Рафаэль Нурудинович Безертинов 4 страница

 

Письменные свидетельства об алтайских народах, особенно о тюрках Центральной Азии, не только фиксируют широкое распространение поклонения Тэнгри как высшему божеству, но и подчеркивают торжественность церемонии жертвоприношений. О большой роли культа Тэнгри у тюрков и монголов в прошлом свидетельствует и сохранение его древнего названия у современных народов, даже у тех из них, которые приняли ислам, ламаизм, христианство.

 

С отречением тюркских и монгольских ханств от религии своих предков (тэнгрианства) и принятием мировых религий прекратились грандиозные общетюркские моления Тэнгри в государственных масштабах. В такой обстановке получили преимущественное развитие местные родоплеменные моления. Обрядовая сторона моления Тэнгри стала ослабевать, а затем исчезать и превращаться в пережиток.

 

Зафиксированные у древнетюркских народов ритуалы в прошлом имели свои различные функции. И поэтому обрядовые действия различны. Одни сопровождались жертвоприношениями, другие ограничивались только молениями. Коллективное обрядовое действие (ритуал) жертвоприношения Тэнгри производилось в виде акта первотворения. Ритуал был направлен на воссоздание Космоса в самой священной точке его пространства — у мирового дерева. Ритуал осуществлялся весенним утром в месте, соотносимом с центром: на горе у четырех священных берез. В ритуале акцентрировался восток: в этом направлении от деревьев разжигался большой, священный огонь. Кроме того, восток, весна и утро соотносились с началом пространства и времени, с местом и временем восхода Солнца. Восток становился в ритуале точкой отсчета при “создании” мира. Далее, постепенно продвигаясь по направлению солнца, возносили моление каждой горе, каждой реке, не только тем, которые видны, но и тем, которых не видно, но где они были. Путем произнесения названий гор, рек т.д. происходило символическое создание пространства. Оно “наполнялось” объектами по направлению от центра к периферии. Воссоздание Космоса осуществлялось по цикличной схеме — люди поочередно обращались к сторонам света и замыкали земной круг. Поскольку движение происходило по ходу солнца и тем самым замыкался круг времен. Таким образом в ритуале происходило создание и освоение пространства, подкрепляемое вещественно. В начале обхода сторон света к восточной березе привязывали веревку. Совершив полный круг, ее притягивали через остальные березы и другим концом привязывали за крайнюю западную березу. Натянутая между четырьмя березами веревка зримо воспроизводила схему замкнутого пространства, имеющего границу — залог стабильности, устойчивости. Та же символика семантического центра, замкнутого четырехугольного пространства, определяла формы многих ритуальных сооружений: “поминальных оградок” древних тюрков. В мифологической традиции мир надежен, если одни и те же координаты подтверждаются для всех его сфер. Он становится повторяемым, воспроизводимыми и, как следствие, — подвластным людям.

 

Известный ученый-исследователь Л.П.Потапов в Алтайском крае более полувека в полевых условиях изучал древнее верование тюрков. Им собраны и записаны ценнейшие материалы о сохранившихся молениях и жертвоприношениях Тэнгри у качинцев и бельтиров, именуемых ныне обобщенно хакасами. Первое описание будет о качинцах.

 

“Моление устраивали на вершине одной и той же горы, обязательно у священной березы (бай каен). Если не было естественно растущей березы, то ее, выкопанную с корнями, привозили сюда и сажали. Если она не приживалась, то на следующий год привозили другую и снова сажали.

 

Абаканские качинцы (улус Троякова и др.) устраивали моления Тэнгри на горе Саксор, на правом берегу Уйбата (приток Абакана). На него съезжались жители различных сеоков. Но организовывалось и проводилось моление качинцами какого-либо одного сеока по согласию, достигнутому на предшествующем молении. Сюда не допускались ни женщины, ни девушки. Даже домашние животные самки (кобылицы или овечки) не могли здесь появляться. Приносимые в жертву ягнята были обычно самцами белой масти, но с черной головой или черными щеками. Они приносились в жертву в разном количестве (3-15 голов), в зависимости от числа хозяев, желавших принести свое животное в жертву Тэнгри. Ехавшие на моление мужчины прикрепляли к своим головным уборам две ленты: белую и синюю. По приезде на гору ленты снимали, окуривали богородной травой — по-качински ербен од — и прикрепляли к ветвям священной березы. На этом молении нельзя было находиться в головных уборах, как нельзя было и курить табак.

