ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ
Уфа, Тысячелистник, 2014
СВЕРЧОК ЗАМОЛЧАЛ «Вроде жив и здоров. Вроде жить – не тужить. Так откуда взялась печаль?..» В. Цой Дед Матвей, маленький, сухонький, тихий и неприметный старичок, служил сторожем в офисе компании. Однажды в просторное фойе, где располагалось его рабочее место, каким-то образом проник сверчок и стал издавать характерные трели, похожие на свист. И ничего бы в этом особенного не было – мало ли какие букашки попадают внутрь зданий – если бы не время года: за окном стоял февраль, и постоянные метели занесли снегом все возможные щели в стене и фундаменте здания. - Откуда он взялся? – недоумевал сторож. – Может быть, впал в зимнюю спячку в одной из комнат, да что-то его разбудило? - Ну что, дед Матвей, теперь не скучаешь? Песенки слушаешь? – с улыбкой интересовались сотрудники компании. - Да, повеселей стало, – соглашался тот, застенчиво улыбаясь своей неамериканской улыбкой. И в самом деле, в одинокие ночные часы ему стало теплее на сердце от того, что рядом бьется еще одно, пусть крохотное, но живое сердце. В строгом, давящем своей официальностью фойе стало как-то уютнее, словно кто-то очень большой вдохнул сюда свою душу. Вот только увидеть сверчка сторожу никак не удавалось. Его трели, отражаясь от отделанных мрамором стен, разносились эхом, и определить месторасположение насекомого никак не удавалось. Но и невидимый он был словно бальзам для души одинокого Матвея. - Теперь я здесь не один! – радовался по ночам старик. Однако со временем он заметил, что сверчок стал все реже напоминать о себе. И голос его стал тише. Потом – еще реже и еще тише. - Не помирает ли мой друг от голода? – встревожился дед Матвей. – Чем ему питаться-то? Не лето ведь! Он должен был переспать зиму, да не суждено было. И вот теперь медленно умирает голодной смертью. У старого сторожа сжало сердце. Он и рад бы поделиться со сверчком, да не мог его найти и не знал, чем тот питается. Решил поспрашивать у офисных работников, снующих днем мимо него: «Они люди молодые, грамотные, знают, наверное…» - Сверчок кушать хочет, говоришь, – отвечали те со смехом. – Да ты не переживай! Сдохнет, летом другой появится! - Что вы такое говорите! – с болью в голосе возмущался старик. – Как вы не понимаете, он умирает от голода… - Да не расстраивайся, дед! – похлопал его по плечу молодой менеджер. – Возьми вот лучше, угощайся – у нас после вчерашнего банкета торт остался… Но сторожу было не до угощений. Он даже забыл поблагодарить молодого человека. И вот однажды сверчок совсем замолчал. На душе старого Матвея стало тяжело. Отделанное мрамором фойе, согретое до этого присутствием невидимого друга, сделалось холодным обиталищем смерти. Прошел месяц. Как-то, придя на работу, дед Матвей услышал знакомый свист. Только на сей раз был он очень громкий и какой-то неживой, словно издавал его гигантский металлический сверчок из голливудского фантастического фильма. Сторож впал в замешательство. И, не зная, что подумать, стал расспрашивать сотрудников. - Ты все сверчка своего не можешь забыть? – улыбаясь, спрашивали они. – Это пожарная сигнализация такие звуки издает. Батарейки сели в извещателях. Настроение старика было испорчено. Целый день он вспоминал погибшего сверчка. Каждый звук пожарного извещателя болью отдавался в сердце. Эта смена стала для Матвея сущей пыткой: пожарники заменили батарейки только к концу дня. - Ты никак плачешь? – удивлялись сотрудники. – Все по сверчку грустишь? На вот лучше анекдоты почитай! А в конце дня завхоз, широко улыбаясь, сообщил сторожу радостную, как считал, новость: - Ну, дед Матвей, больше скучать не будешь! Смотри, что я привез! Это искусственный водопад. Завтра установим его вот в этом углу, и он будет журчать, как настоящий. Втыкаешь вилку в сеть и на тебе – природа! И тебе веселей, и посетителям! Понял? Цени! Старый сторож посмотрел на него влажными, измученными глазами и ничего не ответил.
