политики и технократы в постиндустриальном обществе 8 страница

Все это делает вопрос отношения интеллекта и генетической наследственности очень чувствительным. Передается ли интел­лект в основном по наследству? Можно ли повысить его путем воспитания? Как можно отделить природный дар и целеустрем-

⁴⁷ М.Янг следующим образом описывает исходные посылки своего фантас­тического романа: “Доля людей с коэффициентом умственного развития свыше 130 баллов не могла быть увеличена — задача состояла скорее в том, чтобы предотвратить ее сокращение, — но их вклад в работу, требующую полной от­дачи умственных способностей, неизменно рос... Развитие цивилизации опре­деляется не флегматичной массой — homnne moyen sensuel, — а творческим меньшинством, новаторами, каждый из которых одним махом может сэконо­мить труд десяти тысяч человек, несколькими блистательными умами, которые не могут смотреть на окружающий мир без интереса, неугомонной элитой, ко­торая сделала мутацию столь же социальным, сколь и биологическим факто­ром. Ряды ученых и инженеров, художников и преподавателей расширились, их образовательный уровень стал соответствовать обусловленному генами высше­му предназначению, их добродетельная способность к созиданию возросла. Про­гресс стал символом их триумфа, а современный мир — памятником им” (Young М. The Rise of the Meritocracy, 1870-2033. L., 1961. P. 15).

 

ленность от навыков и знаний, полученных в процессе образова­ния? Средний коэффициент умственного развития выпускников университета равен 120 баллам, в то время как выпускников сред­них школ только 107. Как отмечал Ф.Махлуп, профессор Принстонского университета, “более высокий уровень доходов выпус­кников университета по сравнению с выпускниками средних школ, без сомнения, является в значительной степени (до 40 процен­тов) результатом более высоких природных способностей и боль­шего честолюбия; было бы неправильным приписывать все при­ращения в трудовых доходах исключительно инвестициям в уни­верситетское образование”⁴⁸.

Эта логика была в дальнейшем развита гарвардским психоло­гом Р.Гернштейном. Использовав данные А.Йенсена из Беркли, свидетельствующие, что уровень умственного развития человека на 80 процентов зависит от наследственности и только на 20 — от внешних факторов, Р.Гернштейн развил это положение следу­ющим образом:

1. если различия в умственных способностях наследуются, и

2. если для продвижения в обществе эти способности необхо­димы, и

3. если окружающая среда носит “равновесный” характер,

⁴⁸ Machiup F. Education and Economic Growth. Lincoln (Nebraska), 1970. P. 40. Ф.Махлуп ссылается на исследование Э.Денисона, который исходит из того, что две пятых различий в доходах более образованных людей связаны с их природными способностями, а три пятых являются результатом дополнитель­ного обучения. Г.Беккер исследовал выборку людей, для которой имелись дан­ные по коэффициентам умственного развития, а также были известны оценки в начальной и средней школе, что можно было соотнести с позднее полученными ими доходами. Он пришел к выводу, что разница в способностях “вполне могла оказать больший эффект на подсчитанную норму дохода”, чем просто резуль­тат школьного образования, но что на уровне университета уже само “образо-иание объясняет большую часть различий в трудовых доходах между выпускни­ками университетов и средних школ” (Becker C.S. Human Capital. P. 88, 124). Данные Э.Денисона содержатся в его статье: Denison E. Measuring the Contribution of Education to Economic Growth // Robinson, Vaizey (Eds.) The Economics of Education. L. - N.Y., 1966. Цифры по коэффициентам умственного развития учащихся университета и школы содержатся в: Machiup F. Education and Economic Growth. P. 40. Обзор исследований, в которых ставится под со­мнение соотношение коэффициента умственного развития с экономическими успехами, см(: Bowles S., Gintis H. I.Q. in the U.S. Class Structure // Social Policy. Vol. 35. No. 4 & 5. November-December 1972.

 

4. то социальное положение будет базироваться в какой-то степени на унаследованных различиях⁴⁹.

