Процессы и тенденцииЖизнеспособность считалок подтверждается не только относительным богатством репертуара, активным варьированием, включением реалий современной жизни, но и активным взаимодействием разных считалочных сюжетов — фольклорной контаминацией. Из всех выявленных считалок 11 вступают в контаминации. Наиболее активно включена в межтекстовое взаимодействие считалка «Шла машина»: она связана с пятью сюжетами («На золотом крыльце», «Катилась мандаринка», «Катилося яблочко», «Сидел петух», «Шла кукушка»). Причем эта считалка взаимодействует с другими двусторонне: она и заимствует их элементы, и «делится» с ними своими фрагментами. Во взаимодействие вступают и краткая, и обе длинные версии считалки.
Со считалкой «Шла кукушка…» считалка «Шла машина…» обменивается первыми строчками, а считалки «Сидел петух…» и «Катилося яблочко» заимствуют у нее форму последней строки (выхода).
Мы видим, как современная версия считалки «На золотом крыльце…» развивается под влиянием считалки «Шла машина…». В то же время один из вариантов длинной версии считалки «Шла машина…» изменяется по образцу концовки считалки «Катилась мандаринка».
Считалка «Вышел месяц…» связана с двумя считалками: «Катилась мандаринка» и «Сидел петух…» (во взаимодействие вступают разные варианты концовки длинной версии).
Один из вариантов считалки «Катилась мандаринка» удлиняется под влиянием концовки одного из вариантов «Вышел месяц…», а другой вариант считалки «Вышел месяц…» сам меняется под влиянием первых строк считалки «Сидел петух…». Контаминация в считалках — явление широко распространенное. Исследователь французских считалок по этому поводу замечает: «Очень затруднительно судить о первозданной чистоте текста при наличии этих контаминаций и агглютинирований, которые делают из считалки палимпсест со случайными родственными связями»[17]. Тот факт, что палимпсест современных считалок удается «расслоить», убедительно свидетельствует о том, что контаминация считалок — явление сегодняшнего дня. Взаимодействие происходит буквально на наших глазах: считалки одновременно живут и самостоятельно, и в контаминациях. Некоторые контаминации удается обнаружить, обратившись к записям прежних лет. Именно так обстоит дело с записанным в Новосибирске продолжением считалки «Вышел месяц…» (см. выше). В коллекции считалок Е.В. Ржановской, собранной в Заонежье в 1927 — 1934 годах[18], есть такие тексты:
Раз, два, три, четыре, пять, Шесть, семь, восемь, девять, десять, Царь велеу[19] тебя повесить. Я висеу, висеу, висеу, И на небо улетеу.
Прямо, прямо, прямо, Там большая яма, Две ступеньки вниз, Там живет Борис, Председатель дохлых крыс.
Сравнив «удлиненную» новосибирскую считалку с этими текстами, можно увидеть, как преобразуются считалочные микросюжеты, «сплетаясь» вместе по прихоти детской фантазии… И вот что удивительно: исходные сюжеты забылись, а «хитросплетение» живет и расцвечивается все новыми деталями… Современные считалки убеждают: контаминация — один из основных способов существования и развития считалочного жанра. * * * Во время проведения эксперимента мы обнаружили появление нового способа распределения ролей и установления очередности в игре. Речь идет о так называемом скидывании, появившемся в России сначала на правах самостоятельной игры[20], но постепенно распространяющимся среди русских детей в качестве «игровых прелюдий». «Скидываются» дети так. После произнесения краткого текста, включающего заумную речь («Камано, нагано, чи-чи-фо!» или просто «Чи-чи-фо!», «Су-е-фа!» и проч.), иногда произносится более развернутый текст («Камень, ножницы, бумага, карандаш, огонь, вода, и бутылка лимонада, су-е-фа!»), дети одновременно «выбрасывают» жесты, имеющие символическое значение. Пальцы, сжатые в кулак — камень, открытая ладонь — бумага, разведенные средний и указательный пальцы — ножницы (иногда набор жестов шире — огонь, вода и др.). Присвоенные жестам значения (камень, ножницы, бумага и др.) связаны между собой определенным образом. Камень тупит ножницы, поэтому игрок, показавший ножницы, признается побежденным тем игроком, который показал камень. Отношения между остальными знаками таковы: ножницы режут (то есть побеждают) бумагу, бумага заворачивает (то есть побеждает) камень. Ведущую роль при скидывании, безусловно, играют символические жесты. Текст, произносимы ритмично и даже с некоторым напевом, нужен только