РАСПОРЯДИЛАСЬ Из маленького окна своей сторожки возле шлагбаума я часто любовался вами. Как изящно вы выходите из машины, какими невыразимо прелестными движениями берете в руки ноутбук, сумочку, пакеты. Как на ходу разговариваете по телефону, при этом, так волшебно склонив свою дивную головку, что все мое существо замирало. Я прожил жизнь, но и подумать не мог, что самые обычные движения могут так завораживать. А иногда вы прохаживались по территории базы, по работе, и видеть вашу стройную, словно выточенную искусным скульптором, фигурку и вашу неописуемую походку было просто пиром для глаз. И вот однажды, в самом конце рабочей недели, вы вдруг вошли ко мне. В мою коморку. Похоже, это был не сон, потому что с того момента я словно провалился в какое-то иное измерение. Мне с тех пор порою сложно понять, живу я или грежу, и на каком свете все это происходит. Вы так стремительно вошли, что застигли меня врасплох. Если бы я только знал о таком визите! Я бы выскоблил всю свою сторожку, поставил букет цветов на стол, сам бы начистился, нагладился и надушился! А тут!.. Я как раз приступил к ужину, разложил на столе свои позорные банки с едой, и даже не успел стряхнуть с себя крошки и отереть рот. Но вы, казалось, не придали всему этому никакого значения, а только сказали отчетливо и официально: «Приятного аппетита!» После столь же официального: «Добрый вечер!» Я растерялся, и вид у меня, должно быть, был очень нелепый. Но вы не дали мне возможности прийти в себя. - Вот эти документы нужно передать курьеру, – произнесли вы твердым и уверенным голосом женщины, привыкшей распоряжаться. – Он придет попозже. Передадите их под роспись. Вы все поняли? - О, да, конечно! – кажется, так я что-то промямлил, застыв, словно истукан при виде чуда. Вы протянули мне бумаги таким грациозным движением нежной белой руки, что последние остатки моего инстинкта самосохранения испарились, будто роса в лучах Солнца. Машинально взяв их, как самую большую драгоценность, я явственно ощутил тепло и трепетный магнетизм вашей руки. Наверное, такие ощущения возникают, когда тебя касается ангел, но ведь ваша рука даже не коснулась моей. Вы говорили что-то еще, давали какие-то указания, но я только согласно кивал головой, словно утратив дар речи. Вы были – сама строгость, тактичны и изысканно вежливы, безупречны в своей роли руководителя. Вы были образцом делового этикета. Да только не смогли спрятать за этикетом свою яркую женскую суть. И в ней я такое увидел!.. Целый мир, все безбрежную Вселенную! Ваши глаза смотрели прямо, уверенно, не мигая, прожигая меня насквозь. Но как они были прекрасны!.. Взгляд был тверд, но невероятно глубок. В нем было столько всего!.. Целая жизнь! Нет, множество жизней! Ваши глаза вместили всю женскую сущность в самых лучших ее проявлениях. Взглядом своим вы словно проверяли меня на прочность. И я не выдержал. Я, кажется, совсем себя потерял. Вы говорили четко, деловито, требовательно… Все только по работе. Но голос ваш, такой чарующий, такой женственный, он словно звал в совсем другие дали. Он шел из самой глубины вашей души. Он дурманил меня, и я бы всю жизнь слушал от вас эти сухие слова. Приятней звуков я никогда не слышал. Вы произносили самые привычные слова, но уши мне твердили: «Какая дивная музыка!» А глаза подтверждали: «Какое совершенство линий, форм, движений!» А душа моя, она унеслась прямо в рай. Эх, как вы были начальственны, как уверены в себе! От вас исходила духовная сила и характер, которым не каждый мужчина может похвастаться. Но, боже мой, как вы поставили ножку! Как невзначай элегантно поправили сумочку, висевшую через плечо! А как пленительно кивнули головкой, прощаясь! Все ваше пребывание в моей сторожке, каждый мельчайший жест, едва уловимое движение, были само Восхищение!.. И я был окончательно убит этим зрелищем невиданной, величественной красы. Наверное, это было сошествие небесной благодати. Вы, разумеется, мной не играли. И уж вовсе не собирались передо мной блеснуть. Зачем вам какой-то старый сторож?! Вы просто вели себя так, как привыкли. Просто были сами собой. - До свидания! Удачных вам выходных! – бросили вы на прощание и быстро удалились своей неподдающейся никакому осмыслению походкой. Тут же, сев в машину, вы уехали. В моей коморке вы были совсем недолго, но мне это время показалось вечностью. Вы ушли и тут же меня забыли. А я… Происшедшее вошло в меня неодолимой силой. Вошло, чтоб остаться. Вошло, чтоб этим жил.