В данной аргументации смешаны две различные ситуации: утверждение, что в современном американском обществе место человека в профессиональной структуре в значительной степени является функцией его интеллектуального развития; и модель меритократии, стратифицированная система которой должна определяться уровнем умственного развития. Р.Гернштейн, од­нако, делает вывод, что если всех людей поставить в положение, обеспечивающее равенство возможностей, то наследственность станет решающим фактором, так как социальная среда будет оди­наковой для всех, и рисует печальную картину положения новых беднейших слоев: “люди с низкими способностями (интеллекту­альными и другими), ведущие, вероятнее всего, свое происхож­дение от родителей, которые таким же образом потерпели жиз­ненную неудачу, будут не в состоянии выполнять обычные про­изводственные функции, не в состоянии претендовать на успех и достижения и окажутся вытесненными из общества”⁵⁰.

⁴⁹ См.: Herrnstein R. I.Q. // The Atlantic Monthly. September 1971. Нельзя сказать определенно, что 80 процентов коэффициента умственного развития каждого конкретного человека объясняются его наследственностью. По А.Йен-сену, 80 процентов различий в баллах относится за счет наследственности толь­ко в достаточно большой выборке.

⁵⁰ Herrnstein R. I.Q. P. 63. Аргументы Р.Гернштейна соответствуют взглядам этологов, которые рассматривают процесс взросления личности в качестве осно­вы политической борьбы в обществе. Так, антропологи Л.Тайгер и Р.Фоке пи­шут: “Часто проводят аналогии между человеческим обществом и муравейни­ком. Между ними действительно существует поразительное сходство в таких моментах, как разделение труда, кастовая система, одомашнивание других су­ществ и т.д., но аналогия кончается на фундаментальном пункте: человеческое общество имеет политический характер, а муравьиное — аполитично. Социальный порядок муравьиной колонии генетически предопределен. Рабочие — это рабо­чие, трутни — это трутни, матки — это матки, солдаты — это солдаты и т.д. Рабочие муравьи не могут узурпировать власть в колонии, потому что они гене­тически запрограммированы быть рабочими и больше никем. В муравьиной куче не может быть перераспределения власти иди места в иерархической системе, или, что наиболее важно, изменения в способности к размножению — все проис­ходит благодаря генетическому коду. В этом и состоит основное отличие. Поли­тика предусматривает возможность перераспределения ресурсов в обществе, од­ним из которых является контроль над будущим, задаваемый воспитанием под­растающего поколения. Политический процесс, то есть процесс перераспределе­ния контроля над ресурсами среди индивидуумов, составляющих определенную общность, является, говоря языком биологии, процессом генетического отбора. Политическая система тоже представляет собой систему отбора. Когда мы ис­пользуем слово “страсть” применительно как к власти, так и к сексуальным отношениям, мы оказываемся ближе к истине, чем даже можем это себе пред­ставить. В борьбе за преимущество воспроизводства одни достигают больших успехов, чем другие. Эта борьба ведет к перераспределению генов среди населе­ния и влияет на его генетическое будущее. Такой мир есть мир победителей и побежденных, мир политики — мир тех, кто имеет, и тех, кто не имеет, тех, кто достиг успеха, и тех, кто мрачно взирает со стороны. [С самого начала истории человечества люди неустранимо озабочены вопросами брака и связанными с ним проблемами — соотношением таких факторов, как социальное положение, собственность и воспроизводство будущего потомства.] Результатом соперни­чества за воспроизводство является социальная система, которая в основе сво­ей иерархична и состязательна. И если политика в человеческом обществе сви­детельствует о постоянной борьбе между общепризнанным идеалом равенства и личностным стремлением к счастливому неравенству, это просто отражает содержание нашей эволюционной истории” (Tiger L., Fox R. The Imperial Animal. N.Y., 1971. P. 24-25).

