Совзнак

После Октябрьской революции советской власти в центре потребовалось почти два года, чтобы перейти к эмиссии собственных бумажных денег. Эта затяжка объяснялась двумя главными причинами: идеологи­ческой и технической. Первая состояла в том, что в высших ярусах партийного руководства шли с неяс­ным исходом дискуссии о безденежном хозяйстве. Вторая — в недостатке технических средств и специ­алистов для фабрикации новых денег.

Однако в реальной жизни ни государство, ни хо­зяйство не могли обойтись без денег, поэтому совет­ская власть продолжала гнать в обращение старые дензнаки царского и Временного правительств. На территории РСФСР обращались «николаевки» (или «романовки») купюрами от 1 до 500 рублей и деньги Временного правительства двух видов — «керенки» в относительно мелких купюрах 20 и 40 рублей и «дум­ские деньги» в купюрах 250 и 1000 рублей [27, с. 191]. Безналичные расчеты сократились до совсем незна­чительных размеров.

До 1 января 1919 г. царским, Временным и совет­ским правительствами было выпущено более 55 мил­лиардов рублей (по другим данным, около 61 милли­арда), причем 36 миллиардов или несколько больше эмитировала советская власть [27, с. 191]. Не все они фактически находились в обращении: часть осталась на территориях, занятых белыми и интервентами, часть была вывезена за пределы страны, уничтожена или припрятана. Тем не менее все эти деньги скопом обес­ценивались, а денежный голод, несмотря на рост эмис­сии, оставался постоянной чертой экономики или того, что еще оставалось от экономики. Как говорил Ленин в марте 1918 г., «у нас денежный голод, — знаков не хватает, экспедиция (сохранившийся с царского време­ни тогдашний Гознак. — А. А.) не может печатать сколько нужно».

Престиж и оценка царских и «временных» денег в известной степени различались. Народ больше скло­нялся к вере в восстановление тысячелетней монархии, чем в возвращение Керенского. Значительная часть «николаевок» была припрятана населением еще до ок­тября 1917г. или вывезена эмигрантами. Военные не­удачи большевиков в 1918-1919 гг., казалось, увеличи­вали вероятность реставрации власти, которая могла бы признать царские деньги. По всем этим причинам «николаевки» расценивались на 10-15% дороже «кере­нок» и «думских денег», а в некоторых местах разница доходила до 40%. За пределами Советской России цар­ские деньги тоже котировались более высоко.

Советская власть не слишком пыталась ограничить эмиссию. Была в ходу даже идея, что чем больше день­ги обесценятся, тем скорее можно будет избавиться от этого «пережитка капитализма». Забавно читать, с ка­ким безразличием относились большевики к эмиссии и инфляции. Декрет Совнаркома от 15 мая 1919 г. фор­мально санкционировал эмиссию «в пределах действительной потребности хозяйства в денежных знаках» [57, с. 84]. Сколько надо, столько и напечатаем!

Тем не менее именно в это время был решен вопрос о выпуске собственных денег Советской России: в 1919 г. выпущены деньги номиналом от 1 до 1000 рублей, на которых, как в царское время, было напечатано «кредит­ный билет». В действительности ничего кредитного они не заключали, это были просто казначейские (государ­ственные) бумажные деньги. Впрочем, почти одновре­менно родился расчетный знак — чисто советские деньги времен военного коммунизма. В самом этом названии содержался намек, что это уже не совсем день­ги, а какое-то временное, подсобное, чисто техническое средство обмена. В 1921 г. выпускались деньги, на кото­рых было напечатано «обязательство РСФСР». Все эти деньги скоро получили в народе прозвище совзнаки. Аббревиатуры входили в большую моду.

Эмиссия новых серий совзнаков продолжалась в 1920-м и 1921 гг., причем их номиналы росли и рос­ли. В сентябре 1921г. Совет народных комиссаров (СНК) разрешил выпуск купюры в 10 миллионов руб­лей. Все эти выпуски не заменяли старые деньги, а присоединялись к ним. Впрочем, к этому времени са­мый высокий номинал старых денег (1000 рублей) пре­вратился в незначительную величину.

