Студопедия — Упражнения.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Упражнения.






Прочитайте рекомендованные произведения Болинброка, Ницше, Тоша и ответьте на следующие вопросы:

• Как названные авторы отвечают на вопрос: для чего нужна история?

• Почему, по их мнению, статус исторического познания и знания нельзя определять только на основе его социальных функций?

• Как Болинброк, Ницше, Тош характеризуют человеческую природу? Как человеческая природа проявляется в историческом познании? Что сближает эти характеристики и в чем состоит различие?

В рамках предыдущего семинарского занятия подробно рассматривался вопрос о специфике исторического познания и его влиянии на научное познание. Теперь можно сформулировать вывод о роли специфики исторического познания в определении социального статуса науки. Итак, специфика и метаморфозы исторического познания позволяют понять историчность как фундаментальное атрибутивное свойство социальности и атрибутивное свойство научности. Это свойство связывается с новообразованиями в науке и социуме. Историчность в единстве всех своих ипостасей (сохранения, открытости, воспоминания-актуализации, новообразования и др.) завязана на весь массив функционирующего в обществе знания, на весь духовный потенциал общества. Она одновременно совмещает единство и специфику научного познания и знания в его преобразуемости. Единство разнородного знания является условием историчности научной мысли, а историчность есть явленность единства знания в его обновляемости. В новообразовании «ничто не исчезает, но все сохраняется». «Образование, по мнению Х.- Г. Гадамера, – подлинно историческое понятие, и именно об этом историческом характере «сохранения» следует вести речь для того, чтобы понять суть гуманитарных наук[1] и добавим гуманитарности науки. Гуманитарность науки состоит в ее историчности в инновационных состояниях в их до-прагматических проявлениях. Однако только в таких состояниях, благодаря духовной энергетике человека в его самореализации рождается новизна, обеспечивающая в конечном итоге создание новых способов общественных форм жизнедеятельности. Гуманитарное измерение науки доопределяет традиционный социальный статус науки в обществе. Наука приобретает не только статус науки о человеке, который явится ключом ко всей науке о природе, но статус катализатора раскрываемости духовного потенциала человека и социума.

Смещение акцентов в определении статуса науки на креативность требуют поиска новых парадигмально-методологических оснований для всех отраслей научного познания и знания. Опираясь на исследование опыта исторического познания можно предложить некоторые из них. Оформление новых принципов организации научной мысли в историческом познании начинается с осмысления гносеолого-методологических проблем и его специфики, а заканчивается пересмотром оснований классической метафизики и созданием новой. Историческое мышление, базирующееся на «идее истории» как своем метафизическом основании трансформируется в «переосмысляющее себя мышление» (М.Хайдеггер), а потому в этом качестве оно обретает статус смыслопорождающего.

Историческому познанию, как уже не однократно подчеркивалось, принадлежит и другая заслуга в становлении и осмыслении оснований новой научной рациональности – неклассической. Трактуя духовность как факт истории, историческая мысль по сути дела обосновала ее онтологический статус и сыграла большую роль в обосновании принципа открытости как базового в неклассической рациональности. Последующее развитие научной мысли реализовало данный принцип, введя в арсенал своих собственных средств новое измерение исследуемой реальности – настоящее. Апелляция к настоящему (в отличие от прошедшего) позволила исторической мысли понять себя как со-бытие, а историю – трактовать как свершающиеся «здесь и сейчас-события». В силу этого обстоятельства историческая мысль являла себя в нелокальной форме существования.

Состояние мысли в сфере возможного, предлагается характеризовать исходя из принципа презентативной целостности. Он выражает познавательную ситуацию как место пребывания вновь явленного через представленность в одном всего остального. В пространстве возможного мышление теряет свою прежнюю определенность, переходит из состояния логической, методологической, технологической упорядоченности, в состояние «хаоса» – рассогласованности ранее установленных прежних связей. Активность человека, включенного в уникальную ситуацию, провоцирует мышление быть снова, но в ином качестве. Историческая мысль из генерализирущей, объясняющей трансформируется в индивидуализирующую, понимающую и переходит с языка понятий на непридикатный язык метафор, образов, символов, симулякров, и т.д., иначе говоря, на герменевтическо-идивидуальный язык. Порожденная историческая мысль ситуативно-презентативна, ретро – и перспективна, нелинейна, пространственно нелокализована.

