Космические ветра

 

…В кабинет пускали по пятнадцать человек. Мне досталось место во втором ряду. С каждой секундой я волновался все сильнее. Даже не из-за страха провала, а скорее из-за своей несобранности. Во мне бушевали ветра немыслимой силы, просто — космической. В них были собраны все мои сомнения.

«Сейчас всё решится, — нервно думал я. — Сейчас тот самый экзамен по математике. Сейчас уже принесут запечатанные в конвертах листы с заданиями». Но из головы не выходили мысли о родителях, Мефине и университете, от чего я становился рассеянным, хотя сейчас, в период важнейших испытаний моей жизни, этого нельзя было допускать. Я просто мог все провалить.

Как назло, мне начало представляться, что именно нескольких моих баллов — одного или двух — не хватило для поступления на астрономическое отделение. И вслед за этим возникло еще больше сомнений, что я туда вообще поступлю; казалось, что я только размечтался! Каждый год туда берут лишь двадцать человек, а попасть в их число невозможно!

«Нет, так нельзя… нужно успокоиться и просто сделать свое дело. Мефина меня учила, и я обязан оправдать ее старания»

— Предупреждаю сразу — списать не получится. Если у кого-нибудь увижу мобильный телефон, то сразу же попрощаюсь с этим абитуриентом. Все поняли? — прогавкала сухим и угрожающим голосом наблюдатель экзамена. Вот не повезло-то — такую черствую женщину с впивающимся взглядом еще поискать нужно, и, как назло, именно она будет мельтешить между рядами, отвлекая мое и без того разбитое внимание.

Пока во мне продолжали витать ветра негативных мыслей, принесли экзаменационные билеты. Сердце мое забилось чаще. То, к чему меня готовила Мефина, сейчас должно было начаться, но только уже без ее помощи. Только я и Математика. В этой битве остались лишь мы вдвоем.

После четырех часов потливой борьбы с числами и графиками функций я, точно не живой, вышел из кабинета. Я просидел над примерами своего билета, ни на секунду не отвлекаясь. Даже ни разу на эту строгую тетку не взглянул. Четыре часа пролетели незаметно, но зато крайне выматывающе. Во мне не осталось ни капли энергии. Я даже ног не чувствовал. Нужно было срочно что-нибудь перекусить, иначе так до обморока недалеко. Что же делают со школьниками эти проклятые ЕГЭ…

Держась за перила, я спустился на первый этаж. В ближайшем магазине купил прохладной минеральной воды и сладкую булочку. Затем, совсем обессиленный, двинулся домой. Пешком. Никаких душных маршруток. Жара стояла дикая, а ведь это было еще только начало лета. И я понял, что уже скучаю по зиме.

Примерно так же, но немного легче, прошли экзамены по русскому языку и физике. После того как сдал последний экзамен, я решил в виде благодарности пригласить Мефину к себе домой. Она у меня еще ни разу не была. Впрочем, я ее и не звал. Стеснялся своих родителей. Даже не то чтобы родителей, скорее — отношений между ними. Но теперь мне стало откровенно наплевать на это, так как осточертело находиться одному в этом непонятном хаосе их затянувшихся молчанок. У Мефины экзамены, безусловно, проходили отлично. Она рассказывала, что иногда попадались трудные задания, но не настолько, чтобы с ними не справиться. Мне было известно, что у нее намечалась золотая медаль.

Я встретил Мефину сразу после экзамена. Мы немного прогулялись по душным улицам, стараясь придерживаться тенистых участков тротуара, а затем я пригласил ее к себе домой. Она согласилась.

Когда мы вошли в квартиру, первое, что я увидел в прихожей — это несколько сумок, большой чемодан и картонные коробки, в которых находились цветочные горшки. Мама стояла рядом с этим вещевым скоплением.

— Максим… ты… не один? — растерянно проговорила она.

Я озадаченным взглядом окинул все эти вещи и затем поднял его на маму.

— Куда собралась, мам?

— Максим… тут такое дело…

— Уходишь?

Мама вначале побледнела, а затем покраснела, молча и беспомощно смотря то на меня, то на неизвестную ей девушку за моей спиной.

— И даже ничего мне не сказала?

— Максим, я тебе многого не говорила…

Мефина легонько дернула меня за рукав, таким образом прося разрешение уйти и оставить меня с мамой, так как наш визит был выбран явно не в самое удачное время.

— Я смотрю, у нас гости, — все же выдавила приветливую улыбку мама, не обращая внимания на мои требующие скорейшего объяснения слова. — Максим раньше не приводил гостей…

— Здравствуйте, — выглянула из-за моей спины Мефина и, тоже покраснев, опустила глаза, поправляя очки.

