Численность студентов [в США] и их доля в населении соответствующей возрастной группы 6 страница

¹⁰ Можно утверждать, что данная пробема разрешима на ценовом уровне; так, если издержки, вызываемые перегруженностью дорог индивидуальным транс­портом окажутся слишком высоки, станет выгодным создание альтернативных личному автомобилю средств транспорта. Однако система цен в данном случае полагается на метод проб и ошибок в оценке результата. Трудность состоит в том, что подробные оценки, осуществляемые, как правило, постфактум, скорее всего будут напрасны — громадные средства могут быть неправильно распреде­лены, а система транспортировки окажется несовременной. При таком подходе забитые автомагистрали в конце концов вынудят лишь соорудить новые авто­страды.

 

делается в строительных войсках), мало кто задумывается, а тем более стремится оценить многочисленные последствия (т.е. эффекты второго и третьего порядков) создания новой системы.

Вторым недостатком является неспособность различать, го­воря словами Веблена, технологические и институциональные процессы, иди, по терминологии Национальной академии наук, “технологию” и “вспомогательную систему”. Автомобиль, нержа­веющая сталь, пестициды, лекарства — все это технологии в ин­женерном смысле слова. Поддерживающая система — это орга­низация производства и распределения, а в более общем понима­нии — экономическая и юридическая среда, в которую вписана технология. Очевидно, что не существует какого-то “технологи­ческого императива”, конкретного, один к одному, соотношения между отдельной технологией и определенной поддерживающей системой. Как едко заметил Дж.Бёрнхем: “Когда мы покупаем автомобиль, мы уже не покупаем предмет в старом смысле этого слова, а вместо этого мы покупаем трех-пятилетнюю лицензию на участие в признанной государством системе личного транс­порта, системе автомагистралей, системе безопасности движе­ния, системе гарантийного ремонта и дорогостоящей системе стра­хования...”¹².

Можно поэтому, в зависимости от проблемы, попытаться по­менять либо технологию (бензиновый мотор), либо поддержива­ющую систему (неограниченное использование дорог частным транспортом). Такая практика позволит сравнить альтернатив­ные способы решения проблемы и альтернативные затраты, что­бы сконструировать системы, которые лучше служили бы обще­ственным нуждам. Это, в свою очередь, требует “технологичес­кой оценки” в общенациональном масштабе¹³. За небольшими

¹² Burnham J. Beyond the Modern Sculpture. N.Y., 1968. На примере вопроса о том, зачем скульптору заниматься проблемой автомобильной системы, пред­ставлены доводы в пользу исчезновения в современном обществе “объектов” и замены их “системами”.

¹³ Идея технологических оценок в значительной мере проистекла из иссле­дований Комитета по науке и астронавтике Палаты представителей под пред­седательством конгрессмена Даддарио. Были образованы две комиссии, одна в Национальной академии наук, вторая — в Национальной инженерной акаде­мии, чтобы определить приемлемость идеи. Комиссия Национальной академии наук, под руководством Г.Брукса, пришла к выводу, что такая оценка возможна, и предложила несколько способов ее использования правительством. Инже­нерная комиссия предприняла три исследования: первое касалось шума, произ­водимого дозвуковыми самолетами; второе — обучения с помощью компьюте­ров; третье — многофазной проверки здоровья. Оба доклада по вопросу техно­логических оценок были опубликованы комитетом Палаты представителей в июле 1969 года.

 

-

 

исключениями, решения относительно будущего использования технологии принимаются в настоящее время теми, кто может из­влечь из этого экономическую или институциональную выгоду. Однако комиссия Национальной академии наук настаивает: “Ре­шения, касающиеся развития и применения новых технологий, не должны быть основаны исключительно на непосредственной выгоде для их пользователей или спонсоров. Необходимо своев­ременно рассматривать те долгосрочные жертвы, которые после­дуют за их использованием и распространением, а также потен­циально болезненное воздействие на различные страты общества и на окружающую среду, зачастую даже на значительном рассто­янии от мест их производства и применения”.