Принцип открытости научного познания и принцип презентативной целостности, взятые вместе выражают динамику знания, в которой и следует увидеть при-родность (порождаемость) знаний. Поэтому определение критериев научности знания следует связывать не с технологией его получения, а с его обновляемостью через смыслопорождение.

Сформулировать новые критерии научности поможет выделение характеристик исторического знания в различных типах рациональности. Особо отметим, что в классической рациональности речь идет о характеристиках знания, которое квалифицируется как дисциплинарно-историческое, а в неклассической и постнеклассической рациональности имеются в виду историчность всего массива научного знания и ее характеристики.

Характеристики знаний в классической рациональности выводятся из субъект-объектной модели научного познания трактуемого как процесс протекающий в линейном времени. Этот процесс описывается и выражается логикой абстрактного мышления, устанавливающего важнейшие отношения между его элементами и выражающего сущностные стороны познаваемой реальности. Полученные знания становятся фактором и инструментом преобразования жизни общества через целеполагающую и целереализующую деятельность. Историчность мышления в классической рациональности понимается как последовательность изменения его содержания и смена способов его реализации в жизнедеятельности людей. Поэтому динамика мышления и производимых им продуктов – знаний - выражается через множество трансформаций – последовательных во времени этих изменений и способов. В таком оформлении историчность тождественна логическому. Трактовка историчности только как хронологической последовательности событий и явлений неизбежно ведет к отождествлению ее с логичностью (Гегель, Маркс).

История, по терминологии неокантианцев Баденской школы становится номотетической. В историческом, выраженном в логике, фиксируется закономерность процесса становления и развития мыслимого содержания и приобретает форму объектных структур. При этом объектом могло выступать человечество, общество, государства или народы. Непременным условием было требование вписанности объектов такого рода во Всемирную историю, что означало «временное место» единичного объекта во всеобщем мировом процессе.

Логическое мышление потому и является историческим, что осуществляется на последовательной объективации своих продуктов и проявляет себя как линейная динамичная структура. Такое мышление, будучи отнесенное к состояниям исследуемой реальности, выражает в последней только линейную динамику. Претензия на целостное воспроизведение динамики социальной реальности и выражение историчности оказывается несостоятельной. При ближайшем рассмотрении логическое, теоретическое, номотетическое служат, не более чем инструментом конструирования истории на манер гегелевского системосозидания.

Логико-номотетический метод специфицируется и обретает форму норматива – ретроспективного представления имевших место событий в общественной жизни. Будучи примененным в историческом исследовании, этот норматив перерастает в метод исторической периодизации, одновременно являющимся важнейшим элементом принципа историзма. Последний подразумевает «выявление и вычленение в хронологической последовательности объективно существующих, качественно различных периодов развития явлений и их связей на основе критериев, выражающих сущность рассматриваемых объектов»1. Таким образом, логико-номотетический метод «в сущности является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей»[2]. Другими словами, процедура экстраполяции логического (системы спекулятивных схем) на Историю, (а она является неизбежно линейной и при формально-логической и диалектикой методологии) приводит к тому, что устанавливается тождество логического и исторического, при условии вычитания из исторического несущественного для него, с точки зрения логического, номотетического. Отсюда следует, что важнейшей характеристикой исторического знания, организованного и функционирующего на основе логико-номотетического метода, является ретроспективность. История выступает как знание о прошлом; как знание, через которое видится прошлое; как знание, в терминах которого трактуется прошлое.