— Как нехорошо, как нехорошо… К нам гости пришли, а у меня здесь такой беспорядок, — замешкалась мама, не зная, что делать и в какую сторону податься. — Максим, ты даже не предупредил… — и снова поймав мой взгляд, добавила: — Поговорим позже, Максим, хорошо? Не будем сейчас при нашей гостье. А вы… проходите, не стойте в дверях.

Я не мог поверить, что мама уходит из дома. Неужели узнала про отца?..

— Вы ведь Мефина, верно? — спросила мама.

— Да, это она, — ответил я сам.

— Какое у вас интересное имя, — улыбнулась мама. — Максим очень много рассказывал о вас, он говорил…

— Мам!

— Хорошо-хорошо, больше не буду… Вы проходите, ради Бога, не стойте в дверях. Мне так неудобно… проходите же…

Приход Мефины оживил маму не на шутку. Сама же Мефина лишь скромно поджимала губы и посматривала на меня, как бы ища во мне спасение от того переполоха, который был вызван ее приходом. А я в ответ лишь просто пожимал плечами, ведь для меня самого все происходящее было в диковинку: я впервые привел домой девушку.

Пока мама накрывала на кухне стол, я решил показать Мефине свою комнату. Подаренная ею картина с нашим горизонтом висела на стене напротив окна.

Мефина подошла к моей кровати и, изучающее оглядываясь по сторонам, присела на нее.

— У тебя здесь хорошо, спокойно, — заключила она спустя минуту.

Единственное, что меня смущало в моей комнате, так это обои. Фото обои в космической тематике, которые мы с родителями клеили, когда я был ребенком. Сейчас они выглядели чересчур по-детски.

— Как же тут не полюбить космос, если он у тебя всегда рядом, — добродушно ухмыльнулась Мефина.

— Я, будучи маленьким, балдел от этих обоев.

— А сейчас?

— А сейчас предпочитаю настоящие звезды, через телескоп.

— Телескоп… у тебя же он есть, верно?

— Лежит под тобой.

Мефина нагнулась и заглянула под кровать. Тут я внезапно вспомнил, что под моей кроватью лежало много всякого хлама, и поэтому достал телескоп сам.

— Давайте-ка к столу! — донесся голос мамы, и мы с Мефиной прошли на кухню. — Наверное, проголодались? Все эти экзамены, небось, вымотали?

Я пристально следил за лицом мамы.

— А ты больше не… — хотел было спросить я, но она меня перебила:

— Максим, достань, пожалуйста, тарелки…

Я достал с полки разноцветные суповые тарелки. Мама любила красочность во всем. Видимо, этих самых красок ей и не доставало в жизни. Какие уж тут краски? Тут только серая обыденность: кухня, уборка да изменяющий муж…

— Очень вкусно, — оценила Мефина, попробовав ложку супа.

— Я рада, что тебе нравится! — ответила мама. — Ты бы знала, как я редко слышу похвалу от своих мужчин.

После того как покушали, мама попросила меня задержаться на кухне. Я сказал Мефине, чтобы она пока подождала меня в комнате. Сумки и чемодан по-прежнему находились в прихожей.

— Послушай, Максим, — произнесла мама тихим голосом. — Я хочу, чтобы ты знал кое-что. Я ждала, пока ты сдашь все экзамены, чтобы ни в коем случае не испортить тебе настроение перед сложными испытаниями. Поэтому я решила уйти только после того, как ты сдашь последний экзамен. Я долго об этом думала… и знаешь… нам с твоим отцом лучше жить отдельно. Но это не значит, что я тебя бросаю. Ни в коем случае. Я очень тебя люблю. Очень. Ты и сам это прекрасно знаешь. Но твой папа… он проводит все свое время на работе… и… как бы это объяснить… я ему уже не нужна, понимаешь?.. Просто не нужна. А ведь я еще не так стара… понимаешь?.. Ох, что же я говорю…

— Вы разлюбили друг друга, да? — спросил я. Мне хотелось все понять. Здесь и сейчас. — Поэтому у вас всё разрушилось? Или вы никогда и не любили друг друга?

— Когда станешь старше, ты поймешь, что семья — это большой труд. Труд, где каждый должен отдавать себе отчет… Но это еще придет, так что не торопись. Всему свое время, — мама попыталась улыбнуться. — Главное учись и будь умницей. Ты ведь умный у меня, верно? Конечно, очень умный!