В рамках американского федерального правительства уже су­ществуют, хотя и в зачаточном состоянии, системы соответству­ющих оценок и принятия необходимых решений. Федеральная комиссия по контролю за загрязнением воды, Национальная ад­министрация по контролю за загрязнением воздуха, Админист­рация по контролю окружающей среды — все они имеют полно­мочия изучать последствия, но у них гораздо меньше прав по установлению контроля. Некоторые ведомства, такие, как Ко­миссия по атомной энергии, сами внедряют новые технологии (например, атомную энергию) и сами же оценивают их послед­ствия. Но необходимы независимые органы, которые оценивали бы ущерб и направляли бы предложения по его устранению ис­полнительным властям или Конгрессу. Какой бы ни стада подоб­ная структура, ясно, что в ближайшие годы должны быть созда­ны определенные общественные механизмы принятия решений, обеспечивающие оценку последствий второго порядка, вызывае­мых технологическими или социальными изменениями. Новые и расширенные полномочия должны подучить органы администра­ции. Новые сложные задачи встанут перед Конгрессом.

Что касается частных корпораций, то перед ними вскоре воз­никнет проблема новых принципов в отношении к социальной политике. Так же как ранее налоговые льготы для корпораций были общественным делом и служили поощрению развития про­изводства (путем инвестиционых кредитов или сокращения сро­ков амортизации), так должно стать и в случае с налоговыми наказаниями, направленными либо на принуждение корпораций нести социальные расходы, вызванные их деятельностью, либо на поощрение перехода к другой технологии или поддерживаю­щей системе, при помощи которых можно свести к минимуму социальные расходы или получить социальные выгоды. Учиты­вая масштабные последствия частных решений, подобное вмеша­тельство общества в дела корпораций неизбежно.

Раз уж мы подходим к технологическим оценкам, следует также попытаться предпринять и социальные оценки. Напри­мер, социальная карта Соединенных Штатов была перекроена после второй мировой войны в ходе стремительного расшире­ния пригородов и необычайного роста пригородного домовла­дения. Все это стало возможным лишь в результате определен­ной общественной политики: федеральных гарантий закладных;

низкого уровня первоначальных взносов для ветеранов (иногда составлявших не более 10% от общей цены дома), так что по­купка недвижимости стала дешевле аренды; разрешения вычи­тать проценты по закладным из суммы, облагаемой подоход­ным налогом. Но никто не ставит под сомнение и существую­щую “систему поддержки”, состоящую из большого числа мел­ких застройщиков, заполнивших огромные участки земли скуч­ными рядами однотипных домиков.

Существуют, можно сказать, три альтернативных модели при­городной застройки: первая — отдельно стоящие дома с инди­видуальными въездами и гаражами; вторая — группа “кусто­вых домов” с общими дополнительными удобствами (например, гаражами) и третья — многоэтажные жилые дома с обширны­ми зелеными зонами. Каждый тип требует совершенно различ­ных уровней “социальных затрат”, которые ложатся не на про­ектировщиков-строителей, а на местное население (сеть дорог, использование дополнительных земель, расположение школ и т.д.). Между тем эти социальные издержки если вообще и при­нимаются во внимание, то редко. Не существует “полной мат­рицы затрат”, которая могла бы показать покупателю, какими будут общие вторичные издержки в результате сделанного им выбора. Да и общественная политика никогда не искала такого определения.

Вообще говоря, я не настаиваю, чтобы потребителю навязы­вался какой-либо из вариантов. Но разумная общественная по­литика — а ведь именно затраты общественных средств ускоря­ют социальные изменения — должна принимать в расчет альтер­нативные полные схемы затрат, а также учитывать последствия поддержания либо изменения существующих и утвердившихся моделей домостроения и развития. Дело не во “вмешательстве” или “невмешательстве” в дела общества; любое действие (или бездействие) связано с усилением или ослаблением позиций тех или иных заинтересованных сил. Вопрос заключается в том, что­бы сделать видимой связь между принимаемым решением и его последствиями.