В полифункциональности так трактуемого исторического знания (знание «о…») зафиксирована «история» иного плана – историчность самого знания. Поэтому несмотря на номотетическую ориентацию, историческое познание обнаружило свою историчность через полифункциональность знаний, которыми оно оперировало и производило, а также через его метаморфозы.

Как известно, историк-исследователь работает с достаточно аморфным конгломератом исторических свидетельств, часто с весьма сомнительными фактами, да и сам он, оставаясь «сыном своего времени», обременен пристрастиями, имеет определенную ценностную шкалу и т. д. Поэтому при характеристике историчности следует принимать во внимание и эту составляющую динамики социальной реальности, не менее существенную, чем логически оформленное мышление и номотетически организованное знание.

Осмысление того обстоятельства, что теоретические представления, процедуры, методы исследования подвержены изменениям во времени, и что и объекты исторического исследования являются столь же изменчивыми, дало мощный импульс для разработки новых представлений об историчности. За счет новых методов и выявленных на их основе объектов происходит расширение объема исторического знания, устанавливаются новые факты относительно ранее исследованных объектов, а ранее произведенные факты обрастают новыми интерпретациями, возникают новые концепции.Осознание неизбежности изменений в мышлении и в его продуктах – знаниях подготовило почву для постановки вопроса о соотношении историчности мышления с историческим мышлением. Одним из значительных итогов разрешения данного вопроса явилась критика исторического разума как логического, а несколько позднее и критика разума как исторического (в классической его трактовке) в целом.

Не последнюю роль в переосмыслении оснований исторического познания и осознании судеб исторического знания (в его классических формах организации) сыграла еще одна трудность в вопросе о соотношении логики истории и исторического мышления, которую здесь надо особо отметить в связи с выявлением другой характеристики дисциплинарно-исторического знания. Речь в данном случае идет о статусе факта в историческом исследовании и о процедурах его установления. В качестве исторического факта, мышление берет только то, что укладывается в заданную логико-номотетическую схему. Например, Гегель, стремившийся превратить историю в прикладную логику, столкнулся с тем, что не все разнообразие исторического удается подогнать под Логику Абсолютной идеи, поэтому народы, не вписывающиеся в нее, объявляются им неисторическими. Намерения и претензии на охват и объяснение всего всемирно-исторического процесса заставляют с необходимостью нивелировать многообразие и разнородие проявлений социальной реальности ради последовательного закономерного развития «идеи истории». Когда же социальные изменения плохо поддаются объяснению с позиции Логики Абсолютной идеи и их нельзя оставить за чертой так понимаемого исторического, Гегель прибегает к эмпирическим объяснениям. В результате этого часть исторического обрела статус эмпирического. Несмотря на то, что синтез логического (теоретического) и исторического (эмпирического), сформировался как парадигмальный принцип и использовался всеми исследователями, он представлял существенную проблему в историческом познании.

Следующей характеристикой исторического знания оказалось перспективность. Но уже в классическом рационализме данная характеристика получила негативной оттенок, поскольку была обнаружено его ограниченность в этом качестве. Перспективность такого знания оказывалось тем сомнительнее, чем глобальнее становились события в общественной жизни. Если рисуемые картины прошлого еще можно было «терпеть», то несбывающиеся перспективы предсказаний на основе такого знания вызывали настороженность у прагматично настроенной общественности. В результате этого, построенные логическим образом схемы истории практически сразу же подвергались критике за свои глобальные претензии, за редукционизм, схематизм, фатализм, телеологизм, утопизм, эсхатологизм и т.д.

Пожалуй, наиболее сильным моментом критики логико-номотетического историзма, является указание на неправомерное исключение из разнообразных состояний социальной реальности ее главного агента – человека – как существа деятельностно-экзистирующего, придающего ей динамичность. Динамичность социальной реальности и открытость знаний делало мышление динамично-историчным. Вера же в логику истории означала «сгребание истории в некоторый порядок и объективность» (М.Хайдеггер).