для того, чтобы обеспечить одновременное предъявление жестов: последний слог служит своеобразной командой. Ясно, что скидывание может состояться только тогда, когда каждый игрок «выкидывает» жест независимо, не зная жестов товарищей по игре. Это обстоятельство обеспечивает новому способу распределения ролей полную объективность. Возможно, такой способ распределения ролей пришел к нам в ответ на резкое сужение дворового пространства и уменьшение численности групп, в которые объединяются дети в играх. Считалки предполагали достаточно большой игровой коллектив, скидывания же больше подходят для двоих-троих. В противоположность безусловной объективности скидывания, в исполнении детьми считалок мы обнаружили совершенно новое явление, свидетельствующее о появившейся возможности ритмического манипулирования при счете. К концу считалки (последняя строка; несколько заключительных слов) дети практически всегда замедляли счет и нередко допускали переход от метрического проговаривания к послоговому. По поведению детей (лукавые улыбки, «говорящие» взгляды и проч.) можно было догадаться, что растягивание концовок производилось намеренно и было связано с желанием считающихся повлиять на результат пересчета, с попыткой «подыграть» приятелю или самому себе. Любопытно, что остальные дети не возражали против такого подыгрывания и как должное воспринимали результат счета. Подчеркнем: данное явление не отмечено в исследованиях фольклористов и является новшеством последних 5 — 10 лет. Традиционно дети, стоящие в кругу во время исполнения считалки, тщательно следили за считающим и не допускали отклонений от ритмического счета. Это незначительное на первый взгляд изменение поведения детей при счете может свидетельствовать о существенных переменах в коллективном сознании детского сообщества. Если раньше «приговор» считалки был непреложным и воспринимался как жребий, судьба, а исполнитель считалки безропотно подчинялся ритму, то теперь считающий, по сути дела, сам подчиняет себе считалку, манипулируя ритмом и предопределяя исход счета. Считалка превращается в своеобразное средство для достижения заранее намеченной цели. Выводы Синтезируя результаты, полученные в результате проведения эксперимента, можно сделать выводы о состоянии рассмотренного фольклорного жанра в современном детском сообществе. 1. Считалки сегодня являются той площадкой, на которой дети практически, хотя и неосознанно, осваивают законы бытования фольклорного материала. Варьирование текстов, хранение их в коллективной памяти, живая импровизация в процессе исполнения, контаминирование отдельных текстов в сложные тексты-цепочки ¾ весь этот опыт, приобретаемый детьми в ходе игрового использования считалок, является по сути дела универсальным опытом человечества, накопленным на протяжении многих веков. 2. Абсолютное большинство распространенных сегодня считалок характеризуется ритмикой четырехстопного хорея; нам встретилось только два случая сохранения тактовика — традиционная версия считалки «На золотом крыльце сидели» и первая часть считалки «Катилась мандаринка». Четырехстопный хорей, роднящий считалки с авторскими детскими стихами, со стихотворными опытами самих детей, уверенно вытесняет исходный тактовик. Об этом процессе свидетельствует и тот факт, что все без исключения современные версии и фрагменты считалок (включающие реалии современной жизни) выдержаны в ритмике четырехстопного хорея. Таким образом, тактовиком дети владеют пассивно, воспроизводя традиционные тексты, хореем — активно, пользуясь им в процессе создания новых считалочных вариантов. Дети виртуозно владеют ритмической моделью четырехстопного хорея, варьируя большое количество слов, находящихся внутри строки (вне рифмы). Особенно ярко владение четырехстопным хореем проявляется в концовках считалок, многие из которых являются результатом спонтанных детских импровизаций (в ряде случаях, записывая считалки в детских коллективах, мы не могли отличить воспроизведение знакомого текста от спонтанного сочинительства). 3. Все записанные нами считалки имеют смежную рифмовку, в том числе концовки считалок, появившиеся в результате спонтанных детских импровизаций (из чего можно заключить, что смежная рифмовка на практике уже освоена детьми этого возраста; это подтверждается и материалом детских дразнилок). 