политики и технократы в постиндустриальном обществе 14 страница

Однако у К.Маркса всегда имелся оттенок романтизма, присущий, напри­мер, его видению коммунизма в “Немецкой идеологии”, написанной в 1845 -1846 годах: “...как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязы­вается и из которого он не может выйти: он — охотник, рыбак, или пастух, иди, же критический критик и должен оставаться таковым, если не хочет лишиться средств к жизни, — тогда как в коммунистическом обществе, где никто не огра­ничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенство­ваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно по­этому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра — другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотовод­ством, после ужина предаваться критике — как моей душе угодно, — не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком” (Marx К. The German Ideology. Moscow, 1964. P. 44-45 [перевод этой цитаты приводится по:

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 3. С. 31—32).

 

дений: открытия технической эффективности, или производитель­ности, и устойчивых форм накопления капитала.

С первобытных времен, еще за две тысячи лет до нашей эры, и вплоть до XVIII века “не происходило серьезных изменений в уровне жизни среднего человека, в каких бы центрах цивилиза­ции он ни жид”. Но сочетание технической эффективности и накопления капитала позволило человечеству открыть “магию сложных процентов”, рост, обусловленный ростом. “Если капи­тал возрастает, скажем, годовым темпом в 2 процента, то объем капитальных ресурсов в мире увеличится в 1,5 раза через двад­цать лет и в 7,5 раза через столетие. Подумайте об этом в кате­гориях материальных благ, таких, как жилища, средства транс­порта и т.п.”. Это убеждало Дж.М.Кейнса в том, что “в долго­срочном плане человечество решит свои экономические пробле­мы. Я предсказываю, — писал он, — что уровень жизни в раз­витых странах через сто дет будет в четыре - восемь раз выше, чем сегодня, и в этом не будет ничего удивительного в свете нынешнего состояния наших знаний. Вовсе не абсурдно пред­полагать даже возможность существенно более быстрого про­гресса”"⁹.

Исходя из формулы сложных процентов, экономика, расту­щая среднегодовым темпом 3 процента, удваивает свой нацио­нальный доход в течение 24 лег; экономика, растущая темпом в 4 процента, удваивает его за 18 лет. В течение 60-х годов произ­водство в большинстве промышленно развитых стран росло тем­пом порядка 3 процентов, в ФРГ и Италии — около 4 процентов, а в Японии наблюдался потрясающий подъем; ее среднегодовые темпы составили 7 процентов. Основываясь на этих данных, Г.Кан и его коллеги в середине 60-х годов составили прогноз развития мировой экономики до 2000 года. Приняв в качестве критерия классификации обществ уровни доходов на душу населения, Г.Кан разделил страны мира на пять групп:

1. доиндустриальные, со среднедушевым доходом от 50 до 200 долл.;

2. частично индустриальные, с доходом от 200 до 600 долл.;

3. индустриальные, с доходом от 600 до 1500 долл.;

¹¹⁹ Keynes J.M. Economic Possibilities for Our Grandchildren // Keynes J.M. Essays in Persuasion. N.Y., 1932. P. 359-364; курсив автора.

 

4. массового потребления, или развитые индустриальные, с доходом от 1,5 до 4 тыс. долл.;

5. постиндустриальные, с доходом от 4 до, возможно, 20 тыс.

долл.

В 1965 году только США и страны Западной Европы (и, воз­можно, Япония) могли быть отнесены к обществам массового потребления, иди развитым индустриальным странам. По оцен­кам Г.Кана, к 2000 году двенадцать стран могли бы стать “явно постиндустриальными”, а еще девять — “постиндустриальными в начальной фазе”. Семнадцать стран могли бы достичь стадии массового потребления¹²⁰. Из 6 млрд. человек населения земного шара около 1 млрд. имели бы годовые доходы свыше 4 тыс. долл., почти 500 млн. человек — свыше 1,5 тыс. долл. и немного больше 500 млн. человек — свыше 600 долл., что составляет уровень ин-

¹²⁰ Классификация стран по уровню экономического развития в 2000 году (цифра в скобках относится к уровню доходов, приводимых в основном тексте книги).