Выше обозначенные характеристики исторического знания в классической рациональности показали, что за условными пределами логического и исторического происходит рассогласование логического и исторического, номотетического и исторического, методологического и исторического, технологического и исторического, прагматического и исторического. В результате этой рассогласованности возникает пространство возможного, в котором может иметь место конструирование новой систематики знания со своим метафизическим основанием. В этом пространстве всякое знание обретает многомерность и становится открытым. Под открытостью следует понимать такие состояния организуемого знания, в которых имеют место: а) прецедент его качественных изменений; б) уникальность его временных и временных содержаний; в) нелокальные связи, обеспечивающие единство когнитивных образований; г) симбиоз гетерогенных знаний, размыкающий их структуры в контекст.

Еще раз подчеркнем, что неклассическая рациональность обязана своим признанием со стороны философского и научного сообществ осмыслением и установлением открытости знания. В качестве такового оно – необходимое условие события в познании, вносящего новизну в научно-исследовательскую деятельность. Данный факт был зафиксирован и эксплицирован в неклассической рациональности во многом благодаря историческому познанию, явно демонстрировавшему ситуацию открытости знания посредством множественности и вариативности «идей истории».

Открытому характеру исторического знания соответствует адекватный ему пространственно-временной континуум сознания, заключающий в себе весь спектр актуально-потенциальных связей, определяющих топологические, хронологические, номотические, технические и иные характеристики бытия. Активность сознания осуществляет корреспонденцию между текстом пишущей саму себя истории и уже существующим социально-культурным контекстом. Оно же созидает различную архитектонику возможных связей текста-контекста. Полифункциональность знания как форма выражения этих возможностей (оно неизбежно обретает статус теоретического, выраженного в концепте «возможные теоретические миры») и оценивается целым рядом новых характеристик. Последние кристаллизуются и обретают значимость по мере того, как построенные на основе такого знания модели истории проявляют свою действенность и эффективность в обнаружении новых свойств бытийно-исторического и экзистенциального состояний социума и человека.

В этой связи представляет определенный интерес такая характеристика знания как дисциплинарность, которая сохраняется в неклассической рациональности, актуализируя другой аспект своего содержания. Он связан с необходимостью постоянной реорганизации знания через процедуру дисциплинаризации. Дисциплинарная организация знания все в большей степени приобретает характер динамичной системы. Ее структура и содержание демонстрирует гибкость через привходящие знания, привлекаемые для решения социальных задач, носящих, как правило, комплексный характер. Дисциплинарно организуемое историческое знание все в большей степени начинает приобретать междисциплинарный характер, образуя «общий рынок» общественных наук (Ф. Бродель). Так социальная история с 60-70-х гг. прошлого века заявляет о себе как дисциплина основанная на междисциплинарном знании и претендующая на роль «перекрестка общественных наук» (А. Про). Историческое знание, специфицируясь в качестве междисциплинарного, создает и ассимилирует в своих структурах знание, традиционно производимое другими дисциплинами: политологией, экономической наукой, социологией, культурной антропологией, географией, лингвистикой и др. Это и создает прецедент его качественных изменений или, по крайней мере, повышает вероятность его возникновения. Сам этот прецедент суть не что иное как междисциплинарные метаморфозы. Подчеркнем, что они характерны не только для собственно исторического знания, но и для всех других видов знания.

В свете открытости знания другие характеристики, выражающие его историчность, мыслятся следующим образом. Знание становится синкретичным, неразделенным на предметные области, на теоретический и эмпирический уровни, на абстрактное и образное, на фундаментальное и прикладное и т. д. Историческое знание в этом случае может быть результатом непосредственного переживания социального опыта, эмпатии, интроспекции и т.д., становится индивидуально-личностным. Историческое знание как логико-номотетическое и социологическое знание дополняется идиографическим экзистенциально-антропологическим. Происходит отказ от попыток локализовать историческое знание процедурами мышления и придать ему объектно-объективистский, всеобщий и необходимый характер, обязательный для всех людей. Человеческая индивидуальность, выраженная в знаниях, иллюстрирует перманентную нестабильность, изменчивость исторического знания. К его характеристикам полноправно можно отнести: ситуативную динамичность, мобильность, постоянное обновление, уникальность, многообразие возможных форм его организации. Такое знание, как уже отмечалось выше, выходит за рамки законов логики. Оно не только и не столько методологично и технологично в принятом значении данных понятий, сколько креатологично.