4. Абсолютное большинство считалок — это стишки с незамысловатым сюжетом (исключение составляет единственная «заумная» считалка «Эни, бени, рики, таки» и считалка с перечислением «Стакан, лимон», имеющие незначительное количество вариантов и в целом очень ограниченное распространение). Между тем традиционный фонд русских считалок характеризуется более равномерным распределением считалочных текстов по названным группам (сюжетные, бессюжетные — с перечислением, «заумные»). 5. Налицо тенденция к удлинению считалок. Короткие считалки сегодня малопопулярны. Самые распространенные считалочные сюжеты имеют как краткую (традиционную), так и длинную (современную) версии; популярны сегодня именно длинные версии. К удлинению считалок приводит и контаминирование считалочных сюжетов. Контаминированию способствует универсальность ритмической модели и безразличие жанровой модели к содержанию. Подчеркнем: удлинение считалок происходит в условиях сокращения дворового пространства, уменьшения количества детей, участвующих в коллективных играх (для их пересчета хватило бы самой короткой считалки). Значит удлинение считалок определяется не функциональными, а эстетическими задачами жанра. Абсолютное преобладание сюжетных считалок и тенденция к удлинению, то есть развитию сюжета, свидетельствуют об актуальности сюжета в считалках для детей 6 — 7 лет (при всей нереалистичности и алогичности считалочных сюжетов). В то же время анализ записанных текстов, а также полевые наблюдения позволяют сделать вывод о вторичности сюжета в считалках, по крайней мере, для современных детей. Сюжет в современных вариантах считалок возникает почти стихийно, как следствие строгого соблюдения ритмической модели и поисков точной рифмы; в случае спонтанного сочинительства сюжет считалки является неожиданностью, побочным результатом даже для сочинителя и неизменно вызывает смеховую реакцию самого автора импровизации и присутствующих детей. Не исключено, что достижение комического эффекта является основным стимулом для маленьких стихотворцев. Можно, пожалуй, сказать, что считалка является идеальной формой для наивного сочинительства, своеобразным ритмическим тренажером: она позволяет не заботиться о содержании, ибо считалка безразлична к содержанию и допускает все элементарные варианты его организации (логичность, алогичность, небыличность, бессвязность). 6. Необходимо отметить также ослабление считалочного выхода, одного из характернейших признаков считалочного жанра. Во-первых, исчезает распространенная ранее форма пересчета, при котором заключающий считалку вопрос требовал ответа «из публики» и счет повторялся (см. об этом выше). Во-вторых, в современных вариантах считалок указание на выход часто совсем отсутствует (см., например, некоторые краткие варианты считалки «Вышел месяц»). В-третьих, удлиненные версии вовсе «не замечают» считалочного выхода и присоединяют продолжения к словам «все равно тебе водить» и проч., в продолжениях же выход отсутствует (см., например, варианты считалок «Вышел месяц…» и «Шла машина…»). 7. На наших глазах чисто функциональный жанр — детская считалка — отчасти утрачивает свою функциональность (этому способствует и новый — более лаконичный — способ распределения ролей — скидывание) и наращивает эстетическую значимость. Считалка становится сегодня своеобразным руслом, ритмическим клише, облегчающим детям наивное стихотворство, протекающее коллективно и состоящее в ритмической игре, рифмовке и складывании незамысловатого сюжета. В качестве наметившейся тенденции можно указать оттеснение считалки как функционального жанра новой формой распределения ролей и установления очередности в игре — скидыванием. В условиях сокращения игрового пространства этот нарождающийся синкретичный жанр, сочетающий слово и ритмический жест, может оказаться более удобным в силу своей предельной лаконичности. Между тем считалка безусловно жива как поэтический жанр во всем многообразии его эстетических функций. 8. На фоне нового, предельно объективного способа распределения ролей — скидывания, располагающего предельно лаконичным текстом, формируется традиция ритмического манипулирования традиционными считалками, имеющими тенденцию к разрастанию текста (удлинению). 9. Необходимо отметить утрату некоторых аспектов бытования считалок в детском сообществе. Забылись или ушли в пассивный фонд целые группы считалок: жеребьевки, числовки; становятся редкостью заумные считалки.
