орга­низованных выступлений трудящихся. Ясно, что власть корпора­ций является в обществе основным источником всякой иной вла­сти, и проблема состоит в том, каким образом ее ограничить. Обеспокоенность общественности, выраженная в формулировке “социальная ответственность”, проистекает из укореняющейся концепции коммунального общества и контроля государства за экономическими проектами, таящими в себе значительный риск и способными вызвать непредсказуемые последствия, выходящие далеко за пределы намерений либо возможностей контроля со стороны их инициаторов.

За последние несколько лет в отношении общественности к корпорациям произошли заметные изменения. Всего лишь че­тырнадцать дет назад Юджин Ростоу писал в изданном Эдварг дом Мейсоном классическом сборнике “Корпорации в совре­менном обществе”: “Просматривая литературу, посвященную нынешнему уровню развития корпораций и возможным про­граммам их реформ, поражаешься установившейся атмосфере относительного миролюбия. Создается впечатление, что имеет место лишь общее представление необходимости преобразова­ний. Накал страстей начала тридцатых годов, — когда лиде­рам большого бизнеса ставился в вину крах и депрессия, насту­пившие в результате их двенадцатилетнего господства, и когда

их обвиняли в предательстве, — сейчас почти полностью отсут­ствует”².

Причины такого терпимого и даже милостивого отношения к корпорациям нетрудно отыскать в пятидесятых годах. В годы правления администрации Эйзенхауэра, помимо всеобщего чув­ства социального мира (чувства, поддерживавшегося, в частно­сти, подогреванием настроений общественности против внешне­го врага), появилась новая и на вид вполне удовлетворительная концепция роди корпораций в обществе.

В течение семидесяти пяти дет, со времени принятия Конг­рессом в 1890 году антитрестовского закона Шермана, к корпо­рациям, из-за их больших размеров, относились с подозрением. Масштаб, по американским понятиям, означает могущество, и большой бизнес воспринимали как экономическую и политичес­кую угрозу демократии. Он приравнивался к рыночной мощи, или возможности контролировать (в определенных пределах) цены продаваемых товаров. Крупные капиталы ассоциировались с чрезмерным влиянием как на уровне графств или штатов, так и в общенациональном масштабе.

Однако более чем полувековой опыт антитрестовского зако­нодательства привел к более сбалансированным подходам. Очень важным оказалось понимание того, что существует различие меж­ду размером корпорации и рыночным влиянием, что между ними нет однозначной связи. В настоящее время двумя самыми круп­ными промышленными компаниями являются “Стандард ойл оф Нью-Джерси” и “Дженерал моторе” с активами, соответственно, в 20,5 и 18,2 млрд. долл. “Дженерал моторе” контролирует около 55% всего автомобильного производства в Соединенных Шта­тах, а на долю “Стандард ойд”, хотя она и крупнее, чем “Джене^ рад моторе”, приходится лишь 9% внутренней нефтеперерабаты­вающей промышленности и еще меньшая доля нефтедобычи.

Очевидно, по размерам трудно судить о степени контроля над рынком. Такой контроль измеряется степенью концентрации, то есть суммой реализации продукции четырех ведущих компаний в процентном отношении ко всей сумме продаж подобных това-

² Rostow E.V. To Whom and for What Ends is Corporate Management Responsible // Mason E. (Ed.) The Corporation in Modem Society. Cambridge (Ma), 1959. P. 59.

ров. Однако достаточно ясно, что с середины нашего столетия уровень концентрации значительно понизился и в большинстве отраслей промышленности наблюдался не рост концентрации, а, скорее, непрерывное ее колебание³.

Но самый важный поворот произошел в области идеологии. Подучила распространение идея, что “масштабы” сами по себе имеют меньшее значение, чем “успех”. Этот последний тер­мин — понятие довольно расплывчатое. Оно включает в себя стремление к повышению производительности (одним из глав­ных обвинений либеральных экономистов в сороковых годах про­тив таких “олигополистских” отраслей, как производство алю­миния и стали, быдо их нежелание повышать производительность), которое должно находить отражение в повышении качества про­дукции, росте заработной платы и сохранении стабильных, если не снижающихся, цен. Этот термин заключает в себе также пока­затели готовности удовлетворять общественные нужды.

Наиболее очевидным индикатором успеха служит рост. На­чиная с тридцатых годов одну из главных опасностей стали ви­деть е застое. Некоторые либеральные экономисты, и в их числе Одвин Хансен, утверждали в свое время, будто экономика дос­тигла такой степени “зрелости”, что дальнейшая экспансия не­возможна. Факты опровергли эти и им подобные страхи. После войны открылись новые технологические горизонты, и крупные корпорации взяли в свои руки инициативу в новых областях.