Историчность знания, понятая как его динамика, превосходящая обычные «техники мышления», логически обработанного материала, переоткрывает классическую «идею истории». Последняя теряет субстанциальный характер и превращается в весьма динамичное образование со множеством идей истории. Под историчностью знания уже понимается его вариативно-вероятностные состояния. Непосредственная личностная данность переживаемой уникальной социальной ситуации десубстанциализирует идею истории. Здесь не действует навязчивая формула «что было – то и есть» (Л. Февр), а возникающий в определенной ситуации смысл, каждый раз заново организуя целостность знания и меняя векторы его динамики.

Историческое знание, рождающееся в ситуации Настоящего, концептуально кодифицирует актуальный опыт общественной жизнедеятельности, происходит своеобразная потенциализация Настоящего. Определить заранее какая из потенций Настоящего, а также каким образом и когда проявит она себя в новых социальных ситуациях, практически невозможно. В исторических аналогиях, которые всплывают в сознании сами собой, без специальных рефлексивных усилий усматривается срабатывание «механизма» трансформации одной из потенций прошедшего в актуально настоящее. Человеческое сознание, имманентно включенное в контекст социальной ситуации в моменты неопределенности и вызревания смысла – истока нового знания - уравнивает все потенциальные возможности на-стоящего. И только возникающий смысл (логически непредсказуемый) отдает предпочтение одной из них. Значит, в «на-стоящем» историческое знание являет себя как веер возможностей, снимающий телеологическую направленность и реализуемость какой-то одной возможности. Поэтому история есть нечто вроде «потенциальной истории». Так как не все возможности могут реализоваться, то история и историческое знание могут быть помыслены как поле нереализованных возможностей. *

Множественность идей истории, заключенных в так организуемом знании и представленных различными концепциями, правомерно рассматривать как презентант квантованной социальной реальности. Это означает, что целостность социальной реальности не может быть определена через сумму концепций. Каждая концепция есть результат события (смыслообразования), вносящего дискретность в состояния социальной реальности и тем самым ее квантующего. При этом целостность состояний социальной реальности ими не исчерпывается, она всегда представляет нечто большее – в них присутствует сокрытое, потенциальное. Историческое знание здесь выступает не как знание о прошлом и вытекающем из него будущим, а как факт и акт «на-стоящего». История здесь «сжимается» до пределов актуально существующего и актуализируемого духовного (сознания) потенциала на правах своеобразной энергетики «на-стоящей истории» или истории «здесь-и-сейчас».

Постнеклассическая рациональность еще дальше раздвигает «границы» поля поиска возможного в человеке и для человека как существа «универсального».* Здесь человек и его сознание не замкнуты на самих себя, а вместе с Обществом и Космосом составляют единый континуум, пребывающий в состоянии единой коэволюционной динамики. Человеческое бытие мыслится в терминах смыслового континуума, который образуется нелокальными связями, обеспечивающим присутствие сколь угодно отдаленного в самом близком. Историчность мыслится как сотворяемость этого континуума, где в непрерывном ритме различных времен (линейного, событийного, презентативного) имеет место своеобразная пульсация индивидуально-личностной, общественной и космической жизни. Активность человека обеспечивает вписываемость его в мирообразующие связи и сама же обеспечивается ими, изменяя качественное состояние континуума «Человека – Мира».