Скороговорки
В отличие от считалки, скороговорка никогда не бывает ни «заумной», ни алогичной, но при этом содержание скороговорки незначительно, случайно, да и неактуально для всех участников «скороговорочной» коммуникации (тот, кто предлагает, «задает» скороговорку; тот, кто пытается ее повторить; те, кто присутствуют при попытке исполнить скороговорку). В определенном смысле справедливо было бы сказать, что, подобно считалке, скороговорка безразлична к собственному содержанию (в отличие от загадки, сконцентрированной на житейском предмете, в ней заключенном и «зашифрованном»). Картинки, которые рисует текст скороговорки, могут быть реальными («У ужей ужата, у ежей ежата», «Шла Саша по шоссе и сосала сушку») или фантастическими («Кукушка кукушонку купила капюшон...», «Перепелка перепеленка перепеленывала, перепеленывала...»), но они всегда остаются ненастоящими, как бы игрушечными, и не за ними следят исполнители скороговорок. Их занимает другое: заключенная в скороговорочном тексте звуковая (или, точнее сказать, артикуляционная) головоломка (языколомка?), точность / ошибочность воспроизведения — при достаточно высоком темпе говорения — звуковой оболочки текста. При звуковой ошибке ломается немудреная скороговорочная логика, рушится привычный облик слова, что и рождает комический эффект, на который рассчитывают члены скороговорочной коммуникации (вот, наверное, почему не бывает алогичных и заумных скороговорок). Кроме того, логичность текста, наличие содержательного плана выполняют в скороговорке мнемоническую функцию: трудный для артикулирования, далеко не всегда ритмически стройный, часто безрифменный текст без смысловой «поддержки» оказался бы, вероятно, вовсе невоспроизводимым. (В отличие от считалки, однозначно принадлежащей стихотворной речи, скороговорка и загадка не могут быть отнесены ни к стихотворной, ни к прозаической: можно предположить, что корпус текстов и их жанровые законы сложились до размежевания этих двух основных форм художественного языка.) Да и весь «фокус», художественный эффект скороговорки в том и заключается, чтобы связать в логический узелок звучащие однотипно, состоящие почти из одних и тех же звуков слова. Здесь не слова приходят для обозначения, «схватывания» ситуации, как это бывает обычно, а как раз наоборот — содержательный план появляется вслед за звуковым, рождается как находка, открытие смысловых контактов между подходящими по своему звуковому составу словами. Не случайно даже первоклассник на вопрос «Почему Карл украл у Клары кораллы, а не подарил?» вполне разумно отвечает: «Потому что слово “украл” больше подходит», имея в виду, конечно же, его звуковой состав. Поэтому ясно, что систематизировать скороговорки с точки зрения их содержания, предметного плана нецелесообразно и наивно. Эффект «обратного» влияния звуковой, ритмической и т. д. формы на содержательный план присутствует во всяком поэтическом тексте: необходимость выдержать ритмическую модель, «попасть в рифму», достичь звуковой выразительности стиха мощно ограничивает и задает отбор языкового материала, что, в свою очередь, не может не деформировать (расцвечивать, углублять, отменять?) исходный замысел; точнее здесь было бы, вероятно, говорить о балансе содержательных и формальных импульсов, имея в виду высшие образцы поэтического искусства. Что касается самодеятельных, «ремесленных» стихов, написанных по заданию учителя, для участия в конкурсе и т. д., то здесь необходимость соблюсти ту или иную поэтическую форму прямо влияет на содержательный план произведения. Скороговорка — крайний случай такого влияния. Вся ее «картинка» складывается из потребности выдержать форму. Вот почему именно на материале скороговорок можно обнаружить влияние формальных качеств языкового материала на содержательный план произведения (с одной стороны, это универсальное свойство любого поэтического текста, с другой — специфичная черта именно этого фольклорного жанра). В отличие от любого другого произведения (как фольклорного, так и литературного), скороговорка стремится к звуковому минимуму. Чем меньше звуков использовано, тем «скороговорочней» звучит текст. «Купи кипу пик, / Кипу пик купи» — это, пожалуй, предел ограничения, здесь всего 6 разных звуков, причем 4 согласных образуют две пары звуков, различающихся по единственному признаку — твердости / мягкости. Для записи этой скороговорки требуется всего 4 буквы! В целом же для скороговорок особенно актуально ограничение состава согласных: именно они создают затруднение артикуляции[21], в то время как гласные звуки артикулируются легко, и скороговорка к ним более безразлична. Нагнетание близких по артикуляции согласных звуков на крошечном пространстве скороговорки создает эффект «каши во рту», когда «язык заплетается» и артикуляционная ошибка почти неизбежна. Ядро скороговорки — звукокомплекс из двух — четырех согласных звуков:
К а рл у Кл а р ы у кр а лк о р а лл ы, Кл а р а у К а рл а у кр а л а кл а р нет.