 

Моление вел выбранный старик, знающий алгыс, т.е. слова молитвенных обращений к Тэнгри, именуемый алгысчан кизи. Он был в суконной одежде и высокой женской шапке. Позади священной березы (с запада), чуть поодаль, разжигали священный костер. Между ним и березой ставили наскоро сделанный из березовых сучьев столик, на него клали чашки, блюда и ложки из бересты. Моление начиналось без всякого камлания, с обращения к священной березе и к ее угощениям. При этом березу обходили (по солнцу) трижды, шествуя в таком порядке: впереди шел алгысчан кизи; за ним — двое (один с чашкой вина, другой с чашкой кобыльего молока); позади них — хозяева, ведущие своих жертвенных ягнят (подогнув им правую ногу), держащие каждый по березовой ветке; затем, толпясь, шли все остальные. Алгысчан кизи произносил слова благопожелания и просьбы священной березе, идущие за ним плескали ложками на ее вершину кумыс и молоко, а все остальные в это время кланялись ей. После третьего обхода останавливались, выпивали из чашек остатки кумыса и молока (каждый по-глоточку) и шли умерщвлять жертвенных ягнят. Это делали их хозяева старинным способом (осот согарча); поваленному на спину животному прорезали шкуру у грудной кости, просовывали в отверстие руку и обрывали аорту. При разделывания туши нельзя было пролить кровь на землю. Мясо варили и бульон с кусочками мяса ставили на столик; туда же помещали вино, молоко, сыр. Затем снова трижды обходили со столиком березу. После каждого обхода алгысчан кизи бросал Тэнгри через вершину березы кусочки мяса (из бульона), сыра, брызгал кумысом и молоком, прося у Тэнгри всякого благополучия. Все при этом одновременно поднимали руки к небу, кланялись и восклицали: Тэнгре! Тэнгре! Вот несколько фраз из произносившегося стариком алгыса:

 

С девятью листьями священна береза,Тэнгри!

 

Девять ягнят мы закололи, Тэнгри!

 

Дождя просим,Тэнгри!

 

Урожая испрашиваем, Тэнгри!

 

Жизнь пусть будет благополучной, Тэнгри!

 

Последним обходом вокруг священной березы моления заканчивались и начиналась ритуальная трапеза. После нее все недопитое и недоеденное — мясо, кости, шкура жертвенного ягненка (с головой и ногами) — сжигалось на священном огне. Мужчины садились и обсуждали жизненно необходимые вопросы сеока. Игр на горе после моления не устраивали. Перед разъездом договаривались о том, какой сеок и кто именно из него будет устраивать следующее моление. После спуска с горы начинались игры и развлечения.

 

