Контроль над рукописями Мёртвого моря

В известной мере отмена Индекса была простой формальностью. Уже какое‑то время и раньше он был обречён развитием современной светской культуры. Образованные католики неизбежно подвергали себя методическому воздействию теологически неприемлемого материала, невзирая на запрещения Церкви.

Но были и другие сферы, в которых Церковь всё ещё сохраняла способность регулировать, контролировать и ограничивать и доступ к знанию, и поток информации столь же безжалостным образом, как это делалось в Средневековье.

Возможно, самым вопиющим примером такого рода была история с рукописями Мёртвого моря. Своим обращением с рукописями Священная канцелярия, действуя от имени Церкви через посредство Папской библейской комиссии, сотворила то, что один учёный назвал «академическим скандалом par excellence[63] двадцатого века».

В 1880‑х годах только набиравшее ход модернистское движение ещё не стало разрушительной силой, ещё не приобрело дурную славу. Среди молодых модернистских учёных той эпохи царили наивная доверчивость и идеалистический оптимизм, неколебимая уверенность в том, что целенаправленная археологическая работа приведёт к подтверждению, и никак не опровержению, слов Писания.

Французская Эколь библик, «Библейская и археологическая школа», в Иерусалиме — превратившаяся в конечном итоге в тирана учёных, занимавшихся рукописями Мёртвого моря, — была рождена первой волной модернизма, до того как Церковь распознала, к какой головокружительной бездне она подошла.

Школа появилась на свет в 1882 году, когда французский монах‑доминиканец, совершая паломничество в Святую землю, решил основать доминиканскую общину в Иерусалиме, которая включала бы церковь и монастырь. Он выбрал место, где раскопки обнажили руины старой церкви. По преданию, на этом месте был насмерть забит камнями святой перводьякон Стефан, считавшийся первым христианским мучеником.

Рим не только одобрил идею, но и взялся её проработать и расширить. Папа Лев XIII распорядился, чтобы также была создана школа библейских исследований. Она и была основана в 1890 году отцом Альбером Лагранжем и официально открыта в 1892 году, для проживания пятнадцати студентов. Это учреждение было одним из многих типично модернистских проектов того времени.

На принадлежащей ей территории католические учёные должны были приобретать подготовку, необходимую для того, чтобы укреплять вероучение под натиском успехов науки в исторических и археологических изысканиях. Спустя десять лет наступило крушение иллюзий, и над модернизмом нависла угроза официального осуждения.

В 1903 году папа Лев создал Папскую библейскую комиссию, орган, предназначенный работать в тандеме со Священной канцелярией и надзирать за работой католических учёных‑библеистов. К этому времени одного предложения о проведении исторических или археологических исследований было достаточно, чтобы навлечь гнев и осуждение церковных властей; и отец Лагранж вместе со своей Эколь библик был подвергнут комиссией надлежащей проверке.

Впрочем, быстро подтвердилось, что Лагранж оставался лояльным официальной доктрине и традиции и что его сердце было по‑прежнему вместе с Церковью. Лагранж в результате был назначен членом — или «консультантом» — Папской библейской комиссии. Его журнал «Ревю библик» стал официальным печатным органом комиссии; и такое положение вещей продолжалось до 1908 года, когда комиссия начала издавать свой собственный журнал.

Несмотря на полученное одобрение, в адрес Лагранжа продолжали сыпаться обвинения в модернизме со стороны низших эшелонов церковной иерархии. Эти обвинения настолько деморализовали его, что в 1907 году он оставил свою работу по исследованиям Ветхого Завета. В 1912 году он решил полностью расстаться с библеистикой и уехал из Иерусалима.

Однако папа поспешил поддержать его, приказал ему вернуться на свою должность и убедил его возобновить свою работу. Под его послушным началом Эколь библик, созданная изначально в помощь модернизму, сделалась теперь оплотом борьбы с ним. Вот эта организация как раз и исхитрилась спустя полвека установить настоящую монополию над рукописями Мёртвого моря.

В 1947 году в пещере вблизи Кумрана, в сорока минутах езды к востоку от Иерусалима, были обнаружены первые из этих древних текстов — манускрипты, датируемые первыми веками новой эры и более ранним временем. Оказалось, что в этой пещере, получившей впоследствии название Пещеры 1, находилась не одна рукопись.

В последующее десятилетие поблизости были найдены ещё десять пещер, в которых также были обнаружены рукописные материалы — некоторые практически в целом виде, некоторые в виде фрагментов, которые нужно было собирать, как головоломку. Американские и израильские учёные быстро опубликовали свои находки, вызвавшие огромный интерес во всём мире.

Кумранские рукописи были самыми ранними документами подобного рода, которые когда‑либо увидели свет в Святой земле. Они явно относились к периоду, близкому к началу христианской эры. Они хранили свидетельства о мессианской, апокалиптической религиозной общине, проживавшей на этом месте около 2 тысяч или более лет тому назад.