— Если ты настроена серьезно, то, наверное, лучше уезжай, — выговорил я, не глядя на нее. — Незачем себя мучить.

Мама в этот момент вдруг замерла и осунулась в плечах. А затем заплакала. Несколько минут мы сидели в молчании. Я отбросил любые попытки отговорить ее, ведь прекрасно понимал причину этого решения.

— Как бы то ни было, сегодня я здесь, — тихо произнесла мама, вытирая пальцами слезы. — Как там наша гостья?.. Наверное, сидит и скучает, — затем встала и прошла в мою комнату. Что и говорить, Мефина ей очень понравилась.

Я прошел вслед за мамой. Мефина сидела на моей кровати и рассматривала телескоп.

— Максим, покажи ей небо.

— Немного стемнеет и покажу, — согласился я. — Теперь уже торопиться некуда. Все экзамены позади.

Мефина осталась у меня на весь день. Пока мама занималась чем-то на кухне, мы смотрели на компьютере кино. Я поставил «Фонтан», и после него долгое время мы просидели в задумчивой тишине. Впечатляющий фильм — накрывает по полной.

Наконец, стало темнеть. Мы открыли окно нараспашку. Я поставил телескоп и вытянул его трубу к небу, которое, будто акварелью, было окрашено в фиолетово-розовые тона. Настроив фокус на яркую точечку, сиявшую в не до конца потемневшем небе, я пригласил Мефину взглянуть на нее. Она с нескрываемым предвкушением посмотрела в глазок телескопа. Я знал, что сейчас она видит самый яркий небесный объект после Солнца и Луны.

— Что это?

— Венера.

— Ух… — восторженно произнесла Мефина. — Совершенно другая планета, и, кажется, что так близко… Никогда не видела Венеры так хорошо и отчетливо.

Мефина смотрела в глазок, а я в это время смотрел на нее. Она — сама невинность — чуть нагнувшись вперед и придерживая прядь волос за ушком, всматривалась в далекую-далекую Венеру.

Когда совсем стемнело, Мефина сказала:

— А давай взглянем на созвездие.

Я взял трубу телескопа и, глядя в нее, стал искать нужный участок неба. Это странное созвездие из четырех звезд сейчас очень хорошо просматривалось. Наведя обзор на самую крупную звезду (она была ярче всех своих собратьев) и настроив фокус, я уступил место Мефине.

— Неужели это созвездие раньше никто не замечал? — спросила она, взглянув в глазок.

— Его попросту не было видно. Есть данные, что в тринадцатом веке оно наблюдалось китайскими астрономами.

Мефина несколько секунд глядела на эту самую большую звезду созвездия и снова, как тогда в парке зимой при нашем знакомстве, приложила руку чуть выше груди.

В голове у меня по-прежнему не укладывалось — откуда такое сходство между созвездием и родинками? Почему они расположены в том же порядке и в той же размерной пропорции? А может, Мефины и не существует вовсе, и я ее себе выдумал?.. И эти родинки тоже? Ведь встречается такое в фильмах и книгах, когда герой сам придумывает себе друзей?

Я вытянул руку и легонько коснулся плеча Мефины. Она отвлеклась от телескопа и озадаченно посмотрела мне в глаза.

— Ты чего?

— Да так, проверяю…

— Проверяешь, реальна ли я?

Я застыл.

— Как ты угадала?!

— Как-как, — засмеялась она. — Просто взяла да угадала. Бывает такое, когда кажется, что все вокруг происходит не по-настоящему. Вот и подумала, что ты, наверное, затерялся где-то там, в поисках реальности.

— У тебя тоже такое случается?

— Конечно, и довольно часто. Например, зимой, когда мы познакомились. Первое время мне казалось, что этого не было, что все это я придумала сама.

От удивления я ничего не смог сказать, ведь тогда у меня было то же самое.

Повисло молчание. Я принялся наводить телескоп еще на одну яркую звезду.

— Почему твоя мама собралась уходить? — спросила Мефина. — Ты не рассказывал мне, что у вас дома тоже проблемы.

— Я… не знаю…

— Но ведь это нечестно. Я тебе рассказываю, а ты мне нет.

— Просто понимаешь… — терялся я. — Это… как бы…

— Выкладывай, — ласково произнесла она, не отводя от меня своих красивых синих глаз.

В эту минуту этим женским чарам я был не в силах сопротивляться. И поэтому, вздохнув, все рассказал. Все, что должен был рассказать еще давно.

— И ты молчал?.. — какая-то неестественная ухмылка отразилась на губах Мефины, когда я закончил. — Все время знал про это, но молчал? И даже после того, как мы пообещали друг другу быть во всем честными, несмотря ни на что?..