Что касается моления Тэнгри у бельтиров, то у него имелись свои особенности. Оно устраивалось бельтирами бассейна р.Теи в верховьях ручья Сары-Хол и носило ярко выраженный родовой характер. Готовясь к нему, выкуривали вино, заготовляли различные продукты для ритуальной трапезы и ягнят для жертвоприношения (восемь, а девятого — специально для Тэнгри). Тот, кто доставлял последнего ягненка, свивал дома восьмисаженную веревку и приобретал тушу убитого орла или беркута. Накануне моления у этой птицы выщипывали перья, которые разбирали все, едущие на моление, самостоятельные домохозяева. Они дома изготовляли из них повязку на головной убор — ул дурбе. Не отделившиеся от родителей взрослые сыновья повязки не делали. В повязку кроме перьев добавляли и ленточки (красные, черные и белые). Перья и ленточки привязывали к веревочке в порядке чередования, так, чтобы первые торчали вверх, а вторые свешивались вниз. Эту эффектную повязку надевали на головной убор в момент выезда на моление, предварительно сделав ей алас — окуривание травой ербен. В день моления мужчина, выделенный для доставки жертвенного животного, рано утром выезжал из дома, конечно, надев на шапку повязку. Он должен был утром по обычаю первым прибыть на место моления и сразу же разложить священный огонь. Поэтому его называли тутчан кизи. На вершине горы он подъезжал к растущим там четырем березам, расседлывал лошадь, расстилал чепрак (кичим) и клал на него свою шапку с повязкой, затем разводил костер около берез (где и совершались моления), огонь добывал обязательно огнивом. Неподалеку от главного огня (улуг от) раскладывал второй — “малый костер” (кичиг от). Первый костер предназначался для сжигания жертвенного животного, второй — для варки мяса остальных восьми ягнят, закалываемых на молении для ритуальной трапезы. Вскоре начинали появляться участники моления. Приезжали только одни мужчины. Каждый домохозяин, приехав, снимал шапку с повязкой и клал ее на чепрак к шапке от тутчан кизи. Заезжать на гору можно было только на жеребцах и меринах. Прибывшие на кобылах, оставляли их около горы и поднимались пешком или подсаживались к кому-либо. Женщины и девушки не могли не только приезжать на гору, но даже находиться в день моления около нее, там, где, например, оставляли кобылиц. Прибывшие мужчины (самостоятельные домохозяева, а также приехавшие без повозок и гости из других сеоков и племен) садились южнее малого костра. Все были без шапок. Рассевшись, начинали пить кумыс, колоть ягнят. Жертвенного ягненка умерщвляли древним способом, остальных — обычным, перерезая горло. Мясо жертвенного ягненка варили на главном костре, других — на малом. Сварившееся мясо жертвенного ягненка клали в отдельное деревянное блюдо (тепси), а во второе части мяса остальных восьми ягнят. Во время варки мяса один из бельтиров, знавший слова обращения к Тэнгри, подходил к куче улдурбе и прикреплял их к длинной веревке (чильпаг). Он перевивал ее этими повязками, затем шел к крайней (восточной) священной березе и привязывал к ней один конец, а сам отходил к югу на всю длину веревки, держа в руках второй конец. Восточнее малого костра ставили туеса с аракой (по туесу от каждого домохозяина), и к ним приставлялся также особый человек. Позади человека с чильпагом (чильпаг тутчан кизи) становились двое бельтиров с тепси. Руководитель моления произносил слова обращения к Тэнгри, а стоящий за ним у жертвенного кумыса брызгал им Небо (из берестяной ложки). Мужчины, державшие блюда с дымящимся мясом, вытягивали руки, а стоящий с чильпагом приподнимал веревку и помахивал ею, как опахалом. Все кланялись. Руководящий молением старик называл по имени выдающиеся горы и реки (большие и малые), поворачиваясь с востока на юг, запад, север и опять на восток, и для всех них поднимали вареное мясо, помахивали чильпагом, разбрызгивали кумыс и кланялись. После чествования Тэнгри и угощения гор и речек мясо ягнят съедали, кумыс выпивали, а мясо жертвенного ягненка вместе с внутренностями, шкурой и костями сжигали на первом костре без остатка. Чильпаг привязывали между всеми четырьмя березами. Птицу с ощипанными перьями оставляли на березе, к которой привязывали чильпаг в начале моления. Она там высыхала.

 

После моления мужчины задерживались и обсуждали жизненые вопросы. Церемония заканчивалась до вечера, и все разъезжались по домам.

 

На основе фактического материала о ритуальной стороне моления Тэнгри можно проанализировать некоторые его элементы. Ритуальная часть обряда этого моления насыщена древнетюркскими чертами. Кроме сроков и периодичности, а также общего характера рассматриваемого моления, укажем еще на эпитет божества: “Кюк Тэнгри” — “Синее Небо”. Это характерная особенность древнетюркской и древнемонгольской ритуальной терминологии, которую пронесли через века и сохранили алтайские народы, несмотря на их сложную этническую историю”.5

 