Новая форма связи и одновременное оформление актуального содержания во всем массиве артефактов сознания приобретает характер ситуативности. В неклассической рациональности ситуативность подчеркивает открытость знания в актах экзистенциального переживания актуального опыта и внимание сосредоточено на необходимости осознать себя погруженными в «историю-ситуацию». «Историю-событие» следует понять и как форму реализации полноты собственного человеческого бытия в «На-стоящем». Постнеклассическая рациональность вводит характеристику ситуативности знания, перенося акцент на непосредственные условия, обстоятельства и содержание (они берутся как единое целое) возникновения новых смыслов. Новое знание как выражение возникающих и оформляющихся смыслов вписано в Универсум. Таким образом, характеристика принципиальной открытости знания, артикулирует не просто многомерность, разнородность связей и свободу их конфигурации, но и универсализирует ситуативную связанность одного со всем остальным, где «всякое «это» имеет наряду с собой и «иное» - все иное вообще; более того, оно мыслимо только в этой связи».1

Историчность знания в состояниях новообразования явлена смыслопорождаемостью, а последняя понимается как событийность. Историчность в этом случае может быть понята как рождающийся смысл (со-стояние), в котором имеет место формообразование человеческим сознанием определенной конфигурации в универсальной связи (по М. Мамардашвили, сцепление и кристаллизация новых связей) в континуальном образовании Человек-Общество-Космос. Всякая ситуация, рождающая новую мысль, является уникальным стечением обстоятельств и выступает как некая комбинация старого и нового, несущая ту или иную конфигурацию, сцепление, оформление связей.

В состояниях смыслообразования любое знание, так или иначе, подпадает под характеристику корреспондентности. Через нее реализуется смысловая форма связи различных проявлений одних и тех же признаков или различных признаков в одних и тех же проявлениях. В этой связи возникновение смысла понимается как его пере-открывание или его транс-форма-цию.* Пере-открывание и трас-форма-ция смысла, так же как и воз-рождение и вос-поминание осуществляются спонтанно, импульсивно, вариативно. Ситуативность и корреспондентность знания создает или, по крайней мере, участвует в создании креативной ситуации как неравновесного, диссипативного со-стояния. При этом сохраняется способность знаний удерживаться в семантическом пространстве, благодаря чему они доступны для интерсубъективного понимания, которое обеспечивает возможность человеческой коммуникации.

Еще одной характеристикой исторического знания в постнеклассике можно считать «монадообразность», трактуемую как содержательность всего актуального и потенциального. Поэтому новое знание не есть результат процесса, имеющего свой содержательный исток в прошлом, а завершение в будущем и происходящего там–то, а оно есть «все» в «на-стоящем» и «здесь». Выделение «монадообразности» в качестве характеристики исторического знания означает своеобразное обозначение «точки», имманентно содержащей весь креативный потенциал пре-образования и транс-формации знания. Такое знание связано со всеми другими знаниевыми образованиями (монадами). В настоящем есть все необходимое и достаточное для самоорганизации и самореализации. Так же как и монада, знание способно к самореализации через раскрытие своего потенциала. Динамика самореализации есть пульсация - ритмичное свертывание монадообразного знания в «точку» и его новое разворачивание и раскрытие. Это возможно благодаря актуализации одной из форм связи (прежде всего презентативной) монады (знания) со всеми другими монадами (знаниями).

Историческое знание трактуется как презентант социальной ситуации, в которую включен человек вместе со всеми обстоятельствами и реализуемой им активности. Такая ситуация мыслится ныне как динамическая био-социо-техно-космо-среда. Поэтому целесообразно ввести такую характеристику исторического знания как «ко-эволюционность». При этом имманентная включенность человека в контекст «био-социо-техно-космо-среды» предполагает наличие неявленного. В этой включаемости человек выступает агентом доопределяющим ситуацию. Поэтому ко-эволюция выступает состоянием со-стояний. Историческое знание в его смыслопорождающей ипостаси есть вписывание ритмики человека в динамику ко-эволюционных ритмов. Каждый живущий «здесь и сейчас» человек вносит свою строку в Историю. Ко-эволюционная динамика, явленная ритмами рождения смыслов, может быть представлена как прерыв в непрерывности, как предел в беспредельности. Таким образом, историческое знание в постнеклассической рациональности отрицает линейную и выражает нелинейную динамику как познания, так и включаемости его в коэволюционные события-процессы социума.