СВОЛОЧЬ (из цикла «Достоевщина ХХ1 века») Ожидая окончания обеденного перерыва, я решил съесть бутерброд, а оставшуюся корочку хлеба по привычке бросил в снег – птичкам. Шустрый воробьишка не заставил себя долго ждать. Но, увлекшись трапезой, он не заметил стремительного броска кошки, находившейся до этого неподалеку. Воробей успел лишь издать предсмертный писк, и через несколько секунд его лапки безжизненно повисли в пасти хищницы. Убедившись, что добыча больше не сопротивляется, кошка удалилась в укромное место для пиршества. - Какой ужас! – тихо проговорила стоявшая рядом женщина. Другая женщина, также ставшая свидетельницей разыгравшейся молниеносной трагедии, лишь тяжело вздохнула. Я же поначалу ничего не сказал, лишь ощутил в душе тот самый ужас, о котором сказала одна из женщин. Однако через пару мгновений мое оцепенение сменилось приступом агрессии. - Сволочь! – неожиданно вырвалось из моих недр. - Кто… кто сволочь? – недоуменно и робко спросила первая женщина. - Ну, не кошка, конечно! Ее же такой создали! Куда ж ей теперь деваться!? Бог – сволочь! – громко и твердо отчеканил я. – Он же сотворил такой мир и такие вот «справедливые» порядки! Надо сказать. у меня давние претензии к Всевышнему. Разумеется, не по причине неустроенностей в человеческой жизни – люди сами виноваты в своих проблемах. А вот за что животные страдают – совершенно непонятно. И всякий раз. когда мне доводилось видеть по телевизору жуткие сцены пожирания касаткой детеныша морского льва или выдирания заживо кишок у несчастной антилопы облепившими ее гиенами, я разражался проклятиями в адрес Творца. И все же они носили более интеллигентный характер. А вот эпитет «сволочь» применительно к Богу возник в моем сознании впервые. И, словно почувствовав гордость от своей смелости и прямоты, невзирая на еще не остывший ужас от виденной картины, я повторил громко и четко, так чтобы меня слышали не только эти две женщины. но и другие прохожие. - Бог – сволочь! Это все его работа! Он жестокий и бессердечный! А раз так, то не будет никогда в мире ни добра, ни справедливости! Женщины посмотрели на меня растерянными и печальными глазами. - Этот мир не нами создан, и не нам его судить, – сказала одна из них, и они ушли. Я остался без аудитории, не зная, куда вылить свою агрессию. И тут мой взгляд упал на ту самую корочку хлеба, которую я до этого бросил, которую клевал воробей, которого поймала кошка. Больше к ней никто не прилетал, и она быстро покрывалась инеем. От нее словно исходил дух смерти. И тут до меня дошло: так это же я сам послужил трагической смерти воробьишки. Я ведь заметил боковым зрением, что неподалеку сидит кошка, мог бы бросить корочку и подальше. Агрессии как ни бывало. Я вспомнил свое любимое высказывание, автора которого, к стыду, так и не узнал: «У Бога нет других рук, кроме твоих». Сколько раз я употреблял его по разным поводам! Я непременно произносил эту фразу, когда слышал. как кто-то обращается к Всевышнему с жалобами и просьбами. Я несколько раз повторил это выражение оторопевшим молодым миссионерам, по неопытности попытавшимся наставить меня на путь истинный. «У Бога нет других рук, кроме твоих, – вбивал я им в головы. – Идите и каждый день твердите эти слова своим прихожанам. Более важной мысли о Боге не существует!» И вот как все обернулось! Бог осуществил свое намерение моими руками… Если Он сволочь, то как назвать меня?
ЖЕРТВА НАУКИ Карьерная кривая амбициозного физиолога Душегубова стремительно двигалась вверх. Победы в олимпиадах в школе, золотая медаль по ее окончании, красный диплом в университете, в 25 лет кандидат наук, в 30 – доктор. Своя лаборатория в НИИ, пара сотен научных статей, признание коллег в стране и за рубежом… Правда, у супруги корифея науки, мягкой и доброй женщины, не все в успехах мужа вызывало одобрение. Она нередко упрекала его в том, что слишком уж жестко осуществляет он свою карьеру – совершенно не щадит своих сотрудников, а одних только мышей и крыс на свои эксперименты извел тысячи. Да что супруга, даже коллеги по работе иногда не выдерживали: «Ты животных совсем не жалеешь! Только тебе одному их и возят. Побойся Бога!» На это Душегубов всегда парировал: «Наука требует жертв! Я целиком принес себя ей в жертву, почему другие не должны? Мышей и крыс много, а таких светил, как я, по пальцам можно пересчитать. На месте каждого погибшего ради науки животного народится сотня, а личности моего масштаба рождаются раз в двадцать лет». Это его оправдание, если такое слово здесь уместно, нисколько, однако, не удовлетворило старшего научного сотрудника Бякина, находившего в нем варварство, садизм и непомерное самовозвеличивание. Тот был полной противоположностью своему шефу – в свои 45 лет едва защитил кандидатскую, да и