Йер-суб. Слово “Йер—суб” у тюрков имело два значения. Одно — как великое божество. Другое, как видимый мир, в образе Родины. По представлению тюрков и монголов, Великое божество Йер-суб обитало в средней зоне Вселенной, а местожительство ее было на Хангайском нагорье (точнее на горе Ланьшань в верховьях р.Орхон, современная Монголия); это место еще древние тюрки называли земля родная Отюкен. Божество Йер-суб тюрки представляли как полную красивую женщину. Божество Йер-суб покровительствовало Родине (Земле-воде), где жили тюрки и монголы. В ее подчинение входили природа и все живое на земле и в воде, кроме человека. Поэтому тюрки почитали божество Йер-суб как высшее божество после Тэнгри, что нашло отражение в древних надписях. Божество Йер-суб упоминается вместе с божеством Тэнгри в орхонских надписях под названием ыдук Йер-суб (священная Земля и вода). Вот одна из записей: “Вверху Тэнгри тюрков и тюркская священная Йер-суб вот так сказали: “Да не исчезнет тюркский народ! Да будет народом!” Опираясь на древние памятники, можно сделать вывод, что главенствующую роль в определении судеб людей, целых народов древние тюрки признавали за божеством Тэнгри, а силу имело то решение божества Йер-суб, которое принималось в согласии с Тэнгри. Иногда, по приказанию Тэнгри, Йер-суб карала людей за их грехи. Но в основном ее считали доброй богиней, она в согласии с Тэнгри покровительствовала и защищала тюрков. Чтобы ее задобрить, во всех землях, где жили тюрки, каждый год, весной, перед подготовкой домашнего скота к появлению приплода, а у земледельцев перед началом полевых работ совершались жертвоприношения Йер-суб. Жертвоприношения проводились и осенью, после завершения сельскохозяйственных работ. Жертвоприношения божеству Йер-суб в период тюркских каганатов носили общегосударственный характер. Его проводили в верховьях речки, на берегу озера. В жертву ей приносили коня рыжей масти и спрашивали плодородия на скот, урожай, здоровья и благополучия тюркскому роду.

 

С распадом древнетюркских государств, с потерей государственной централизации, дроблением на родоплеменные и территориальные подразделения обряды почитания божества Йер-суб стали проводиться в более узких территориальных, локальных формах. Проводили их как и в древние времена в верховьях речки, на берегу озера. В жертву приносили преимущественно белого барана, шкуру которого не сжигали, а вывешивали (с оставленными в ней головой и ногами) на дереве, под которым совершалось моление. По окончании жертвоприношения садились на пиршества, проводились массовые гулянья, носили друг другу подарки.

 

Видимый мир, населенный людьми, тюрки называли Йер-суб (земля-вода) или место средней земли, подчеркивая его срединное, центральное положение. Каждый род, племя владело своей территорией. На этой территории были поля, луга, горы, пастбища, места летовок и зимовок, охотничьи угодья. Граница хозяйственно освоенной территории оконтуривала мир, в котором из поколения в поколение жили члены данного рода, племени. Именно эта Йер-суб (Земля-вода) называлась своей, за ее границами — чужие владения, а еще дальше — вообще малоизвестная местность. Своя маленькая земля-вода была не просто освоенным пространством, а копией мира в целом. Для каждого рода своя земля — это середина мира, центр Земли, средоточение порядка, гармонии.

 

Своя, родная земля — понятие не только географическое: это пространство, воспринимаемое человеком эмоционально. Это земля его рода, отцов, здесь он родился, вырос. Вот почему эту Землю-воду, Родину не продают, ни под каким видом не отдают, а защищают. За нее в бою умирают, так как изгнанному народу на чужбине не будет ни покровительства Тэнгри, ни Йер-суб, а значит, и счастья.

 

Умай (Ымай, Май, Омай). По представлениям тюрков и монголов, Умай была женским божеством, относящимся к доброжелательным божествам и духам. Ее считали любимой женой Духа Неба Тэнгри и обитала она в небесной зоне. Как и Йер-суб Умай непосредственно подчинялась и выполняла поручения Тэнгри. Если божество Йер-суб управляла всем живым на земле и воде, то божество Умай дарила особую божественную силу людям.

 

Представить себе образ божества Умай невозможно. Живя в небесной зоне, она излучает на землю лучи, которые проникают в человека и, как горячие искры, живут в нем до самой смерти. Эта искра поддерживает в человеке его жизненную энергию и физическую силу, но ни духом, ни кутом она не является. Она — божественная сила, связывающая человека с небесной зоной и посылаемая Небом для его величия. Если искра гаснет, то и человек гаснет, умирает... Таким образом, двум божествам Йер-суб и Умай были подвластны все духовное и материальное в нашей Вселенной.