Явно постиндустриальные (5)

США, Япония, Канада, Скандинавия, Швейцария, Франция, ФРГ, страны

Бенилюкса;

Постиндустриальные в начальной фазе (5)

Великобритания, СССР, Италия, Австрия, Чехословакия, Израиль, Австра­лия и Новая Зеландия

Массового потребления (4)

Испания, Португалия, Польша, Югославия, Кипр, Греция, Болгария, Венг­рия, Ирландия, Аргентина, Венесуэла, Тайвань, Северная и Южная Корея, Гон­конг, Малайзия, Сингапур

Индустриальные (3)

Южная Африка, Мексика, Уругвай, Чили, Куба, Колумбия, Перу, Панама, Ямайка, Северный и Южный Вьетнам, Таиланд, Филиппины, Турция, Ливия, Ливан,Ирак

Общества на ранней стадии индустриализации (2)

Бразилия, Пакистан, Китай, Индия, Индонезия, Египет, Нигерия

Доиндустриальные (1)

Прочие страны Африки, арабского мира, Азии и Латинской Америки

В этом разделе классификация заимствована из первых формулировок статьи;

Kahn H., Wiener Л. The Next Thirty Three Years: A Framework for Speculation / Toward the Year 2000: Work in Progress // Daedalus. Summer 1967. P. 716-718. Более поздняя формулировка, с более разработанной аргументацией, содержит­ся в: Kahn H., Wiener A. The Year 2000. N.Y., 1967. Несколько отличный набор прогнозов может быть найден в: Felix F. World Markets of Tomorrow. L., 1972, — где экстраполяции Кана—Винера подвергаются существенной модификации.

 

дустриалыюго общества. Около 3 млрд. человек будут жить в стадии переходного, а оставшиеся 1 млрд. человек — в стадии доиндустриального общества. Как указывает Г.Кан, еще два или три столетия назад ни одно человеческое сообщество не произ­водило материальных благ, эквивалентных 200 долл. на душу в год. К 2000 году более пяти шестых населения планеты превзой­дут этот исторический рубеж.,

Для Соединенных Штатов Г.Кан нарисовал еще более луче­зарную картину. К 2000 году доход американцев утроится и со­ставит более 10 тыс. долл. в год на душу населения (в ценах 1965 года) против 3350 долл. на душу населения в 1965 году; и в этом ориентированном на досуг мире фонд годового рабочего времени каждого человека не будет превышать 1,1 тыс. часов, отвечая следующей схеме:

7,5-часовой рабочий день;

4 рабочих дня;

39 рабочих недель в году;

10 официальных праздников;

13 недель отпуска.

Предположительно, будет существовать двухсменная система организации труда со “сменными руководителями” производ­ственных операций, по очереди выполняющими свои функции на предприятиях, поскольку многие из них — автоматизированные производственные фабрики, системы коммунального хозяйства, больницы, сфера услуг, розничные магазины и т.п. — будут фун­кционировать более чем 2 тыс. рабочих часов в год иди даже круглосуточно. Короче, в постиндустриальном обществе будет су­ществовать более сложная и дифференцированная система труда и ответственности.

Эта научно-техническая эйфория достигла своего пика в 1964 году, когда группа, назвавшая себя Специальным комите­том по проблемам тройственной революции, выпустила свой ма­нифест. “Началась новая эпоха, — провозгласили члены комите­та, — полным ходом идет "кибернетическая революция", которая по принципам организации... так же отличается от индустриаль­ной эпохи, как последняя — от аграрного периода”. Кибернети­ка — термин, придуманный Д.Майклом, — “является соединени­ем компьютера с самоуправляемой машиной-автоматом”. Возрос­шая эффективность машинных систем “проявляется во все боль­шем росте почасовой выработки, что заметно начиная с 1960 года, который отмечен первыми ощутимыми признаками кибернети­ческой революции”. Результатом кибернетики становится “по­чти неограниченное увеличение производственных мощностей, которые требуют приложения все меньшего и меньшего количе­ства человеческого труда”. “...Индустриальная экономическая си­стема, основанная на идее ограниченности благ, неспособна рас­пределить то количество товаров и услуг, которое возникает в результате развития кибернетики”. Основное изменение должно произойти в соотношении труда и его вознаграждения. “...Необ­ходимо признать, что традиционная зависимость труда и дохо­дов разрушена. Постдефицитная экономика в состоянии дать всем членам общества необходимую обеспеченность, независимо от того, заняты ли они или нет выполнением какой-либо работы в общепринятом смысле этого слова”. Таким образом, появление общества изобилия знаменует собой поворотный пункт в наибо­лее важном историческом опыте человека, в ограниченности его социальным характером деятельности. Человек будет заменен системой машин, и он должен будет найти новый смысл своего существования в этом мире¹²¹.