должность свою получил скорее не за вклад в науку, а за двадцать с лишним лет работы на одном месте. Не преуспел он и на личном фронте, так и не создав семью. Но переубедить своего начальника Бякину так и не удалось, а его слишком откровенные замечания закончились двумя выговорами и угрозой лишения премиальных. У Бякина была любимица – белоснежная мышка с невероятно выразительными глазами. Он дал ей имя Стелла и кормил голландским сыром. Другие сотрудники лаборатории тоже баловали ее, и только для сурового шефа она была одной из многих, материалом для опытов, не более. Никому и в голову не приходило использовать Стеллу как подопытное животное. Но Душегубов однажды, без малейших колебаний, вскрыл ей череп и приступил к бесчеловечным опытам с мозгом. - Моя Стелла! – закричал убитый горем Бякин и чуть ли не с кулаками набросился на своего начальника. - Как вы так могли?! – возмущались другие сотрудники. – Неужели не нашлось другой мыши?! - Молчать!!! – рявкнул профессор. – Наука требует жертв! Сколько можно это повторять! Развели тут сентименты, детский сад, а не лаборатория! Бякин! Ты лишаешься премии. Как закончу опыт, подпишу приказ. Говорят, в мире действует закон, по которому зло непременно будет наказано. И этим же вечером произошел случай из ряда вон, изменивший все в одночасье. Возвращаясь с работы домой, надежда мировой физиологии впал вдруг в какое-то странное состояние. Перестал ощущать дорогу, руль, скорость, время, видеть дорожные знаки. Потерял с самого детства неизменно присущее ему чувство реальности, настоящего. Полностью утратил самоконтроль, чего с ним никогда не было. А затем провалился в какое-то безвременье и безпространствие. Когда же очнулся, обнаружил себя, лежащим в чем мать родила на чем-то вроде хирургического стола в странного вида белой комнате без окон и дверей и даже без углов между стенами, полом и потолком, которые плавно переходили друг в друга. Сверху, как и подобает в операционных, на него ярко светили юпитеры. Сознание вернулось к Душегубову и он хотел было уже вскочить со своего странного лежбища и разобраться, в чем собственно дело, но какая-то невидимая сила словно магнитом приклеила его к столу. Он не мог пошевелить даже пальцем, хотя ничем не был привязан. Через некоторое время перед ним непонятно откуда возникло несколько человечков. Это были пришельцы, точь-в-точь такие, какими их обычно изображают: с большими лысыми головами, маленькими носами и ртами и огромными миндалевидными глазами. Их было пятеро. Окружив скованного неведомой силой пленника, они поднесли к нему свои тонкие руки с длинными пальцами, в которых находились какие-то незнакомые инструменты, и приступили к операции. Душегубова сковал смертельный ужас. - Что вы собираетесь со мной делать?! – завизжал он каким-то фальцетом. - Проводить научные эксперименты, – услышал он возмутительно спокойный голос. Но не ушами услышал, – ответ как бы возник в его сознании. - Вы с ума сошли! – возопил профессор еще громче. – Я вам, что, мышь лабораторная?!.. Я же человек! Вы что, не различаете?! - Цель нашего эксперимента как раз и заключается в том, чтобы установить разницу между человеком и мышью, – прозвучал в сознании издевательски безразличный голос. Только тут Душегубов заметил, что справа от него на точно таком же столе лежит белая мышь. Да не простая мышь, а размером с человека. Волна панического страха ударила ему в голову, лишив последних остатков гордости. - Вы не имеете права! Я буду жаловаться! – вопил он. – Я не поленюсь обратиться в Страсбургский суд! Но на сей раз вместо ответа экспериментаторы отключили его голос. Физиолог орал благим матом, но голоса слышно не было, он даже сам его не слышал. Со стороны это выглядело очень нелепо. Нисколько не обращая внимания на протест подопытного, пришельцы вскрыли ему брюшную полость и очень быстро извлекли печень. А через некоторое время точно так же вырезали мышиную печень и поместили ее на место человеческой. Профессорский же орган погрузили в утробу мыши. Душегубов ощутил при этом лишь слабую боль. По-видимому, хирурги иного мира использовали какие-то неизвестные земной науке обезболивающие. Однако от длительного шока нервы ученого не выдержали, и он впал в глубокий обморок. Когда же пришел в себя, то оказался в огромной клетке, наподобие тех, в каких держат мышей в его родной лаборатории. В углу стояла грязная миска с закисшими зернами пшеницы и чеплашка с затхлой водой. Комната показалась профессору знакомой. Присмотревшись внимательнее, он заметил полное сходство со своей институтской лабораторией. Разница заключалась, пожалуй, только в гигантских размерах самой комнаты и всех предметов. В лабораторию вошел человек в давно не стираном белом халате, и Душегубов узнал в нем выросшего в