Из этого примера видно, что звуки, входящие в звукокомплекс, меняются в скороговорке местами, не давая привыкнуть к определенной последовательности, тем самым затрудняя проговаривание. В приведенном примере обращает на себя внимание звуковая «разрядка» последнего слова: звуки [н*], [т], завершающие этот текст, нарушают звукокомплекс [к, л, р], как бы выводя говорящего из звукового лабиринта (см. также: «Жутко жуку жить на суку» и др.), облегчая наконец артикуляцию и создавая своеобразный скороговорочный финал, «выход» (сравни с «выходом» считалки, более ярко подчеркивающим концовку). Наличие такого облегчения, разрядки — факультативное свойство скороговорки, без которого она нередко обходится («У ежей ежата, / У ужей ужата», «Был баран белорыл, / Всех баранов перебелорылил»). По отношению к парным согласным (по твердости/мягкости и звонкости/ глухости) скороговорка ведет себя непоследовательно. В одних случаях она «не замечает» противопоставления звуков по этим признакам, относясь к парным согласным как к единому звукокомплексу:
Б ы лб а р ан б е л о р ы л, Всех б а р анов пе р е б е л о р ы л и л.
(Звукокомплекс б/б’ л/л’ р/р’)
Соломы воз Возница вез.
(Звукокомплекс с/з в/в’) В других случаях, скороговорка нередко играет этой оппозицией внутри звукокомплекса:
Король — орел,.. р. л’. р’. л Орел — король.. р’. л.. р. л’
Создается впечатление, что основное затруднение этой скороговорки и состоит в постоянной смене признака твердости/мягкости звуков, составляющих звукокомплекс.
* * * Русская народная скороговорка располагает разнообразными способами достижения звукового минимума. Самый простой из них, но одновременно самый нетехничный, творческий (1) — подбор слов с однотипным звуковым составом и конструирование из них логически связного текста. Чистый пример такого типа скороговорок — текст про Клару и Карла, скороговорка «Жутко жуку / Жить на суку» и многие другие. Однако чаще скороговорка выбирает более рациональный путь, как бы освобождая себя от поисков случайных совпадений. Так, другой способ достижения звукового минимума (2) — использование в скороговорке группы однокоренных слов (что неизбежно ведет к звуковому однообразию): «Проворонила ворона вороненка», «Водовоз вез воду / из водопровода», «Борона боронила неборонованное поле» и др. Тот же эффект достигается за счет простого повторения в скороговорке одного и того же слова (одних и тех же слов) (3):
Опять пять ребят Нашли у пенька Пять опят.
Купи кипу пик, Кипу пик купи, Пик кипу купи.
В других скороговорках повторение слов с перестановкой приводит к эффекту симметрии или зеркальности, придающему скороговорке определенное изящество и завершенность:
Гроза грозна, Грозна гроза.
Король — орел, Орел — король.
Стремление к звуковому единообразию закономерно актуализирует в скороговорке явление омонимии — в разных его разновидностях (способ 4):
Архип охрип, Осип осип.
В перелеске перепел Перепелку перепел.
(омоформы-омографы)
Заяц косой Сидит за осокой-травой, Смотрит косой, Как девушка с косой Косит траву косой.
(омоформы и лексические омонимы)
Еще один способ (5) затруднения скороговорения — чисто словообразовательный. Это словосложение, конструирование многокорневых основ:
Огурцы-молодцы Зеленобелогубы.