Я опустив голову. Мне было нечего сказать. Меня обуревало чувство вины.

— Нет… нет… я не верю, — как будто самой себе твердила Мефина, рассеяно глядя по сторонам, — это не моя мама… ты спутал, такое бывает…

— Прости, но это была она, — проговорил я.

— И давно?.. Давно ты это узнал? — вдруг сердитым тоном спросила Мефина.

Я совсем оторопел.

— В апреле…

— А сейчас уже июнь… Как… как ты мог знать и молчать? — голос Мефина задрожал, в глазах загорелась обида.

— Я не знал, как сказать тебе об этом… — виновато лепетал я. — Прости меня… Я знаю, что должен был сказать об этом раньше, но никак не получалось. Да мне и самому не хотелось в это верить, пойми же наконец.

Мефина бросила на меня укоризненный взгляд и быстро вышла из комнаты.

Через мгновение я услышал, как хлопнула дверь в прихожей.

 

* * *

 

Следующим утром мамы уже не было. Ни ее самой, ни ее вещей. Я медленно прошелся по квартире, улавливая еле заметные нотки изменений. Шторка на кухне вяло подрагивала от ветерка, что просачивался в открытое окно. На подоконнике стало пусто: красивые цветы, на которые я обычно мало обращал внимания, теперь так не хватали этому месту, этой квартире. Впервые кухня предстала предо мной серым и блеклым местом. Ни красок, ни ароматов.

Отца в это утро тоже не было. А через день он и вовсе отправился в Москву на научную конференцию касательно того созвездия. Бросил мне несколько слов, которых я даже толком не разобрал, сунул в портфель охапку бумаг, надел свой излюбленный коричневый костюм, купил билет и улетел.

Несколько дней я жил совершенно один. Мама несколько раз звонила мне на мобильный, но я не отвечал. Не хотелось ни с кем разговаривать в эти странные дни. Полная отрешенность и дезориентированность. Что делать дальше? Я не понимал. Просыпался, завтракал, до вечера валялся в своей комнате, а когда начинало темнеть, настраивал телескоп и смотрел на загадочное созвездие. Через несколько дней отец вернулся. Но существенно это ничего не изменило. Что он был, что его не было — один черт, его не было.

Прошла неделя. Результаты всех трех экзаменов стали известны. Мне захотелось встретиться с Мефиной, поговорить с ней и, конечно, сообщить о результатах ЕГЭ по математике. Должна же и она знать итог своих трудов.

Я отважился написать ей «смс-ку» с очень коротким текстом:

«Я хочу поговорить с тобой»

 

Через несколько тяжелых минут ожидания в телефоне высветился ее ответ:

«Прости меня. В 19.00 на нашем месте»

 

Я безумно обрадовался этому сообщению, но следующая мысль обрушилась на возникшую радость хлестким и жестоким ударом, заставив меня изменить выражение лица.

— Блин! — влепил я себе ладонью по лбу. — Я ведь обещал отцу, что помогу ему сегодня занести новое оборудование в обсерваторию…

Должны были доставить новый телескоп и еще некоторые приборы для более глубоких исследований, и он очень просил ему помочь. В шесть часов, после окончания его рабочего дня, я должен был быть у него… И я не мог не пойти, ведь мне необходимо было поддерживать с отцом хорошие отношения. Вскоре я собирался попросить у него деньги для поездки в Петербург.

Несколько гневных посланий слетели с моего языка, и за ними последовал громкий удар по столу. Но, тем не менее, я твердо решил, что все успею. С Мефиной встреча была назначена на час позже. «Я быстро помогу отцу и стрелой полечу в парк, — постановил я, — сделаю все, чтобы не опоздать!»

Выйдя из дома пораньше, я сильно удивился тому, насколько на улице стало ветрено. С утра было очень жарко и совсем не облачно, а теперь вдруг странным образом потемнело, и город просто-напросто продувало насквозь. Подумав о Мефине, я отвлекся от ветра, но он, несмотря ни на что, всячески напоминал о себе: летали обрывки газет, оберток; городская пыль взметнулась вверх, и стало нечем дышать. Сев в трамвай, я скоро добрался до обсерватории. Отец встретил меня довольно уставшим, а ведь нам еще приборы с ним нужно было поднимать.

— Ну что? начнем?! — не глядя на него, спросил я, горячо поторапливая ситуацию.

— Еще не привезли. Ты что-то рановато. Мы же на шесть договаривались.