десятки раз собственного сотрудника Бякина. Выглядел тот неважно: небритый, взъерошенный, со взглядом, выражающим полное равнодушие ко всему миру. Развалившись в его (!), профессорском кресле, он достал из пакета баллон с пивом и стал пить прямо из горлышка. Затем закурил, а пепел стряхивал в большую фарфоровую вазу – подарок заведующему лаборатории от Академии наук. - Вот скотина! – выругался профессор. – Ты посмотри, что творит! Однако его подчиненный если что и услышал, то лишь мышиный писк. Исполненный вселенской апатией, старший научный сотрудник битый час провел, тупо разглядывая какие-то картинки на экране монитора. Затем со словами: «Ну что, поработаем?» – направился к клетке, в которой сидел его начальник, открыл ее и, взяв того за хвост, вытащил на волю. - Бякин, ты чего задумал?! – заорал Душегубов. – Уволю к чертям собачьим! - Ишь, распищалась! – возмутился тот в ответ. – Наука требует жертв! Никаких обезболивающих, в отличие от пришельцев из другого мира, он в своих экспериментах не применял. И объяснять их визжащему в истерике профессору даже не пытался. Хуже того, по ходу своих кровавых опытов, то и дело прерывался на перекуры и кофепития. А по их окончании открыл сейф, достал емкость со спиртом и остограммился. Но Душегубов этого уже не видел: издох от адской боли и потери крови.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕРТА НАРОДУ - Может, мы подсознательно хотим освободиться от нравственности? Тем более раз уж дозволено сверху? - Это, знаете ли, тайная склонность человека. Совесть мешает ему жить так, как он хочет. Он должен сдерживаться и оглядываться на других. А такие «тормоза» мало кого устраивают. Вот и выходит, вместо воли – гуляйполе…Из интервью с Фазилем Искандером - Это кто к нам идет, ты посмотри? - Никак Васька, который жил возле речки… - Нет, у Васьки походка другая. Это же Илья, пчеловод. Ну, точно Илья! - Да какой Илья! Это Степан, который в том году утонул… Тьфу, что я говорю! - Вот, вот! Утонул, скажешь тоже! - А, по-моему, это Семен, конюх из Кислушек. Только зачем-то бороду сбрил… - Ну, здравствуйте, братья! Что так встревожены? - Да мы…ты, брат, извини, имя твое забыли. - А у меня много имен. - … - Желаете выпить, покурить? - Хм, ну, ты нашел, что спросить! Кто же от такого отказывается?! - Угощайтесь! - Ух, ты! Это как это? Это откуда все? Вроде с пустыми руками шел… - Ничему не удивляйтесь! Я могу все! - Как это?.. Да ты кто вообще?.. - Вы пейте, пейте! Вопросы будут потом. - Э-эх, хорошо! А ты никак фокусник? - Вот, побольше бы таких фокусников!.. - Вы угощайтесь, угощайтесь! Пользуйтесь моментом! - Ну, брат, спасибо! Ей Богу, помолюсь сегодня за тебя! - А вот этого не надо! - Да ты не скромничай, брат! Ты молодец вообще! - Так какие у вас проблемы, сыны мои? - Проблемы какие? Да одни проблемы и есть! Ничего, кроме проблем. - А вы рассказывайте, а я посмотрю, что с ними можно сделать. - Серьезно, брат? Не шутишь? - Да какие могут быть шутки! - Работы у нас, вот, нет. Денег нет. Дети голодные. Жены злые. Здоровья нет. Желаний никаких нет. Разве что бухнуть – это завсегда! - Значит, говорите денег нет? А карманы отчего так распухли? - О-о-о!!! Ни хрена себе! Это откуда?! Это как?! Едрена мать!.. - Брат, это твоя работа? Да ты Вольф Мессинг, в натуре! И ведь как настоящие! - А они и есть настоящие. Сходите в магазин, проверьте! - Гришка! Давай сгоняй! - Нет проблем!
- Оба-на! Это все наше?! Вот так праздник у нас сегодня! Ну, брат, тебя к нам сам Бог послал. - Нет, вы давайте с этим…с ним полегче. Я сам пришел. Знаю, как вам тяжело живется… - Спаситель ты наш! Дай-ка я тебя расцелую! - Сыны! Давайте как-нибудь без спасителя! Я вполне самостоятельная личность. И не надо меня ни с кем путать. - Извини, брат, не хотел обидеть. - А ты у кого остановился-то? - Ни у кого, могу и у вас погостить. - Сделай милость! Такому дорогому гостю завсегда рады!
- Глашка! Ты только посмотри, какого гостя я привел! - Здрасти! Никак Макар? - Какой тебе Макар?! - Скотник из Дурней. - Да никакой он не скотник. Это очень большой человек. Вот глянь – его работа! - А-а-а! Батюшки! Откуда столько? - Оттуда! Много будешь знать, скоро состаришься. Давай стол накрывай! - Это я мигом! А как вас звать, величать? - Зовите меня просто: Черт. - Господи! Да Бог с вами!.. - Глашка! При нашем госте не называй ни Бога, ни Господа, ни Иисуса. Он этого не любит. - Ой, извините, я не знала. - Ничего, с кем не бывает. - А можно я буду звать вас Олигархом? Уж больно вы на наших мужиков не похожи. У нас все деревенские пацаны мечтают стать олигархами, ездить на «Мерседесах» и иметь виллы на Канарах. А то Черт как-то неудобно… - Да хоть буржуем недорезанным зови! Мне без разницы.. - Вот и ладно. Ну, пожалуйте к столу, господин Олигарх.