Знание здесь, также как и в неклассике, является синкретичным. Его синкретичность (симбиотичность) обеспечивается не столько нелокальными и многомерными связями, сколько презентативными связями и целостностью смысла. Смысл, конституирующий историческое знание, в силу своей синкретичности, дает основание мыслить это знание как единство разных родов: теоретического, эмоционально-чувствительного, интуитивного, эзотерического, а также включенность в него знаний, относящихся к различным предметным областям. Историческое знание (как знание о Человеке – Микрокосме (тексте), вписанного в Макрокосм) обретает черты антропного, социального, технического и космического. Такое единство содержательных характеристик является условием-содержанием его креативного потенциала.

Синкретичность исторического знания как единство разнородных целостностей включает и такую характеристику как релевантность. В нем выражено свободное «перетекание» знаний друг в друга, из одной концепции в другую, без каких-либо пространственно-временных лимитов, а также одновременную концентрацию разнообразного знания в границах эпистемы.* Эта характеристика высвечивает еще одну грань бытия исторического знания в состояниях смыслопорождения: презентативную связанность каждой характеристики со всеми остальными.

Все вышеназванные характеристики, фиксируют необходимые условия и содержательные моменты порождения смысла. Выделенные характеристики знания, таким образом, понимаются и трактуются как своеобразные инварианты когнитивных образований, выражающих историчность и являющихся одновременно содержательным моментом динамики социальной реальности.

Взятые в единстве характеристики исторического знания в различных типах рациональности выражают различную степень полноты раскрытии возможного в динамике социума. Они могут претендовать на статус критериев научности исторического знания.

Общий подход к определению основы критериальной шкалы научности знания можно сформулировать так: знания становятся научными в той мере, в какой они, будучи оформляемыми в ходе исследования, организуются и организуют пространство своего существования, в котором их реализуемость на правах артефактической реальности (а в конечном счете и созидание социальной реальности), создают необходимые и достаточные условия своего собственного обновления в форме смыслопорождения. Таким образом, в основу критериальности знания в качестве научного кладется креативность как со-стояние, в котором есть акт возникновения (рождения) Мысли.

Новизна является специфическим признаком научности, выражающим динамичность знания. Для обозначения признака научности знания, выражающего возникающую в нем новизну используется термин анафазис (от греч. ana – движение вверх, вновь, пере- и phasis – появление).

Сфера научного - область, в которой осуществляется исследовательская деятельность, раскрывающая потенциал возможного в существующем, открывающая и вместе с этим провоцирующая возникновение новизны. Последняя явлена артефактической реальностью и выражена, как правило, в знаково-символической форме, чаще всего в знаниях, именуемы как научные. В так понятом содержании и значении сферы научного определяется критериальная шкала научности знания. Исходным положением здесь будет выступать положение-утверждение о статусе возможного, к которому апеллирует наука в своей реализуемости, а базовый критерий оценки (как показатель и «величина») ее результатов – знаний – степень и полнота раскрытия потенциала этого возможного.

Вопрос о степени и полноте раскрытия возможного получает определенность при введении показателя новизны и реализуемости достигнутых научным познанием результатов. Такие показатели могут быть выражены качественно (и даже количественно) специалистами различных областей научного знания. В социальной прагматике таким показателем является «эффективность» вновь возникшего и реализовавшего себя в жизнедеятельности. Степень и полнота раскрытия возможного - показатель жизнеспособности нового через его реализуемость. На этой стадии и дается, в конечном счете, оценка действенности, результативности, эффективности научных разработок. Интегральной характеристикой степени и полноты раскрытия возможного является жизнетворность. В этом ракурсе рассмотрения знания приобретают статус собственно научных, если они создают необходимые и достаточные условия креативной ситуации и сами являются ее содержанием, где мысль рождается (определяющий признак жизни).