— Гм… понятно…

Приборы привезли только в пятнадцать минут седьмого. Пока мы их переносили на четвертый этаж, время мчалось так быстро, что, казалось, оно специально это делало: видело, что я опаздываю на встречу с Мефиной, и нахально бежало, бежало и даже не спотыкалось.

Занося с улицы коробки с астрономической техникой, я заметил, что ветер не прекращается. Все небо стало черным, заволокло его основательно.

— После того как все занесем, сразу же оправляйся домой, — сказал отец. — Похоже, начинается ураган.

«Что? Ураган?! Вот только ураганов мне сейчас не хватало!», — гневно подумал я и взглянул на время. Без десяти семь. — «Черт… Не успеваю. Сам захотел с ней поговорить, а сам где-то пропадаю. Как же так?!»

Наконец, мы завершили. Я, вспотевший и изнуренный, сразу же помчался к остановке. Однако очень нужный в эту минуту трамвай все не появлялся и не появлялся. Ветер усилился. Пыль била в глаза, щипала их. Стало совсем темно, как поздним вечером. Грозное, размазанное черными тучами небо пугало своим намерением начать над городом бесчинную расправу.

Через долгие минуты прибыл трамвай, и я влетел в него, даже не сев на кресло, а только встал у окна. Как будто от того, что я стоял, он поедет быстрее. Еще, как назло, водитель трамвая (обычно ими почему-то являются женщины) ехала неспеша, как будто в первый раз села за управление и медленно, с осторожностью осваивала все основы вождения этим электротранспортом.

«Поторопись, трамвайчик! Давай же!»

Я даже и не смотрел на время, боясь застать печальную картину, изображающую мое опоздание. Мне ничего не оставалось, как смириться со своей задержкой и смотреть из окна на то изуверство, что за ним творилось. Город пропал. Он оказался погребенным заживо под пыльным ветром. Люди на улицах попрятались кто куда. Небо, кажется, стало еще злее и чернее. Те самые деревья, которые обычно виднелись, когда выезжаешь из района обсерватории, сейчас сгибались под сильным углом.

«А Мефина в такую дикую погоду дожидается меня в парке, — ужаснулся я. — Нужно срочно позвонить ей, сказать, чтобы сейчас же уходила домой»

Как бы в подтверждение моих негативных мыслей одно из тех деревьев треснуло, сломалось пополам, и его верхняя часть отлетела в сторону под силой озверевшего ветра. Людей рядом не было, но и этого оказалось достаточно, чтобы я тотчас начал набирать номер Мефины в мобильном телефоне.

Сначала я отчаянно сопротивлялся этому верить, но оказалось, что мой телефон полностью разрядился. Я постоянно забывал его зарядить. «Нет, ну просто замечательно! Теперь даже позвонить не могу. Остается только надеяться, что она сама уйдет… Эх, не нужно ей меня ждать»

Когда, наконец, двери трамвая открылись на нужной мне остановке, я побежал по захваченным дикими ветрами улицам и дворам. Я уже не мог сосчитать, насколько я опоздал. Но летел. Просто летел, не чувствуя под собой земли.

Мефина… она сейчас там… одна…. Наверное, боится и не может понять, почему меня нет и почему мой мобильный телефон недоступен. А ведь если бы я додумался зарядить его днем, то все было бы по-другому!

Ветер усилился. Деревья стонали под его натиском. Воздушный поток, состоящий из сгустков пыли и грязи, будто пытался повалить меня и прижать к земле. Когда ветер дул в спину, казалось, отпусти я ноги, то так бы и взлетел.

Но вот показался знакомый забор. Я был совсем близко!..

Я перебежал безлюдную дорогу и забежал в столь же безлюдный парк. Быстро домчавшись до скамейки, я замер…

Она здесь.

Не ушла.

В голубой кофточке, обхватив себя руками, стояла под сосной, испуганно пригнув голову. Меня не замечала.

«Но почему она не ушла? Глупая! Оставаться здесь опасно!»

В это мгновение меня наполнила такая любовь и нежность к Мефине, что я даже не смог вымолвить ее имя. Лишь протянул к ней руку. Но когда уже почти коснулся ее, где-то наверху неожиданно раздался очень громкий хруст. Вслед за этим что-то повалилось вниз. Мне показалось, что это само небо всей своей чернотой свалилось сверху. И я оказался под этой тяжестью. Под этим невыносимым весом.

В какой-то очень короткий миг я понял, что это упала сосна. Та самая — высоченная, под зеленым навесом которой мы так часто сидели с Мефиной и наслаждались нашей счастливой юностью.