Стоит, стоит у ворот Бык тупогубоширокорот.
Мы видим, как скороговорка выводит на поверхность лингвистическую проблематику (фонетика, словообразование, в меньшей степени лексикология). В заключение прокомментируем еще один аспект жанра скороговорки. Концентрация однотипных звуков в скороговорках в одних случаях остается чисто техническим приемом, затрудняющим проговаривание, в других — создает эффект аллитерации, т.е. приводит к созданию звукового впечатления, образа. Так, если звукокомплекс [к, л, р] в скороговорке про Карла и Клару не рождает никаких содержательных ассоциаций, то в скороговорке «Жу тко жу ку ж ить на с у к у» повторяющиеся [ж] в сочетании с [у] создают эффект жужжания. Нередко звуковой образ присутствует и в отдельных словах, входящих в скороговорку («топот», «сосала», «хохотушки», «свиристели» и др. — см. стихотворение А. Барто «Игра в слова», подчеркивающее звуковую образность слов нашего языка). Повторение свистящих [с], [ш] в скороговорке «Шла Саша по шоссе / И сосала сушку» невольно связывается с сосанием, а в скороговорке «От топота копыт / Пыль по полю летит» создается даже два разных звуковых впечатления: повторение [п], [т] в первой строчке как бы имитирует звук, возникающий от быстрых ударов копыт о землю, а троекратное повторение [п] в позиции перед гласными звуками создает эффект рассыпания, распыления. Л.Е. Стрельцова так описала звуковой эффект этой скороговорки: «...семикратно повторенное созвучие от-то-по-та, усиленное переливами изменяющихся гласных пы-пы-лю-ле-тит воспроизводит дробный и плотный звук мчащейся конницы»[22]. И далее: «Звуковая окраска слов, сближение слов, далеких по смыслу, различных по грамматическому составу и значению, создает добавочный смысл, как бы прообраз лирического чувства. В скороговорке “Веселей, Савелий, сено пошевеливай” весь набор звуков: ве-се-ле-са-ве-се-ше-вай, перестановка согласных при полном звуковом совпадении в словах ве-се-лей, Са-ве-лий, (по)-ше-ве-ли-вай создает звуковой эффект шелестящего, шуршащего, свистящего сена, наполняет картинку светом, и само имя Савелий делает все вокруг веселым, светлым, душистым. Скороговорку как жанр игрового фольклора можно смело назвать молекулой поэзии...»[23]. Действительно, именно звуковая игра унаследована поэзией от скороговорки. Можно, вероятно, сказать, что в жанре скороговорки были найдены и отточены способы чисто звуковой выразительности, иногда подчеркивающей содержательный план текста, а иногда и контрастирующей с ним. Коммуникативная ситуация исполнения скороговорок прямо ориентирована на комический эффект, связанный с ожиданием артикуляционной неудачи, которая всегда приводит к появлению странных, «сломанных», «смешных» слов. Так, подобно «контролю» считаемых за считающим, активно включающему всех игроков в процесс деления считалки на стопы, ребенок, предложивший скороговорку, а также его болельщики, «публика» — дети, присутствующие при попытке быстро сказать скороговорку, — также включены в процедуру скороговорения: они пристрастно следят за артикуляцией говорящего, как бы мысленно воспроизводя текст, подогреваемые извечной детской потребностью в смехе.
|
«Шла машина…»
____________________
____________________
____________________
____________________
А на буковке звезда,
Там проходят поезда.
Если поезд не пройдет,
Машинист с ума сойдет.
______________________
______________________
______________________
______________________
______________________
______________________
«Шла машина…»
_____________________
_____________________
_____________________
_____________________
Буква эс пошла гулять,
Получила цифру 5,
А когда пошла домой,
Получила цифру 0.
«Вышел месяц…»
__________________
__________________
__________________
__________________
А на следущую ночь
Он зарезал свою дочь.
Это дочка не моя,
А чужого короля.
«Вышел месяц…»
__________________
__________________
__________________
__________________
А на следущую ночь
Он зарезал свою дочь.
Это дочка не моя,
А чужого короля.
А король на лавочке
Кушает козявочки.