- Фу, черт! Кого в такую рань несет? - Гришка, Глашка! У вас, говорят, какой-то экстрасенс поселился. Выручите ради Христа! Мой Антоха неделю не просыхает. Залез на печку с бутылью самогонки и ничем его оттуда не стащишь. Синий весь уже. Помрет ведь. - Господин Олигарх отдыхают. Приди попозже. - Ничего, ничего, я уже проснулся. Иди домой, с твоим мужем полный порядок. - Да что вы говорите! Свят, свят, свят! - Как ваших земляков отучить от этих слов! Делаешь им доброе дело, а они вот чем отвечают! - Я с ними поговорю, господин Олигарх. - Обязательно поговори, сын. Иначе я даже выходить ни к кому не буду.
- Господин Олигарх, соседка принесла вам двух гусей и целую корзину яиц. Говорит, глазам своим не верит: муж, Антоха, трезв, как стеклышко. Как будто и не пил вовсе. - Спасибо, дочка! Но вы всем этим сами пользуйтесь. Я в пище особо не нуждаюсь, так за компанию. - Поняла, супружница! Это тебе не твои родственнички, которые к нам ходят только, чтоб пожрать, на готовенькое. - А как же вас благодарить, господин Олигарх? Мы ведь люди воспитанные, совестливые, просто так не можем вас эксплуатировать. - Вот этим и рассчитывайтесь. - Чем? - Совестью. - Как так?!.. - Очень просто: вы мне совесть, а я вам все, что попросите. - Вот те на!.. - Во дает Олигарх! Глашка, а тебе совесть вообще нужна? - Да я как-то об этом никогда не думала… - А ты подумай! С тебя, что, убудет что ли? А вот я свою совесть прямо сейчас и отдам. Все равно ты меня бессовестным зовешь.
- Господин Олигарх, похоже, опять по вашу душу. Это ж надо – целая делегация притащилась! - Глашка, давай с них деньги за это брать. На хрен нам халявщики сдались! - Э-э, сын, не горячись! Зачем тебе от них деньги? Я их тебе и так сколько хочешь сделаю. Ты лучше вот что: повесь у калитки объявление, чтобы не говорили при мне этих ваших любимых слов. - А, ну да! Я сейчас напишу. - Не надо ничего писать. Все уже готово. Держи – объявление и скотч! - Ну, Олигарх, ну дает!
- Валька! Машка! Слыхали новость? В Халяву какой-то чародей приехал, не то из Москвы, не то из Америки. У Глашки живет. Не поверите: от алкоголизма зараз излечивает. Деньги раздает пачками… - Да ну?! Давай сходим в Халяву! У моего Кольки грыжа вылезла, Сонька родить какой год не может, а деньги как нужны, кто бы знал!.. - Пойдем! - Постой! А что он берет за свои чудеса? - В том-то и штука, что ничего не берет. - Как так? - А вот так! Совесть только просит. - Совесть?! - Представь себе. Как думаешь: она тебе нужна? - Мне? Как собаке пятая нога. - А тебе? - Да, обойдусь. - И я обойдусь. Пошли!
- Ух, ты, Гришку-то совсем не узнать! Как вырядился! Прямо президент! - Глянь, «Мерседес» возле коровника стоит! - Едрена вошь! Настоящий! - А Глашка-то, Глашка! Вся в золоте, а прическу сварганила!.. Ну, первая леди! - И норковую шубу напялила, в июле-то месяце! - Ну что, где ваш хваленый колдун? - Спокойствие граждане! Будет вам и колдун, будет вам и все! Порядки знаете? - Знаем, знаем! - Ни Бога, ни Иисуса не упоминать. - Мы в курсах, не упомянем. - Расплачиваться знаете чем? - А как же! Только не поймем, как ему эту совесть отдать. Где она находится-то, убей, не знаю! - А это, как говорится, не ваша проблема. Господин Олигарх сам знает, как ее забрать. - Вот и отлично! А меня только это и смущало. - Ну, раз вы готовы, тогда давайте разберитесь по деревням. Сначала идут жители Дурней, потом – Кислушек, за ними – из Пьяни, из Болота, из Мути, из Баклуш и последними – жители Халявы, потому как вы в любой момент можете прийти.