 

У тюрков Умай выступала как высокочтимое женское божество, которое покровительствовало всему тюркскому народу. Вместе с Тэнгри и Йер-суб она участвовала в достижении победы над врагом тюркским воинством. В орхонской надписи в честь Тоньюкука есть такие слова: “Тэнгри, (богиня) Умай, священная Йер-суб — вот они, надо думать, даровали (нам) победу.” В орхонских надписях встречается сравнение супруги кагана с Умай:...”ее величеству моей матери-катун, подобной Умай,...” что свидетельствует о почитании этой богини высшей правящей верхушкой древних тюрков, и прежде всего представителями божественной власти на земле — каганами.

 

Тюрки не приносили домашних животных в жертву богине Умай. Они приготовляли молочные и мясные блюда и торжественными церемониями посвящали их ей.

 

“После распада и раздробления древнетюркских государств и разобщения древнетюркского населения Евразии, богиня Умай стала рассматриваться только как покровительница рожениц и маленьких детей от злых духов земного мира. Культ божества Умай (Ымай, Май) был еще до недавних времен свеж в памяти алтайских тюрков.

 

Да и сегодня часть современных алтайских тюрков думают так. “Когда кут ребенка попадал на землю, он был слабым и беспомощным, и поэтому вместе с ним спускалась с небес и Умай, которая охраняла его даже в чреве матери. Это было необходимо, ибо злые духи, вселяясь в человека, могли проникнуть в чрево беременной женщины и погубить ребенка, привести к выкидышу. При наступлении родов Умай помогала ребенку появиться на свет, вступая иногда в борьбу со злым духом, который препятствовал этому и тянул ребенка к себе. Так объяснялись тяжелые, затянувшиеся роды. Умай помогала хорошо перерезать пуповину. Она не только оберегала ребенка, но и ухаживала за ним, мыла ему личико, прочищала ресницы. Умай развлекала малыша, воспитывала его и разговаривала с ним по-своему. Они хорошо понимали друг друга. Иногда ребенок во сне, а иногда и наяву, лежа в колыбели, вдруг начинал смеяться или улыбаться. Но иногда он во сне плакал, спал неспокойно, ибо Умай в это время его покидала.

 

Часть алтайских тюрков при исполнении ребенку шести месяцев приглашали кама для специального камлания Умай-ане, с закалыванием молодого бычка. Во время камлания просили Умай оберегать и ухаживать за младенцем, а к колыбели подвешивали маленькую модель лука со стрелой в качестве оберега, символизирующего оружие Умай, которым она поражала злых духов, пытающихся напасть на ребенка. Полная опека и постоянное нахождение Умай около ребенка продолжались до того времени, когда он начинал не только свободно ходить, бегать, но и, главное, хорошо понимать речь, легко говорить. Происходило это примерно в 5-6 летнем возрасте. Теперь ребенок целиком входил в окружающую его социальную среду, прежде всего в круг своих родителей и родственников, приучался к труду, играл со сверстниками и т.д. Его общение с Умай-ана полностью прекращалось.”6. По достижению ребенком указанного возраста, по просьбе родителей устраивали специальное камлание Тэнгри, пославшему кут ребенку, с жертвоприношением домашнего животного, при котором и спрашивалось долголетие этому ребенку.

 

“У части алтае-саянских тюрков Умай сохранилась еще и как покровительница рожениц и маленьких детей. Здесь хорошо сохранилось представление об архаических чертах божества, олицетворяющего женское начало при воспроизводстве человека, покровительницы и защитницы рожениц и новорожденных от злых духов земного мира. Младенцы, появляющиеся на свет в земном мире по воле небесных божеств, были особенно чувствительны к злым духам.

 

Дети видели и чувствовали злых духов в жилище, в отличие от взрослых людей, конечно за исключением кама. Олицетворение женского биологического начала отразилось и в самом названии Умай, которое означало (одинаково у тюрков и монголов) чрево матери, матку, плаценту и даже отрезанную пуповину. Оно подчеркивало специфику функций Умай как божества умножения населения. У нее и спрашивали детей бездетные или малодетные супруги, женщины, у которых дети умирали в младенческом возрасте, и т.д.7 Камы камлали Умай при трудных родах, женщины и называли ее Умай-ана — “мать Умай.”