³ Стереотип, гласящий, что крупная компания контролирует бблыпую долю рынка, подкрепляется многими примерами. Но еще большее число примеров его опровергает. Если посмотреть на символические примеры концентрации, становится совершенно ясно, что в настоящее время ни в одной отрасли про­мышленности уровень концентрации не сравним с тем, который наблюдался после волны консолидации с 1898 по 1902 год. Профессор Сигал из Чикагского университета отмечает: в 1900 году “Интернэшнл харвестер” производила 85% уборочных машин в стране; в 1902 году “Нэшнл бискуит” контролировала 70% выпуска печенья; в 1901 году “Америкэн кэн” выпускала 90% всей продукции отрасли; в 1902 году для “Корн продактс” этот показатель составлял 80%; в 1902 году “Ю.Эс.Аезер” обеспечивала более 60% всего производства кожи; “Ди­стиллере секыоритиз” выпускала более 60% виски; “Интернэшнл пейпер” про­изводила 60% газетной бумаги. В 1900 году “Америкэн шугар рефайнинг” ра­финировала практически весь сахар в США. Исчерпывающее обсуждение со­временного уровня концентрации содержится в: Adelman М.А. The Two Faces of Economic Concentration // The Public Interest. No. 21. Fall 1970.

 

Энергичные крупные компании смогли внушить обществен­ности, что масштаб не имеет существенного значения, пока кор­порация отвечает требованиям динамизма, суммированным в понятии успеха. В действительности, как отмечал Дж.К.Гэлбрейт в своей книге “Американский капитализм”, размер является даже положительным фактором, поскольку позволяет крупным корпо­рациям осуществлять технологический прогресс. “Они велико­лепно оснащены для финансирования технического прогресса. Их организационная структура активно побуждает к проявле­нию инициативы в деде развития, которую они используют на практике... Мощь компании позволяет ей оказывать влияние на ценообразование, что обеспечивает положение, при котором по­дученный выигрыш не может быть перехвачен “имитаторами”, которые не вложили никаких средств в реальное развитие пред­приятия, пока затраченные на развитие средства не будут возме­щены. Таким путем рыночные силы защищают инициативу тех­нического прогресса”⁴.

Здесь содержится энергичная и продуманная защита масш­табности с точки зрения успеха. Залогом успеха в значительной степени стада сама подобная идеология, воспринятая американ­ским бизнесом в послевоенный период. Оправданием корпора­ций выступило не естественное право частной собственности, а их роль в качестве инструмента обеспечения населения все боль­шим количеством благ. Поскольку корпорации справлялись с этой ролью, постольку и критика в их адрес становилась все более приглушенной; таким образом к концу 50-х годов они обрели новую легитимность в американской жизни.

НОВАЯ КРИТИКА

В настоящее время подобный подход подвергается сомнению, по крайней мере прежнее терпимое и милостивое отношение к кор­порациям пошло на убыль. Парадокс заключается в том, что ос­нованием для критики служит уже не чрезмерный размер компа­ний, а сам процесс их деятельности. В стране ширится мнение,

⁴ Galbraith J.K. American Capitalism: The Concept of Countervailing Power. Boston, 1952. P. 91, 93.

 

что функционирование корпораций привело ко многим негатив­ным последствиям, в результате чего общество стало замусорен­ным, болезненным и раздражительным. Чувство совпадения сво­екорыстия корпораций и общественных устремлений уступило место ощущению их несовместимости.

Любой вопрос, обретающий идеологическую окраску, стано­вится искаженным. Факты уродования сельской местности и со­кращения возможностей отдыха на природе очевидны, а вот при­чины — не совсем. Одной из явных причин является сам по себе рост населения и изменение социальных привычек. Возьмем, на­пример, американские национальные парки: в 1930 году число человеко-дней посещения (одно лицо при пребывании 12 часов) не превышало 3 млн. при населении 122 млн.; к 1960 году оно составило 79 млн. при населении 179 млн.; а в 1968 году достигло 157 млн. при населении 200 млн. Это ярко описано в отчете, опуб­ликованном “Нью-Йорк тайме”: “Йосамит, расположенный в дне езды от Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, считается, по общему мнению, наиболее переполненным парком. Скопление достигает пика в основные праздники, и День труда не составляет исключе­ния. Постоянный рев исходил не от водопада, а от автомобилей. Из динамиков транзисторных приемников оглушительно выры­вались мелодии в рок-стиле. Места для парковки автомобилей были забиты до предела. Десятки детей карабкались по скалам у подножья водопада. Стоянки для привалов, истоптанные в пыль от постоянного употребления, были заполнены теснее, чем гетто. Даже в отдаленных местах туристы, расположившиеся на при­вал, почти все время были друг у друга на глазах. Общая картина производила впечатление воскресного дня в Диснейленде”.