КОРПОРАЦИЯ КАК СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

В традиционном корпоративном законодательстве собственность определяется как совокупность вещей, однако главный урок, ко­торый усвоен за последние три десятилетия, состоит в том, что корпорации, хотя и производят вещи, состоят из людей, а к людям — по крайней мере к управленческому и высококвалифи­цированному персоналу — нельзя относиться как к вещам.

Корпорации являются институтами, предназначенными для экономизирования; в то же время для своих членов они пред­ставляют определенный образ жизни. До начала двадцатого века жизнь большинства американцев была ограничена небольшим городком, церковью и семьей. Маленькие городки практически исчезли; церковь потеряла большую часть своего эмоциональ­ного воздействия на людей, а тесная связь между семьей и про­фессией, дававшая жизни преемственность — семейная ферма, семейный бизнес или семейная профессия, которую наследо­вал сын, — распалась. Разрушение старого уклада жизни, по­следствием которого явились потеря корней и дезориентация, служит источником того, что социологи называют аномией (anomie).

Эмиль Дюркгейм, французский социолог, предложивший этот термин, считал, что решение проблемы аномии возможно при наличии групп, способных предложить своим участникам чув­ство родственности и единства цеди. Политическое общество, по его мнению, слишком аморфно и разрозненно. Решение, заявил он, скрыто в профессиональной группе, в профессии, которая может дать обществу новую этику. Один из основных толковате­лей Дюркгейма, Элтон Мейо из Гарвардской школы бизнеса, пред полагает, что наиболее эффективно добиться этой цели можно в рамках корпорации.

Для множества людей это по необходимости стало нормой. “Четыре желания”, определяющие, по мнению покойного социо­лога У.Томаса, человеческое поведение, — уверенности, новых впечатлений, ответных чувств и признания — могут быть испол­нены внутри рамок корпорации. Два-три десятка лет назад это привело к появлению насмешливого выражения “организацион­ный человек”, обозначающего новый тип конформизма. Если это выражение предполагало, будто раньше люди были свободными и индивидуальными, а теперь стали однообразными и похожими, то история превращается в миф, а ирония становится новой идеоло­гией. На самом деле в маленьких городках жизнь делала человека ограниченным и нетерпимым — достаточно вспомнить “Главную удицу” Синклера Льюиса, тогда как мир организаций давал воз­можность выбора, предлагал новые возможности. Корпорации могут служить и инструментом подавления, но они в равной сте­пени могут быть и ареной развертывания личной инициативы.

Корпорация, как и университет, правительственное ведомство или большая больница — со своими иерархией и статусной сис­темой, — для многих сотрудников превратилась в дело их жизни. Поэтому она не может более оставаться организацией с узким предназначением — в случае производственной компании лишь инструментом выпуска товаров и услуг, — но должна стать при­емлемым стилем жизни для своих членов. Она не только обязана удовлетворять своих клиентов, но должна быть приятной для себя самой.

Коммерческая корпорация, тем не менее, существует в системе различных ограничений и по своему духу отличается от универси­тета, государственного учреждения или больницы. Корпорации, в отличие от них, должны постоянно участвовать в конкурентной борьбе и приносить прибыль (которая часто служит источником существования — через налоги — для организаций, подобных ука­занным трем). Если задать континуум, поместив на одном конце шкалы экономизацию (когда все аспекты организации специально приспособлены к тому, чтобы служить целям производства и по­лучения прибыли), а на другом социологизацию (когда всем рабо­чим обеспечен пожизненный найм, а удовлетворенность работни­ков становится главным направлением использования ресурсов), можно обнаружить, что в течение последних тридцати лет корпо­рации стабильно двигались, почти со всеми своими служащими, в направлении социологизации. Достаточно обратить внимание на рост доли “издержек на социальное обеспечение” — оплаты от­пусков, листков нетрудоспособности, медицинского страхования, дополнительных пособий по безработице, пенсий и т.д., — как этот сдвиг становится очевидным.

Исторически все это было неизбежно. По мере того, как в обществе иссякали традиционные источники социальной поддер­жки (маленький городок, церковь и семья), организации нового типа, в частности корпорации, занимали их место; и они с неиз­бежностью стали ареной, где воплощаются стремления к уверен­ности, справедливости и признанию. Таким образом, представ­ление корпорации лишь в качестве экономического инструмента означает полное непонимание значения социальных перемен за последние полвека.