- Здорово, Петруха! А тебя, что, преобразования не коснулись что ли? - Здравствуй Паша! Какие преобразования? - Олигархистские. Ты что, не в курсах что ли? Все деревни в округе на глазах меняются. Гришка с Глашкой, у которых Олигарх живет, дворец себе строят в самом центре Халявы. - Что, неужто сами строят? - Скажешь тоже! Сейчас никого не заставишь работать. Узбеков наняли. - Я слышал, этот экстрасенс за услуги совесть забирает? - Да, представь себе. А ты почему до сих пор к нему не обратился? - Меня как раз плата и смущает. Странная она какая-то для простого человека. - Ты вот раздумываешь, потому один в нищете и остался. Ничего они не дают, эти думы, только голову морочат. Иди и все! Тебе даже делать ничего не надо будет. Он сам знает, как ее, эту совесть, из тебя достать. - Я смотрю, вы все как-то очень легко с ней расстаетесь. Совесть, она же от Бога. - От Бога, не от Бога… Какая, черт, разница! Тебе Бог что-нибудь дал? Живешь, как последний нищий. А этот Олигарх дает сразу и все, что попросишь, понял? - А ты не боишься, что погубил себя? - С чего ты взял! Я что-то не пойму: ты решил жить в бедности, но с совестью? От этой совести, между прочим, ничего кроме вреда нет. Она только мучает и не дает жить по-человечески. Вот мы освободились от нее и, посмотри, на людей стали похожи! Да мы никогда еще так не жили, как сейчас! - Нет, Паша, я, пожалуй, воздержусь… - Вот нашелся один юродивый на всю округу!
- Маришка! Ты все болеешь? - Болею. - Эх, какой праздник ты пропустила! - Какой такой праздник? - Сегодня Олигарха Глашкиного провожали. Ой, что было! Со всех деревень народ сбежался – целая демонстрация! Цветами его закидали, благодетелем называли… Пацаны из петард стреляли, фейерверки запускали… Клушкины из Баклуш так целый транспарант изготовили: «Вечная слава господину Олигарху!» и несли его всю дорогу за машиной, представляешь! А вырядились все, ну прямо Голливуд какой-то! Такого у нас еще никогда не было…
- Что, Гришка, уехал твой гость? - Уехал. - Жалеешь, поди? - Да не особо, я все, что надо, у него выпросил. На днях в новые хоромы вселимся. - Узбеки то, строители, дорого взяли? - Хрен они что с меня возьмут! Пусть им узбекский профсоюз платит! - Кинул что ли их? - Кинул! А чего не кинуть? Деньги лишними не бывают, самому пригодятся.
- Ты чего, коза, меня обсчитала! - Сам ты козел! Я правильно сдала. - Где правильно! Да ты – воровка! - На себя посмотри! Святой нашелся! - Ну, я твоей мамашке устрою! Прикроем ваш магазин к едрене Фене!
- Бать, ты зачем меня наколол? - Как я тебя наколол? - Сказал, на каникулы в город поедем, а сам на рыбалку собрался. - А я раздумал в город ехать. - Но ты же обещал. - Ну и что с того? Давай, учи свои уроки. Приду, проверю.
- Слышь, стоматолог хренов! Ты же мне вместо больного зуба здоровый вырвал. - А-а-а! Бывает. - Что значит «бывает»? Как хочешь, вставляй зуб! И плати неустойку за ущерб. - Какую еще неустойку?! Я вообще закрываюсь, нашел бизнес попроще. - Так, значит! Тогда я сейчас твои зубы повыбиваю! На, получи!
- Вот педерасты! Машину вчера в гараж не загнал, так аккумулятор заменили и магнитолу с дивидишником сперли! И ведь свои кто-то, чужих-то в деревне нет. - Не повезло, брат. А слыхал: у Мишки из Болота «BMW» угнали и дочь 16-летняя пропала? И тоже говорит, кто-то свои. - Что творится, никогда такого не было! - Мужики, новость знаете? - Что такое? - Гришкин дворец сожгли. Дотла сгорел. - Да ты что! Это, наверное, узбеки. Он же их кинул. - В том-то и дело, что узбеки две недели как съехали. Значит, кто-то из наших.