Что делает эту формулировку еще более примечательной, так это характер “новой биологии”, которая в настоящее время позволяет людям контролиро­вать рождаемость путем пересадки замороженной спермы “донора” различным женщинам, помещения зародыша в “питающий организм” и вегетативного раз­множения, дающего возможность создать в организме нужный генетический код. Пример глубокого анализа тревожных социальных и этических вопросов; возникших в связи с появлением новой биологии, содержится в.: Kass L. Making Babies // Tht Public Interest. Winter 1972.

 

 

Отношение генетики к интеллекту и к социально-классовому статусу включает пять спорных вопросов. Первым является воп­рос о том, можно ли вообще с достаточной точностью зафикси­ровать степень влияния генетической наследственности и окру­жающей среды на интеллект? (Это возможно только в том слу­чае, если предположить, что между ними отсутствует причинно-следственная связь, то есть биологическое наследие не влияет на фактор окружающей среды, но это в высшей степени маловеро­ятно.) Второй вопрос состоит в том, что в действительности из­меряют тесты на коэффициент умственного развития — только лишь определенную сумму приобретенных знаний или некий бо­лее общий и глубоко присущий человеку интеллект? Третий сво­дится к тому, в какой степени содержание тестов или экзаменов определяется культурой общества, включая даже самодеятельные культурно-нейтральные тесты, которые не ставят задачу выяс­нить у детей объем их школьных знаний, а требуют от них проследить взаимосвязи и установить пропорции на примерах про­стейшей абстрактной живописи? Четвертый вопрос состоит в том, не является ли социальное положение родителей более важ­ным фактором, чем интеллектуальное развитие, при поступлении в университет иди выборе профессии? И наконец, наиболее важ­ный вопрос заключается в том, изменяются ли с течением време­ни, и если да, то в какой степени, взаимоотношения между ум­ственным развитием, социальным положением и другими факто­рами, и становится ли общество таким образом более мериток-ратичным?⁵¹

В ходе этих дебатов, однако, противоборствующие стороны смешивают два совершенно разных круга проблем. Первый сво­дится к тому, обеспечивает или не обеспечивает общество — вслед­ствие либо социально-классовых привилегий, либо культурологи­ческих преимуществ (то есть выборочных предпочтений в ходе

⁵¹ Дискуссия вокруг идеи о том, что общество не становится более мериток-ратичным, отражена в книге: Jencks Ch., et al. Inequality: A Reassessment of the Effect of Family and Schooling in America. N.Y., 1972.

К.Дженкс утверждает, что не существует доказательств того, что, во-пер­вых, корреляция между образованием и профессиональным статусом измени­лась за последние восемьдесят лет; во-вторых, корреляция между коэффициен­том интеллектуального развития и профессиональным статусом изменилась за последние пятьдесят лет; в-третьих, соотношение между образовательным уров­нем и доходом уменьшилась за последние тридцать лет; в-четвертых, соотноше­ние между коэффициентом интеллектуального развития и доходами также из­менилось.

К.Дженкс также утверждает, что нет доказательств уменьшения влияния семейного происхождения на профессиональный статус и доходы, по крайней мере со времен первой мировой войны. В работе: Thernstrom S. Poverty and Progress: Social Mobility in a Nineteenth-Century City. Cambridge (Ma.), 1964 — обосновывается также, что уровень социальной мобильности в XIX веке был столь же высоким, как и в ХХ-м.