Положения манифеста перекликались со взглядами Дж.М.Кейнса, заявлявшего, что в будущем “экономическая проблема” мо­жет быть решена. “Почему, вы можете спросить, это так оше­ломляет? Это ошеломляет потому, что если вместо взгляда в будущее мы обратим свой взор к прошлому, то обнаружим, что

¹²¹ Инициатором создания Специального комитета по проблемам тройствен­ной революции выступил У.Г.Ферри, бывший в то время вице-президентом Центра по изучению демократических институтов в городе Санта-Барбара (штат Калифорния) в составе Сократовской академии, возглавлявшейся Р.М.Хатчин-сом. Основные положения манифеста были разработаны Р.Теобольдом, эконо­мистом, в книгах которого (“Вызов изобилия” [Нью-Йорк, 1961] и “Гаранти­рованный доход” [Нью-Йорк, 1966]) предсказывалось усиление связи между родом занятий и доходами в условиях научно-технической революции, прони­зывающей, как он считал, постдефицитное общество. Среди подписавших ма­нифест были М.Харрингтон, Т.Хайден, Дж.Пайед, Г.Ст.Хыоз, Л.Полинг, Дж.У.Уорд, А.Дж.Мьюст, Р.Хейлбронер, И.Хоу, Б.Растин, Д.Макдонадьд и Н.То­мас. Большинство из них, как видно из этого списка, в тот период принадлежа­ло к социалистическим кругам [цитирование манифеста дано по переводу, опуб­ликованному в журнале “Мировая экономика и международные отношения”. 1965. №4. С. 81-90].

 

экономическая проблема — борьба за существование — всегда была вплоть до самого последнего времени первоочередной, наи­более насущной проблемой человечества...” Если экономическая проблема будет решена, “человечество освободится от своей веч­ной цеди... Я с ужасом думаю об изменениях привычек и ин­стинктов среднего человека, привитых ему бесчисленными по­колениями, от которых ему, может быть, будет позволено отка­заться в течение всего нескольких десятилетий...” Таким обра­зом, “впервые с момента своего появления человек столкнется вплотную с настоящей и вечной проблемой — как использовать свою свободу от давящих экономических забот, чем наполнить свой досуг, какими науками заняться, к чему приложить свои многочисленные интересы, как прожить в мудрости, согласии и благополучии”¹²².

Решена ли в настоящее время экономическая проблема? Ис­чезнет ли нехватка благ? Если говорить на языке, которым пользо­вались социалисты и утописты —языке XIX века, — ответ будет отрицательным, и он будет оставаться таковым в течение еще длительного периода времени. Быстро выяснилось, что “кибер­нетическая революция” оказалась иллюзорной; впечатляющего увеличения производительности не произошло. Подробное ис­следование, проведенное президентской комиссией по технике, автоматизации и экономическому прогрессу, показало, что за предшествующие два десятилетия не случилось резких скачков эффективности, и, если составить прогноз на ближайшие десять дет, — а только для такого периода можно выявить нарождаю­щиеся научно-технические нововведения, — то в недалеком бу­дущем подобного роста также не предвидится. В действительно­сти экономические перспективы выглядели совершенно противо­положными. Расширение сферы услуг — существенная отличи­тельная черта постиндустриального общества — стало помехой для роста производительности, приведшей, по расчетам журнала “Форчун”, к сокращению темпов экономического роста в США с 3 до 2,8 процента, что составляет падение выпуска продукции в ценах 1970 года на 40 млрд. долл.¹²³ Кибернетика еще раз проде-

¹²² Keynes J.M. Economic Possibilities for Our Grandchildren. P. 366-368.