БАЛАНС ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

Использовать выражение “социальная ответственность” приме­нительно к корпорации — это не значит прибегать к риторике (хотя многие руководители корпораций так и поступают), счи­тать, что “положение обязывает” (что характерно для меньшего числа руководителей корпораций), иди приходить к выводу, что в общество внедряется какая-то подрывная идея (как предпола­гают некоторые либеральные экономисты); это означает лишь признание очевидной роди человеческих привязанностей. Если не вставать на ту точку зрения, что преданность работника ком­пании и его отождествление себя с ней — всего лишь денежные сделки, а занятость ограничивается отношениями, выражаемыми формулой “услуга за оплату”, то корпорация предстает как осо­бый мир с социальными обязательствами перед ее членами — не в меньшей мере чем как экономизированный инструмент, в кон­курентной среде с наименьшими издержками производящий то­вары для экономического мира потребителей.

Однако каков баланс обязательств и насколько далеко следу­ет продвигаться в каждом направлении? Возможно, наилучшим образом можно ответить на этот вопрос, обратившись к некото­рым уже проявившимся проблемам или же обещающим проявиться в следующем десятилетии.

Удовлетворение работой. В литературе о “человеческих отно­шениях” пару десятилетий назад часто утверждалось, что чело­век, удовлетворенный своей работой, имеет склонность к более высоким моральным качествам и более высокой производитель­ности. Так, расположение механизмов на рабочем месте было модифицировано инженерами в соответствии с заключениями промышленных психодогов и социологов. Увеличение расходов должно быть оправдано пропорциональным ростом производи­тельности.

Но что, если изменения в рабочей схеме повышают удовлет­ворение работой, но не увеличивают производительности? Что тогда делать корпорации? Общепринятый ответ состоит в том, что ее главное обязательство — извлечение прибыли и что любое повышение затрат должно быть компенсировано соответствую­щим ростом производительности. Давайте, однако, обратимся к одному из вариантов этой проблемы. Когда корпорация нанима­ет больше женщин и они требуют от нее оплаты содержания де­тей в детских центрах, обязана ли компания удовлетворить эти требования? Вопрос состоит не в том, чтобы рассматривать та­кие центры в качестве необходимых издержек по привлечению женского труда, когда рынок рабочей силы скуден, а в измене­нии социальных ценностей, позволяющем женщинам, желающим трудиться, возвращаться к работе, пока дети еще не подросли. Дошкольные учреждения служат необходимым компонентом удов­летворения работой для молодых женщин, даже если расходы на ик содержание далеко превосходят “выигрыш” в производитель­ности, достигаемый при найме этих женщин. Остается ли в силе общепринятый принцип?

Наем национальных меньшинств. Лежит ди на корпорации обязательство нанимать на работу представителей национальных меньшинств, страдающих от исторических несправедливостей,

даже если они менее подготовлены для соответствующей рабо­ты, чем их конкуренты? А если наем таких лиц потребует увели­чения затрат на обучение и может привести к понижению про­изводительности? В принципе проблема эта не отличается от стоящей перед университетом, который может установить спе­циальную квоту, а иногда и ограничить число принимаемых из числа “большинства”, которые по формальным критериям (на­пример, результатам тестов) могут оказаться более подходящи­ми. Вопрос о соотношении выгоды, с одной стороны, и соци­альной справедливости — с другой, является одной из трудней­ших моральных проблем. Сложность состоит в том, что в дан­ном случае “правильное” сопоставляется с “правильным”, а не “правильное” с “неправильным”. Там, где налицо такой кон­фликт между правидьностями, каков должен быть баланс обяза­тельств?