“В каком смысле мы можем говорить, что общество становится более мери-тократичным, если на протяжении времени сохраняется значение семейного про­исхождения и образовательных дипломов? — пишет К.Дженкс. — Почему мы должны принять тезис Гернштейна, если, во-первых, образование больше не яв­ляется столь значимым, если, во-вторых, он не представил ни малейших доказа­тельств того, что коэффициент умственного развития стад более важным показа­телем, чем он был ранее, и, если, в-третьих, все косвенные свидетельства говорят в пользу того, что не произошло серьезных изменений в значимости коэффици­ента умственного развития по сравнению с другими факторами, определяющими жизненный успех” (позиция изложена в частной беседе от 25 мая 1972 года). К.Дженкс также скептически относится к утверждению о том, что семейное про­исхождение является основным фактором, определяющим корреляцию между школьным образованием и профессиональным статусом. “С.Боулз опубликовал статью в весеннем номере журнала Journal of Political Economy за 1972 год, в которой утверждает, что семейное происхождение является основным фактором в исследуемой им взаимосвязи, но я думаю, что он сильно преувеличивает. Мож­но легко представить себе, что личностные качества (целеустремленность, дис­циплинированность и т.д.) могут объяснить большую часть различий между людьми образованными и необразованными и что они могут и не объясняться в какой-либо серьезной степени подученным образованием, но сами объясняют то, каких результатов способны достичь образованные люди” (из той же беседы).

Опираясь на работу К.Дженкса и его коллег, другой исследователь данных проблем, Д.К.Коэн из Гарвардской шкоды образования, подчеркнул значитель­ную роль случайных факторов в принятии решения о поступлении в колледж. Он пишет: “Сравнение коэффициентов умственного развития и социально-эко­номического статуса студентов колледжей показывает, что состояние имеет почти такое же большое значение в повышении шансов на принятие студента­ми решения о поступлении в колледж, как и сообразительность. Наиболее важ­ный факт, однако, состоит в том, что способность и статус в совокупности объясняют менее половины имеющихся различий при поступлении в колледж. Так же, как и в случае составления учебного плана изучаемых дисциплин, мы должны обращаться к другим факторам — мотивации, удаче, дискриминации, случаю, поддержке семьи или ее отсутствию — для нахождения вероятных объяс­нений” (Cohen D.K. Does I.Q. Matter? // Commentary. April 1972. P. 55).

 

интеллектуальных тестов) — подлинное равенство возможностей или справедливый старт для всех; второй имеет дело с вопросом о том, желательно ли существование общества, в котором обес­печено подлинное равенство возможностей, но возникло и новое неравенство в доходах и социальном положении на основе лич­ных достижений человека. Другими словами, нуждаемся ли мы в более совершенном равенстве возможностей или в равенстве результатов. В последние годы аргументацию популистского толка отличало шарахание от одной точки зрения к другой, что создало неразбериху в политических требованиях, возникавших на

гребне этой популистской волны. На первых порах главным предметом забот было равенство возможностей. Очевидное чувство страха, порождаемое возни­кающим постиндустриальным обществом, сводится к тому, что непопадание на образовательный “эскалатор” означает закры­тие доступа к привилегированным социальным позициям. Мери-тократическое общество является “сертифицированным обще­ством”, где засвидетельствование результатов — посредством ученой степени, квалификационного экзамена иди лицензии — становится условием получения более престижной работы. Об­разование, таким образом, становится необходимым инструмен­том социальной самозащиты. Л.Туроу отмечает: “По мере увели­чения предложения образованной рабочей силы люди обнаружи­вают, что они должны повышать свой образовательный уровень хотя бы для поддержания однажды достигнутого дохода. Если они не выполнят этого, это сделают за них другие, и они найдут двери своей работы закрывшимися. Образование становится хо­рошей формой инвестиций, и не потому, что оно обеспечивает повышение дохода человека по сравнению с. тем уровнем, кото­рый он имел бы, не получив надлежащей квалификации, а пото­му, что оно повышает его доходы по сравнению с тем уровнем, который у него был бы, если бы другие повысили свое образова­ние, а он — нет. Образование становится оборонительной фор­мой расходов, защищающих “место человека на рынке”. Чем бо­лее расширяется класс образованной рабочей силы и чем быстрее он растет, тем в большей степени подобного рода защитные рас­ходы оказываются необходимыми”⁵².