¹²³ См.: Technology and the American Economy. Wash. (D.C.), 1966, и Burck С. There'll Be Less Leisure Than You Think // Fortune. March 1970.

 

монстрировада склонность общественного мнения к повышенной драматизации и раздуванию ее до размеров, не соответствую­щих реальному эффекту (забывают, что в экономике с ВНП, рав­ным одному триллиону долларов, новая отрасль с объемом про­дукции даже в 1 миллиард долларов составляет только одну ты­сячную). Видение полностью автоматизированной производитель­ной экономики — с ее безграничными возможностями выпуска материальных благ — оказалось лишь фантазией социальной на­уки начала 60-х.

Парадоксально, но предчувствие Утопии вскоре оказалось вытесненным призраком Апокалипсиса. На смену идеям беско­нечного изобилия, свойственным 60-м годам, пришла картина хрупкой планеты с ограниченными запасами истощающихся ре­сурсов и отходами производства, загрязняющими воздушную и водную среду. Единственным путем спасения стадо казаться пре­кращение экономического роста.

Поразительным в этой перемене был сдвиг внимания от ма­шин и оборудования к ресурсам, от господства человека над при­родой к его зависимости от ее щедрот, от экономической теории роста Харрода—Домара—Содоу к экономике дефицита Т.Р.Мальтуса и Д.Рикардо. Главным мотивом аналитиков стал принцип уменьшающейся отдачи, пришедший на смену растущим дохо­дам от масштабов производства. Группа ученых-кибернети­ков из Массачусетсского технологического института, учеников Дж.Форрестера, опубликовала модель роста мировой экономи­ки, основывающейся на текущих нормах потребления, в которой прослеживались взаимосвязи четырех основных переменных: ре­сурсов, населения, промышленного производства и загрязнения окружающей среды. Их первые прогнозы показывали, что через сто лет экономический рост прекратится вследствие нехватки естественных ресурсов; продуктов питания будет недоставать, поскольку не смогут быть удовлетворены потребности в удобре­ниях. Во втором варианте прогнозов исследователи удвоили ко­личество доступных ресурсов, но при таком допущении эконо­мика разрушалась вследствие роста отходов. По третьему вари­анту, предусматривавшему уменьшение объемов загрязнения на три четверти, модель показала продолжение экономического ро­ста, но сопутствующее ему расширение городов и отраслей про­мышленности поглотило имеющиеся сельскохозяйственные пло щади, и, таким образом, часто стали возникать перебои в снаб­жении продуктами питания. И наконец, когда в расчеты было заложено удвоение урожаев сельскохозяйственных культур, име­ло место колоссальное расширение промышленности, за которым последовал новый крах экономики вследствие катастрофическо­го загрязнения окружающей среды.

Из всего этого следовал очевидный вывод. Общество должно ограничить свой рост ²⁴. Сто дет назад, излагая свое видение ос­тановившейся в развитии и истощенной планеты, Дж.Ст.Милль призывал человечество ограничить рост народонаселения и бо­гатств и обратиться к поиску “стабильного состояния общества”. Сегодня призывы Дж.Ст.Милля оказались возрожденными; для новых радикалов от экологии он заменил К.Маркса в качестве пророка нашего времени.

Уязвимость модели Дж.Форрестера состоит в ее упрощенной трактовке количественных параметров. Экспоненциальный рост любого фактора в закрытой системе неизбежно достигает опре­деленного потолка, а затем прекращается (см. дискуссию о логи­стических кривых, приведенную в третьей главе). Эта модель предполагает, что в поведении системы не только не происходит никаких качественных изменений, но что они даже невозможны. Однако очевидно, что это не так. Материалы могут быть повтор­но обработаны. Могут быть открыты новые источники энергии (например, солнечная энергия). Мы еще до сих пор не распола­гаем полными сведениями о запасах минеральных ресурсов на планете (в океанах, в Сибири, в бассейне Амазонки, в других регионах). При этом технологии открывают возможность новых форм использования ресурсов. Таконит, некогда считавшийся бесполезным минералом, стад в настоящее время важным источ­ником получения железной руды; окись алюминия, бывшая не­когда экзотическим материалом, превратилась в настоящее вре­мя в источник сотен миллионов тонн металла, поскольку химия промышленных материалов способствовала снижению издержек его добычи. В рамках экологических моделей физическая огра­ниченность планеты рассматривается в качестве главного лими-

¹²⁴ Meadows D.H. et. al. The Limits to Growth. N.Y., 1972. Логические основы этой модели были впервые изложены Дж.Форрестером в книге: f 'arrester J. World Dymanics. Cambridge (Ma.), 1971.