Относительная оплата. Как оценить, сколько стоит работ­ник? Чисто рыночный принцип, состоящий в конкуренции спро­са и предложения, отражает только сравнительный дефицит, от­нюдь не идентичный социальной справедливости. В большинстве отраслей американской промышленности все еще сохраняется различие между низкоквалифицированным трудом, который оп­лачивается сдельным или почасовым образом, и “беловоротничковой” работой, приносящей работнику еженедельную или еже­месячную зарплату. Некоторые корпорации — “Ай-би-эм”, “Тексас инструментс” — отменили это различие, однако немногие последовали их примеру. Каково рациональное решение этого различия в индивидуальном статусе?

Внутри корпорации соотношение между ставкой самых низ­кооплачиваемых рабочих и средней зарплатой верхнего эшелона руководителей может составлять 1:25 иди выше. Чем оправдыва­ется такой разрыв? В основе рациональности лежал рынок. Од­нако постепенно его влияние на определение градации видов труда и самих работников снижается. Эдлиот Джейке, английский спе­циалист в области промышленной психологии, попытался выра­ботать принцип “справедливой” оплаты на основе различий в степени ответственности различных работников, измеряемой, в частности, временем, в течение которого человек трудится само­стоятельно, и степенью надзора. Могут быть предложены и другие “формальные” системы, подобные этой. Но поскольку люди нуждаются в разумном объяснении различий в степени их воз­награждения, следует выработать какие-то четкие принципы со­циальной справедливости.

Ответственность перед сообществом. Проблема не нова, но снова и снова возникает по мере того, как корпорация становит­ся образом жизни для ее членов. Помимо уплаты налогов, какие обязательства несет корпорация перед жителями тех районов, где она размещает свои заводы и штаб-квартиры? Каковы ее обязанности в создании более удовлетворительных социальных и культурных условий их жизни?

Ответственность за окружающую среду. За последние не­сколько дет корпорации, вместе с остальным обществом, осозна­ли, что к природе нельзя относиться как к “бесплатному товару”. Вопрос о том, как должны быть распределены издержки, как я уже отмечал, станет в ближайшее десятилетие одной из наиболее трудных технико-политических проблем.

Моральные проблемы. Корпорации, как и университеты, все­гда утверждали, что в моральных вопросах они “ценностно ней­тральны”. Основная задача корпорации состоит в обеспечении наивысшей прибыли на вложенный капитал. Однако занимать позиции ценностного нейтралитета становится все труднее. В качестве иллюстрации могут послужить затруднения, возник­шие в результате инвестиций американских частных компаний в ЮАР. Классической присказкой на моральные темы может послужить пример одной из церквей, получавшей доходы от недвижимости, в которой располагались публичные дома. Цер­ковь всегда могла оправдаться, что она спасла столько же душ, сколько потеряла тел. Такие подсчеты никогда не были вполне убедительными. Утверждение корпорации, что она спасает столько же тел, сколько теряет душ, мало чем отличается от предыдущего.

Суммируя сказанное, отметим, что в предложенной мною кар­тине соотношения между экономизированной и социологизированной моделями поведения баланс все больше переходит в пользу последней. Что же касается конкретных вопросов, на которые корпорациям предстоит ответить в предстоящее десятилетие, то, хотя и не существует готовых формул, определилась позиция, с которой будут приниматься решения, и эта позиция все более и более становится социологиэированной.

 

ПОВОРОТНЫЙ ПУНКТ ДЛЯ КОРПОРАЦИИ

Вопрос о “социальной ответственности” станет, как я полагаю, наиболее трудным в дебатах, которые будут иметь решающее зна­чение в ближайшие годы. Одну позицию занял Мидтон Фридман. “Что означает утверждение о наличии у администратора корпора­ции “социальной ответственности” как у бизнесмена? — спраши­вает он и отвечает: — Если это не чистая риторика, то он должен действовать до некоторой степени таким образом, который не отвечает интересам его нанимателей. Например, ему следует воз­держаться от повышения цен, чтобы внести вклад в борьбу обще­ства против инфляции, даже если такое повышение несомненно отвечает интересам его компании. Быть может, ему придется по­высить расходы на очистные сооружения сверх того, что отвечает интересам корпорации или соответствует требованиям закона, чтобы внести вклад в общественное движение за сохранение окру­жающей среды. Иди он должен, жертвуя прибылями компании, нанимать отпетых безработных вместо более квалифицированных рабочих, чтобы способствовать борьбе общества с бедностью... [Однако] в системе свободного предпринимательства и частной собственности администратор находится на службе у владельцев капитала. Он несет прямую ответственность перед своими нани­мателями, заключающуюся в ведении дела образом, отвечающим желаниям хозяев, что сводится обычно к стремлению заработать как можно больше денег, не нарушая социальных правил, как вы­раженных в законах, так и содержащихся в этических нормах”¹⁴.