Логическим следствием этих опасений со стороны ущемлен­ных социальных групп оказывается требование “свободного до­ступа” в университеты. Подразумеваемым рациональным осно­ванием этого требования является утверждение о том, что со­циально-классовое происхождение родителей выступает в роли основного фактора, определяющего выбор в системе занятости, и что свободный доступ в колледжи, несмотря на подученные более низкие оценки, позволил бы меньшинствам успешнее кон­курировать в обществе. В этом плане свободный доступ пред­ставляет собой отражение исторически сложившегося амери­канского принципа, состоящего в том, что каждому человеку должен быть предоставлен шанс на самоусовершенствование, независимо от его стартовых позиций. Оптимистическим аме­риканским убеждением является и то, что предоставление лю­бому студенту большего образования сделает его лучше. Имен­но эта логика стояла за законами о даровании земли колледжам; еще до второй мировой войны такие представления уже лежали

⁵² Thurow L. Education and Social Policy // The Public Interest. Summer 1972. P. 79.

 

в основе общественных университетов, существовавших за пре­делами северо-восточной части США⁵³.

Но некоторые граждане усмотрели в усилении этих требова­ний атаку на сам меритократический принцип. Один из сторон­ников данных воззрений писал: “До тех пор, пока свободный доступ ограничивается только несколькими институтами, он не создает угрозы меритократии. Формирование элиты зависит не от того, поступит ли человек в колледж иди нет, а от того, в какой колледж он поступит. Всеобщий свободный доступ, одна­ко, уничтожил бы тесную взаимосвязь между меритократией и системой высшего образования; кроме того, сам факт отмены принципа иерархичности при приеме в колледж поставил бы его под вопрос и применительно ко всему остальному обще­ству”⁵⁴.

Это соображение, однако, доведенное до своего логического конца, означало бы, что прием во все высшие учебные заведения страны, начиная с колледжа Парсонса и кончая Гарвардским уни­верситетом, должен определяться жребием. Из этого следует и другой вывод: если элитарные университеты определяются каче­ством преподавательского состава, то в национальной системе высшего образования назначение на профессорский пост также должно быть дедом жребия.

⁵³ Обычно существует определенная система отбора. На Среднем Западе США любой выпускник шкоды со средней оценкой “З” и выше мог поступить в университет штата, но строгая система экзаменов безжалостно выметала са­мых плохих студентов к концу первого иди второго курсов. В штате Калифор­ния любой окончивший среднюю школу мог продолжить учебу в системе выс­шего образования, но конкурс аттестатов распределял от 10 до 15 процентов лучших выпускников непосредственно в университеты (в Беркли или Лос-Анд-желесский), следующих за ними по успеваемости 25 процентов — в колледжи штата, а остальных — в начальные или местные колледжи.

^я Karabel ]. Perspectives on Open Admission // Educational Record. Winter 1972. P. 42-43. “Философское обоснование свободного приема, — пишет Дж.Ка-рабел, — заключается в том, что образовательная цель института делает его предназначенным не для того, чтобы... служить системой поиска талантов для будущих работодателей, но скорее для того, чтобы способствовать развитию и росту студента”. В свете этого Дж.Карабед с одобрением приводит высказыва­ние Б.О.Трешера: “После получения образования человек перестает быть не­способным или неподготовленным искателем места приложения своих сил” (Thresher B.A. Uses and Abuses of Scholastic Aptitude and Achievement Tests // Barriers to Higher Education. N.Y., 1971. P. 39).

 

Свободный прием является средством обеспечения равенства возможностей для выходцев из беднейших семей путем расши­рения доступа к университетскому образованию. Но при этом также возникает проблема доступа к месту в самой универси­тетской структуре — в преподавательском составе, штате слу-жацих и администрации. В своем обстоятельном исследовании профессиональной структуры американского общества П.Блау и О.Д.Дункан показали, что представители различных групп меньшинств способны достичь сопоставимого статуса, власти и экономического благосостояния, за исключением женщин и аф-роаиериканцев. Очевидно, что если существует дискриминация по принципу пода, цвета кожи, или религии, иди какому-либо другому критерию, не имеющему отношения к уровню профес­сиональной квалификации, то не существует и подлинного ра­венства возможностей. Второй попыткой обеспечить равенство стали меры, предпринимаемые для расширения представитель­ства меньшинств в социальной системе.