Пока рукописи можно было связывать только с изолированной иудейской сектой, Церковь и Священная канцелярия оставались равнодушными к ним, рассматривая их всего лишь как любопытный исторический и археологический материал. В 1950 году, однако, профессор Сорбонны Андре Дюпон‑Сомме прочитал публичную лекцию, ставшую международной сенсацией. Он охарактеризовал один из текстов Мёртвого моря как описание «секты Нового Завета».

Глава этой секты был мессианской фигурой, избранником божьим, именовавшимся «учителем праведности» и претерпевшим гонения и страдания. Его последователи верили в то, что близится конец мира. Спасутся только имеющие веру в Учителя. К возмущению многих, Дюпон‑Сомме делал вывод, что «учитель праведности» во многих отношениях являлся «точным прототипом Иисуса».

Церковь сразу же запаниковала. Документы, касавшиеся изолированной иудейской секты, были одно, а документы, которые могли бросить тень на истоки христианства, — совсем другое. Католическим учёным уже предлагалось поучаствовать в изучении обнаруженных манускриптов, но они не выказали большого интереса.

Теперь, однако, нужно было принимать срочные меры по ограничению вреда и как‑то скрыть опасные свидетельства. Необходимо было установить контроль за исследованиями в этой области и теми, кто занимался рукописями. Любой ценой надо было добиться того, чтобы представлять Кумранские рукописи публике таким образом, который отдалял бы их от истоков христианства, делал бы малозначимыми или случайными для католического предания, учения, доктрины и догмы.

И такую кампанию за приобретение контроля над как можно большим количеством манускриптов начал с высочайшего одобрения доминиканский директор Эколь библик аббат Ролан де Во, хотя и не обладавший никакой квалификацией в археологии. В период с 1951 по 1956 год де Во предпринял свои собственные раскопки в Кумране.

Его цель состояла в том, чтобы найти — или, если необходимо, сфабриковать — доказательства того, что рукописи в действительности не имели значения для раннего христианства, что они относились всего‑навсего к изолированной и немногочисленной затерянной в пустыне общине ессеев[64], оторванной даже от «официального» иудаизма того времени.

Разумеется, датирование рукописей надлежало привести в соответствие с этой интерпретацией. По этой причине де Во вынужден был заниматься очень сомнительными археологическими процедурами. Так, например, при помощи простой уловки он выдумывал стены — там, где их не было, — оставляя нераскопанными отдельные участки места. С помощью таких приёмов он стремился установить свою собственную хронологию для рукописей, датируя их безопасным и неопровержимым образом дохристианским периодом.

Между тем на свет продолжали появляться всё новые манускрипты и рукописные фрагменты — в некоторых местах порой в большом количестве. Складывавшаяся картина угрожала обернуться для Церкви даже большим конфузом, чем мнилось поначалу. Действительно, имелись смущающие параллели между ранним христианством и общиной в Кумране, и рукописи служили тому доказательством. Одновременно с этим община в Кумране стала рисоваться не каким‑то отдалённым, обитающим в пустыне анклавом, а центром религиозной деятельности, который фигурировал на переднем плане истории во времена Нового Завета, играя важную роль в событиях того времени.

Хуже всего то, что община, как оказалось, была не просто мессианской и апокалиптической по своему духу, но воинствующей и революционной, нацеленной на освобождение Святой земли от ига Римской империи и восстановление иудейского царства образца Ветхого Завета. Другими словами, её ориентация была в не меньшей степени политической, чем религиозной.

Такую ориентацию было всё труднее примирить с тем кротким агнцем — Спасителем христианского предания, который отдавал кесарю кесарево и призывал своих последователей подставлять другую щёку в знак покорного мученичества. Таким образом, установление полного контроля над рукописями и теми смущающими откровениями, которые они могли содержать, превращалось для Церкви во всё более насущный вопрос.

Посредством ловкого макиавеллистического политиканства де Во сумел добиться назначения себя главой международной группы учёных, которым было доверено собрать, перевести и опубликовать тексты, найденные в Кумране. Ему также удалось поставить эту международную группу учёных, а значит, и всю работу над рукописями Мёртвого моря, под начало Эколь библик — доминиканского учреждения, подотчётного, не следует забывать об этом, через Папскую библейскую комиссию Священной канцелярии.

Он сосредоточил в своих руках ещё большую власть, взяв на себя издание официального академического журнала, посвящённого материалам, найденным в Кумране. И, сверх того, он добился, чтобы его назначили ответственным редактором канонического, как предполагалось, перевода Кумранских рукописей — «Открытия в Иудейской пустыне», — выпущенного издательством Оксфордского университета. В результате всех этих манипуляций ему удалось стать автором якобы бесспорной и раз и навсегда установленной интерпретации всех Кумранских рукописей.

Де Во и его протеже, таким образом, сделались международно признанными экспертами по рукописям Мёртвого моря, и у мира, казалось, не было никаких причин сомневаться в их честности. Таковы были обстоятельства, которые примерно в течение сорока пяти лет определяли состояние изучения рукописей Мёртвого моря. В течение сорока пяти лет Кумранские рукописи оставались, по сути дела, частной вотчиной, находясь в исключительном ведении группы в большинстве своём католических учёных, подконтрольных Эколь библик, Папской библейской комиссии и Священной канцелярии.