Существует два типа ответов Фридману. Оба они недавно были даны Одденом Кдаузеном, президентом и исполнительным дирек­тором “Бэнк оф Америка”, одного из крупнейших банков мира.

Главным для Клаузена является вопрос о том, в каком социаль­ном контексте действует современная корпорация. Как пишет в своей статье для журнала “Форчун” Дж.Давенпорт, “главное дело О.Клаузена — поддерживать успешный рост этой гигантской де­нежной машины... в то же время его мысли часто заняты тем, как облегчить недуги, выпавшие на долю Хантер-Пойнт иди южных

¹⁴ Приведены выдержки из статьи: The Social Responsibility of Business Is to Increase Its Profits // The Sunday Times Magazine. 1970. 13 September. Аргу­ментация развита в книге М.Фридмана “Капитализм и свобода”.

 

районов Маркет-стрит [в Сан-Франциско]; как справиться с за­стойной безработицей в городе; как совладать со студенческими беспорядками в Беркли или в Стэнфорде”. Защищая эти цели, Клаузен прямо противостоит Фридману. Как говорится в той же статье, “в настоящее время он и его коллеги менее заинтересова­ны в модификации структуры своего банка, чем в выработке опре­деленного курса в период, когда сам капитализм подвергается на­падкам... Бизнес, — утверждает Клаузен, — должен сегодня обра­щать внимание на некоторые далекие от коммерции проблемы, если он хочет дожить до завтрашнего дня. Взгляды Фридмана при­емлемы с краткосрочной точки зрения, однако в долгосрочной перспективе никто не может ожидать получения прибыли — или ее толкового применения, — если вся социальная ткань будет ра­зорвана в клочья... Существует также другой вопрос: под поверх­ностным расхождением взглядов на социальную целесообразность проступает очень важная, но редко точно выраженная проблема о самой природе корпорации. Фридман рассматривает ее как “ис­кусственную личность”, а менеджера — как простого агента от­дельных акционеров. Клаузен считает, что корпорация живет соб­ственной жизнью и потому обладает некоторой свободой выбора в обеспечении баланса между долгосрочными нуждами общества и безотлагательными требованиями ее владельцев”.

И, как отмечает сам Дж.Давенпорт, придерживающийся от­четливо выраженных консервативных взглядов, “в подходах Клаузена к автономии корпорации, возможно, таятся определенные опасности, однако во взгляде на общество как на атомизированное собрание индивидуумов явно содержится нечто нереальное”¹⁵.

Сердцевиной проблемы служит вопрос о природе корпора­ции. Является ли она по преимуществу лишь инструментом ее “владельцев” — по закону, держателей акций — или служит ав­тономным предприятием, которое, несмотря на свою специфи­ческую историю, стало, иди должно стать, средством служения обществу в системе плюралистических сил?

Классические дебаты по этому поводу были проведены сорок дет назад на страницах журнала “Гарвард до ревыо” между А.Бер-ли и М.Доддом. Берли в то время придерживался взгляда (позже он пересмотрел свою точку зрения), что все полномочия корпора-

¹⁵ Davenport J. Bank of America Is Not for Burning // Fortune. January 1971.