 

тирующего фактора, но это является фундаментальной ошибкой. Ресурсы правильнее оценивать в экономических, а не физиче­ских категориях, ибо новые инвестиции осуществляются исходя из сравнительных издержек, и это делает возможным орошение засушливых земель, осушение болот, расчистку лесов, геологи­ческую разведку новых ресурсов иди совершенствование процес­сов добычи и переработки минерального сырья. Как указал К.Кейзен, постепенное совершенствование методов приращения запа­сов “основных ресурсов” происходило на всем протяжении чело­веческой истории¹²⁵.

Если в ближайшем обозримом будущем — допустим, в тече­ние ближайших ста дет — не реализуется Утопия и не произой­дет Апокалипсиса, но сохранятся те же условия, которые суще­ствуют на протяжении последнего столетия, то есть сравнитель­но устойчивое действие феномена “сложных процентов”, то оче­видная банальность этого факта (как быстро нас утомляет рути­на захватывающего зрелища!) не должна затмить того великого достижения, на которое указывал Кейнс. Он напоминал нам, что впервые в человеческой истории проблема выживания, понимае­мая как свобода от голода и болезней, в прямом смысле этого слова перестада существовать. Проблема, стоящая перед челове­чеством, сводится отныне не к выживанию, но к обеспечению определенного жизненного уровня, не к биологии, а к социоло­гии. Основные потребности оказались удовлетворенными, а воз­можность изобилия — вполне реальной. В этом смысле воззре­ния К.Маркса и Дж.М.Кейнса на экономический смысл индуст­риального общества оказались, безусловно, верными¹²⁶.

¹²⁵ См.: Kaysen С. The Computer That Printed Out W*0*L*F* // Foreign Affairs. July, 1972. Общий анализ апокалиптической истеричности экологиче­ского движения приведен в: Maddox J. The Doomsday Syndrome. L., 1972.

¹²⁶ Однако тот факт, что проблема редкости носит преимущественно не эко­номический, а социологический характер, как подчеркивал Дж.М.Кейнс, зат­рудняет ее решение. Если принять доводы таких разных мыслителей, как А.Смит, Т.Вебден и Г.Зиммель, основополагающим импульсом человеческого поведения следует считать желание быть отличным от себе подобных. И на­стойчивый позыв продемонстрировать эти отличия (например, через получе­ние больших индивидуальных доходов и способность создать жизненный стиль, отвечающий запросам личности) ведет к стремлению приобрести дефицитные и редкие виды продукции для подчеркивания этих различий.

Для А.Смита, если следовать его “Теории нравственных чувств”, основная устремленность человека имеет не экономическую направленности, поскольку большая часть людей могла бы довольствоваться минимальными благами, а яв­ляется социологической, порожденной желанием быть признанным и возвели­ченным. Люди страстно добиваются престижа и статуса, и благодаря этому “коварству социальной природы” человека цивилизация прогрессирует вслед­ствие организации новых предприятий, которые люди создают ради утвержде­ния своих отличий.

Для Т.Веблена импульс к “престижному потреблению”, который проанали­зирован им в “Теории праздного класса”, является выражением стремления к статусной дифференциации, определяющего все формы социального поведе­ния. Добиваясь ее, люди стремятся приобрести соответствующие статусу вещи, а те, кто лишь пытается занять должное положение, подражают образу жизни уже занимающих его слоев. Это служит основой моды как черты социального поведения.

По Г.Зиммелю, люди вынуждены добиваться того, чего они не имеют, для удовлетворения своего эго, и “ "трудности достижения"...являются, таким об разом, элементом, который специфически образует стоимость. Недостаток благ представляет собой только внешнее проявление этого элемента, только его объек­тивацию в количественной форме” (Simmel G. Exchange // Levine D. (Ed.) George Simmel on Individuality and Social Forms. Chicago, 1971. P. 69).