В 1960-е годы государство провозгласило своей политикой принцип “квотного отбора”, который был призван уменьшить дискриминацию меньшинств. Эта доктрина была заявлена прези­дентом Д.Джонсоном в одном из его исполнительных указов 1965 года. Таковой устанавливал, что во всех федеральных про­граммах или при найме на рабочее место, финансируемое за счет государства, работодатели должны были доказать, что они иска­ли квалифицированных претендентов из числа меньшинств; обя­зывались обеспечить необходимую подготовку в случае, если ква­лифицированного кандидата нельзя было найти немедленно; и принимать на работу преимущественно представителей мень­шинств, если их квалификация примерно соответствовала уров­ню других претендентов. Эта программа в сочетании с другими, такими, как Head Start и компенсационные образовательные про­граммы, была направлена на устранение исторически сложившейся культурной несправедливости и совершенно сознательно давала представителям меньшинств, особенно чернокожим, шанс в кон­курентной борьбе за место в обществе.

В первые годы действия программы квотного отбора усилия государства были направлены на профессии, требующие высо­кой квалификации, особенно в области строительства, где про­водилась преднамеренная политика расовой дискриминации. В начале 1970-х годов администрация Р.Никсона через Министер­ство здравоохранения, образования и социального обеспечения распространила действие этой программы и на университеты, и от каждого высшего учебного заведения, имевшего конт­ракты с федеральным правительством, требовалось предостав­лять данные о количестве представителей меньшинств, занима­ющих должности на всех уровнях — академическом и неакаде­мическом, — и разработать меры по увеличению их количества в каждой категории. Э.Шилз следующим образом характеризо­вал этот приказ: “Университеты были поставлены в известность, что для каждой категории университетских работников было необходимо определить нормы представительства и численность национальных меньшинств в каждой категории в зависимости от "расового признака", то есть черных, выходцев с Востока, американских индейцев, испаноговорящих американцев... Это мероприятие должно было сопровождаться программой "квот­ного отбора", которая целенаправленно и в сжатой форме оп­ределяла узкие места в университетской структуре, иерархии факультетов и кадровом составе, включая конкретные рекомен­дации и планы их преодоления. Сама программа "квотного от­бора" должна была включать специфические цеди и задачи в зависимости от университетов, их факультетов и профессор' ско-преподавательского состава, а также даты завершения про­грамм по отдельным позициям — как в долгосрочном, так и в краткосрочном плане. Необходимо было установить аналити­ческие критерии для оценки методов источников набора университетских работников, общего количества опрошенных кан­дидатов, количества предложенных рабочих мест, количества принятых с указанием числа опрошенных представителей наци­ональных меньшинств...”⁵⁵.

Первоначальной целью указа было устранение дискриминации. Но дискриминацию трудно доказать, особенно когда уро­вень квалификации, необходимый для работы, в высшей степени специфичен. В результате государственный контроль свелся к вопросам: соответствует ли занятость представителей каждой категории их доле в общей численности населения? Если среди получивших докторскую степень 30 процентов составляют жен-

⁵⁵ Shils E. Editorial // Minerva. April, 1971. P. 165.

 

щины, то обеспечено ли им 30 процентов мест в преподаватель­ском составе? Теоретически это означало установление “инди­кативных” норм представительства для женщин и афроамери-канцев. На практике это вылилось в установление квот, или при­оритетов, при приеме на работу лиц из этих групп.

Необычной стороной этих мер явилось то, что совершенно новые правовые принципы были введены в политическую систе­му без широкого обсуждения. По сути дела, акцент сместился с дискриминации на представительство. Женщины, чернокожие, испаноговорящие подучили право быть принятыми на работу в соответствии с их удельным весом в общей численности населе­ния, а принцип профессиональной пригодности иди индивиду­альных заслуг отошел на задний план перед новым предписываю­щим правилом корпоративной принадлежности⁵⁶.