 

Представления о плаценте и пуповине под названием Умай (Май, Ымай, Омай) не чужды и современным алтае-саянским тюркам и монголам. По обычаю, пуповину они закапывали около домашнего очага в юрте, считая, что Умай останется в пуповине и все время будет покровительствовать ребенку. Почитая Умай, тюрки во многих семьях делали символические изображения в виде маленького лука со стрелой или веретена, игравших роль оберега младенцев. Для мальчиков предназначался лук со стрелой, для девочек — веретено. Эти обереги прикрепляли в жилище, вблизи того места, где обычно находилась колыбель с ребенком. Делали их при первом же укладывании новорожденного в колыбель, с приглашением кама, а снимали, когда дети подрастали и уже не пользовались колыбелью.

 

У современных татар Поволжья почитание божества Умай не сохранилось. Оно сохранилось в доисламских татарских дастанах и легендах, в языке и в обычаях. В татарском языке есть много общеизвестных слов, которые образовались от корней ум, ым, им, ам, выражающие женскую утробу, связь матери и ребенка ым, ымсыну, ымын аму, йумалау, им-гэк, иму, имезу, имезлек,ими, имчяк, ам, амый, май и т. д.

 

Сегодня про божество Умай тюрки не знают и, следовательно, ее не признают. Но от этого они не стали ни духовно, ни материально богаче. Божественное рождение ребенка, уход за ним просто превратились в обычное воспроизводство, да и оно не для себя, а в услужение другим народам.

 

Эрлик. У тюрков и монголов божество Эрлик считался владыкой подземного мира. Он глава и властелин подземного мира, где нет ни солнца, ни луны. В орхоно-енисейских памятниках Эрлик упоминается в написании Эрглик. Тюрки его называли еще Эрлик-хан.

 

В призываниях камов описывается внешний вид Эрлика. Эрлик описывается стариком с атлетическим телосложением. Глаза и брови у него — черные, как сажа, борода — раздвоенная и спускается до колен. Усы подобны клыкам, которые, закручиваясь, закидываются за уши. Рога подобны корню дерева, волосы — кучерявые.

 

С именем Эрлика у тюрков связывались самые тяжелые бедствия, например, эпидемии и болезни людей и скот. Он наводил эти болезни для того, чтобы вынудить человека принести ему жертву. В обычное время и особенно при болезнях, человек по отношению к Эрлику испытывал болезненный страх, боялся произносить его имя, называя его просто — кара намэ — нечто черное.

 

По представлению тюрков и монголов, божество Эрлик имел семью. Сыновья Эрлика помогали ему управлять подземным миром, где есть озера, реки и моря. Дочерей у Эрлика несколько. В древнетюркских мифах число их представляется от двух до девяти. Они характеризуются как праздные, сексуально распущенные, стремящиеся завлечь к себе на ложе камов, попадающих в подземный мир во время камлания, и овладеть жертвоприношениями, которые те несут Эрлику.

 

В представлении древних тюрков божество Эрлик был тесно связан с камами. По древним преданиям, первый черный кам был обучен камланию Эрликом. Подземному миру камлали только черные камы (кара кам), белые камы (ак кам) никогда в подземный мир не ходили. Хотя Эрлик и был божеством, руководящим подземным миром, он в редких случаях вершил намеренное зло. Он не ведал смертью людей и не забирал их кут, а только принимал в свое царство материальное тело умершего. Древние тюрки считали, что кут умершего путем сожжения тела возвращался на Небо или после захоронения перекочевывал в землю умерших, в землю предков, а не в ведение владыки ада (Эрлика) как это считается в учениях мировых религий. В царстве Эрлика живут злые духи — көрмәсы, которые иногда поднимаются на солнечную землю, чтобы навредить людям. Особенно много бывает их при закате солнца.

 

Жертвоприношения Эрлику проводились ночью, в жертву приносили домашних животных с тем или иным изъяном (со сломанным рогом, хромого и т.д.), так как считали, что подземный, невидимый мир — противоположность видимому земному.

 

Земля. Великий Дух Неба Тэнгри был главенствующим божеством во Вселенной и, несомненно, считался отцом, хозяином. Божество Землю считали матерью и женой Тэнгри. Она проявляется как сила природы, является одной из главенствующих божеств, выше которой было только Небо. Поэтому божество Земля у тюрков и монголов было почитаемой. В тюркских мифологиях встречается предположение, что люди появились на земле от брака божеств Тэнгри и Земли. В орхонских памятниках есть такая запись: “Вначале было вверху голубое небо, а внизу темная земля, появились между ними сыны человеческие”. Небо санкционирует жизнь, оно оплодотворяет, но рождает Земля — природное воплощение “телесного низа”. Люди рождаются, живут и умирают на земле. После смерти земля их поглощает. Из земли вырастают травы, злаки и деревья, в том числе Священное Дерево, связующее миры. Люди почитали Землю, как создательницу урожая и изобилия, как источник сокровищ, дающий материальное счастье человеку.