Счет денег с множеством нулей становился все бо­лее затруднительным. Надо ведь иметь в виду, что боль­ше половины населения России было неграмотным. В 1922 г. была произведена деноминация совзнака с уменьшением всех денежных величин в 10 тысяч раз, по мнению Юровского — не лучшая идея: люди еще больше путались в нулях [57, с. 88]. В 1923 г. прошла вторая деноминация с уменьшением денег еще в 100 раз, в результате один миллион старых (до первой деноминации) денег стал стоить один новый рубль, что было удобно для счета. Эти меры ничего не изменили, по существу, в судьбе совзнака: он продолжал падать.

К 1921 г. вольные цены потеряли всякую связь с твердыми пайковыми ценами, если последние еще ос­тавались в силе. Однако бесплатное снабжение дава­лось лишь части городского населения, и нормы его были крайне низкими. В особенно тяжелом положе­нии оказались «буржуазные» слои, к которым относи­ли не только предпринимателей, но чуть ли не всех тех, кто не занимался физическим трудом. Для значитель­ной массы городского населения вольный рынок ос­тавался основным источником снабжения, а его цены определяли реальное жизнеобеспечение.

По данным Конъюнктурного института Наркомфина, в то время ведущего научного центра в области эко­номики, индекс вольных цен в Москве показывал в ян­варе 1921 г. по сравнению с 1913 г. рост в 27 тысяч раз. Цены на продовольственные товары выросли в 34 ты­сячи раз, непродовольственные — в 22 тысячи. Только в 1920 г. цены повысились более чем в 10 раз. Разброс роста цен отдельных товаров был весьма велик. Больше всего повысилась цена на соль — в 143 тысячи раз, да­лее шли растительное масло (71 тысяча), сахар (65 ты­сяч), хлебопродукты (42 тысячи). Особо большие разме­ры повышения цен на такие товары, как сахар и соль, объяснялись упадком производства, трудностями транс­порта, государственной монополией, не оставлявшей ре­сурсов для вольного рынка. Из непродовольственных товаров больше всего подорожало мыло (рост цен в 50 тысяч раз), нитки (34 тысячи). Цены на товары, по­купку которых можно было в этих крайних условиях отложить, выросли меньше: к примеру, посуда подоро­жала «только» в 12 тысяч раз [51, с. 30-32].

Сравнить эти цифры с денежными доходами мос­квичей невозможно за отсутствием хоть сколько-ни­будь правдоподобных данных. В отношении многих ка­тегорий населения просто загадочно, на какие средства они жили и где они могли брать деньги. За всеми эти­ми цифрами и фактами стоит мрак жизни людей в те годы. Население Москвы уменьшилось по сравнению с довоенным примерно вдвое: люди умирали, эмигри­ровали, разъезжались по деревням и малым городам, где можно было хоть как-то кормиться от земли.

Рост цен сильно обгонял эмиссию денег. За три с половиной года (с начала 1918 г. до середины 1921 г.) масса денег увеличилась в 100 раз, а цены по общерос­сийскому индексу — в 8000 раз. Столь огромный раз­рыв объяснялся крайней узостью рынка, малыми раз­мерами предложения товаров. Эмиссия была главным источником доходов государства, но финансовая эф­фективность эмиссии, т.е. величина этих доходов, неук­лонно сокращалась вследствие обесценения денег. В первой половине 1921 г. государство получало от эмиссии в реальном выражении (по довоенным ценам) всего лишь 5,6 миллиона рублей в месяц — сумму со­вершенно ничтожную.

Между тем затраты на изготовление и распределе­ние денег были велики. На фабриках тогдашнего Гос­знака в Москве, Петрограде, Пензе, Перми и Ростове-на-Дону работали около 14 тысяч человек. К этому надо добавить чиновников всех уровней, ведавших эмиссией, перевозчиков денег, охранников, кассиров и т.д. [57, с. 88]. Невозможность «эмиссионного хозяй­ства», как специалисты назвали эту систему, станови­лась все очевиднее. Инфляция, возможно, не была ре­шающим фактором перехода к нэпу, но свою роль она, безусловно, сыграла.