Последствия этого являются далеко идущими. Можно наста­ивать на квотах там, где уровень квалификации примерно оди­наков, когда один человек может сравнительно легко заменить другого. Но сфокусировав свое внимание на групповой принад­лежности, а не на личных качествах, путем механического урав­нивания количества женщин, имеющих докторскую степень, с числом должностей, которые они должны занимать, государство стадо исходить из того, что “образованная рабочая сила” “го­могенна” и что индивидуальный талант иди достижения менее важны, чем принадлежность [к корпоративной группе). Это может быть справедливо в отношении многих профессий, но не в преподавании и научной работе в университетах, где личные

⁵⁶ В соответствии с этим принципом Американская теологическая семина­рия [прк Колумбийском университете] 1 июня [1972 года] проголосовала за то, чтобы в дальнейшем афроамериканцы и другие группы национальных мень­шинств составляли одну треть, а женщины — половину всех студентов, профес-сорско-преподаватедьского состава, служащих и директоров. (На тот момент чернокожие составляли 6 процентов из 566 студентов и 8 процентов из 38 чело­век профессорского состава; женщины — 20 процентов студентов и 8 процен­тов преподавателей.) “Нереалистично, — говорилось в постановлении семина­рии, — обучать людей плюралистического общества в условиях среды, где боль­шинство составляет белое мужское население”. Число в 50 процентов для жен­щин было взято как отражающее их представительство в обществе; а одна треть, выделенная национальным меньшинствам, была определена в качестве “крити­ческой массы”, обеспечивающей им достаточное представительство (см.: New York Times. June 1, 1972).

 

достоинства — единственный критерий. Наделить кого-либо пожизненной должностью, которая принесет доход в три четверти миллиона долларов, — это далеко не то же самое, что нанять черного водопроводчика вместо белого; простое обладание уче­ной степенью не обеспечивает необходимой квалификации для

:1;1НЯТИЯ ВЫСОКОЙ ДОЛЖНОСТИ.

Более того, существование квот и преимуществ при зачисле­нии на работу означает, что система квалификационных требований нарушается или ломается. Неизбежное допущение пред­писывающего критерия в отношении пожизненных университет­ских должностей состоит в том, что представители меньшинств менее квалифицированны и не могут конкурировать на равных с представителями других социальных групп, даже если им обеспе­чить существенные поблажки. Как это сказывается на чувстве собственного достоинства человека, принятого в качестве работ­ника “второго сорта”? И какие последствия имеет для уровня университета, для качества его образовательного и исследова­тельского процесса и морального климата то, что его преподава­тельский состав набирается на основе квотной системы?

Но и сама по себе идея квот не слишком проста. Если “пред­ставительство” должно быть критерием для занятия должности, то в чем состоит логика распространения этого принципа только на женщин, черных, мексиканцев, пуэрториканцев, американс­ких индейцев, филиппинцев, китайцев и японцев, которые по системе Министерства здравоохранения, образования и социаль­ного обеспечения выделены циркуляром в особые категории? Почему бы сюда не отнести ирландцев, итальянцев, поляков и другие этнические группы? И если принцип представительства является критерием, то что составляет основу самого представи­тельства? В одном колледже штата Калифорния, как свидетель­ствует Дж.Банзел, американцы мексиканского происхождения потребовали, чтобы 20 процентов всей рабочей силы набиралось из состава чиканос, так как в этом районе они составляют' 20 процентов населения. Чернокожие студенты выступили против этого довода, считая, что за основу пропорционального пред­ставительства должно быть взято население всего штата Кали­форния, что обеспечило бы другое соотношение чернокожих и чиканос в колледже. Следует ли ожидать, что 37 процентов про­фессорского состава Университета Миссисипи будут составлять афроамериканцы, как это соответствует их доле в населении штата? И будет ли сокращено количество преподавателей-евреев в большинстве вузов страны из-за того, что в пропорциональном отношении их доля явно превышает долю евреев в общей числен­ности населения страны?