- Здорово, брат Петруха! Можно к тебе? - Входи, Паша! - Ты все так же живешь? Все книжки читаешь? - Читаю. - Можно, я у тебя посижу? Знаешь, ты один человеком остался на всю округу. Остальные как с ума посходили. Страшно из дома выходить. Дурят друг друга, воруют, морды бьют, девок насилуют… Не деревни, а Содом и Гоморра какие-то! Что ни день, то новость – одна хлеще другой. Знаешь, братьев Бочкиных из Пьяни? Они все деньги, что у Олигарха получили, в казино просадили, в город специально ездили. Так они, недолго думая, отняли у бабки Нюры, слепой, что возле оврага живет, единственную корову. Бабка после этого повесилась. - А я ведь тебя предупреждал, что плохо закончится то, что вы черту совесть продали. - Черту?!..Точно! Это черт и был. Как же я сразу не догадался! Куда смотрел, о чем думал? Ну, какому нормальному человеку придет в голову забирать у людей совесть? Да и как он сможет ее извлечь? Я еще, знаешь, что заметил: он, когда уезжал, больше стал в размерах. Сначала был обычный такой мужичок среднего роста. А когда Гришка его отвозил, он еле-еле в «Мерседес» поместился. И на лицо как будто помолодел. Ну, почему я только сейчас об этом задумался? - Он на вашей совести как на дрожжах вырос. Она ему вместо пищи, понял? - Пожалуй, так и есть… - И то, что сейчас происходит – это только цветочки. Скоро здесь будет выжженная пустыня. И даже вмешательства Бога не потребуется, как в Ветхом завете. Люди сами себя изничтожат. - Господи! Он же всех нас погубил! Что делать-то, брат? - Драпать надо отсюда! - Так я же свою совесть тоже отдал. Как жить то буду, если даже удеру? - А что ты почувствовал, когда он ее забрал? - Да я поначалу думал только о том, что получил взамен. А теперь плохо себя чувствую, если мягко выражаться. Не человек я больше, понимаешь! Как будто в лесу заблудился, без компаса. Не знаю, где север, где юг. В самых простых ситуациях теряюсь, не знаю, как поступать. Не по чему сверяться и не у кого спросить. Вот, разве что у тебя… - Давай в церковь пойдем, в город. Пешком. Может, отмолишь свой грех. И ничего с собой не бери. Прямо сейчас, как есть, пойдем. - Пошли, брат.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ СТАРИННЫЕ ЧАСЫ Я никогда не был в хороших отношениях с моим дядей, профессором Жо… Сколько его помню, он всегда отличался совершенно невыносимым характером: жадный, сварливый, всем недовольный, постоянно бранящийся… Его родная сестра – моя мать – еще в молодости разругалась с ним в пух и прах и с тех пор не поддерживала никаких отношений. Но из жалости, свойственной многим женщинам, она иногда посылала к нему меня – справиться о здоровье, прибраться, закупить продукты, приготовить что-нибудь… Дядя прожил холостяком («Какая дура такого выдержит!» – говорила моя мать) и днями напролет занимался какими-то исследованиями. Последние годы он и в свой институт стал ходить нерегулярно, а все больше занимался дома. Предмет его изучения был, прямо скажем, весьма странный и оттого вызывал неподдельное любопытство. Несколько лет назад он приобрел у каких-то алкоголиков старинные каминные часы в деревянном корпусе. Им то он и уделял почти все свое время. Подключал к ним какие-то приборы, одевал наушники и что-то быстро записывал на приготовленные заранее листы бумаги. Исписанную таким образом бумагу, он аккуратно раскладывал по пронумерованным папкам и ставил в шкаф. Таких папок набралось несколько десятков. Я не мог преодолеть свой интерес к его чудным занятиям и несколько раз, то прямо, то косвенно пытался выяснить, что все это значит? Но в планы дяди не входило посвящать меня, да и вообще кого бы то ни было, в свои исследования. Оказалось, он проводил их в полной тайне от всего научного сообщества. А однажды огорошил меня тем, что вообще готовится эмигрировать в Штаты. - Задолбала эта гребаная страна! – пожаловался он мне. – Всю жизнь ей отдал, а что получил?! А в Штатах у меня будет все: лаборатория с новейшим оборудованием, штат сотрудников, деньги, слава, почет… Дом нормальный, а не эта коморка! Машина с водителем… Все, что нужно для нормальной жизни. Я что, ничего этого не заслужил!? Стало ясно, что тайну своих изысканий профессор увезет с собой. И тогда любопытство толкнуло меня на преступление. Воспользовавшись тем, что дядя зашел в ванную принять душ, я открыл его шкаф, достал четыре папки и вытащил из каждой по нескольку листочков. Вскоре Жо… благополучно отбыл за океан, прихватив с собой те самые каминные часы и все папки с бумагами. Я же бросился изучать его писанину и был немало удивлен, обнаружив вместо ожидаемых формул и расчетов, какие-то диалоги. Это была подробная запись чьих-то разговоров. Складывалось впечатление, что профессор считывал эти разговоры с часов, которые, получается, фиксируют их и сохраняют на протяжении времени. Как бы то ни было, а ничего другого в голову не приходило. Разве что все эти диалоги – шифровка. Поэтому я решил опубликовать их, в надежде, что кто-нибудь из научной братии найдет другое решение. Внимательно перечитав все диалоги из профессорских папок, я понял, что они передают разговоры четырех семей, видимо, разных поколениях одного рода, которым передавались каминные часы. Первые жили вначале ХХ века, вторые – в 30-е годы, третьи – в 70-е годы, а последние, похоже, вначале ХХ1 века. Разложив листы по порядку, насколько смог, отдаю их на ваш суд.
Глава 1. Начало ХХ века - Ах, какое чудесное утро, любезная Дарья Антоновна! Как Вам спалось? - Прекрасно, дорогой Петр Сергеевич! - Так поторопитесь привести себя в порядок. Нас уже зовут к завтраку. Вы не з
|