Диалектика дефицита и изобилия, которую мы находим у К.Маркса и Ж.-П.Сартра, предполагает первичными экономические потребности людей и приходит к выводу, что социальные конфликты, от отдельных стачек до нацио­нальных войн, обусловлены этой ограниченностью благ. Однако социологичес­кий аспект теории подчеркивает дифференциацию по статусу как их основной мотив, и в этой сфере конкуренция носит в значительной степени нерегулируе­мый характер. По мере того как общество расширяет производство товаров — и возникают новые возможности дифференциации, — статусная гонка будет обостряться.

 

Но это значит определять будущее в терминах XIX века, на­деясь при этом, что оно будет реализовано в XX или XXI столе­тиях. Преодоление дефицита, как оно рассматривалось в про­шлом, предполагало использование машин, оборудования и ре­сурсов, технических и природных, для производства благ. Но постиндустриальное общество, поскольку оно основано не на взаимодействии человека и преобразованной природы, а на игре между людьми, влечет за собой такие дефициты, которые едва ли мог предвидеть какой-либо социальный мыслитель вплоть до пос­леднего времени. Эти новые дефициты ставят перед человече­ским обществом совершенно иные проблемы.

НОВЫЕ ВИДЫ РЕДКИХ БЛАГ

Трудность концепции редкости XIX века, которая перекочевала и в век ХХ-й, сводится к определению таковой в физических ка­тегориях; именно по этой причине изобилие стало противопос­тавляться дефициту. Но редкость не является “нулевой суммой” наличия или отсутствия. Она представляет собой измеритель от­носительных различий в предпочтениях благ при учете сравни­тельных издержек. В этом смысле идея редкости, сформулиро­ванная в виде аналитической концепции, есть основа всех совре­менных социальных наук. Она аксиоматично гласит, что все цен­ности (престиж, власть, богатство) являются редкими по срав-

нению с желаниями; что все ресурсы дефицитны по отношению к потребностям. Экономическая теория имеет дело с распределе­нием ограниченной продукции, политическая социология — с регулированием конкуренции среди людей за обладание редкими ценностями. Экономизация представляет собой поиск “лучшей” формы использования ограниченных ресурсов среди конкуриру­ющих между собой целей: определение наилучшего сочетания производственных факторов (при сравнимых издержках) с наи­более эффективными видами технологии (наиболее интенсивное использование) в рамках оптимального графика (программиро­вание) производства продукции; результатом становится макси­мальный выпуск благ при наименьших издержках. По этой при­чине осевым принципом экономики является функциональная рациональность. Политическая социология занимается изучени­ем закономерностей, регулирующих конкуренцию людей за обла­дание богатствами, властью и престижем. Но человек должен принять эти закономерности как справедливые, поскольку кон­куренция должна развиваться и в дальнейшем; людям необходи­ма справедливая власть. По этой причине осевым принципом политической жизни становится законность.

Центральным является постулат о том, что производство лю­бого блага предполагает издержки и что существует лишь неболь­шой круг, если таковой вообще имеется, бесплатных товаров. По этой причине измерителем дефицита выступает оценка срав­нительных производственных издержек:

Мы сталкиваемся с растущим загрязнением окружающей сре­ды, поскольку компании рассматривают воздушные и водные ресурсы как бесплатные блага; им ничего не стоит утилизация их отходов. Но по мере увеличения издержек по очистке чистый воздух и незагрязненные воды в настоящее время становятся как никогда ранее дефицитными. Сравнительная дефицитность выс­тупает измерителем дешевизны иди дороговизны. Изобилие не обязательно означает, что благ в физическом измерении стано­вится все больше, оно лишь предполагает, что они дешевеют вслед­ствие сокращения производственных издержек, а также роста производительности при фиксированных ценах. Земля всегда имелась в изобилии, только ее урожайность была значительно меньше, чем сегодня; именно больший выпуск продукции при меньших издержках и ведет к изобилию. Достижение одного эко­номического эффекта может осуществляться только за счет из­менений в других видах издержек (хотя и не всегда измеряе­мых), в совокупности составляющих цену тех иди иных благ. Бесплатных средств решения экономических проблем не суще­ствует. Уменьшение безработицы может быть достигнуто за счет снижения производительности труда вследствие найма на рабо­ту малоквалифицированной рабочей силы иди использования низкокачественных ресурсов, за счет возникновения побочного эффекта в виде инфляции, или же оно может повлечь за собой ограничение индивидуальных свобод. В техническом отношении преодоление редкости означает возникновение ситуации нуле-вык издержек, что невозможно. Таким образом, концепция уст­ранения редкости является эмпирическим абсурдом.