 

Весной, перед началом хозяйственного года, и осенью, после завершенного труда, в знак благодарности за изобилие пищи и счастья людей, древние тюрки и монголы совершали жертвоприношения божеству Земли. Ей приносили в жертву молоко, кумыс и чай; умоляли ее о плодородии почвы, богатого урожая и т.д.

 

Вода. По представлению тюрков, божество Вода родилось раньше, чем божество Земля. Поэтому ее считали старшей сестрой Земли. По древним мифологиям считалось, что образование Земли началось от Воды. Со дна Воды “небесной уткой” были подняты песок, глина, ил, из которых в дальнейшем и образовалась Земля.

 

Наиболее родным божеством для себя Вода считала Дождь. Дождь помогал растить детей и внуков Воды — моря, реки, озера и источники. Она враждебно относилась к божеству Огонь.

 

К Воде тюрки относились двояко. С одной стороны, считали, что вода “первоначало, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобытного хаоса... вода — это среда, агент и принцип всеобщего значения и порождения. Вода устойчиво соотносилась с чужим, враждебным. Это владения духов и вход в иной мир. Неслучайно умыть лицо водой в мифологической традиции равнозначно понятию “умереть”.

 

Но с другой стороны, к Воде относились с большим уважением, так как без воды жизнь на Земле невозможна. Даже сам человек состоит на 80 процентов из воды. Находясь в утробе матери, ребенок окружен и защищен от всего водой. Эту воду тюрки называли “живительной водой”. “Мертвой водой” называли воду в неочищенных озерах, болотистых водоемах, где нашли себе приют все нечистоты.

 

От божества Воды зависела жизнь, плодородие и урожайность земли. Поэтому у источников рек, озер приносили жертвы божеству Земли и Воды, испрашивая хорошего урожая, увеличения поголовья скота и благополучия в жизни.

 

Огонь. По представлению тюрков, божество Огонь было внуком Духа Неба Тэнгри и сыном Солнца. Братом его была молния. Поэтому, несмотря на то, что Огонь родился и вырос на Земле, после смерти, он в виде дыма поднимается в Небо, чтобы вновь вернуться на Землю.

 

Тюрки в огне видели всесильное божество, которое само зарождается, дышит и постоянно изменяется. С огнем у тюрков ассоциировалось представление о рождении, росте, развитии и жизнь вообще. Как писал ученый Н. Катанов в своих записях: “По понятиям татар, дух огня растит, греет живое существо, как только дух огня отходит от этого существа, оно умирает, то есть тело приобщается к земле, а душа присоединяется к полчищам духов, витающим на земле”.

 

Тюрки божество Огонь представляли в своих мифологиях в образе Красной коровы, Красного быка, Красного петуха. По другим представлениям, Огонь олицетворялся с женским образом— Ут-ана, огонь-мать. Ут-ана считалась матерью всех людей. Когда огонь свистел в очаге, кланялись пламени и приговаривали: “Огонь ты наша мать, имеющая 30 зубов, ты наша теща, имеющая 40 зубов”.

 

Огонь считался в юрте частицей солнца (огня небесного). Очагу, находящемуся в центре юрты, придавалась округлая форма (солнечный диск). Тепло, исходящее от солнца и огня, их яркое свечение и краски порождали между ними известные аналогии. Солнце и огонь и их связь с представлениями о жизни, о развитии и потомстве переносились и на женщину, как прародительницу, хранительницу потомства.

 

Огонь-очаг всячески сберегался и содержался в чистоте, нерадивое отношение к нему могло привести к тому, что он сердился и “уходил” из юрты. Огонь считался родовым божеством, но и каждая семья имела свой семейный огонь, и смешивать его с огнем другой семьи, занимать от соседей считалось грехом, даже нельзя было варить пищу в посуде, стоявшей ранее на чужом огне.