 

ции доверены ей акционерами для обеспечения их собственной выгоды. Додд отмечал, что с юридической точки зрения так оно и есть, однако использование частной собственности глубоко затра­гивает общественные интересы, и директоров компании следует рассматривать как лиц, облеченных доверием управлять предпри­ятием в целом (если рассматривать корпорацию в качестве соци­ального института), а не просто как “поверенных акционеров”. Берли отвечал, что поскольку никто не может предложить “ясную схему, поддерживающую разумные элементы ответственности пе­ред кем-то со стороны”, то реализация предложения Додда приве­дет к сосредоточению контроля над организацией в руках управ­ляющих. Он видел проблему в том, каким образом, если не суще­ствует предварительного правового акта об ответственности пе­ред акционерами, можно воспрепятствовать управляющим произ­вольно присвоить себе социальные и политические полномочия иди вести мошеннические и своекорыстные операции.

Юридические и социологические вопросы по-прежнему ждут ответа. Является ли менеджер прежде всего доверенным лицом отсутствующих инвесторов? Или же его роль, как ее определил Ф.Абрамс, будучи председателем правления “Стандард ойл оф Нью-Джерси”, состоит в ведении дел “таким образом, чтобы под­держивать справедливый и действенный баланс между требова­ниями различных непосредственно заинтересованных групп — акционеров, персонала, клиентов — и общественности в целом”?

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ИЛИ ЧАСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ?

Современная производственная корпорация утратила многие чер­ты, присущие традиционному капиталистическому предприятию, но, не имея нового морального основания, она сохраняет старую

идеологию и запутывается в ней.

Несчастно общество, у которого не хватает слов для описа­ния происходящего. Так, Т.Арнольд, обсуждая проблему част­ной собственности, пользуется мифами и сказаниями о капита­лизме, безнадежно устаревшими еще тридцать дет тому назад, Дело в том, что собственность сегодня представляет собой про­сто юридическую фикцию.

Акционер теоретически является собственником потому, что он приобрел долю в капитале и взял на себя соответствующий риск. Но в наше время лишь малая часть корпоративного капита­ла поступает от размещения акций. Значительно большая его доля поступает из внутренних источников как результат успехов са­мого предприятия. За последнее десятилетие более 60% инвести­ций 1 тыс. крупнейших промышленных фирм страны было осу­ществлено путем внутреннего финансирования. Сохраненный капитал служит основой увеличения общей суммы активов круп­ных корпораций, а его рост является результатом управленчес­кого мастерства. При этом большая часть дополнительного капи­тала поступает от выпуска облигаций, которые становятся фик­сированной нагрузкой на доходы, а не от продажи обыкновен­ных ак1)'ий иди рискового финансирования. Доходность облига­ций зависит от стабильности компании и перспектив выплаты, что опять-таки связано с проблемой управления.

Если следовать логике Фридмана (а его сильной и слабой стороной является то, что он всегда до конца последователен в своих собственных суждениях), то надо бы запретить иди по меньшей мере не поощрять внутреннее финансирование. По “чи­стой” теории рыночного капитализма, фирма рискует капита­лом держателей акций, а затем выплачивает определенные до­ходы в виде дивидендов их юридическим владельцам. Если ком­пания намерена вновь рискнуть этими деньгами, ей следует об­ратиться к акционерам за одобрением решения о реинвестиро­вании средств, а не отказываться от выплаты дивидендов и осу­ществлять реинвестирование лишь на основе решения правле­ния. Фридман утверждает, что только “двойное налогообложе­ние” (через корпоративный и личный подоходный налог) диви­дендов препятствует возникновению такого желательного по­ворота дела. Но я бы сказал, что такой поворот дела и нежела­телен, и невозможен. При имеющейся к настоящему моменту системе владения капиталом — в особенности с ростом взаим­ных, пенсионных и трастовых фондов — акционер часто стано­вится человеком, который мало интересуется дедами предприя­тия. Такое состояние может быть полезным для управляющих, являться показателем экономического успеха, однако затем оно воплощается скорее в разных формах компенсации, чем во вла­дении. Настоящие владельцы прямо и непосредственно участвуют в дедах предприятия, и такое определение более подходит слу­жащим компании, а не ее акционерам. Для них компания явля­ется социальным институтом, в который они инкорпорированы самым непосредственным образом. И с политической, и с мо­ральной точек зрения немыслимо, что их жизни должны зави­сеть от прихоти финансового спекулянта.