Если мы размышляем о редкости благ с точки зрения издер­жек, то постиндустриальное общество вызывает к жизни боль­шое количество новых дефицитов. Условно они распадаются на информационные издержки, координационные издержки и зат­раты времени.

Информация. Постиндустриальное общество в той же мере является информационным обществом, в какой индустриальное общество — товаропроизводящим. Но центральное значение ин­формации для общественной жизни порождает принципиально новые проблемы, к числу которых относятся следующие:

1) Колоссальный объем информации, который необходимо поглотить человеку вследствие расширения различных сфер — экономической, политической, социальной, — требующих его внимания и энергии. Классическая теория полезности предпола­гала, что человек как homo economicus располагает полной ин­формацией относительно доступных ему видов продукции, под­считывает все издержки и осуществляет выбор в целях максими­зации полезности. Но больший объем информации не означает ее полноты; напротив, увеличение количества данных делает ин­формацию все менее и менее полной. В сфере международной политики необходимо тщательно отслеживать изменения хозяй­ственного положения в нескольких десятках стран и при этом держать в уме политическую ситуацию в полудюжине регионов земного шара. В результате издержки сбора соответствующей информации быстро растут ¹²⁷.

2) Информация становится все более специфической. Сегод­ня обсуждение международных проблем предполагает знания о платежном балансе стран, ядерных силах первого и ответного ударов и т.п.; для вынесения суждений о решениях по проблемам безработицы и инфляции необходимо понимать особенности кри­вой Фиддипса, соотношение денежной и налоговой политики и т.д. Информация, таким образом, становится все более трудной для восприятия; объект иди событие, попадающие в фокус вни­мания, необходимо изучать более тщательно, чем когда-либо в

прошлом.

3) Появляется большая потребность в осмыслении информа­ции, или, говоря языком журналистики, новости уже больше не

¹²⁷ Как указывает М.Шубик: “В моделях экономистов рациональным эконо­мическим человеком является тот, кто знает свои потребности, свои возможно­сти и свои ресурсы. Его система ценностей представляется хорошо артикулиро­ванной; его холодный, целенаправленный ум быстро и без устали изучает мири­ады открытых ему альтернатив. Его безошибочная интуиция позволяет ему об­наруживать едва уловимые различия в качестве. Он даже в состоянии опреде­лить стоимостные отличия продуктов массового производства от единичных

благ...

(Но) человек живет в условиях, где информация совершенно недостаточна. Он не только не знает, каким образом оценить многие из стоящих перед ним альтернатив; он не осознает даже их сколько-нибудь значительной доли. Его си­стема восприятия носит крайне ограниченный характер; его возможности оцен­ки сильно уступают компьютерным во многих ситуациях; его способности поис­ка, обработки и запоминания информации оказываются очень изменчивыми. По мере того как растут скорости передачи информационных единиц и их объемы, ограничения, присущие индивиду, становятся все более заметными по отноше­нию к обществу в целом” (Shubik M. Information, Rationality and Free Choice / Toward the Year 2000: Work in Progress // Daedalus. Summer 1967. P. 772).

 

сообщаются, но интерпретируются. Возникают проблемы отбо­ра необходимых сведений из огромного информационного пото­ка и их объяснения вследствие все более технического характера информации. Большую специализацию приобретают не только журналисты, но и журналы, которые становятся все более отли­чающимися друг от друга, вплоть до появления значительного числа “популярных” изданий (публикующих полный спектр со­общений — от утонченного анализа до банальных обобщений), объясняющих новые теории относительно подготовленной и мас­совой аудиториям¹²⁸. Дифференциация в сфере журналистики неизбежно порождает растущие “издержки” для общества.