Эта группа делала всё возможное, чтобы не допустить к материалам «непосвящённых». Публикация некоторых материалов, которые могли пошатнуть авторитет Церкви, необъяснимым образом откладывалась и задерживалась. Другие материалы публиковались не раньше, чем они приобретали наименее компрометирующее толкование. Провозглашались заведомо спорные датировки, дабы отдалить во времени рукописи от христианства и устранить всякий намёк на их причастность к Иисусу, святому Павлу, святому Иакову или движению, которое вылилось в раннюю Церковь христианского предания.

Места, имевшие слишком близкое текстуальное сходство с Новым Заветом, искажались при переводе и, по крайней мере в одном ключевом случае, утаивались в течение десятилетий. Приведём только один пример. 9 июля 1958 года группа учёных де Во получила в своё распоряжение новый фрагмент рукописи, содержавший небольшой кусок текста.

Как и полагается, ему был присвоен идентификационный номер — 4Q246, означавший фрагмент 246 из Пещеры 4 в Кумране[65]. Текст оказался лёгким и достаточно простым для перевода. Действительно, как поведал одному из авторов этой книги учёный, присутствовавший при этих событиях, перевод в основном был закончен к следующему утру — к этому времени все члены группы де Во прочитали его или знали, о чём в нём говорилось. Но то, что в нём говорилось, было потенциально взрывоопасным:

«Он будет наречён сыном Божьим, и они станут называть его сыном Всевышнего… Царство его будет вечное царство».

Параллели с христианским Писанием достаточно очевидны. Этот скудный фрагмент текста мог свести на нет все усилия группы де Во по дистанцированию рукописей Мёртвого моря от раннего христианства. По этой причине само его существование держалось в строжайшей тайне в течение четырнадцати лет.

Возможно, это так бы и осталось тайной, если бы один из учёных, входивших в группу де Во, не обмолвился о нём во время лекции в Гарвардском университете в декабре 1972 года. Но даже после этого он отказался предоставить его копию какому‑либо другому исследователю для независимого изучения.

Должны были пройти ещё восемнадцать лет, прежде чем текст попал из анонимного источника в журнал «Библикал Аркеолоджи Ревью», посвящённый библеистским исследованиям популярного характера, который и напечатал его в 1990 году. В течение тридцати двух лет после его первоначального перевода, таким образом, текст был известен группе де Во, но держался под спудом.

Не упоминая о нём ни словом, церковные комментаторы тем временем прибегали к уловкам и изображали блаженное неведение. В 1968 году, к примеру, Ксавье Леон‑Дюфур, приятель де Во и член Папской библейской комиссии, уклончиво писал:

«Ни в одном из Кумранских текстов не говорится о «сыне Человеческом».

Ни словом не обмолвившись о «сыне Божьем», он принялся доказывать, что наставник Кумранской общины, как он изображён в рукописях, не имел ничего общего с личностью Иисуса. Спустя одиннадцать лет — в 1979 году — кардинал Жан Данилу, ещё один друг де Во, опубликовал английский вариант своей собственной книги — «Рукописи Мёртвого моря и примитивное христианство».

Он продолжал вторить официальной «партийной линии». Игнорируя существование текста о «сыне Божьем», он тоже доказывал, что не может существовать никакой связи между Иисусом и главой Кумранской общины. Только в начале 1990‑х годов обстоятельства, определявшие состояние научных исследований рукописей Мёртвого моря, наконец‑то начали меняться.

Этим мы обязаны главным образом упрямству и настойчивости профессора Джеймса Робинсона, возглавлявшего группу учёных, которая перевела так называемые «Гностические Евангелия», найденные в местечке Наг‑Хаммади в Египте, и профессору Роберту Айзенману из Калифорнийского университета в городе Лонг‑Бич, который уже давно выступал за предоставление научной общественности свободного доступа к Кумранским рукописям.

Опираясь на негативы, полученные из анонимного источника, Робинсон и Айзенман выпустили двухтомную подборку фотографий — «Факсимильное издание рукописей Мёртвого моря». Впервые весь корпус Кумранских текстов сделался доступным независимым исследователям. Шлюзовые ворота, наконец, открылись. Хантингтонская библиотека в Калифорнии была одной из нескольких учреждений, в которых хранились фотографии всех рукописей Мёртвого моря — для подстраховки, на случай, если оригиналы будут уничтожены в очередном ближневосточном конфликте.

Через три месяца после публикации Робинсона и Айзенмана библиотека бросила вызов Библейской школе, объявив о своём намерении сделать свою коллекцию доступной для учёных. Айзенман первым получил доступ к материалам. Он и профессор Майкл Уайз из Чикагского университета быстро собрали две группы учёных — каждый из своего собственного университета, — чтобы заняться переводом пятидесяти наиболее значимых неопубликованных текстов. Их перевод появился в 1992 году под названием «Рукописи Мёртвого моря без покрова».

В настоящие дни Церковь больше не контролирует доступ к текстам, обнаруженным в Кумране, но она по‑прежнему старается контролировать их интерпретирование. Католические учёные продолжают настаивать на своём собственном ортодоксальном толковании и между делом пытаются подавить всякую оппозицию.