В классической рациональности возможное мыслится как пространство «между» устойчивым, непреходящим, инвариантным в состояниях реальности. Наличие неизменного в ней связывалось с линейностью и локальностью дискретных структур, выражением которых выступает абстрактно-теоретическая мыследеятельность.

Критерии научности поэтому связывались с технико-технологическим содержанием процесса мышления и базировались, в конечном счете, на аналитико-синтетических процедурах, в которых инвариантное, в свою очередь, составляло содержание и структуру метода исследования. Техника получения и основанная на ней критериальная оценка знания, апеллирующая к инвариантному, придавала ему «универсальность» и «вечность». Если к этим характеристикам добавить реализуемость знаний такого типа (а существование современной техногенной цивилизации во многом определяются реализуемостью именно такого типа знаний), то такое знание претендовало и претендует на научное. В этом смысле такое знание имеет надежное обеспечение.

Однако возникает вопрос: в какой степени достигается полнота реализуемости в пространствах возможного, всего того, что являет нам динамику социальной реальности за вычетом технико-технологической реализуемости. Степень и полнота такой реализуемости, как представляется, оказалась исчерпанной, о чем свидетельствует кризис техногенной цивилизации. Надо отдать должное передовой исторической мысли (в любой форме ее проявления: историко-философской, историко-культурной, историко-научной, историографической) в том, что она давно подметила симптомы надвигающегося кризиса и исподволь укореняла представление о том, что История - это не загнанная лошадь, которую надо пристреливать*, а сотворяемая каждым новым поколениям социальная реальность с ее потенциалом быть в новом качестве.

Таким образом, степень и полнота реализуемости возможного, каким оно обозначено классическим типом рациональности, далеко не исчерпывали все многообразие и разнородность структур и образований Мироздания вообще и социального мира в частности. Фундаментализм классического типа рациональности и его возможности постигать содержание Возможного базировался на ряде допущений, которые принимались без должного обоснования. Для этого были, конечно, некоторые основания. Во-первых, в нем имел место отрыв научного познания и мышления от контекста их осуществимости; во-вторых, неоправданное сведение сознания к мышлению, а познания - к дискурсивному мышлению; в-третьих, игнорирование влияния социокультурных факторов прямо или косвенно воздействующих на сознание человека; в-четвертых, отождествление сознания с познанием; в-пятых, фундаментализация принципа тождества мышления и бытия; в-шестых, утверждение панлогической модели Универсума. Критерии научности, кристаллизуясь в опыте аналитического мышления, канонизировали его в качестве ведущего метода научного познания, являющегося, однако, только одним из возможных способов выявления инвариантов и описания целостности бытия, а мыследеятельность – только одним из модусов сознания.

Критериальность, получив статус методолого-нормативной и ценностной установки в науке (наука естественно-математического образца), определяет







Дата добавления: 2015-09-07; просмотров: 363. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Шрифт зодчего Шрифт зодчего состоит из прописных (заглавных), строчных букв и цифр...

Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...

Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Меры безопасности при обращении с оружием и боеприпасами 64. Получение (сдача) оружия и боеприпасов для проведения стрельб осуществляется в установленном порядке[1]. 65. Безопасность при проведении стрельб обеспечивается...

Весы настольные циферблатные Весы настольные циферблатные РН-10Ц13 (рис.3.1) выпускаются с наибольшими пределами взвешивания 2...

Хронометражно-табличная методика определения суточного расхода энергии студента Цель: познакомиться с хронометражно-табличным методом опреде­ления суточного расхода энергии...

СПИД: морально-этические проблемы Среди тысяч заболеваний совершенно особое, даже исключительное, место занимает ВИЧ-инфекция...

Понятие массовых мероприятий, их виды Под массовыми мероприятиями следует понимать совокупность действий или явлений социальной жизни с участием большого количества граждан...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия